Слушай, дядя, терпение Максима подходило к концу, я ведь тебя могу прямо здесь и прямо сейчас. Фрагментами в канализацию. Полдня на это убью, но сделаю, без тебя воздух только чище станет. И потом хозяина твоего найду. А если сам позвонишь, то поживешь еще. Но как долго и счастливосказать не берусь. Тридцать секунд у тебя, двадцать уже прошло. Звони, падла! Максим двинул мужика ногой по ребрам, тот хрюкнул и нажал на мобильнике кнопку вызова. Максим затаил дыхание, в тишине он отчетливо слышал длинные гудкиодин, другой, третий.
Да? прервал их раздраженный голос, и Петр Сергеевич гнусаво, растягивая слова, доложил в трубку обстановку.
Здесь ты нужен нет да, пробовали пока здесь понял, разговор оборвался. Петр Сергеевич уронил телефон себе на грудь и выпалил:
Приедет. Сказал, что приедет. И что мы
Вот и молодец. Спасибо тебе, улыбнулся Максим и вскочил на ноги. Первый удар пришелся заместителю Гузикова в челюсть, второйв висок, третий по ребрам, дальше в пах, в живот. Петр Сергеевич отключился после второго или третьего и признаков жизни не подавал. Максим выдрал у него из штанов ремень, перевернул тяжеленную тушу на живот и скрутил мужику руки. И весь взмок, пока затаскивал тело второго заместителя директора в ванну, умылся, вытер лицо, край полотенца затолкал связанному в рот. Максим нашел под раковиной отлетевший туда мобильник и вышел из ванной. Под ногами хрустели осколки разбитого зеркала стенного шкафа, Максим прошел к окну, уселся верхом на стул и проверил записи в журнале звонков. Последний был сделан почти четверть часа назад на имя абонента «Феогност». «Почти как отец Федор». Максим вытащил из мобильника аккумулятор, выбросил его в заросли за окном. Сам телефон пихнул себе в карманнадо будет выкинуть мобильник потом, подальше отсюда. Максим натянул свитер, куртку и рюкзак положил рядом. Теперь ждать, только ждать. А времени уже много, третий час дня. Обед, скорее всего, уже закончился, на ужин сегодня тоже рассчитывать не приходится. При мысли о еде в желудке заурчало. Раздобыть пропитание в ближайшие часы не получится, придется довольствоваться сухим пайком. Максим вытащил из рюкзака шоколадку и яблоко, и неторопливо сжевал все это, глядя в окно. Жаль, ворот отсюда не видно, приходится подниматься и высовываться почти по пояс, перегнувшись через подоконник. Зато клумба и часть забора из «рабицы» как на ладони, а также двор и вся движуха в нем.
Из ванной послышался шорох, затем тихий стон. Потом еще один, но уже громче. Максим смял шоколадную обертку, бросил ее в рюкзак и направился в ванную. Заместитель директора медленно приходил в себя, он мычал сквозь кляп все громче и громче.
Молчи, тварь, а то воды налью. И потонешь, как Му-Му, Максим приоткрыл кран, и на разбитую рожу замдиректора потекла тонкая струйка ледяной воды. Мужик дернулся всей тушей, врезался затылком в плитку, макушкой в смеситель и снова застонал. Максим закрыл воду, но неплотно, и Петру Сергеевичу на плешь продолжала капать холодная вода. Максим вернулся к окну, уселся на стул и снова посмотрел на часы. Со времени звонка директору дома престарелых прошел уже почти час. «Давай уже, приезжай, сволочь. Откуда ж ты едешь, не с Мальдив ведь летишь» При этой мысли Максим грохнул кулаком по подоконнику. Ох, не дай бог, если Гузиков умотал куда-нибудь в теплые края, тогда весь концерт впустую. И что дальше прикажете делатьдержать оборону, отстреливаться до его приезда? А чтоместо удобное, закрытое со всех сторон, вход, он же выход, только один. Надо только дыру в заборе забить или пост там поставить
Петр Сергеевич снова завозился в ванной, пришлось подниматься со стула и идти к нему. Максим посмотрел на мокрого, дрожащего мужика с полотенцем в зубах и поплотнее прикрыл дверь в ванную. Ничего с ним не будет, выживет. Можно дать ему по башке, чтоб часа на полтора-два ушел в туман ежей ловить, но обойдемся без наркоза. Максим вернулся к окну, взялся за спинку стула, но тут же отшвырнул его в сторону, схватил куртку, напялил ее на себя, подхватил рюкзак. На клумбе, почти в самом ее центре красовалась изумительной красоты и цены белая длинная иномарка, и из неес водительского места и переднего сиденьяуже вываливались двое. Одинкоротышка ростом с сидящую собаку в костюме и лакированных ботинках, второйгромила, жирный, сутулый в грязно-голубых джинсах, растянутом свитере и кроссовках. Мелкий орет что-то, издалека не слышно, и машет короткими ручонками так, что слишком длинные для него рукава пиджака так и мелькают в воздухе. Второй топчется, как слон, и слушает крики первого. Вот и начальство пожаловало, теперь не тормозить, надо перехватить господина Гузикова первым. Максим распахнул окно, вскочил на подоконник и прыгнул в заросли сирени под окном. Ветки согнулись, хрустнули, одна больно заехала Максиму по щеке. Он приземлился, как кот, на все четыре лапы, и с низкого старта рванул к клумбе. Двое топтались рядом с иномаркой, и смотрели на свои мобильники.
Не отвечает! проорал тот, который поменьше ростом. Ты ему звонил?
Ну да, только что! отбивался второй. Хоть и превышал он своими габаритами первого раза в полтора, а то и в два, но говорил вежливо и обращался к первому почтительно, даже подобострастно. Похоже, что это и есть первый заместитель, или телохранитель. Значит, Гузиков, опасаясь за свою задницу еще и «личника» себе завел. Это что же получается: мы с Тамарой ходим парой, два шакала мы с Тамарой, так, что ли? Максим пулей вылетел из зарослей, промчался по дорожке под окнами гостиницы, сбросил скорость и медленно, вразвалочку направился к клумбе. На него никто не смотрел, все внимание паломников заняла громоздившаяся на клумбе блестящая иномарка. Максим достал из кармана рюкзака красную «корку» наследство одного из VIP-охотниковвыставил ее перед собой и направился прямиком к перепаханной колесами машины клумбе.
ВыГузиков? Директор этого социального учреждения? Феогност извините, я забыл ваше отчество, Максим наступал на Гузикова, не давая ему опомниться. Тот застыл столбом, глядя то на устрашающе багрового цвета удостоверение в руках Максима, то на своего личника, то куда-то вдаль. Обвисшие щеки Гузикова шевелились, толстые мокрые губы бестолково шлепали, из горла директора вырвался то ли вздох, то ли хрип.
Михайлович, выдал он, наконец, Феогност Михайлович. А вы
Я из областного управления по делам опеки и попечительства. Внеплановый рейд, вернее, проверка. Где мы можем поговорить? А то я тут уже почти два часа хожу
Сюда, пожалуйста, Гузиков сориентировался мгновенно, вот сюда, в эту дверку.
И, прошипев что-то своему стражу, побежал рядом с Максимом, указывая ему дорогу, забегал вперед и заглядывал проверяющему в лицо. Больше всего директор напоминал сейчас Максиму до смерти перепуганную морскую свинкумордочка редиской вытянулась вперед, лапки подгибаются и дрожат, бежать на них сложно. Неудивительногрызун в панике, он не знает, что ему делать, думать и говорить. Максим молча и не торопясь следовал указаниям Гузикова, вошел, недовольно поджав губы, в дверь второго корпуса гостиницы и повернул направо. Там, в пластиковой перегородке обнаружилась дверь, за нейотгороженный участок коридора с тремя дверями. За двумя слышались женские голоса и музыка, за третьей было тихо.
Проходите, присаживайтесь, суетился Гузиков, лучше вот сюда. Он открыл дверь, вбежал в кабинет первым и отодвинул стул от заваленного буклетами, счетами и старыми газетами стола. Но Максим предложение проигнорировал, он устроился с другой стороны, около подоконника и глянул в окно. «Личника» пока не видно, подождем. Надо, чтобы вся эта мразь собралась в одном месте, не гоняться же за ними по всей территории. Этот гарем за стеной тоже игнорировать нельзя, все они, суки, тут одним миром мазаны. Максим осмотрел кабинетна бумагах и столе слой пыли, воздух затхлый, жалюзи на окнах опущены. Да, редко наведывается в свой офис господин директор, очень редко. Только для встречи проверяющих или в случае чрезвычайных ситуаций. А тут как раз такое совпадение, какая незадача. Вот и замер перепуганный до смерти директор у стены и ждет распоряжений. А их нет, и лицо у проверяющего хмурое, даже злое. Два часа он тут гулял, о господи! Два часа! А что видел, что слышал? Почему сразу не доложили? Откуда взялся? Кто такой?
Мимике лица Гузикова мог позавидовать любой актер. Максим старательно «держал» недовольное выражение и нарушать паузу не торопился. Гузикову же было уже невмоготу, и он решился:
А давайте чайку попьем. Я сейчас девочкам скажу, и они нам сообразят что-нибудь. Или не чайку? Гузиков старательно пытался уловить настроение проверяющего, только что ушами не шевелил. Его щеки то надувались, то опадали, губы вытягивались и шлепали друг о друга. Максим отвернулся к окну и прогудел значительно:
Не трудитесь, обойдусь. Дверь закройте. И присядьте, вот сюда, пожалуйста, Максим указал Гузикову на его собственное кресло во главе стола.
Как скажете. Директор резво выполнил приказ и преданными глазами смотрел на Максима. Тот проводил взглядом бегущего к корпусу неповоротливого гузиковского стража и выдохнул коротко. Все, они вышли на финишную прямую, останавливаться нельзя.
Вам у нас понравилось? начал светскую беседу директор, и Максим охотно отозвался.
Да, очень. Даже и не знаю, что большекорпуса подведомственного вам учреждения, превращенного в гостиницу и бордель, или грамотное использование человеческих ресурсов. Один из ваших заместителей сказал мне, что это трудотерапия.
Простите, Гузиков привстал в своем кресле, что? Какая терапия? Вы о чем?
О твоем бизнесе, о чем же еще. Доходное местечко, да? На хлеб, надеюсь, хватает? И на молоко?
Но как же, как Гузиков морщил лоб, чмокал губами-варениками и вцепился в подлокотники своего кресла. «Как же так, ведь я со всеми давно договорился, всем процент идет, все довольны». Мысли, как титры, отражались на складчатой физиономии директора.
Ладно, это твое дело, меня не касается. Эти слова «проверяющего» вернули Гузикова к жизни. Сжавшаяся, как сушеная груша, рожа директора разгладилась, он обмяк в своем кресле.
Только вот что, Гузиков вновь напрягся, как легавая на стойке, попытался вякнуть что-то протестующее, но передумал.
Максим прислушалсяза дверью все тихо, не слышно ни музыки, ни голосов. Притихли бухгалтерские одалиски, ждут, чем все закончится.
Квартиры давно сдаете? спросил он у Гузикова.
Ээээ, года полтора, кажется. А какая разница? вскинулся вдруг Гузиков. Вам-то что? Я все вопросы с вашим начальством давно уладил, все решил. Не ваше дело!
Конечно, не мое. Не волнуйся, Максим основанием ладони врезал Гузикову в нос. Директора откинуло к стене, он врезался в нее затылком, вывалился из кресла на пол и там затих. Максим шагнул к директору, за лацканы пиджака поднял его на ноги, прислонил к стене. Следующий удар пришелся в переносицу, еще один, уже после того, как Гузиков рухнул на бок, в висок. И еще один, для верности, по неподвижному, лежащему на животе телу, в темя. И все как по манекену в спортзалебез эмоций, на автомате, с полной отдачей и сосредоточенностью.
В правом кармане пиджака директора Максим нашел ключи на брелке и ринулся к стоящему у окна здоровенному металлическому сейфу. Ключ к замку был под статьогромный, тяжелый, еще с «тех» времен, а на сейфе только подпечатника с пластилиновой нашлепкой не хватает. Внутри плотной стопкой лежали папки, на корешке каждой зеленым фломастером написаны фамилия, имя и отчество. «Дело» Риммы Михайловны нашлось почти на самом дне второй стопки, Максим схватил папку, открыл ее. Да, все верно, все на местепаспорт, пенсионное удостоверение и свидетельство о собственности на квартиру. Ух ты, даже про генеральную доверенность не забыли! Проверить, что ли, ради интересаподпись бабки подлинная или поддельная? А, хрен с ней, это уже не важно. А за рядами «дел», в дальнем углу металлического ящика Максим обнаружил толстенький пакет, вытащил его, посмотрел внутрь. Три плотные пачки перехваченных разноцветными резинками купюр отправились в рюкзак следом за выдранными из папки документами, Максим закрыл дверцу сейфа, ключи вернул на место. Гузиков неподвижно лежал ничком, одна рука подвернулась под живот, вторая отброшена в сторону ладонью вверх, на запястье виден браслет дорогих часов. «Не сдох бы». Максим проверил на шее Гузикова пульс. Вроде шевелится там под кожей что-то, не разобрать.
Так получилось, пробормотал Максим вполголоса и сбросил со стола ворох бумаг, нашел телефон, набрал номер «Скорой».
Дом престарелых, директору плохо. Шок, потеря сознания, возможно сотрясение мозга, назвал он «диагноз» и бросил трубку. «Успеют или нет? Вот тебе лотерея и русская рулетка в одном флаконе. Наслаждайся, тварь». Максим одним прыжком оказался у двери, отодвинул «язычок» замка, вышел в коридор. «Личник» понять толком ничего не успел и вырубился уже от второго удара кулаком в гортань, после того, как ослеп от удара по глазам. Рыхлая туша первого заместителя свалилась на стол в предбаннике, с него скатилась на пол. Дверь распахнулась за спиной Максима, и на пороге остановилась невысокая женщина в очках. Она смотрела то на полудохлого заместителя Гузикова, на темное пятно под его тушей, то на Максима. Поняла все, икнула, попятилась назад и заорала во всю глотку только оказавшись в соседнем кабинете. Под вой этой сирены Максим бегом рванул по коридору, выскочил на улицу и в сумерках промчался через двор. Миновал завязшую в клумбе иномарку, проскочил мимо второго корпуса и со всех ног кинулся мимо кирпичной стены к забору. Хорошо, что эта овца вылезла посмотреть, что там происходит, очень хорошо. От шока внешность человека в кабинете директора она не запомнила, зато поняла все и сразу. И прочая шушера, которая сбежится посмотреть на свое покалеченное начальство, если уже не сбежалась. Очень хорошо, что именно так все вышлотетки обязательно растреплют и преподнесут все так, что слух пройдет по всей Руси великой, и не важно, кто здесь будет следующим директором: хоть гордый внук славян, хоть финн, хоть дикий тунгус, или друг степей калмыклюбой из них пять раз подумает, прежде чем разводить тут свой тухлый бизнес.
По тропинке в дыру между плитами, дальше по мокрой брусчатке мимо старых берез и через леспуть до вокзала занял у Максима почти час. Уже в полной темноте под дождем он миновал пригородчереду домов за заборами под лай псов. Дальше еще минут сорок вдоль железнодорожной насыпи, постоянно скатываясь по гравию внизтоварняки, электрички и пассажирские поезда носились мимо один за другим. Тропинка увела под насыпь вниз, к старому деревянному бараку, из его окон неслись пьяные вопли и под дождем бродили согнутые серые тени пьяных в хлам или обкуренных человекообразных. За бараком уже начиналась цивилизация, появился первый магазин, за ним еще один, и дорога привела Максима на привокзальную площадь. Он прошел мимо рядов маршруток к зданию вокзала, нашел расписание. Время еще есть, можно не торопиться, тем более, что день еще не закончился. Точка будет поставлена позже, к самому исходу этих суток, надо передохнуть. И поесть заодно.
Посетителей в кафешке было полно, у стойки образовалась небольшая очередь. Но брали все, в основном, навынос, и свободный столик Максим нашел быстро. Он уже вцепился зубами в разогретый в микроволновке бутерброд, прожевал кусок, запил его чаем и замер на месте. Отложил еду и повернул голову влево, услышав знакомый фальцет:
Отойдите немедленно! Я вам говорю, да, вам! Безобразие, кто его сюда пустил? через два столика, у окна возмущалась тетенька с гастритиком. Она защищала свой ужин от забредшего на запах еды бомжа. Вонючее оборванное существо слонялось между столиков с протянутой рукой и канючило денежку «на пиво». Кто-то подал страдальцу почти полную бутылку дешевого пойла, и бомж быстренько убрался восвояси. Тетенька за столом успокоилась и продолжила свою трапезу. Она кушала чебурек, жир и масло текли по ее подбородку и капали на бумажную тарелку, где ждали своей участи еще два нехилых куска теста с жареным фаршем. Первый чебурек уже сгинул в бездонном брюхе, и тетенька тянула короткопалые жирные лапки ко второму. Она наклонилась над столом и ее короткие, похожие на шерстку ярко-рыжие волосенки на голове даже зашевелились от предстоящего удовольствия. Максим отвернулся, взялся за свой бутерброд. «А сейчас она что лечит? Ожирение, наверное. Или скудоумие, но здесь поможет только лоботомия. Классический случаймозги в майонезе. Это диагноз, а не рецепт».