Всем будет спокойнее, сказал Сокол. Отдохнешь после зоны. Только без обид и подозрений, ладно, Влад? Никто пургу не метет и гнилых гамбитов не строит. Как Горбатому в Форосе. Ты сейчас чисто физически не в форме. А связь можно легко по телефону держать. МобилаПашка говорилтам вполне сносно зону берет. Для усиления сигнала можно антенну специальную, автомобильную, с мотком провода купить и на крышу поставить. Как у меня на даче, в Мшинской. Геморрояна полчаса, от силы.
Медведь дело говорит, кивнул Марат. Кто знает, что у Чалого на уме? Если это он мутит. А броневики из Германии не пришли. Устанет урод в игры бесовские играть, засадит в тачку из «мухи»и звиздец.
От гранаты никакая охрана не спасет. Так уж гораздо лучше и полезнее в деревне, на природе, сил набраться, чем в квартире безвылазно торчать. Тема верная. Соглашайся.
Ладно, фиг с вами, махнув вторую стопку водки, сказал Невский, закусывая кислой капустой и роняя гудящую голову на подушку. Убедили. Паша, покажешь Фролу по карте, где твоя хибара, как лучше доехать. Завтра прямо с утра и тронемся
Нормальный ход, Медведь переглянулся с сразу заметно расслабившимися Маратом и Соколом. Достал телефон, выдвинул антенну. Сейчас прямо дяде Грише и отсемафорю. Чтоб из хаты ни ногой, хрен старый. Пусть кореша летнего ждет.
Следи за базаром, Медведь, тихо сказал Невский. И словами не бросайся. Я тебе не кореш.
Не понял. Ты чего, Влад?! вылупился обалдевший Пашка. Как мы же, бля с самого начала!
Рэмбо дело говорит, поддержал бригадира более искушенный в фене Сокол. Херню ты сморозил. Ты в «Крестах» нары не полировал. Зону не топтал. Хозяйскую баланду не жрал. Значит корешей у тебя быть не может. Только друзья. Братва.
Фильтруй базар, Паша. И перед людьми не позорься, закончил Невский. Родной язык знать надо.
Понял, босс. Извиняюсь, глухо отозвался Медведь. Ну, так я звоню?
Железный аргумент Марата насчет последнего полета «мухи» угодил в яблочко. Такой пиковый вариант развития событий нельзя было сбрасывать со счетов. Особеннопосле двух подряд неудачных покушений. Любая дьявольская игра имеет свой конец, а любой режиссер устает. Какая от него, бревна контуженого, сейчас бригаде польза? Одна головная боль. А уедетбойцов на охрану не надо отвлекать. Все при делах, Чалого ищут. Корочетема стоящая, не фиг даже думать. Нужно реально оценивать расклад. Ему, только что откинувшемуся зеку с контуженой башней, сейчас куда лучше свалить на природу, чем торчать в городе. И не надо искать в предложении пацанов подвох и растопыривать пальцы веером. К тому же не один он в этом Мухосранске карельском будет куковатьс телохранителем. Вдвоем не скучно. И вторая пара рук, как ни крути, не помешает. Ведь он беспомощен, как ребенок, самостоятельно разве что жрать способен и в туалет ходить. Ни за руль сесть, ни дров для печки наколоть, ни даже воды из колодца принести без риска тут же рухнуть от натуги и блевануть на ступеньки крыльца. Перебинтован, как мумия, головатрансформаторная будка, пальцы дрожат, словно с перепоя, руки и ногибудто ватные. Амеба, одним словом. Инфузория, которой, пока не очухается, самое место не в эпицентре кровавой схватки с невидимкой, а вдали от суеты, на теплой деревенской печке.
Глава двенадцатаяДЕРЕВНЯ СТАРАЯ, ОЛЬХОВКА
До места доехали за два с небольшим часа, накрутив на колеса «Чероки» сто двадцать километров от городской черты. Без труда нашли нужный дом, стоящий на самом краю раскинувшейся на холме деревни, рядом с лесом. И бывшего колхозного председателя искать не пришлось. Заметив медленно катившийся по раскисшей грунтовке, до самой крыши заляпанный грязью черный джип, дедок сам выполз из-за забора на дорогу, приветливо махнул рукой, предлагая остановиться. Фрол и Невский вышли, поздоровались. Дядя Гриша оказался упитанным мужиком лет семидесяти с гаком, в драном распахнутом ватнике, дырявой тельняшке, стоптанных гармошкой кирзачах и с мятой потухшей беломориной в зубах.
Вы, что ли, Пашкины друзья? осведомился дед, пожимая руки гостям. Бизьнесьмены, туды его?
Мы, подтвердил Влад. Меня Владиславом зовут. А это Денис.
Чем занимаетесь? Какой такой бизьнесь, спрашиваю? принялся пытать абориген.
Мы лесом торгуем, батя, как можно дружелюбнее ответил Рэмбо. За границу.
И Пашка с вами? почесал подбородок здешний пахан.
С нами.
Ну, добро, раз так, дядя Гриша окинул придирчивым взглядом рычащий американский внедорожник. Вытащил изо рта папиросную гильзу, сорить не стал, спрятал в карман ватника. Спросил, хитро прищурившись:
Это и есть тот самый мерседесь, на котором новые русские по городам разъезжают?
Он самый, кивнул, улыбнувшись, Рэмбо.
У Пашки другая вроде. Красная. Как он ее, заразу, обзывал, дай бог памяти? Бэха? Бума? Язык сломаешь, дед махнул рукой, подошел к джипу. Покачал головой. И дорогой, поди, черт? Небось, как две «Волги» стоит? провел пальцами по капоту, по хромированному кенгурятнику. Хмыкнул. Пнул грязным сапогом литой колесный диск.
Чуть меньше, Невский мысленно расхохотался, переглянувшись с телохранителем. Полторы.
Вдохнул полной грудью, достал сигарету, закурил. Огляделся. Не обманул Медведь. Место действительно красивое. Вид с высокого холма на зеленый сосновый лес и огромное, сверкающее внизу озеро открывался прямо-таки завораживающий. Лепота. Мечта художника. И воздухчистый, прозрачный, наполненный ароматами весны и хвои, аж голова кругом идет. Впрочем, может быть, воздух здесь совершенно ни при чем и головокружениевсего лишь последствия контузии, помноженной на тряску по бездорожью.
Красивая зверюга, вздохнул старик. И морда, глянь-ка, хищная. Злая. Того и гляди укусит. Но, нутром чую, жидковат ваш мерседесь. Супротив нашего рассейского козла не потянет. Чуть лужа поглубже, да пожижезавязнет по самые яйца. И без трактора хрен выберется. Одно словозаграница. Туды ее в качель.
Это точно, согласился Фрол. Так и есть, дядя Гриша! Лучше родного «уазика» для наших стежек-дорожек ничего нет!
Во, сам понимаешь! Значит, не глупый. Хоть и из Ленинграда. Тогда чего зря деньги тратить? по-хозяйски строго осведомился практичный дед. Девать тыщи некуда, бизьнесьмень?! Так старикам и детишкам голодным отдай. Все лучше, чем гробину эту куплять. И люди добрые тебе спасибо скажут, в ножки поклонятся, свечу за здравие поставят! Судя по резко изменившемуся тону и активной жестикуляции, в бывшем партийном председателе благополучно сдохшего колхоза при виде дорогой иномарки вдруг проснулось обостренное чувство классовой справедливости. А это опасно. Им еще жить здесь минимум две недели. Бок о бок. И жить мирно. Значит надо срочно гасить, от греха, бунтарский дух, пока дедулю дальше не понесло и за язык не дернуло.
Да правильно все, отец, не отрываясь от созерцания пейзажа, тихим, успокаивающим голосом заметил Рэмбо. И на детей-сирот, и на ремонт храмов порушенных мы, фирма наша коммерческая, регулярно долю отстегни Влад запнулся. Поправился торопливо:Ну, денег даем, в смысле. И не за спасибо и поклоны, а просто потому, что мы можем это делать и хотим. А еще потому, что мырусские люди. А не эти сволочи с Кавказа, которые приедут, засрут все, как Мамай, карманы рублями набьют и уедут в свою Чечню. Мы, бизнесмены, за страну, за ее будущее, за детей и стариков наших побольше многих картавых словоблудов болеем. Хоть и не показываем этого. Только правило есть такое, понимаешь, дядя Гриша? Если ты серьезный, уважаемый человек, занимаешься серьезным делом, всегда на виду, то и дом, и машина, и одежда, и даже жратва у тебя должны быть соответствующие. Иначе не поймут. Я, например, джинсы и свитер люблю носить, самогоночку под капустку квашеную очень уважаю. Холодец домашний с хреном люблю и суп из куриных потрошков. Но когда в ресторан приходишь, где на тебя все пялятся, надо быть в костюме, заказывать лангет в сухарях, жульен с грибами и пойло вонючее импортное, вроде виски. Так что зря ты так, батя. Не все, кто при деньгах, сволочи. Далеко не все, поверь.
Влад нахмурился, покачал головой, вздохнул прочувствованно. И это сразу помогло. Дед явно пожалел, что сболтнул гостям лишнего, пошел на попятную.
Так я ж разве спорю, сынки? помягчел старик. Люди ж, они все разные! Как же не знать! Ну, вы, эта засуетился дядя Гриша, ворота сами открывайте, на проволоке они, и во двор Пашкин заезжайте. А я сейчас ключ принесу. В комоде он у меня, и провожаемый снисходительными взглядами Невского и Фрола председатель, прихрамывая, направился по тропинке в стоящий по соседству с пустующей избой Медведя еще более запущенный и неуютный даже с виду дом из черных от старости бревен.
Звиздеть языком все горазды, философски сказал вслед старику телохранитель. А колхозные коровы, бля буду, у него сами по себе с голоду передохли. Он ни при чем. Алкаш Ельцин виноват.
Ладно, хорош по ушам ездить, заезжай давай, приказал Влад. Вон там, у баньки, тачку поставь. Чтобы из любого окна видно было. Фиг их знает, местных Маугли. Скрутят чего-нибудь втихаря, потом хрен назад уедешь. Да и спиногрызы местныетоже явно не тимуровцы, если Медведю верить.
А когда они ими были? ухмыльнулся Денис. Разве что в черно-белых советских фильмах про пионэров. А в жизнидремучая тупость, жлобство и врожденная злоба на всех, кто лучше тебя живет. Быдлооно быдло и есть. И так у нас в деревне будет всегда. Потому как особенности национального характера.
Надо же. С чего такая внезапная злость на честных тружеников села? Подойди к тачке, глянь в зеркало, улыбнулся Невский. Джек-Потрошитель отдыхает. Колись давай, какая муха светлый образ Ильича обосрала?
Да есть причина, мотнул головой Фрол. Это личное. Ты, вот, хоть родом из Питера, почти всю жизнь в Прибалтике прожил. С фашистами этими недобитыми. По характеруте же немцы. Или финны, без разницы. Главноевсе по линеечке, чистенько, аккуратненько. Каждый за себя. Значит, должен понять.
Что понять? Влад жадно затянулся сигаретой и взглянул телохранителю в глаза.
Разницу. Мои родственники раньше в Таджикистане жили. Дом у них был свой, в Душанбе. С розами и персиками. Теткаучительница географии, ее мужклассный инженер-строитель, и две дочки. Семнадцать и пятнадцать лет. Когда там звери начали аллах акбар кричать и русских средь бела дня резать, из окон выкидывать и расстреливать, они сели на старенький «Москвич» и чудом из города вырвались, под обстрелом боевиков. Семь дырок в кузове. Заднее стекло вдребезги. Слава богу, все остались целы и бензобак не дырявый В общем, оставили всеквартиру, мебель, вещи. Успели собрать лишь один чемодан, плюсдокументы и деньги. Добрались до наших военных, а там уже сумасшедший дом. Круговая оборона. Тысячи беженцев. Паника, слезы. Абреки обдолбанные часть окружили, сунулись в горячке, но наши солдатики по ним очередью из пулемета прошлись, из пушки пару раз ебнули, и те сразу обосрались и отступили. И больше близко не подходили, только издали по ночам наугад шмаляли, суки! Денис сплюнул под ноги. Два дня жили, как на передовой. Потом на транспортном самолете в Россию прилетели. Поселили их на первое время, вместе с остальными, в пионерлагере. Зимой. Ни отопления, ни электричества, ни воды. Устроились кое-как, совместными силами, печку из бочки смастерили. Снег на костре растапливали. Никто не ныл, даже маленькие дети. Живы, на родину, домой вернулисьзначит, самое страшное позади, все будет хорошо. Сунулись к иммиграционным чиновникам, так, мол, и так, мы беженцы. Не лохи какие-нибудь, специалисты. Готовы честно работать на благо России. Нам ни Москва, ни Питер не нужны. Сойдет и провинция. Только скажите, куда ехать и дайте хоть какое-нибудь более-менее сносное жилье. Дальше мы сами выкрутимся. Руки-ноги-голова на месте, не пропадем. Знаешь, что им ответили? Мы вас сюда не звали! Вот вам и родина. Уродина В конце концов отправили их, вместе с другой такой же семьей, только с тремя детьми, в колхоз, Денис снова глянул на дом бывшего председателя, с названием «Дружба народов»! Как будто специально подобрали. Ну, думали, повезло. Не какой-нибудь Пиздапропащенск дремучий, а всего тридцать километров от Твери. Считайсамый центр России, до столицы рукой подать. Дали каждой семье пустующий дом с дырявой крышей, по которому ветер гуляет. На дворефевраль месяц. Фигня. Обустроились Тетка, учительница истории, пошла навоз из-под коров выносить, муж и тот, второй, мужик в машино-тракторную станцию устроились слесарями, ржавое списанное железо начали реанимировать. Без единой новой запчасти. Да так, что местные умельцы охуевали. Одним словом, дела пошли. Председатель налюбоваться не мог, на руках носил. Не пьют, трудятся день и ночь. Не то что местные тунеядцы и алкаши. Появились кое-какие деньги. Весна пришла. Грязь высохла. Вот они, наивные, и стали обустраиваться. Как там, на юге. Дом отремонтировали, любо-дорого, забор новый поставили, теплицы, участок в порядок привели и даже не поленились из Твери тротуарную плитку привезти, чтобы дорожки, значит, на территории вымостить, вместо досок. Цветынадо же! на клумбах посадили! Какая неслыханная наглость! Местное быдло тему просекло, раз сунулисьдай в долг. Хрен на рыло, иди заработай. Два сунулисьдай на бутылку. Ответ тот же. Вежливо, без матюков, но доходчиво А потом началось. Детей второй семьи в местной школе начали задирать и чуханить, учителя стали придираться, валить по всем предметам, на работе у родителей тоже проблемы в отношениях начались. Прямо так, в лицо, и говорили: «Вы, суки-урюки, чего в Россию приперлись? Чего красоту здесь навели? Розы-мимозы у них в саду, понимать! Чтобы нас, таких сирых и убогих, мордой в грязь ткнуть?!» Самое удивительное, что сами, гады, отлично понимают, что в говне по уши живут именно потому, что ничего делать не хотят. На красивые дома и ухоженные дворы переселенцев, которые день и ночь вкалывают, посмотряти черной завистью и злобой исходят. Но самим палец о палец ударить, чтобы было так же, лень. Лучше, как все, не выделяться из толпы быдла. Иначе заклюют. Водку жрать и власть хуями обкладыватьсвятое дело. Гораздо легче уничтожить чужое, чем построить свое.
Это точно. И чем все закончилось? Вернулись к чуркам? вздохнул Влад.
Кончилось тем, что когда и тех и других родителей дома не было, в Тверь уехали, буржуи этакие, новую мебель покупать, в дом вломились пятеро пьяных сопляков, от четырнадцати до семнадцати, скрутили и изнасиловали обеих дочерей, а уходя, подожгли дом. Вроде как просто пожар случился. Пойди потом докажи. То, что три часа подряд творилось в доме, с истошными криками о помощи и диким ржанием ублюдков, видели и слышали все соседи, но никто даже не думал вмешаться или ментов вызвать. Потому что менттоже свой, местный. Смотрели, твари, потешались. А детей второй семьитам трое мальчишек было, восемь, десять и четырнадцать летодноклассники избили до полусмерти в школе. Идиоту было понятно что все заранее подготовлено и спланировано, чтобы заставить пришлых уехать А чем все закончилось? Кто-нибудь за избиение пацанов, изнасилование и смерть девушек ответил? Хрен. Более тоговыяснилось, что среди насильников были сыновья председателя и местного Анискина, мента! А среди тех, кто избивал мальчишек в школе, дети директора. Кто же своих чад сажать будет? В общем, когда стало понятно, что справедливости ждать бессмысленно, теткин муж, чья жена уже давно перебралась из «Дружбы народов» в Тверь, в купленную квартиру как и их друзья составил письмо, где описывал, что и как, отправил его почтой в ГУВД, попрощался с женой и друзьями, взял охотничье ружье, патроны с картечью, выпил для храбрости, приехал в колхоз и одного за другим замочил всех пятерых насильников. А с нимипредседателя, мента и одного местного гоблина, особо громко и рьяно призывавшего «буржуев» убираться обратно, откуда приехали. Именно с ним пили в тот вечер пацаны, прежде чем вломиться в дом. Завалил всех, сел прямо у правления, допил бутылку водки, сунул себе ствол ружья в рот и выстрелил. Вот такая история, Влад. О гостеприимстве русской деревни.
Дикая история, нахмурился Невский. Ну и как сейчас твоя тетка? Жива, здорова?
Да, вполне, кивнул Фрол, запрыгивая за руль джипа. Озлобленные восемью убийствами за одну ночь селяне хотели приехать в Тверь и порешить ее, всем скопом, но жители домапочти все семьи военныхузнали, что к чему, и неожиданно для Марины встали на ее защиту, через местную газету пообещав убить каждого, кто сунется. И те не решились. Так и затихло. Марина сейчас снова замужем, за отставным военным. У нее все нормально, насколько может быть.