У этого главреда, моего брата, фамилия была тоже Староверов. Но все его знали как Штукаря. Штукарьобъяснил он, это псевдоним, чтобы отцовскую фамилию лишний раз не позорить. Звали его Владимир, Леонидович ясное дело. Ему было двадцать пять лет, все руки в тату, места нет светлого. Я спросил:
А у тебя спина тоже в наскальных рисунках?
Он засмеялся:
Тоже хочешь такие?
Нет,говорю.
Странно.
Что странно.
Во-первых странно, что ты не спрашиваешь, как меня зовут.
Так я знаю. Архип, это тоже был его псевдоним. Архип Штукарь.
Староверов постарался? улыбнулся он. Мне понравилось, что он, как и я называет Староверова Староверовым, а не папой.
А то. Всё про тебя рассказал.
Это зря. Как немецкий заставлял учить докладывал?
А то.
И китайский?
Ну так бумага для скриптория, сырьё в смысле, китайское.
Спалил меня папка. Значит, как зовут, то есть погонялово, знаешь. Это первое. Во-вторых странно
А во-вторых что странно? я терялся с этим красивым мужиком. Он был похож на отца, и лицо, и нос, но всё сглаженное, не такое рельефное, не противогазное.
А, ну да: во-вторых странно, что ты не хочешь тату.
Я похож на идиота?
Ты похож на идиота,заметил он, не задумываясь и тут же смягчил: Не хочешь тату, и молодец. Он сел на кровать. Понимаешь, Антон, я рос маменькиным сынком. Мама говорила: главноекитайский. Папа говорил: главноенемецкий. И я послушно учил китайский. Мама говорила: английский. Я учил английский. И так всю жизнь. Но я восстал и воттакой. Староверов тебя всё в какой-то бизнес тянет секретный, а я бы организовал тату-салон, ты бы там кольщиком приличные деньги поднимал, всем нужны буковки и иероглифы.
Нет. Я крови боюсь.
Никакой крови, что ты! Сейчас техника на грани фантастики, скоро человека в камеру будут запихивать и пять-дэ принтер сам всё наколет.
Он был похож на отца, и лицо, и нос, но всё сглаженное, не такое рельефное, не противогазное. Одетый в косуху, энергичный, сразу как отец, куда-то тянет, всё-то они выгоду из меня хотят извлечь. Я терялся с этим красивым мужиком. Я к тебе часто буду заходить. Считай, что я твой опекун.
Я ждал, что он скажет: ты мой брат, но он не говорил так. Да и пошёл бы он
Я сам справляюсь. Я с двух лет
Знаю, знаю. С двух лет одевался, с трёх еду подогревал, в шесть попрятал все часы, чтобы время остановить. Я всё про тебя знаю.
В пять я читать научился. Я перебил, неприятно знать, что посторонние всё о тебе знают.
Да понятно всё, Антоний. Значит, у меня ты работать не хочешь.
В тату-салоне?
Нет. Это мечты. В офисе редакции?
Нет.
Я не буду тебя заставлять. На практику всё равно приползёшь. Жить, учиться и работать завещали, как видим, не тебе. Я и сам, по чесноку, не работал, когда учился, мама не разрешала.
Я не против работы. Но пока, честно, не получается. Я избегал называть его по имени.
Это была чистая правда. Остаток сентября в Москве выдался нервным, суетным. Группа, расписание, покупка учебников, ичтение. Мама меня предупредила, что надо начинать читать с первого дня, иначе это несерьёзное обучение.
Это пока. Потом легче станет,обнадёжил он. Я же буду по заданию папы тебя сопровождать.
Куда?
Походим по библиотекам, по заданию папы, в отделы редких книгтебе интересно будет. И кружок будем посещать с тобой.
Какой кружок?
Древнерусской литературы. Я тебя отведу, познакомлю, а дальше сам, Антоний, сам. Я старославянский не особо.
Так и я!
Но Староверов сказал
Да мало ли, что он сказал,отмахнулся я.
До Нового года мы и вправду с Володей ходили вместе. И в библиотеки, и на кружок. Да, он стал ходить со мной на кружок. Мы с ним подружились и он через месяц стал меня называть «брательник». После Нового года он перестал меня сопровождать, но у меня появились друзья в группе, и в кружке, появились и те, с кем сходить в библиотеку, в театр. В кино я редко ходил и только на мультики.
Не считая нервотрёпки с военной кафедрой, четыре года я жил спокойно, в согласии с собой, жил, учился и не работал, практику у Владимира, в школе и лагерях за работу не считаю. Как только я передал квалификационную работу рецензенту, ко мне приехал Староверов. Это в мае-месяце, когда у детей экзамены на носу. Староверов нисколько не изменился за эти четыре года. Его конечно же не заменил мне Владимир, но к брату я тоже очень привязался. И вот мой отец тут и у него ко мне разговор: что планируешь, как собираешься, и так далее.
Поступать в магистратуру собираюсь,отвечаю. Я сразу смекнул, что за дела, но включил непонимание.
В курсе,отец сел на кресло и вытянул ноги. Устал что-то, всё бегаю, бегаю, ношусь, ношусь. По нашим с тобой делам. Я надеюсь, Антоний, даже уверен, что ты начнёшь думать о нашем деле.
Читай: моём, подумал я.
То есть? Преподавать, как ты? В школе?
Ну что ты. Ты прекрасно помнишь наш тот разговор. Почти всё готово. Можно начинать. Я надеюсь, ты не собираешься оставаться до выпускного? Когда защита?
Защита скоро. Потом экзамены в магистратуру. И яя замешкался, не зная как обратиться к родному отцу. Я собираюсь работать с осени. И учиться. В магистратуре два раза в неделю учиться.
Где работать? Староверов конечно понял, что я ему сейчас откажу, но играл в непонятку.
Ещё не нашёл. Но мне давно уже не восемнадцать, везде возьмут.
Целых двадцать. Это вечность,усмехнулся он (маска «снисходительность»). Я без сарказма. Первые двадцать лет кажутся вечностью, а дальшесмерть.
Я молчал. Пусть болтает про смерть, старики любят думать о конце.
Но, дорогой Антоний, уговор дороже денег. Ты обещал.
Что я обещал? Я ничего не обещал. Выслушал твои бредни, это да, из учтивости выслушал.
Не волнуйся, не кричи! Начинай здесь, в квартире, но придётся ставить свет, стол специальный.
Какой стол?!
Удобный, чтобы спина не затекала.
О чём ты?
Всё о том, дорогой Антоний Нет! Ну как ты вырос. По фотографии не так заметно. Вот что значит не курящий, Володя всё дымит
Он говорил ерунду. При мне Володя никогда не курил, табаком от него пахло, он сетовал, что приходится курить на работе, иногда голова отказывает, а покуришь и хорошо, свободно мыслится, искритсяяркие заголовки.
Володя чуть ниже меня.
Если десять сантиметров для тебя «чуть» я умываю руки,отец был благодушен, развалился в кресле по-барски. Кресло брат купил на новый год специально для отца, он меня предупреждал, что «папа нагрянет, он любит комфорт».
Ну так вот. Значит, будешь осваивать мастерство.
Все четыре года, чем ближе, тем сильнее, я ждал и опасался этого разговора, готовился к нему, решил давно быть резким. Я как страус, зарывал голову в песок: никто не вспоминает, значит ничего нет. В свои летние вылазки домой, я ловил взгляд мамыона кажется всё знала! Но молчала как и я.
Я не хочу.
Отец улыбнулся лошадиной улыбкой:
Причина? маска «вопрос», от благодушия не осталось и следа. Он не разваливался больше в кресле, он напряжённо сидел, впившись в резные ручки. Отеческого участия в нём совсем не чувствовалось.
А причина простая. Ты меня всё хочешь пристроить к надобностям семьи.
У Владимира работал и не жужжал.
Практику проходил.
Он сообщил, что понравилось. У меня, считай, как практика. Ты же в магистратуру на древнерусскую кафедру?
Папа! Зачем ты спрашиваешь? Ты и так прекрасно знаешь, что я иду именно туда. У тебя же там друзья. Я буквально купаюсь во внимании. Я хочу там остаться и в аспирантуре.
Останешься. Но поработай, попробуй, начни.
Что значит «начни»?
Ты вспомни, как ты взбеленился, когда я тебе предложил работу у брата. А потом работал.
Но почему? Почему? Подумай, вдруг передумаешь,он встал с кресла, маска «ненависть» (злющие глаза, взгляд с угрозой, рот приоткрыт, а тамя только заметил! зубы новые).
Если бы не такое выражение лица, я бы промолчал. Это правда. Я был сначала против сидеть за компом и в редакции интернет-портала Архипа Штукаря (язык не поворачивается назвать этот крикливый контэнт Володиным именем), но потом подумал-подумал и сам попросилсямне было одиноко без брата. Я с Володей дружил, дорожил им. Он звонил по воскресениям, мы ходили на каток. Это просто чудо, мы катались на ВВЦ вокруг позолоченных скульптур. Володя не просто так главред, он командир, но со всеми может поговорить, найти подход, он тоже хитрый, но с ним свободно, он не заставляет, я рассказывал ему об учёбе, о кружкео всём. Володя тактичный, он никогда не задавал мне вероломных вопросов простаков типа: «А почему у тебя нет девушки?» и никогда не говорил: «Хочешь я тебя с тёлочкой познакомлю». Поэтому я у него всё-таки поработал, уставал очень сильно. Но практика есть практика, и строчить на сайт новости легче, чем вести урок с балбесами и вытаскивать девочек из палаты мальчиков в лагере.
Я практику проходил, папа! Практику! Ещё раз повторить? Прак-ти-ку!
И тут считай, что проходишь практику.
Заело? А по третьему кругу?
Слушай Антоха! сказал Староверов вдруг по-детски счастливо. Ты даже не представляешь, как ты всем нужен.
Ну да, нужен, заскрипел я зубами, посидел бы один в квартире с остановленными часами и будильником, я бы на тебя посмотрел. Как стал писать сносно, так объявился. А до этого и нужен я тебе не был.
Ты даже не можешь оценить всю потребность в твоём таланте, её масштабы! Тебе Бог да талант
С каких это пор Староверов стал так рассуждать о Боге Что-то случилось.
Ты даже не догадываешься,улыбался он. службы проводят по рукописному в тетрадях! Отпевание ис тетрадками на пружинках и с бумажками в файлах! И это в самых величественных московских храмах! Все хотят в приличном виде. И чтобы полууставом. Заказов от служащихнавалом. Пока продаю им печатное, но просят от руки как в каноне. Ты представляешь, Антоний, масштаб? Ежедневно идут отпевания, еждневно люди умирают, да и литургии, да и хоры
Ноты писать?
Нет. Ноты мы печатаем. Текста много, везде читают! И неприлично даже по бумажке-то. Нельзя, Антоха, противится Божьей воле. Нужен твой труд, необходим.
Хитрый, какой хитрый. Божья воля. Бабла хочет срубить за мой счёт, а я думаю откуда это: Божья воля. Флюгер он, вертится, держит нос по ветру, нашёл нишу и голову от алчности потерял.
Папа! Я не буду переписывать твои книги. Ищи мне замену.
Но почему? Почему? Подумай, вдруг передумаешь, с практикой тыон встал с кресла, маска «ненависть» (злющие глаза, взгляд с угрозой, рот приоткрыт, а тамя только заметил!зубы новые).
Если бы не такое выражение лица, я бы промолчал, просто помолчал.
Я не передумаю.
Передумаешь.
Нет. Нет!
Он было вышел в коридор, но видно ему не понравился мой тон. Он вдохнул, повёл неодобрительно и как-то страшно плечами, вернулся, стал ходить туда-обратно по ковролину. Я встал из-за стола, готовясь защищаться и нападать на этого зубра педагогики. А я и сам теперь зубр, и тоже педагогики. Я так долго ждал эту встречу и собирался с мыслями. Жаль только мысли почему-то не собирались, а разбегались уф!
Он вперил в меня свой дежурный пучеглазый взгляд и сказал с угрозой:
Думаешь биться со мной, ну-ну. Давай, давай. Думаешь сам поступил, в этот вуз, да?
Да. Сам поступил. Я опешил: я же сам поступил!
А ты знаешь, сволочь, что ты эссе на внутренних написал безобразно.
Откуда вы знаете? Я не мог Я же хорошо,залопотал я.
Я заплатил, чтобы тебе балл повыше поставили. Вот откуда.
Я не верю вам. Давайте пойдём на кафедру, господин Староверов, или как там, в деканат, в архив и посмотрим мою работу.
Там нет твоей работы, её заменили на работу Володи, чмо. В компе сканы Володи.
Сам чмо,ответил я. Ты врёшь. У меня отличное эссе!
Чмо тебе эссе переписал, и квартира съёмная, и ежемесячное содержаниевсё чмо. Он смеялся надо мной, он был совершенно спокоен, а меня трясло. Ты думал, Антоний, ты такой подкованный, взрослый, самостоятельный. А это всё я. Я! И Владимир тебе помогал как мог. Создали тебе все условия в моральном плане. А ты очкуешь.
Сам очкуешь,я взбесился, я чувствовал, что он врёт насчёт эссе, и как подло он выворачивает, чтобы пристыдить меня неблагодарностью. Я не верю! Мы с Владимиром так знатно общались, дружили! Я не верю, что это всё для создания душевного уюта. Не может быть. Боишься, что я не соглашусь. И я завтра же пойду в архив или куда ещё, и попрошу своё эссе. И если оно заменено, яя хочу удостоверитьсяДа гори всё пропадом. Я Я Я и диплом откажусь получать. От тебя только вред, ты только вредишь!
Послушай, дорогой Антоний! Он подошёл ко мне вплотную и стал трясти за плечи. Мы вовсю работаем, но требуется скриптор. Переписчик нужен. Есть заказы! Очень приличные деньги, я тебе обещаю.
Не хочу,упрямо сказал я. И предательски закапали слёзы. Не хочу. Я хотел сказать, чтобы он убирался, что я его ненавижу, не хочу с ним разговаривать, и с его Володей тоже, не хочу их видеть, но вместо этого позорно разрыдался и слился на кухню.
Я рассчитывал, что он свалит, оставит меня в покое, но я услышал звук открывающейся застёжки-молниион вошёл ко мне с пакетом и показал книгу, которую напечатали тиражом аж пять экземпляров.
Вот видишь? Молитвослов восемнадцатого века, гравюры. Глянь, какого качества, вот что значит современная технология: и объём, и толщина. Было пять, это последний экземпляр. Стоит как недорогая иномарка. Есть клиенты, понимаешь ты. А вот, он потряс другой книгойсборник для отпеваний, тоже копия девятнадцатого века, посмотри, не упирайся. Глянь, какая красота!
Я не удержался и пролистал экземпляр.
Вип-покойника вип-батюшка отпевает по вип-молитвослову?
А рукописная будет стоить две иномарки, а то и четыре. И клиенты ждут. Деньги плывут к тебе. Думаешь, я нажиться хочу? Да пожалуйста: хоть пятьдесят процентов себе забирай. Я для тебя стараюсь. Для вас с Володей, для мамы, я виноват перед мамой. Ну! Ничтоже сумняшеся! Прими решение! Это же подарок судьбы!
Уговаривает, уговаривает
Нет.
Антоний! Это не благородно! Это чёрная неблагодарность. Тебе всего двадцать один, для тебя всё делали, всё, а ты,он покачал головой. Разве так можно?
Я не могу,сухо ответил я. И не спрашивайте больше, почему. Потому что не хочу.
Буду сидеть тут и ждать, пока захочешь. Староверов сел на табурет и отвернулся к окну, теребя оборку тюля. Он и не собирался уходить. Он решил меня дожать любыми средствами. Ему нужно, значит я должен.
Я тоже сидел и молчал. Состояние жуткое. Я теперь понимал, почему некоторые в нашем классе, кто возражал ему и не читал по программе, делал много ошибок, почему они постепенно становились забитыми и сливались из школы, переводились в другую. В школе до меня доходили разговоры, что в лагере Староверов вёл себя жестоко, давал подзатыльники. Тогда я не верил. То есть считал, что если довели, а у нас учились такие кадры, кто ставил себе задачудовести, то и получил за дело. Я считал его порядочным. Но стоило мне начать ему хамить, он стал хамить в ответ. Так не поступают интеллигенты. А он корчил из себя интеллигента. Ещё я вспомнил случай, мне о нём Данёк написал, когда я на второй курс перешёл. Якобы Староверов довёл в школе училку, она написала заявление по собственному, а первого сентября сиганула из окна. Но многие Староверова поддерживали: он первый распознал у неё шизу и выгнал, могла бы из окна школы сигануть на глазах у детей. Ещё Данёк совсем недавно писал, что кто-то из школы пришёл домой и сказал, что повесится, если будет вести уроки Леонид Львович. И ему класс поменяли. Родители бучу подняли, и вроде слух идёт, что он скоро дела свои новому директору передаст. Я думал: а он, ведь, и меня так доведёт. Поэтому «нет» моё должно быть железным.
Он развернулся ко мне:
Ты можешь объяснить? Хорошая работа, приятная работа, полезная работа, честная. Да ты за два года магистратуры квартиру купишь в Москве.
Мне не нужна в Москве. Я хочу жить в Мирошеве.
Купишь в Мирошеве.
Нам с мамой неплохо и так.
Машину. Ты же сдал на права?
Сдал.
Отстроишь коттедж. Раз в год будешь путешествовать со мной. Я тебе покажу Европу.
Нет, Леонид Львович,язык больше не повернётся назвать его папой,нет. Я не хочу этим заниматься. Не-хо-чу, отчеканил я.
Имея талант,не унимался Староверов. Имея обширные знания, имея готовый молодой развивающийся бизнес и сбытотказываться. Нет. У меня в голове не укладывается. Почему? Причина!
Не хочу я лучшие дни проводить в скриптории, я хочу тут, на кафедре. Я хочу
В голове не укладывается. Отказываешься от того, что само в руки плывёт. И не синица в руках, журавль в небе! Я уйду, дорогой мой Антоний, я уйду. Но имей в виду: больше я за тебя платить не буду. Ни копейки. Всё.
Да не плати ты, вот испугал,огрызнулся я.
Он вышел в коридор.
Но вы, Леонид Львович, забыли ещё один пункт, по которому я вам должен.
Очень интересно, какой же? он аккуратно заворачивал книгу, шуршал пузырчатой упаковкой. Снова звук застёжки-молнии, видно чехол был у книги на молнии.
Талантмоё проклятие, талант.