И давно он так вот?
Да безнадежно взмахнул рукой урка, с которым переглядывался Злой. Всю дорогу. Сколько ему ни говорилине пей чифиру, загнешься! А у него одна на все отмазкараньше смерти не помру!
Ну, с этим трудно не согласиться, попытался я усмехнуться. Только это не означает, что нужно так торопиться с ней встретиться. Лекарства какие-нибудь у него есть? Должны быть, не вчера ведь это у него началось!
Здесь я немного слукавил. Диагноз Бахве был поставлен мной семь лет назад. Тогда же я и выписал все нужные старику лекарства. Если бы Бахва не принимал их, до этой встречи он бы и не дожил. Значит, как рассчитывал я, какая-никакая аптека у смотрящего должна быть. Но расчет этот не оправдался:
Да нету ни фига! зло ответил все тот же урка. Были какие-то колеса у него, дак третьего дня шмон был. Все отобрали, суки позорные. И че им скажешь?!
Ну да вздохнул я, и дыхание тут же перехватило от боли в ребрах. Ну да!
Значит, все как тогда. Умирающий старик и ноль лекарств. Повторять в сегодняшних условиях аттракцион с безмедикаментозным лечением пароксизмальной тахикардии было почти убийством. И, соответственно, самоубийством. Потому что при неблагоприятном исходе лечения незадачливого лекаря порвут в клочья сокамерники. То есть почти наверняка.
Но оставить Бахву вот так вот помирать я тоже не мог. Не потому, что кого-то боялсясвое я давно уже отбоялся. Просто яврач. Это во-первых.
А во-вторых, по-своему я все-таки любил этого ссученного старого вора. Что ни говори, а если бы не его советы тогда, в мою первую ходку, не жил бы я уже, наверное, на белом свете. Опустили бы в пресс-хате, а оттуда одна дорогав петлю!
Короче, так, сказал я уркам. Раз аптеки нету, буду лечить его старым дедовским способом
Это как? подозрительно перебил Злой.
Увидите, отрезал я и решил для убедительности «травить арапа» по полной. При этом совесть оставалось чиста: все было правдой, но правдой семилетней давности.
У меня на «скорой» таких ухарей иной раз по несколько за смену случается. Аптеку обновлять не успеваем. Да и обновлять особо нечем. Нищета Вот и приходится «старым дедовским» способом пользоваться. Не парьтесь! Выглядит странновато, но работает безотказно. Только, я обратился к Злому, не надо мне мешать. Это важно. Шансов у него немного. Но и времени нет. Так что проследи, не сочти за труд.
Я прослежу, холодно пообещал Злой и предупредил с чувством:Но смотри, Айболит, твою мать
Хорошо. Оденьте его! велел я уркам, что раздевали Бахву. На футболку клифт наденьте. Покрепче.
Урки растерянно оглянулись на Злого. Тот кивнул головоймол, делайте, что говорят! Они надели на Бахву футболку и пиджак, затем заботливо взбили подушку и уложили полуживого старика на шконку. И отошли по моему сигналу.
Интересно, как у меня с мышечной памятью? Работают еще рефлексы, или уже все позабылось?
Отогнал от себя посторонние мысли и сосредоточился на пациенте. Неважно, что у меня у самого все тело болит и каждое движение дается с огромным трудом. Действовать нужно точно и аккуратно. Тогда есть шанс, что с Бахвой все будет в порядке.
В камере наступила такая тишина, что в какой-то момент мне показалось, что мы здесь с Бах-вой одни. Несколько долгих секунд я готовился к тому, что предстояло сделать. И вот схватил Бахву за лацканы клифта, насколько мог резко рванул на себя и вверх, как бы подсаживая, а затем коротко, без замаха двинул поддых.
Хык-х! вырвался воздух из Бахвиных легких.
Ты!.. рявкнул, было Злой, но осекся.
Бахва, как рыба на песке, хватал ртом воздух:
Апапап
Ти-ихо-тихо, тихо-онечко уговаривал его я, поддерживая за плечи и не давая лечь. Ды-ышим, дышим, дышим
Ох ты зара-аза, выговорил наконец Бахва. Так по грудине садануть
Ничего, ничего Врачей все сначала ругают. Раз ругаешься, значит, жить будешь, сказал я.
И вздохнул с облегчением: получилось! Значит, удача не навсегда повернулась ко мне задом. Скулы у Бахвы порозовели, лицо ожило. За спиной зашушукались, загомонили вполголоса урки. В этом гомоне явственно слышалось одобрение.
Молодец, лекарь, опустилась на мое плечо жесткая, будто железная, рука Злого. Умеешь. Не попусту базлал.
Как ты его обозвал? подал голос Бахва. Он внимательно смотрел на меня. Так смотрят только люди, вернувшиеся с того света.
Этого-то? мотнул головой Злой. Лекарь.
Лекарь, говоришь? медленно повторил Бахва. Точно, лекарь и есть Давай-ка, Лекарь, поближе ко мне переселяйся. Ты, Злой, освободи ему шконку рядом со мной.
Злой кивнул. И я понял, что сегодняшний раунд остался за мной.
Глава 3ЗДРАВСТВУЙ, ЖЕНА!
В целом, ребята ведут себя очень хорошо! Сколько актерских талантов здесь пропадает! Бахва только подвел своим парадоксикальным тьфуне выговорить! Словом, болезнью своей!
Может, оно и к лучшему! Очень хорошо вписывается в общий план
Только бы он не расчувствовался и не сказал лишнего!
А ему это надо?!
Растянувшись на шконке, я смог вздохнуть свободнеенасколько позволяли все еще ноющие ребра. Не то чтобы я стал вдруг доверять сокамерникам. Нет, от них все так же можно ожидать чего угодно, но теперь я нужен Бахве. Жизненно необходим, в полном смысле этого слова. Я стал единственной ниточкой, связывающей старого вора с этим светом. И мы оба это понимали. «Мы с тобой теперь одной веревкой связаны, стали оба мы водолазами», навязчиво крутилось у меня в голове. Я сомкнул усталые веки. Какие-то видения почти сразу возникли перед глазами, лица забытых друзей и врагов, живых и мертвых. Хотя кто их теперь разберет, кто жив, кто мертв.
Спал долго, а проснулся, как мне показалось, мгновенно. Автоматом, по привычке, навострил уши. Не открывая глаз, прислушался и принюхался. И только потом осознал, где я нахожусь: на шконке. Накрыт одеялом. С одной стороны Бахва: либо похрапывает, похрипывая, то ли похрипывает похрапывая. Спит, в общем. По другую сторону раздавались обычные звуки камерной жизни. Судя по всему, сейчас был день, около полудня или чуть больше. Значит, поспал порядком. Если бы еще не так сильно болело тело, совсем было бы хорошо.
Неподалеку переговаривались несколько человек. Играли они в карты, в рамс. Послушав немного, я пришел к выводу, что ни о чем интересном для меня они не говорят. Так, обмениваются дежурными карточными фразами. Ну ладно, этих пока можно отпустить на длинном поводке. То есть отслушивать вполуха, не сосредотачиваясь на содержании. А самому раскинуть в это время мозгами. Однако не получилось, слишком велико было напряжение последних дней, и я почти сразу же снова погрузился в сладкую дремоту. Как ребенок. В действительность меня вернул звук открывающейся двери и крик: «Разин, на выход!»
Мысленно я смачно выругался. Картежники замолчали на минутку: переваривают, переглядываются. Перекинулись несколькими словами. Видимо, решают, кому встать и разбудить Лекаря. Лекаря Как только меня в этой жизни не называли! В общем, не самое плохое погоняло.
Очень хотелось, чтобы картежники решали или препирались меж собой как можно дольше.
Даже представлять не хотелось, с какими мучениями придется сейчас поднимать затекшее от побоев тело. Не даст же времени гадский мусор даже до параши дойти. Сто процентов. Интересно, что ему вообще надо? Вчера же только на допрос водили! Соскучились, видимо. Прямо жить без меня не могут. Или еще что-нибудь замутили. На это как раз больше всего и похоже. Вон как вертухай у двери заходится от матюгов! Не терпится ему поскорее доставить жертву на место Или у него это просто вентиляция легких, как у младенцев, поорал и полегчало? Что ж это он так старается? Так недолго и грыжу заработать, это я тебе, мусорок, как врач могу сказать, только вот вряд ли ты станешь меня слушать!
Эа неожиданно тряхнул кто-то меня за плечо. Подъем, Лекарь! На выход, вертухай вон, слышь, пеной исходит!
Это был Злой! Я отметил про себя на будущееЗлой умеет перемещаться совершенно бесшумно. В «определенных обстоятельствах» это может иметь значение. Следовательно, об этом стоит помнить. Открыл глаза. Посмотрел на Злого и кивнул в ответ. Все понял, дескать. Затем стиснул зубы, приготовился к самому худшему и резким движением сел на шконке. Против ожидания, первые движения оказались не столь уж болезненны. И я в очередной раз подивился и порадовался тому, как быстро восстанавливается мой организм.
Бахва уже проснулся и внимательно разглядывал меня, не произнося ни слова. Я тоже только посмотрел на него, но здороваться не стал. Молча потер ладонями лицо, поводил по волосам, отряхнул и одернул одеждувот и все сборы. Нищему собратьсятолько подпоясаться. Никаких туалетных принадлежностей у меня, само собой, не было, и передать с воли тоже некому. Потому, что никто, скорее всего, и не знал, где я сейчас нахожусь. Я поднялся, сунул ноги в свои туфли без шнурков и направился к двери. Сразу почувствовал, что идти по проходу между шконками стало легче, чем вчера. Мне стали уступать дорогу. Ощутимое преимущество нового статуса.
Как я и предполагал, к параше даже подойти не получилось. Озверевший от сверхдолгого ожидания вертухай, похоже, готов был уже схватить меня в охапку да так и нести. Но что-то его остановило, и он ограничился тем, что обложил меня всеми ругательствами, которые способны были уместиться в его голове. Я с интересом прослушал весь его репертуар и пришел к печальному заключению, что сегодняшний конвоир не отличается ни умом, ни фантазией. Не говоря уже о способности к импровизации.
Впрочем, в его вертухайской жизни перечисленные качества были бы скорее всего помехой. Вертухай вывел меня из камеры и повел куда-то, позвякивая связкой ключей по стене. Куда ведет, не сказал. А спрашивать об этом здесь не принято. Но вот маршрут, по которому меня вели, мне нравился все меньше и меньше. Ну, то есть, маршрут как маршрут. В тюрьме все маршруты плохие. Кроме одногона волю. Но это явно не сегодняшний. А сейчас, очень на то похоже, ведут меня туда же, куда водили вчера. В кабинет к упырям-вурдалакам, живым мертвецамследователю Мухе и адвокату Живицкому.
Лицом к стене!
Вот сейчас откроет решетку. Затем закроет.
Пшел!
Полста шагов по коридору, поворот. И слева, в тридцати шагах, та самая заветная дверца василькового цвета, как в детском саду! В последний раз по дороге в эту сторону:
Лицом к стене!
Погремев связкой ключей, вертухай открывает дверь и докладывает кому-то, кого я не вижу:
Разин! И, обернувшись, бросает мне:Входи! Давай!
И не успел еще я отнять от стены руки, чтобы повернуться и войти в кабинет, как в груди возник неприятный холодок. Скверный такой холодок дурного предчувствия.
«Предчувствие меня не обмануло». Едва войдя в кабинет, я сразу уловил запах духовзапах женщины! Просканировал взглядом небольшое и мрачное помещение от стенки до стенки. Как я и ожидал, вурдалаки-упыри были на месте. Лже-Живицкий поблескивал очками в своем углу, Муха сосредоточенно сопел за столом, перебирая какие-то бумаги. С понтом занят важным делом. Именно такую картину я и ожидал увидеть. А вот третьей фигуры в прошлый раз в комнате не было. Но фигуру эту я знал настолько хорошо, что лучше можно знать только свою собственную.
На казенном стуле в эффектной позе, положив ногу на ногу, сидела Ангелина. Моя благоверная женушка, которая, как я полагал, все еще ублажает арабов в пустыне, доит верблюдиц и вообще ведет кочевую жизнь. Я узнал ее сразу, как только взгляд выхватил из полумрака знакомый силуэт. Причем выглядела она на все сто. Гораздо лучше, чем я помнил. Холеная, видно, что при бабках, совсем не похожа на ту домохозяйку с дурной головушкой, которая когда-то была моей женой. То есть, напомнил я себе тут же, женой Кости Разина. И которая этого самого Костю, мужа любимого, подставила под мокрое дело и в зону сплавила. Непонятно только, чем объясняются подобные метаморфозынеужто среди египетских клиентов попался шейх или эмир, который пленился ее сексуальностью настолько, что выкупил бедняжку для собственных нужд? Или это сделал тот самый Карабас-Барабас, о котором говорил Бахва?!
Разин? спросил Муха со странной интонацией, словно удивившиського это ему привели. Ага Оч-чень хорошо. Отлично.
Было похоже, что следователь сегодня, против обыкновения, рассеян. Шелестел бумажками, заглядывая то в одну, то в другую, словно надеялся найти в них еще что-нибудь важное. Держал паузу, давая мне убедиться, что дама на стуледействительно моя бывшая супруга, и привыкнуть к этому невероятному, учитывая жизненные обстоятельства, факту.
Садитесь, Разин! радушно улыбнувшись, указал он наконец на стул рядом с Линой. Помните, что мы с Борисом Наумовичем вам вчера обещали? Очную ставку с вашей супругой. Дело мы ваше в долгий ящик откладывать не можем. Справедливость требует, правосудие ждет, начальство наседает Хе-хе! Мы выполняем свое обещание! Узнаете? Ваша жена, гражданин Разин! Согласно свидетельству о браке, он взял со стола очки, не надевая поднес их к глазам и прочел, водя пальцем другой руки по строкам документа на столе, РазинаАнгелина (господи, имя-то какое!) Ивановна!
Лина медленно повернулась. Наши взгляды встретились. И на бесконечное мгновение я погрузился в омут этих лживых карих глаз, в самую их глубину, где, вопреки «ангельскому» имени моей благоверной, плясали самые настоящие дьяволята. Я ясно их видел. Что ж, подходящая компашка собраласьдва упыря и демоница с востока. Лилит! Удивительно, как много полезного можно узнать всего за один взгляд! Она тоже узнала меня. Я виделдрожь прошла по ее телу, дрогнули ресницы, метнулось что-то в глазах. Не только от страха, хотя и он присутствовал в достатке. Что-то чувственное! Я подумал о том, что похотливость Ангелины достойна книги рекордов Гиннеса, но, откровенно говоря, мне было это приятно.
Я отвернулся с бесстрастным и слегка недоумевающим видоммол, кого это вы мне здесь сватаете! Во всяком случае очень надеялся, что это выглядело именно так.
Ну что, гражданин Разин? осведомился Муха. Узнаете? Или тоже скажете, что ранее никогда эту женщину в глаза не видели?
Я еще раз бегло взглянул на нее.
Совершенно верно, Владимир Владимирович, я никогда до сегодняшнего дня не встречался с этой особой.
Ясно, удовлетворенным тоном сказал Муха, но в голосе его все же сквозило разочарование. А вы что скажете, госпожа Разина? обратился он теперь к Лине.
Ангелина еще не произнесла ни звука, и я с волнением ожидал момента, когда она откроет свой накрашенный ротик. Откровенно говоря, очень хотелось услышать ее голос.
Я тихо и как-то даже растерянно начала она и оглянулась на меня. Я продолжал равнодушно разглядывать пол.
Вы! пришел ей на помощь Муха. Узнаете ли вы человека, который сидит рядом с вами? Встречали ли вы его раньше, и если да, то при каких обстоятельствах? Расскажите, будьте любезны.
Да, я знаю этого человека! вдруг сказала она твердо. Это мой муж.
Ваш муж как эхо отозвался следак. Это хорошо, что ваш муж. Зовут его как?
Костя ответила Лина. Константин Александрович.
Ну?.. поторапливал ее следователь. А фамилия?
А спохватилась супруга. Разин! Разин Константин Александрович.
Так сказал Муха, зачем-то постучал ручкой по столу и снова повернулся ко мне:А вы, гражданин Разин? Знакома ли вам эта женщина?
Я отрицательно покачал головой.
Вы, гражданин Разин, не головой трясите, неприязненно сказал он, а говорите вслух, чтобы ни у кого из присутствующих на очной ставке не оставалось сомнений относительно ваших ответов. Я доходчиво выражаюсь?
Я решил, что не стоит прямо сейчас дразнить этих жирных и глупых гусей, и сказал четко и ясно:
Я уже сказал, что не знаю эту женщину и никогда раньше ее не встречал.
Вот как?! деланно изумился Муха. Не встречали? Вот ведь загадка природы! Она его виделаа он ее нет! А?! Он повернулся к Живицкому, всем своим видом как бы говоря: «Нет, ты таки видал ухаря?», и, не дожидаясь ответа, снова обернулся ко мне:
Вы, гражданин Разин, все менее прозрачно намекаете нам, что у вас с психикой не все в порядке? Я бы не рекомендовал вам этого делать. Термин «лоботомия» вам известен? бросил он как бы невзначай.
Сразу представилась сцена, будто из фильма ужасов: закованные в заляпанную кровью одежду людив узких прорезях видны только их сосредоточенные холодные глазазагоняют блестящий хирургический инструмент в ноздрю пациенту, наглухо пристегнутому к столу широкими кожаными ремнями. У несчастного не только все конечности и грудь стягивают черные кожаные полосы с никелированными пряжкамилоб и подбородок тоже жестко зафиксированы ремнями, не дернешься! Пациент в сознании и ужасе, в его обезумевших глазах с покрасневшими белкамибезысходный и безголосый кошмар. Он весь исходит холодным липким потом, его зеленая роба мокра насквозь. Вот инструментя уже не помнил, как он называется, помнил только, как он выглядит, инструмент с хрустом взламывает кости черепа и входит в лобные доли мозга. Человек бьется с такой силой, что даже вмурованный в бетон стол заметно вздрагивает. Хирургам это нравится, раздаются возгласы «О-о!», возбужденные похохатывания Один из них с усилием проворачивает инструмент, и тот с хрустом и чавканьем размалывает мозг жертвы, прямо под лобной костью. Человек под ремнями в последний раз выгибается в страшной, почти предсмертной судороге и отключается.