Тедди обхватил ее за талию и скользнул ладонями по ягодицам.
Ты не кажешься тяжелой.
Он наклонился совсем близко; от него несло алкоголем, взгляд осоловел.
Кади не хотелось ставить его в неловкое положение, но голос ее встревожил. Пока не поздно. Когда губы Тедди оказались в дюйме от ее рта, она прошептала:
Где моя куртка?
Она хотела произнести вопрос кокетливо, легкомысленно, однако явно промахнулась; пыл Тедди вдруг превратился в лед.
Роб отнес ее наверх, я покажу.
Тедди повел Кади за руку мимо бара к дверке, за которой скрывалась узкая лестница для прислуги. И как будто водки с клюквой Кади было недостаточно, на лестнице оказалось совершенно темно. Кади осторожно шагнула.
Нет. Не идите туда. Поворачивайте назад.
Здесь голос звучал даже громче.
Но Тедди потянул ее за руку, и Кади подчинилась. Она не могла доверять странному голосу из головы. И все же темень стояла жуткая. Кади вытянула руку, пытаясь нащупать перила, но лишь вела рукой по стене. Носок соскочил со ступеньки, и Кади упала на колено.
Держу, раздался в темноте голос Тедди.
Не доверяйте ему. Не ходите с ним.
У Кади возникло плохое предчувствие, но она не понимала, откуда оно исходилоот голоса или Тедди. Ей хотелось быть милой, клевой, нормальной, какой угодно, но не параноичкой. Ладонь Тедди обхватила ее руку. «Он помогает, сказала Кади себе, все в порядке, угомонись».
Обстановка наверху уже больше напоминала особняквосточные ковры, очаровательные старые лампы, роскошная мебель. Тедди провел Кади по коридору и распахнул дверь в изысканную, пусть и минимально обставленную, спальню.
Прости, но я не вижу куртку.
Кади не знала, зачем извиняется. Наверное, из-за неловкости. Но если ситуация всего лишь неловкая, то почему так страшно? Тут уже никакой голос не обвинишь. А ее собственный звучал тише некуда.
Я хочу забрать куртку, Тедди.
Замерзла? Иди сюда.
Он завел ее в спальню, обхватил руками и поцеловал, крепко.
Кади отвернула голову, но Тедди не отпустил.
Мне надо идти, я правда устала
И я. Приляг на минутку. Он сел на кровать и потянул Кади за собой.
Она вымученно рассмеялась и поспешила встать обратно на ноги.
Прости, мне нужно идти.
Кади повернулась было к двери, но Тедди так и не выпустил ее руку, и когда вес Кади сместился, его хватка стала крепче. Она умоляюще на него оглянулась, однако воспаленные глаза Тедди остались безразличны. И в этот миг последние крохи смущения сдались под напором холодного, непререкаемого страха.
Я хочу уйти. Прямо сейчас.
Тедди улыбнулся.
Лады, давай, произнес он, как будто хотел обнять ее на прощание, как будто не продолжал сжимать ее запястье тисками пальцев.
Тедди провел носом по шее Кади.
Ты хорошо пахнешь, пробормотал он. Готов поспорить, что на вкус ты тоже хороша.
Кади съежилась.
Да ладно, детка, мы же весь вечер веселимся. Он прижал ее ладонь к своему паху, давая ощутить эрекцию. Видишь, что ты натворила?
Она попыталась отдернуть руку, кожу запястья пекло и щипало в его хватке. Надавив свободной ладонью ей на плечо, Терри вжал Кади в дверь и навалился. Кади понимала, что попала в беду, но туман шока, страха и водки держал ее в оцепенении. Тедди снова припал к ее рту, кусая нижнюю губу. Даже боли не удалось вернуть сознание в тело, пока вновь не раздалось:
Боитесь? Хорошо. Используйте страх. Он придает сил.
Голос женщины как будто занял место ее собственного. Кади не могла говорить. Даже дышала едватак крепко целовал Тедди. Однако голос постепенно затаскивал ее обратно в тело, и Кади начала все сильнее впиваться ногтями в предплечье Тедди. Тот не реагировал.
Борись, девочка. Борись за себя, чтобы освободиться. Голос становился громче.
Тедди попытался притянуть ее ладонь обратно к своему паху, но Кади сжала кулак и врезала от бедра. Тедди вздрогнул.
ШЕВЕЛИСЬ! раздалось так громко, что Кади испугалась.
Она вырвалась на волю и нырнула в сторону за долю секунды до того, как дверь в спальню рывком распахнулась, врезавшись в Тедди и чуть не сбив его с ног.
Что за черт? схватился он за плечо.
Кади остолбенела, увидев на пороге Никоса, который глядел на нее такими же, как, должно быть, и у нее, большими глазами:
Кади! Ты в порядке? Тед, что происходит?
Расслабься, мы тусуем, веселимся. Правда, Кади?
Ее вдруг охватил стыд; она не могла смотреть Никосу в глаза, но знала, что другой возможности сбежать уже не будет. Ее голос был тих, но тверд:
Я хочу домой.
Пойдем. Никос положил руку ей на плечо, успокаивая, и, когда они прошли мимо Тедди у дверей, он пробормотал: Ублюдок.
Прости, чел. Не знал, что ты ей тоже вдуваешь.
Никос развернулся и врезал ему прямиком в челюсть.
Тедди отшатнулся, схватившись за подбородок. Потом сплюнул на пол и выругался, но не осмелился глянуть на Кади.
Что за херня, чувак?!
Никос выволок Кади из комнаты, не обращая внимания на крики Тедди им вслед, провел по коридору и вниз по другой лестнице. Кади была совершенно сбита с толку. Весь вечер казался ей кошмарным сном.
Когда они добрались до первого этажа, Никос увлек ее в маленькую, относительно тихую гостиную.
Посиди немного. Ты дрожишь. Расскажи, что случилось.
Ее голос звучал едва ли громче шепота:
Он сказал, что мы идем за моей курткой. Чувствую себя такой глупой.
Невинностьэто не глупость.
Кади покачала головой:
Меня предупреждали, голос говорил мне, а я не слушала
Голос внутри тебя? Никос с тревогой окинул ее лицо взглядом.
Его искреннее беспокойство отрезвило Кади.
Да, заставила она себя сказать.
Не удивлен. К несчастью, с Тедди твое чутье попало в точку. В «Фениксе» он местный ушлепок. Клянусь, мы не все такие. И не вини себя. Ты не знала.
Кади кивнула. Может, это и правда был всего лишь глас интуиции.
Ты прав. Я просто Но почему он ни капли не был похож на нее? Я сейчас не могу собраться с мыслями. Чувствую, как с ума схожу.
Не волнуйся, теперь ты в безопасности, можешь больше ничего не говорить. Никос погладил Кади по спине. Просто рад, что оказался рядом.
Как? Как ты узнал, где я?
Роб сказал, что ты меня спрашивала, а когда он добавил, что с тобой Тедди, я сразу понял, что ты в беде. Мы все знаем его схему. Никос, должно быть, ощутил, как она напряглась на слове «схема». Господи, звучит отвратительно. Надо бы его выгнать.
Из универа?
Я имел в виду из «Феникса», но, черт, да, и оттуда бы тоже.
Кади повесила голову.
Мне так стыдно.
Почему? Ты не сделала ничего плохого.
Однако это была неправда. Это была неправда с прошлого Рождества. Потеряв Эрика, она открывала в себе стороны, которые ненавидела. Кади неверно оценивала людей, многое принимала как должное, лгала. И сегодняшний вечер только это доказал. Она ошиблась в Тедди. Она выпила слишком много. Она не остановила его раньше или не была достаточно убедительнаправда, воспоминания о пальцах Тедди, выкручивавших кожу ее запястья, намекали, что убедительность бы ей не помогла. Кади винила себя за то, что обременяет Никоса и что ему лжет. Она стыдилась, что слышит то, чего нет, или не понимает, что реально, а что нет, или верит, что нечто реально, а оно не имеет никакого смысла.
Но она не могла ничего такого произнести вслух.
Я хочу сказать спасибо. Я перед тобой в долгу.
Это я в долгу перед твоим братом.
У Кади остановилось сердце.
Давай-ка я провожу тебя домой.
Глава 12
Почти пятьдесят голосов устремлялись ввысь и кружились, сливаясь и сплетаясь в гармонии. Песня, над которой работал Коллегиум, «Abendlied» Райнбергера, утешала неспокойный дух Кади, словно колыбельная, изгоняя кошмарные голоса прошлой ночиложь Тедди, его похоть и те странные предупреждения, которым она не вняла. Кади проигрывала в голове каждое слово и действие, безуспешно пытаясь заснуть, отслеживая свои ошибки. Но сейчас размер четыре четверти удерживал ее в настоящем мгновении, она сосредоточилась лишь на нотном листе и слиянии звука, когда хор брал новую ноту.
Коллегиум состоял в основном из студентов последнего курса и горстки магистрантов, но был самым серьезным и профессиональным хором, который Кади доводилось слышать. Она до сих пор не могла поверить, что ее приняли; она стала одной из всего пяти первокурсников, набранных в этом году, и многие в хоре выбрали музыку основной специальностью. Так что Кади решила, что стерпит необычайно ранний подъем ради репетиции в Пейн-холле. Доктор Сатклифф, дирижер, которому пришлось отменить одну из трех еженедельных репетиций, назначил дополнительную на утро пятницы, с семи до девяти. У Кади сложилось впечатление, что раньше доктор Сатклифф никогда их не отменял. Прошел уже час, а они пропели только полстраничкичто было типично для перфекциониста Сатклиффа.
Вы слышите? крикнул он поверх пения. Слышите обертон? Нет, нет, продолжать!
Однако его вмешательство разбило чары общей сосредоточенности, и гармония рассыпалась на сомнительные мелодии и элементарные терции.
Тьфу! Доктор Сатклифф шлепнул себя ладонью по лбу. Я не хотел, чтобы вы прекратили петь! Он характерным жестом потер костяшками кустистые белые усы. Я намеревался не выискивать «блох», что, как вы знаете, мое излюбленное времяпровождение, но побудить вас услышать обертоны. А для этого во время пения необходимо еще и слушать. Подстраивайтесь к соседям, поэтому я разместил вас квартетами. Остальные голосаваши направляющие. Дирижер опустил взгляд на ноты и снова потер усы. Вы понимаете, что я имею в виду под обертонами?
Из толпы донеслось неуверенное бормотание.
Каждая нота дает основной звук, который мы знаем и можем назвать, и более тихий, вторичный, известный как обертон или гармоника. Когда вы все вместе чисто пропеваете ноты, колебание каждой рождает призрачное созвучие, сотканное из обертонов. Высвобождение обертонов из наших тел ввысь поднимет музыкальный опыт от физического к божественному.
Несколько студентов хихикнули.
Чувствую ваш скепсис. Быть может, нам нужен наглядный пример. Питер, Джамал, Элизабет и Анни, не могли бы вы исполнить фрагмент от пятой цифры и до конца страницы?
Этой части репетиций Кади боялась больше всего: когда доктор Сатклифф наобум вызывал по исполнителю каждой вокальной партии, чтобы они спели отдельно. Пугающее ожидание, когда же настанет ее очередь, каждый раз заставляло сердце биться чаще. Но на этот раз дирижер выбрал четверку самых уверенных и опытных певцов; все четверокурсники, Питерначинающий оперный тенор, Анни иногда дирижировала Коллегиумом как ассистент. Они встали с мест и с нотами в руках встали лицом к хору.
Первым вступил Питер, но как только к нему присоединились остальные три голоса, все четверо слились в один. Они повышались и понижались, нарастали и опадали вместе, облекая угловатые немецкие слова мягкими акустическими элементами. Когда они достигли последнего созвучия, доктор Сатклифф сделал знак его удержать. Кади закрыла глаза. Может, это все воображение, но ей казалось, будто она различает поверх них пятый тон, словно кто-то провел пальцем по краю хрустального бокала, хрупкий и неземнойобертон.
Когда они закончили, остальной хор разразился аплодисментами, переговариваясь друг с другом. Доктор Сатклифф быстро их угомонил.
На этот раз услышали?
Хор согласно забормотал. Кади сделала карандашную пометку над триолью, которую все время пропускала.
Некоторые? Больше половины? Ладно, будем дальше упражняться и учиться. Все, что я прошу, это помнить о необходимости слушать остальные голоса.
Кади оторвала взгляд от своего листа.
Теперь давайте начнем сверху.
Когда доктор Сатклифф отпустил их через час, Кади совсем не хотелось уходить. Во время репетиции ей было легче, чем на протяжении всех выходных. Она уже надевала куртку, как вдруг к ней с улыбкой подошла Ннека, симпатичная нигерийка, второе сопрано.
Привет, ты же Кати, верно? спросила Ннека, как и почти все ошибаясь с именем.
Вообще Кади, но отзываюсь на оба.
А, Ка-ДИ, поняла. Если кто-то может уделить лишнюю секунду и произнести твое имя правильно, это я, Ннека через два «эн», она изобразила пальцами кавычки. Никто с первого раза не запоминает.
Кади рассмеялась.
Если у тебя нет пар, может, хочешь присоединиться? Мы небольшой компанией собираемся перекусить в нашем любимом местечке напротив Уодсворт-Хауса.
Конечно, с удовольствием.
Ннека понравилась Кади еще с первой встречи. Было бы полезно завести друзей вне их натянутого соседского треугольника.
Отлично! Пойду прихвачу еще кое-кого на выходе, но ты нас найди, двинем на площадь вместе.
Ннека повела Кади и небольшую компанию из пяти членов Коллегиума в ресторан, где они заняли длинный высокий стол в передней части зала. Они решили заказывать у стойки по очереди, чтобы не упустить место; Кади не знала, чего ей хотелось, поэтому пропустила вперед остальных. Она села спиной к большому окну, чтобы погреть ее в лучах солнца. Чуть ниже затылка вдруг закололото ли сквозняк от двери, то ли ощущение, что за ней следят. Кади оторвалась от меню и наткнулась на полный боли взгляд Рейчел, старшей сопрано, которая сидела напротив.
Просто хотела сказать, что в прошлом году жила в соседней комнате с твоим братом. Мне очень жаль. Он был моим товарищем по прачечной, мы играли в шахматы, пока ждали стирку. Он был милым.
О, спасибо. Приятно слышать, ответила Кади, но Рейчел все еще выглядела встревоженной, так что она добавила: Что он действительно стирал свои вещи, разумеется.
Кади наловчилась отвлекать людей от гнетущего сочувствия к ней.
Рейчел вежливо рассмеялась.
Эрик определенно был не без причуд. Но моя специализацияпсихология, надеюсь стать клиническим психиатром, поэтому знакома с тем, через что он проходил. Я видела признаки. Рейчел откинулась на спинку стула и взяла меню, довольная разговором.
То, что казалось дежурными соболезнованиями, вдруг стало куда интереснее.
Например?
Прости? В лучах солнца голубые глаза Рейчел казались льдистыми и невинными.
Ты сказала про признаки, а какие именно признаки ты заметила? Кади перестала беспокоиться о комфорте Рейчел, она нуждалась в этих сведениях.
Знаешь, мне не стоило так преувеличивать. Я же, ну, не ставила ему диагноз или типа того.
Нет, я понимаю, просто мне любопытно, как его болезнь себя вела в прошлом году. Он что-нибудь рассказывал, когда вы играли в шахматы или вообще? Упоминал, что слышал голоса?
Шея Рейчел пошла розовыми пятнами.
Прости, кажется, скверный выходит разговор. Даже не понимаю, зачем тебе это все объясняю. Он был твоим братом, ты знала его куда лучше, чем я
Тут-то и вся проблема, подумала Кади. Она не знала его лучше, потому что была дерьмовой сестрой, которая понимала о брате только то, что она, вероятно, разделяла его болезнь.
Я всего лишь хотела сказать, что он нуждался в друге, вот это я и видела. Я рада, что он был другом мне.
«Потому что я его подвела», подумала Кади.
Ваша очередь, девчонки! провозгласила Ннека, возвращаясь еще с тремя ребятами к столу. Только есть плохая новость: я забрала последний шоколадный круассан. Можете за него со мной сразиться. Ннека глянула на их лица: Вы тут как?
Рейчел как-то их оправдала, а Кади извинилась и пошла в уборную, лишь бы не стоять вместе с Рейчел в очереди. Шагая в заднюю часть ресторана, она почувствовала, как запульсировали виски.
Воспоминания всегда ее преследовали, мучили, но никогда не показывались полностью, только обрывками. Как она лихорадочно хваталась за руки Эрика. Тебе страшно? Как слышала его «прости» и понимала, что это должна была сказать она. Мгновения, которые вставали в горле комом, угрожая удушить ее самоуничижением. Кади машинально прикрыла шрам на шее ладонью и попыталась вытолкнуть их из разума.
Псст.
Кади вскинула голову, оглядываясь через плечо, но никого не увидела.
Прошу прощения, мисс, но я за вами наблюдала.
Это был женский голос из «Феникса». Кади шагнула в пустой коридор, ведущий к уборным, где ее не видно остальным гостям заведения.
Я видела, как вы говорили с той черной девочкой и с более светлокожей вчера. Они ваши рабыни?