Я не против того, чтобы вы развлекались, сказал сэр Фрэнсис, если вы не против того, чтобы и я развлекся.
Плотник сколотил четыре грубых треножника на шканцах, и пьяницы и игроки были привязаны к ним за запястья и лодыжки. Большой Дэниел прошел вдоль этого ряда, разрывая рубашки нарушителей от ворота до талии, чтобы обнажить их спины. А нарушители беспомощно висели на треногах, как связанные свиньи на задке рыночной телеги.
Каждый человек на борту отлично знает, что я не потерплю ни пьянства, ни азартных игр, потому что и то и другое преступление и мерзость в глазах Господа. Сэр Фрэнсис обращался к команде, выстроившейся в мрачном молчании в середине палубы. Каждый человек на борту знает, какое за этим следует наказание. Пятьдесят ударов «кошкой».
Он внимательно наблюдал за лицами матросов. Пятьдесят ударов завязанной узлами кожаной плеткой могли искалечить человека навсегда. Сто ударов равнялись приговору к неминуемой и ужасной смерти.
Они заслужили все пятьдесят. Однако я помню, как эти четверо отлично сражались на этой самой палубе, когда мы захватывали галеон. И нас еще ждут впереди суровые битвы, а от калек не будет никакой пользы ни мне, ни вам, когда придет момент стрелять и работать саблями.
Он наблюдал за матросами и видел ужас перед «кошкой» в их глазах, но этот ужас смешивался с облегчением оттого, что не они сами были привязаны сейчас к треногам. В отличие от многих капитанов-каперов, даже некоторых рыцарей ордена, сэр Фрэнсис не получал удовольствия от такого наказания. Но он не уклонялся от необходимости. Он командовал кораблем, битком набитым грубыми, буйными мужчинами, которых выбрал именно за их свирепость, и они восприняли бы любое проявление доброты как слабость.
Я милосердный человек, продолжил он, и кто-то в заднем ряду насмешливо фыркнул.
Сэр Фрэнсис замолчал и ледяным взглядом пригвоздил нарушителя дисциплины. Когда виновный повесил голову и тяжело переступил с ноги на ногу, сэр Фрэнсис спокойно продолжил:
Но эти негодяи истощили мое милосердие.
Он повернулся к Большому Дэниелу, стоявшему рядом с первым треножником. Дэниел был обнажен до талии, его огромные мускулы бугрились на руках и плечах. Длинные волосы он связал каким-то лоскутом, а из его исцарапанного кулака свисали до самых досок палубы кожаные ремни плетки, словно змеи с головы Медузы.
Пусть будет по пятнадцать каждому, мастер Дэниел, приказал сэр Фрэнсис. Но хорошенько причесывай свою «кошку» между ударами.
Если бы Дэниел не разделял пальцами ремни плетки после каждого удара, от крови они могли слипнуться в единое целое, превратившись в тяжелое орудие, способное рассечь человеческое тело, как лезвие меча. И даже пятнадцать ударов «непричесанной кошкой» могли содрать мясо со спины человека до самого позвоночника.
Есть по пятнадцать, капитан, кивнул Дэниел и встряхнул плетку, чтобы разделить завязанные узлами ремни.
И шагнул к первой жертве. Мужчина повернул голову, чтобы видеть его через плечо, и побледнел от страха.
Дэниел высоко взмахнул рукой, и ремни упали ему за спину. Дэниел двигался с удивительной для такого крупного человека грацией. И вот он выбросил руку вперед. Плетка просвистела, как порыв ветра в листьях высокого дерева, и громко хлопнула по голой коже.
Один! хором произнесли матросы.
А жертва пронзительно завизжала от потрясения и боли.
Плетка оставила на его коже гротескный рисунок, каждую из красных линий пересекал ряд ярких алых звезд там, где кожу пробили узлы. Это выглядело как укус щупалец ядовитой португальской физалии.
Дэниел встряхнул плетку, «причесывая» ее, и на пальцах его левой руки осталась яркая свежая кровь.
Два!
Наблюдатели продолжали считать, а нарушитель снова визжал и дергался в своих путах, пальцы его ног отбивали дробь по палубе.
Остановить наказание! воскликнул вдруг сэр Фрэнсис.
Он услышал негромкий шум у сходного трапа, что вел к каютам на корме.
Дэниел тут же опустил плетку и стал ждать. Сэр Фрэнсис подошел к трапу.
Над комингсом появилась украшенная плюмажем шляпа губернатора ван де Вельде, а за ней его жирное разгоревшееся лицо. Губернатор выбрался на солнечный свет, промокая подбородок шелковым носовым платком, и огляделся. В его глазах вспыхнул интерес, когда он увидел мужчин, привязанных к треногам.
О! Прекрасно! Вижу, мы не опоздали, с удовлетворением в голосе произнес губернатор.
Вслед за ним из люка поднялась Катинка. Она шагала легко и быстро, приподнимая юбки достаточно высоко, чтобы видны были атласные туфельки, расшитые жемчугом.
Доброе утро, минхеер. Сэр Фрэнсис приветствовал губернатора небрежным поклоном. Но здесь наказывают провинившихся матросов. Это неподходящее зрелище для леди, воспитанной так, как ваша жена; ей незачем на это смотреть.
Помилуйте, капитан! смеясь, беспечно вмешалась Катинка. Я не дитя. Видят небеса, у вас на борту явно не хватает развлечений. Вы только подумайте: вам же не получить выкупа, если я умру от скуки!
Она легонько хлопнула сэра Фрэнсиса веером, но он отстранился от этого снисходительного жеста и снова обратился к ее мужу.
Минхеер, думаю, вам следует проводить вашу жену в ее каюту.
Катинка шагнула между ними, словно капитан ничего и не говорил, и кивнула Зельде, шедшей следом за ней:
Поставь мой табурет вон там, в тени.
Расправив юбки, она уселась на табурет и очаровательно надула губки, посмотрев на сэра Фрэнсиса:
Я буду сидеть так тихо, что вы меня и не заметите.
Сэр Фрэнсис вопросительно посмотрел на губернатора, но ван де Вельде лишь развел пухлые руки в театральном жесте беспомощности.
Вы ведь знаете, минхеер, как это бывает, если хорошенькой женщине чего-то захочется.
Он подошел к Катинке и важно и благожелательно опустил руку на ее плечо.
Я не могу отвечать за чувства вашей жены, если они окажутся оскорблены зрелищем, мрачно предупредил его сэр Фрэнсис.
Его лишь слегка утешило то, что матросы не могли понять разговора на голландском и подумать, что он уступил напору со стороны пленников.
Думаю, вам не стоит так беспокоиться. У моей жены крепкие нервы, пробормотал ван де Вельде.
Во время их служебной поездки в Канди и Тринкомали его жена не пропустила ни одной казни на парадном плаце форта. А эти казни в зависимости от серьезности проступка варьировались от сжигания на костре до четвертования, удушения и обезглавливания. Даже в те дни, когда она страдала от тропической лихорадки и по требованию врача должна была лежать в постели, ее карета всегда стояла на привычном месте, откуда хорошо был виден эшафот.
Что ж, пусть это остается на вашей совести, минхеер. Сэр Фрэнсис коротко кивнул и вернулся к Дэниелу. Продолжить наказание, мастер Дэниел, приказал он.
Дэниел высоко замахнулся плеткой, и цветные татуировки, украшавшие его здоровенные бицепсы, шевельнулись, словно живя собственной жизнью.
Три! заорали матросы, когда плетка, просвистев, опустилась на жертву.
Катинка замерла, слегка наклонившись вперед на своем табурете.
Четыре!
Она уставилась на кровавые полосы, оставляемые «кошкой» на коже наказываемого, она впитывала пронзительный крик, сопровождавший удары. Постепенно ее лицо стало бледным, как свечное сало.
Пять!
Тонкие алые змеи ползли по спине мужчины, кровь лилась вниз, пробираясь под пояс его холщовых штанов. Катинка позволила своим длинным золотистым ресницам полуприкрыть взор, чтобы спрятать блеск фиолетовых глаз.
Шесть!
Катинка почувствовала, как на нее упала крошечная капля жидкости, подобно единственной капле теплого тропического дождя. Она отвела взгляд от корчившегося, стонущего тела на треноге и посмотрела на свою изящную руку.
Капелька крови, сорвавшаяся с промокшей уже плетки, приземлилась на ее указательный палец. И сверкала на белой коже, как рубин, вставленный в драгоценное кольцо. Катинка опустила руку на колени и, прикрыв другой рукой, окинула взглядом окружавшие ее лица. Все зачарованно смотрели на жестокий спектакль, что разворачивался перед ними. Никто не заметил, что кровь долетела до Катинки. Никто вообще на нее не смотрел.
Она подняла руку к пухлым мягким губам, словно в невольном жесте испуга. Розовый кончик ее языка высунулся и слизнул алую каплю с пальца. Катинка наслаждалась ее металлическим, соленым вкусом. Он напомнил ей о другой жидкости, извергаемой в экстазе секса, и она ощутила липкую влагу между ногами и когда она потерла ноги друг о друга, они стали скользкими, как пара угрей
Необходимо было прожить какое-то время на берегу, пока корпус «Решительного» чистили на песке, отдирая от днища водоросли и ракушки и ища признаки корабельных червей.
Сэр Фрэнсис назначил Хэла ответственным за строительство временного жилища, где предстояло разместить их заложников. Хэл с особой тщательностью занимался домиком, который должен был приютить жену губернатора, дому следовало стать просторным и удобным, обеспечить уединение и защиту от диких зверей. Потом он заставил своих людей соорудить вокруг всего тюремного строения частокол из колючих ветвей.
Когда темнота остановила работы первого дня, Хэл пошел на пляж и погрузился в теплую солоноватую воду. Потом принялся скрести кожу пригоршнями влажного песка, пока ее не начало щипать. Но все равно Хэл ощущал себя избитым после того, что вынужден был наблюдать этим утром. Лишь когда он почуял дразнящий запах горячих лепешек, поплывший над водой из корабельного камбуза, его настроение изменилось. Натянув штаны, он побежал к баркасу, чтобы отправиться к кораблю.
Пока юноша был на берегу, его отец написал для него на сланцевой дощечке несколько трудных навигационных вопросов, на которые Хэлу следовало ответить. Хэл сунул дощечку под мышку, схватил оловянную кружку со слабым пивом, миску тушеной рыбы и, зажав в зубах горячую лепешку, бегом спустился по трапу к своей каюте единственному месту на корабле, где он мог побыть один и сосредоточиться на задании.
Внезапно он вскинул голову, услышав в соседней каюте звук льющейся воды. Хэл уже заметил вёдра свежей речной воды, стоявшие над угольной жаровней в камбузе, и засмеялся, когда кок горестно пожаловался на то, что его огонь используют для нагрева воды для какой-то там ванны.
Теперь он понял, для кого готовили эти исходившие паром ведра. До него сквозь переборку донесся гортанный голос Зельды, что-то говорившей Оливеру, личному слуге его отца. Оливер не слишком вежливо ответил:
Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь, старое чудовище. Но если тебе не нравится то, что я делаю, можешь сама налить воду в ванну.
Хэл усмехнулся себе под нос, отчасти развеселившись, отчасти от предвкушения; он задул свою лампу и опустился на колени, чтобы вытащить деревянную затычку из своей шпионской дырки. Он увидел, что комната по другую сторону заполнена облаками пара, затуманившего зеркало на дальней переборке, так что теперь ему было видно гораздо меньше. Когда Хэл прижался глазом к щели, Зельда уже выгоняла из каюты Оливера.
Да не толкайся ты, древняя шлюха! огрызнулся Оливер, унося из каюты пустые ведра. Тебе меня тут не задержать ни на минуту!
Когда Оливер ушел, Зельда вышла в главную часть каюты, и Хэл услышал, как она разговаривает с хозяйкой. Через несколько мгновений она уже вернулась, следуя за Катинкой. Катинка остановилась перед горячей ванной и кончиками пальцев проверила воду. И тут же резко вскрикнула и отдернула руку.
Зельда ринулась вперед, бормоча оправдания, и добавила в ванну холодной воды из ведра, что стояло рядом. Катинка снова проверила температуру. На этот раз она удовлетворенно кивнула и, отойдя, уселась на табурет. Зельда подошла к ней сзади, подняла изумительные сияющие волосы и, собрав их в узел на макушке, связала, как сноп зрелой пшеницы.
Катинка чуть наклонилась вперед и ладонью протерла середину запотевшего зеркала. Всмотрелась в свое отражение в этом небольшом круге. Высунула язык, изучая, нет ли на нем следов белого налета. Язык был чистым, как лепесток розы. Потом женщина широко открыла глаза и заглянула в их глубину, касаясь кончиками пальцев кожи под ними.
Ты только посмотри на эти ужасные морщины! пожаловалась она.
Зельда мгновенно возмутилась:
Нет там ни одной!
Я не хочу никогда стареть и превращаться в уродину!
Катинка явно говорила это всерьез, ее лицо стало трагическим.
Тогда тебе лучше умереть прямо сейчас! заявила Зельда. Это единственный способ остаться молодой.
Что за ужасные вещи ты говоришь! Ты такая грубая, Зельда! горестно воскликнула Катинка.
Хэл не понимал, о чем они говорят, но тон Катинки тронул его до самых глубин его существа.
Хватит! выбранила ее Зельда. Ты отлично знаешь, что прекрасна.
Правда, Зельда? Ты действительно так думаешь?
Да. И ты сама тоже так думаешь. Зельда заставила Катинку встать. Но если ты не искупаешься сейчас, будешь такой же вонючей, как и прекрасной.
Она расшнуровала платье на хозяйке, потом спустила его с плеч, и Катинка теперь стояла перед зеркалом нагая. Невольный судорожный вздох Хэла был, к счастью, заглушен и переборкой, и негромким поскрипыванием корабельного корпуса.
От длинной шеи до тонких лодыжек тело Катинки отличалось линиями ошеломительной чистоты и плавности. Ее ягодицы представляли собой идеально симметричные полушария, словно пара страусиных яиц, которые Хэл видел на рынках Занзибара. А сзади за коленями на ее ногах виднелись нежные детские ямочки.
Нечеткое отражение Катинки в запотевшем зеркале не смогло надолго удержать ее внимание. Женщина повернулась в другую сторону. Взгляд Хэла уперся в ее грудь. Груди были крупными для таких узких плеч. И каждая могла заполнить его ладони, вот только они оказались не такими безупречно круглыми, как того ожидал Хэл.
Хэл таращился на них, пока у него не заслезились глаза, и ему пришлось моргнуть. И тогда его взгляд упал ниже, на легкую выпуклость внизу живота Катинки и на туманное облачко чудесных кудряшек, что приютились между ее ногами. На них упал свет лампы, и они вспыхнули чистейшим золотом.
Катинка довольно долго стояла так, дольше, чем на то мог надеяться Хэл, она смотрела в ванну, пока Зельда наливала в воду ароматическое масло из хрустального флакона, а потом, опустившись на колени, размешивала его рукой. Катинка стояла все так же, перенеся вес тела на одну ногу, отчего ее бедра соблазнительно изогнулись, и на ее губах заиграла осторожная хитрая улыбка; она медленно подняла руку и потерла свой сосок между пальцами. На мгновение Хэлу показалось, что она смотрит прямо на него, и он уже начал виновато пятиться от шпионской дырки. Но потом понял, что это лишь иллюзия, потому что Катинка опустила взгляд и посмотрела на маленькую темную вишенку, набухшую под ее пальцами.
Она продолжала вертеть ее, чуть потягивая, и Хэл зачарованно следил за тем, как сосок меняет цвет и форму. Он набух и затвердел, стал темнее. Хэл никогда не смог бы и вообразить ничего подобного это было некое маленькое чудо, которому следовало бы наполнить Хэла благоговением, но вместо того оно вцепилось в его пах яростными когтями похоти.
Зельда наконец подняла голову над ванной и, когда увидела, чем занимается ее хозяйка, резко воскликнула что-то осуждающим тоном. Катинка засмеялась и высунула язык, но руку опустила и шагнула в ванну. С восторженным вздохом она погрузилась в горячую душистую воду, и вот уже над краем ванны остался лишь густой пучок ее золотых волос.
Зельда хлопотала вокруг хозяйки, намыливая фланелевый лоскут. Натирая кожу Катинки, она что-то бормотала и хихикала в ответ на замечания мистрис. Потом вдруг дала некое указание, и Катинка встала мыльная вода потоком хлынула с ее тела. Теперь она стояла спиной к Хэлу, и округлости ее ягодиц светились розовым от горячей воды. По указаниям Зельды Катинка стала послушно поворачиваться, позволяя старой женщине намылить по очереди ее длинные ноги.
Наконец Зельда с трудом поднялась на ноги и, шаркая, вышла за дверь. Как только она исчезла, Катинка, все еще стоя в ванне, оглянулась через плечо. И снова Хэлу показалось, что она смотрит прямо в его подглядывающий глаз. Это длилось лишь мгновение, а потом Катинка медленно, соблазнительно наклонилась. От этого движения ее ягодицы изменили форму. Катинка протянула руки назад и не спеша раздвинула ягодицы ладонями. На этот раз Хэл не сумел подавить вскрик, сорвавшийся с его губ