И правда, чуть слышно пробормотала она.
Я слез с Лошадки и улыбнулся тому, как самоед с Трофимом тактично отъехали в сторону.
Пятнадцать минут на прощание, не оборачиваясь, распорядился Комяк и, уже не таясь, задымил папиросой. И в тот же момент у меня на шее повисла Настасья.
Милый... Любимый... Родненький... И как же я без тебя буду-то, Косточка?! Ни огонька, ни лучика света теперь в моей жизни! Увяну! Помру!
Настасья, не болтай чепухи, строго произнес я, целуя девушку в милое личико, мокрое от дождя и от слез. Через год я вернусь. Всего лишь через год. Даже меньше. Другие ждут куда дольше. Бывает, что и всю жизнь.
Всю жизнь... эхом повторила за мной Настя. А ежели там, у себя, ты встретишь другую? Забудешь про то, что живет здесь, в тайге, такая дремучая девка?
Не будет этого, уверенно сказал я. Не забуду и приеду в июне.
Настасья всхлипнула и пообещала:
Я очень буду ждать тебя, милый. А не дождусь, так утоплюсь в реке.
Чего ты болтаешь! прошипел я.
И больше мы не произнесли ни слова. Молча стояли, крепко прижавшись друг к другу, под усилившимся дождем. «Добрая примета». С какой же радостью я погостил бы у спасовцев хотя бы еще недельку! Хотя бы еще денек! Хотя бы еще одну ночьку с Настасьей! Но у нас на пятках уже сидела зима. И мы не могли больше ждать.
Коста, пора, крикнул Комяк.
Пора, всхлипнула Настя.
Пора, повторил я. Нет ничего тяжелее затянувшихся проводов. Нежно поцеловал девушку в губы и отстранил ее от себя. Она так и стояла, не пошелохнувшись, пока я садился в седло. Потом спохватилась.
Погоди! Сняла с шеи нательный крестик на черном шелковом шнурке и протянула мне. Возьми любимый. Носи его и вспоминай обо мне. Он наговоренный. Он принесет тебе счастье.
Я надел крестик, наклонился в седле и поцеловал Настю в чистый, мокрый от дождя лобик.
Коста, пора!
До свидания, Настена. Я пятками стукнул Лошадку по круглым бокам. И, уже отъехав, не выдержал и обернулся. Настя стояла посреди небольшой полянки и провожала меня печальным взором. Встретившись со мной взглядом, она с трудом улыбнулась и положила мне низкий поклон.
Возвращайся, Коста! Возвращайся, любимый! донесся до меня ее голосок. Звонкий, словно валдайский колокольчик.
Вперед, скомандовал Трофим. Настасьюшка, отзови Секача, дабы за нами не шел... Да поможет нам Бог!
Он выстлал своего коня шенкелями. Он устремился вперед. Следом за нимКомяк. А в арьергарде я.
Впереди лежали сто пятьдесят километров глухой тайги до верховьев Мезени. До схрона, в котором дожидался Трофима обещанный «Тигр». На лошадях Комяк рассчитывал преодолеть это расстояние дня за триза четыре. А дальше...
А дальше будем сплавляться вниз по реке. Или пойдем пешком. Это уж как карты лягут. Главное, хоть вплавь, хоть ползком, но добраться до Кослана. До подготовленной для нас малины. До железной дороги...
Эх, Настя-Настена. Как ты там теперь без меня?
Глава 3ЛОШАДЬ-ТРОФИ
Дождь прекратился только к полудню. На какой-то момент из-за туч даже проглянуло скупое осеннее солнышко, но его тут же опять затянуло низкими серыми облаками. И все равно в парме стало чуть посветлее. Немного повеселее. К тому же вскоре мрачный еловый сузем перешел в чистый просторный бор, поросший корабельными соснами. В нем, у подножия невысокой сопки, мы решили устроить дневной привал.
Ништяк, братва, мы нынче утром проехали, не скрывая удовольствия, заметил Комяк. Верст тридцать будет. Если не сорок. Он спешился и принялся привязывать своего Орлика к сосне. Трофим, как считаешь?
Двадцать пять будет. Всяко, ответил спасовец.
Двадцать пять, так двадцать пять... пробормотал самоед и принялся развязывать мой рюкзак, который я только что сбросил на землю. Вы тут пока похозяйничайте, а я не поленюсь, поднимусь на сопочку, погляжу, что в округе творится. Коста, раскладывай костерок пока, кипяти воду.
«Разложу. Вскипячу, подумал я. Без проблем. Мне это не внове. А вот интересно, что ты надеешься разглядеть с этой сопочки? Ведь вокруг густой лес, хрен что увидишь из-за деревьев».
Хрен что увидишь из-за деревьев, заметил я Комяку.
Он хитро улыбнулся.
Если есть, что видеть, увижу. И, достав у меня из рюкзака бинокль, пошагал по направлению к сопке.
А я отправился отыскивать сухие дрова.
Комяк вернулся обратно приблизительно через час. К тому времени я успел приготовить похлебку из вяленой оленины и макарон, а Трофим у своегоестественно, отдельногокостерка намешал себе в котелке какую-то тюрю из муки и сушеных грибов.
Садись хавать, пригласил я самоеда, стоило ему подойти поближе, но он вместо того, чтобы устроиться у костра, отрицательно покачал головой и знаком руки отозвал меня в сторону, подальше от Трофима. Я понял, что что-то произошло, и сразу же вскочил с бревнышка, которое приспособил себе вместо стула.
Короче, Коста, получается, что не зря я сходил, сказал мне Комяк, стоило нам отойти на несколько шагов от костра. Солдат все-таки обнаружил. Верстах в двух от нас. Всего три человека с двумя собачонками. Они, когда ищут кого-то, всегда тройками бродят, пояснил он. Прут, как на прогулке, тока ветки трещат...
«Всего трое с собачками», передразнил я. Уж не предлагаешь ли с ними повоевать?
Можно, конечно, уйти. Без проблем. У нас «антидог», собаки нам до фонаря. А сопляки без собачек наш след не прочтут.
Уходим, тут же дернулся я.
Погоди. Комяк ненадолго задумался. Будем валить всех троих. И по-быстрому. И без пальбы. Ножами.
Зачем? удивленно воскликнул я. Нам нужны жизни этих мальчишек?
Нам нужны рации этих мальчишек.
И Комяк коротко объяснил мне, что у каждого из солдат, вышедших в поиск, в комплект вооружения входит компактнаяразмером с две сигаретные пачки, но мощная рация, настроенная только на три волнына ментовскую, медицинскую и ГУИНа. Если завладеть такой рацией, можно какое-то время прослушивать по ней мусорские переговоры и получать информацию. Можно точно узнать, повязали ли четверых беглых урок. Можно попробовать выяснить, что творится у нас впереди по курсу, есть ли там мусорские посты и дозоры. Короче, игра стоит свеч; информация стоит жизни троих желторотых мальчишек и риска, связанного с их устранением.
Какое время мы сможем прослушивать рацию? спросил я.
Полчаса... час. Пока не схватятся тех, кого щас замочим, и не перейдут на запасную волну. Ее нам уже не вьгаислить. Рации просто выкинем.
Тихон, покачал головой я, не покатит. Спалимся. Мусора пока сонные. Ищут себе потихонечку четверых уркаганов, особенно жопу не рвут. Знают, что рано или поздно те все равно вернутся на зону. А стоит нам завалить дозор легашей, стоит им только не выйти на связь, как сразу же загудит улей...
Не загудит. Пармапрорва такая, что схарчит и взвод без следа, не только дозор. Не выходят на связь, значит, забрались солдатики по дурости в топи и потонуливот и кончен базар. Их даже не будут искать, потому как врубаются, что это бесполезняк... Ну что? Айда?
Пошли, вздохнул я.
Все-таки в подобных делах Комяк разбирался куда лучше меня, и я, стараясь рассуждать трезво, пока что слушался его беспрекословно. Правда, меня не покидала мысль, что у моего проводника постоянно так и чешутся руки ввязаться в драку. Хотя бы из-за каких-то дурацких раций.
Ножом, Коста, работать умеешь?
Отвечаю.
Ну кое-что такое я про тебя уже слышал, улыбнулся Комяк. Ружья все же прихватим, но это на самый крайняк. А так даже не вздумай стрелять. Здесь верст за пять выстрел расслышит даже глухой. Однако вперед. А то ведь уйдут. Он развернулся и направился к Трофиму, увлеченно хлебавшему свое немудреное варево. Послушай, братец. Тут дело такое. Присяжных людей я недалече от нас заприметил. Надо бы их проводить, проследить, куда направляются. Так мы с Костой этим сейчас и займемся. А ты Богу пока помолись, нас здесь обожди. Договорились?
Трофим оторвал взгляд от котелка, внимательно посмотрел на самоеда и проявил неожиданную проницательность.
На убивство никак потянуло? спросил он.
Один Господь ведает, что нас ждет впереди, совершенно не смутился Комяк. Возможно, что и убивство... Трофим, так мы пошли? Дождешься нас? Присмотришь за лошадьми?
Идите. Дождусь, ответил спасовец и снова уткнулся в свой котелок...
Мы вели мусорской дозор по следу приблизительно на протяжении часа, выдерживая дистанцию примерно в полтора километра. В этот момент я понял, что значит настоящий таежный следопыт. Хотя наши противники за это время ни разу не попались нам на глаза, Комяк постоянно знал, где они находятся и даже куда направятся дальше. Несмотря на сравнительно большую дистанцию и «антидог», он из перестраховки старательно держался против ветра, чтобы нас не учуяли собаки. А иногда даже не ленился продемонстрировать мне следы, которые оставляли за собой беспечные солдатики.
Бона, гляди, мох примятый еще, не успел распрямиться... А вона ветка надломлена, свежий излом... А тута один пидарас лужу забаламутил...
Ты читал Фенимора Купера, Комяк? улыбнулся я. «Следопыта»?
Ясен перец, читал. Что ж я, ты думаешь?.. На зоне всю библиотеку перелопатил. Даже учебники. А у Купера твово все больше туфта...
Ну не скажи, засомневался я. Кстати, а что мы тянем? Долго будем за ними тащиться?
Скоро уже. Тут впереди болото большое. Поближе пусть подойдут. Мертвяков будет где затопить... Тащить недалече... Чу, паря! Закройся. И веткой не тресни. Подходим, кажись...
Мы увидели их метрах в пятидесяти от опушки леса. Двое солдат и лейтенант расположились на сухой уютной возвышенности на самой границе болота. Оба солдата возились со своими тощими вещмешками. Лейтенант сидел на берегу и без особого интереса оглядывал в бинокль большоекилометров пять в ширинуболото.
Захотят щас похлебку сварить, наклонившись мне к самому уху: чуть слышно прошептал Комяк, а с костром и облом. Дров-то там нет. Ивняк один да ольха. Сырые. Хрен разгорятся. И пошлет летеха солдат сюда за валежником. Тут-то мы их и...
Я давно уже перестал удивляться проницательности своего спутника и воспринял это как должное, как заранее написанный Комяком сценарий, когда оба солдата, беспечно оставив свои автоматы, чтобы не мешали возиться с хворостом, действительно вскоре направились в нашу сторону. Следом за солдатами увязались обе собаки.
Стараясь случайно не хрустнуть веткой, я осторожно отполз в глубь ельника, выбрал себе самый раскидистый куст и укрылся за ним. Комяк неслышно исчез у меня из виду, но я знал, что он где-то рядом.
Самой большой проблемой были собаки, и мы решили разделаться с ними в первую очередь. А потом главным было не дать солдатам успеть воспользоваться своими рациями или предупредить лейтенанта. Задачка совсем не из легких, и в последний момент я пожалел, что не отговорил самоеда от всей этой авантюры с захватом раций. Вполне обошлись бы без них. Но менять их на ходу было уже поздно. Солдатики хрустели валежником в каких-то тридцати метрах от нашей засады. Я даже видел, как хэбэ одного из них постоянно мелькает между деревьями. А в мою сторону направлялась одна из любопытных овчарок. То ли почуяла мое присутствие, то ли просто, шарясь по лесу по своим собачьим делам, случайно забрела к нашей засаде.
«Моя», решил я.
Собаченька, тю-тю-тю.
Овчарка замерла и растерянно посмотрела в мою сторону. Эти собаки приучены не лаять впустую, и я почти не опасался, что, заметив мое присутствие, она поднимет гам и предупредит хозяев. Сначала сама проверит, в чем дело. А к людям в камуфляже у служебных овчарок выработано почтительное отношение. Скорее она примет меня за своего.
Собака молча сделала несколько нерешительных шагов в моем направлении и доверчиво вытянула морду, принюхиваясь. Пока что я не вызвал у нее никаких подозрений. И до нее было не более метра.
«Точно, моя», понял я и коброй кинулся на собаку, параллельно выбрасывая вперед руку с «Ка-Баром». Я вложил в эту атаку всю стремительность, которую был способен развить, все умение управлять своим телом, тренированное годами.
И победил.
Овчарке не хватило реакции на то, чтобы увернуться. Она даже не поняла, чего от нее хотят, когда нож резко вонзился ей в грудь. Я тут же провернул рукоятку вокруг оси, свободной рукой пытаясь зажать собаке морду, чтобы, не дай Бог, не успела завизжать. Почти невыполнимая задача, и, естественно, мимо морды я промахнулся.
Но овчарка, к счастью, не издала ни единого громкого звука, лишь глухо всхлипнула, шарахнулась от меня, а потом молча попробовала перейти в контратаку. Но это уже была агония, которая лишь помогла добить несчастную псину. Я профессионально перерезал ей глотку, одним движением ножа отхватив голову почти наполовину. И в течение всей этой мимолетной операции даже не получил ни единой царапины. Разве что перемазал все руки в крови.
Извини, собачка. Так было надо, прошептал я и задумался, автоматически вытирая руки и нож о сырой мох.
От этого занятия меня оторвал самоед. Он показался из-за развесистой ели буквально на доли секунды, призывно махнул мне рукой и, когда я кивнул в ответ, сразу испарился обратно. Я тут же, заботясь о том, чтобы мне, неуклюжему, не наделать шуму, устремился к Комяку.
Он сидел на корточках под густой кроной сосны, прислонившись спиной к толстому, поросшему седым мхом стволу. Метрах в двух от него валялся труп второй овчарки.
Все-таки цапнула, сволочь, пока резал ей глотку, пожаловался он.
А ведь я, находясь от него в считанных метрах, не расслышал ни единого звука борьбы. «М-да, ты профи высшего класса», подумал я, но, вместо того чтобы выдать Комяку комплимент, прошептал совсем другое:
Как ты ее подманил?
Пошуршал децл, она и пришла... Да не все ли равно как? Айда за солдатами. Они, Комяк ухмыльнулся, знаешь, чем сейчас занимаются?
Ну?
Набрали дров и уселись посрать. Отсюда шагах в сорока. Тока что. А у солдат, если есть такая возможность, это надолго. Любят они это дело. Так что успеваем.
Я поморщился и подумал, что нечестно нападать на людей в такой ситуации, но в нашем положении было не до излишней щепетильности.
Подходим сзади, тем временем инструктировал меня Комяк. Твойтот, что слева. Нападаем одновременно. И без понтов бей ножом прямо в спину. Не до джентльменства нам ныне. Промедлим децл, дадим кому-нибудь вякнуть, спалимся. Вперед...
Прирезать, подкравшись сзади, оправляющегося человека, не сложнее, чем задушить грудного младенца. Это я понял уже через полминуты, когда всадил «Ка-Бар» под левую лопатку худенькому пареньку, со спущенными портками сидевшему на корточках возле маленькой елочки и с удовольствием мусолившему дешевую сигаретку. Он даже не услышал, как я приблизился сзади, а, получив удар в сердце, лишь кашлянул и тут же уткнулся носом в пушистый мох. Я поспешил произвести контрольный удар в основание черепа, перебив ножом шейный отдел позвоночника. Потом распрямился и вытер пот, обильно выступивший на лбу. От осознания того, что вот только что взял и убил своего противника не в открытом бою, а по-подлому, сзади, у меня дрожали руки...
Туфта все это, братан. Комяк подошел ко мне, как обычно, совершенно неслышно. Будь у этого сопляка такая возможность, он замочил бы тебя без раздумий. Хоть в брюхо, хоть в спину. За какой-то пидарный отпуск. А ты сейчас пытаешься выжить. И у тебя нет другого выхода, кроме как быть порой полной падлой. Пошли, у нас еще лейтенант.
Пошли, прохрипел я и, постаравшись взять себя в руки, направился к болоту...
С лейтенантом все обошлось вообще без проблем. Он вообще спал, и пятьдесят метров открытого пространства от леса до бугорка, который облюбовал для отдыха мусорской дозор, мы могли бы пройти строевым шагом. Да и еще и с песней. И он бы не проснулся. Чтобы его растолкать, Комяку потребовалось немало времени. При этом сладко уснувший летеха старательно посылал самоеда подальше и ругался, почему до сих пор не разложили костер.
Очнулся он буквально мгновенно. Резко сел и очумело уставился в ствол «калаша».
Кто такие? наконец нашел в себе силы спросить он. При этом попытался придать голосу жесткость, но получилось нечто вроде жалкого ягнячьего блеяния.
А мы те, кого ты тут ищешь, представился, улыбнувшись, Комяк.
Тех кого ищу, всех знаю в лицо. И их четверо, а не двое. Вы не они. Лейтенант с удивлением разглядывал наш камуфляж.
Да, мы не они. Мы такие же, как они. Пришли с Ижмы. Ты разве не читаешь ориентировки?
Читаю. Теперь ясно, наконец догадался летеха и поиграл желваками. Где солдаты?