Знаете, начала Кларк, отодвигая девушку, Спасибо за предложение, но мы откажемся, потому что вы кажетесь подозрительными, а мистер "выбритые виски" нам не просто не симпатичен, а ужасно отвратителен.
Она отвернулась и кивнула Алекс, та растерянно кивнула в ответзнак того, что всё в порядке, и ногой приложилась к педали старого друга. Что-то схватило куртку и отдёрнуло тело Кларк от него. Раздался крик Уайлд. Сильвия забрыкалась. За спиной звучал мерзкий смех.
Отвратителен? Да знаешь, что ты и моей куртки не стоишь, деревенская дрянь, изрёк обладатель грубого голоса, не выпускающий девушку.
Закинь их в тачку, прогнусавил другой голос.
Нет, не тащи её в салон, сказал тот, кто держал Сильвию. Алекс издала судорожный вдох. Девушка всегда делала так, когда плакала. Понимание того, что Алекс оказалась в опасности, побудило на храбрый, но чрезвычайно необдуманный поступок. Кларк резко развернулась и зубами вцепилась в руку, которая не отпускала ткань куртки.
Дикая тварь, зашипел парень с выбритыми висками, отталкивая от себя девушку. Сильвия упала, но тут же встала, хмуро глядя на противника, как охотящийся зверь. Выбритые виски губами присосался к запястью и в следующий миг сплюнул на землю кровавую слюну.
Вы бы лучше извинились, сказала Алекс, вытирая рукавом лицо.
Парни засмеялись. И выбритые виски ответил:
Извинишься сама перед моей тачкой, когда я тебя нагну перед ней.
Водитель держал своих дружков и ругался:
Мать вашу, грёбанные ублюдки, никто не полезет в мою тачку, в том числе и вы, если не перестанете бегать за чиками. Мне ещё ехать на закладку, потому что этот долбанный король не даёт мне ни минуты отдыха. Идите нахрен со своими трахнутыми мыслишками.
Кларк снова кивнула. Девушки залезли на велосипеды и отправились в школу. Виновники происшествия, как неразумные существа, улюлюкали позади.
На урок она снова опоздала. Девушка быстро пробежала к парте, пока учитель отсутствовал, а остальные были слишком заняты, чтобы замечать этого опоздания. Роберт улыбнулся и придвинулся ближе, сидя на стуле. Комнату огласил скрипучий звук от трения ножек по паркету. Кларк хотела провалиться под землю, исчезнуть, ведь сейчас все обратили внимание на новоприбывшую. Если бы здесь находился учитель, Сильвии сделали бы выговор, но только потому, что этот звук сводил их с ума. Мистера Джейсона Хоула передёргивало всякий раз, когда кто-то таким образом отодвигал стул.
Роберт сел на школьный стол. Обнял Сильвию за шею и отстранился с вопросом:
Что это? его палец устремился через девичью голову и ткнул в воротник сзади.
Она схватилась за куртку, придвигая ткань ближе к глазам и присмотрелась, в свете светодиодного освещения на ткани просматривалась маленькая прожжённая дырка.
Ты, что, когда курила, поправляла свой воротник? Или ты жгла свои книги? Чем ты занимаешься, пока мы тебя не видим? сказал Роберт и слез с парты. Девушка сомкнула глаза.
Прожигаю свою жизнь в будничной рутине, пока она не обратится в тлен, устало произнесла Сильвия. Прозвенел звонок. Она резко распахнула веки. Вокруг суетились подростки. Роберта не оказалось рядом.
Так снова начался день, похожий на предыдущий и все остальные перед ним. Сильвия выбиралась из тётушкиного дома, приходила в школу и несколько часов в ней проводила. Иногда что-то понимая для себя и открывая, а иногда ощущая себя маленьким винтиком огромного устройства. Винтику навязали определённую работу, и он не понимал, а для чего это собственно надо. Винтик запросто может отвалиться, осознавая бессмысленность работы и свою бесполезность, ведь он бы больше не считался никаким винтиком. И если бы кто-то сказал, что он, этот винтик, потерял всякий смысл, бывшая часть огромного устройства обязана была бы ответить: "Всякий смысл может существовать глубоко внутри, и пусть, даже от меня не получить никакой полезности, я могу быть бессмысленным, но только лишь в понимании других, свой смысл я обрету сам, отыщу в самом себе и буду жить, благодаря ему, а не потому, что считался бы для кого-то полезным".
Время последних лекций пролетело незаметно для вовлечённого ученика, но томительно для скучающего, из-за чего голова Сильвии занималась чем угодно, чтобы развеять приставучую скуку. Девушка посещала занятия, иногда даже не понимая, зачем это надо. Она всего лишь мечтала жить в тихой уединённости, каждый день, час, минуту посвящая чтению книг. Хотя американские школы и баловали учащихся разнообразными клубами, Сильвия среди них выбрала бы книжный, но она человек такой, который не любит обсуждать прочитанное с другими. А когда стоило только признавать, что обсуждать книгиинтересное дело, как в клубе она встречала глупых подростков, а не интеллигентных и эрудированных людей.
Так протекала жизньмедленно, томительно, ужасающе нудно. И если бы только не помощь книжных друзей, точно не получилось бы ответить, что она сделала бы со своей жизнью. Всякая надежда уже давно угасла, как потихоньку угасает пламя, которое искренне верило в долгое существование, но которое оказалось совсем не нужным, а потому ему предпочтительнее было бы угаснуть навеки. Не потому ли сказки живут только для детей? Они испытывают счастье, когда ребёнок с волшебством внутри открывает их для себя и в себе, а затем весь смысл теряется, когда сказки, обливаясь слезами печали, оказываются больше не нужными серьёзному взрослому, что когда-то в себе носил волшебство. Кларк до боли в груди, из-за столь видимой отчуждённости и отличия, словно девушка в буквальном смысле прибыла из другого мира, не могла позволить себе отказаться от этих сказок и историй Мирры. Пусть в жизни будет хоть что-то волшебное, хоть и вымышленное. Она не хотела верить в их исчезновение из мира людей, потому как ещё во время расцвета технологического прогресса даже дети заболевали приступом взрослости, и их внутренний ребёнок сменялся чем-то губительным для скрытого волшебства. В Сильвии же спит удивительный ребёнок, который не просто знает, а верит, что волшебство существует. Он всегда в ней жил и живёт сейчас. Этого ребёнка девушка усыпила давно, чтобы не злить непонимающих взрослых. Но в любое время дня и ночи он готов был пробудиться, чтобы, наконец, воочию увидеть настоящие чудеса.
Когда ты взрослеешь, то понимаешь одну истину. Взрослые вовсе не вредные и противные пришельцы, которыми дети их видят, хотя и такие встречались. Взрослыете же дети, только самостоятельные, ответственные и мёртвые, когда забыли свои мечты. Что ты должен делатьбыть счастливым и радоваться, как дурачок и никогда не взрослеть, и в итоге умереть от голода, когда не сможешь прокормиться или повзрослеть и понять, что взрослая жизньотстой? Быть счастливым, чтобы умереть или страдать, чтобы выживать? Может жить, чтобы быть счастливым?
Размышления прервал шум. Лекция кончилась.
Она направилась в особый кабинет, отведённый для чтения, и одинокой фигуркой обустроилась в его укромном углу. Если в школе и могли быть излюбленные места книгоманов или интровертов, так только этот, маленький, переполненный тишиной, кабинет. Он выглядел так просто и привычно, с незапоминающимся дизайном. Грустить или смеяться изо всех сил в нём казалось невозможным. Кабинет оберегал молчание и равнодушие. Каждому, входящему в него, предоставлялось место для долгих размышлений или скоротечных, но важных обдумываний. Поэтому, сюда никто особо не захаживал, все либо недодумывали, старались не затягивать с думами, либо и не думали вовсе или просто боялись в столь смиренной обстановке навязчивых возгласов собственных мыслей.
Сильвия полностью погрузилась в чтение, как до безумия голодный человек. Она постоянно голодала. И полностью поправлялась, когда питалась чтением книг. Этой острой потребности в книгах, казалось, нет конца. И если жадная страсть к поглощению книжных историй могла считаться грехом, то именно этот грех девушка жаловала.
Как только Сильвия уходила с головой в книгу, она будто что-то открывала в себе. Впервые, когда она только начинала шагать по лестнице чтения, девушка раскрыла в себе способностьвзаимодействовать с деревьями. А может книги просто защищали от реальности, успокаивая разум и одновременно готовя к испытаниям, они просто спасали всякий раз Кларк в любых странных и тяжёлых ситуациях. Ведь не будь рядом этих преданных учителей, она запросто могла бы не выдержать и сойти с ума от безумия собственной жизни. Книги, как настоящие мудрые друзья. Даже, если не они раскрыли способность девушки и не устраивали непонятные случаи, которые могли привести к неприятным последствиям, книги частица за частицей помогали раскрывать суть Сильвии. Кларк, будучи опытным читателем, видела смысл только в чтении, но иногда она задавалась вопросом "Кто я есть?". Сильвия не старалась искать на него ответ, возможно, из-за знания той правды, которую хотелось бы не знать, однако, любопытное естество девушки разжигало неведомой природы дикую силу. Она ужасала своей мощью, и Кларк, страшась её возмущённого выхода, подавляла силу, насколько это оказывалось возможным.
Пока Кларк читала, она никак не могла отбиться от мысли и ощущения, что в комнате кто-то присутствовал. Сильвия неохотно подняла взгляд от книги и повернула голову. Возле двери стоял призрак в образе Деметрия. Или Деметрий в образе призрака. Прислонившись плечом к стене, он стоял неподвижно, казалось, даже не моргая, молча в глухой тишине. Где-нибудь в альтернативной вселенной она испугалась бы его прямого пристального взгляда и совершенно бесшумного появления, если бы они считались незнакомцами по отношению друг к другу, но в этой они знакомы более четырнадцати лет. И за это время она изучила его всего вдоль и поперёк. Всё же, это не мешало ему выглядеть, действовать или появляться слегка жутковато. Землистый цвет кожи делал его лицо болезненным, особенно когда оно начинало бледнеть. Весь бледный, Деметрий походил на смерть, а из-за иллюзорной прозрачности казался духом. Он словно становился духом тусклым, когда на него попадал дневной свет из маленького оконца. И в то же время настолько незаметный, будто юноша сливался со всем окружающим или понемногу исчезал. Бывало так, что происходила игра цвета, когда его кожа то бледнела, то тускнела, из-за чего приходилось видеть в нём потустороннее существо. Он мог становиться невидимкой в глазах окружающих, и его замечали только тогда, когда он смотрел в чьи-то глаза, что происходило очень редко, поэтому никто толком не мог даже знать, как он выглядит. Учителя видели, что на его парте лежали учебники и тетради, и знали, что в их классах есть некто по имени Деметрий Ванберг.
Кларк отвернулась от его взгляда. Они вдвоём, живые и единственные здесь, как смесь чего-то странного. Каждый имел своё намерение, приходя сюда. Сильвия, чтобы спокойно провести время с книгой, а Деметрий, чтобы спрятаться и побыть в одиночестве.
Они смотрели друг на друга, не в силах отвести взгляд. Эта игра в гляделки переросла в настоящую привычку, и никто никогда не желал выйти из игры проигравшим.
Немного погодя, не прерывая зрительного контакта, Деметрий произнёс очень тихим голосом, который, также как и его обладатель, будто куда-то постепенно пропадал:
Alium silere quod voles, primus sile.
Это намёк на то, что зря я не выбрала в дополнительные предметы изучение латыни?
Если хочешь, чтобы о чём-либо молчали, молчи первый, произнёс юноша, переводя высказывание, хотя в этом Сильвии не хватало уверенности, как не хватало максимального желания, чтобы всё-таки выбрать изучение латинского языка.
Тогда не было смысла тебе что-то говорить. Ты знаешь правила кабинета, и ты приходишь сюда не просто так. Зачем пришёл сейчас? Ты искал меня?
Я хотел поговорить с тобой о миссис Гриффин.
Кларк аккуратно захлопнула книгу, но звук в тишине показался громким, и посмотрела на Деметрия. Он выглядел, как пристанище вечной скорби. Как, оплакивающий мир, ангел смерти. Его наряды выглядели свадебно, а выражение лица похоронно. Белая рубашка не имела ни малейшего грязного или мокрого пятнышка, потому что её хозяин ненавидел грязь и всё, что может остаться на коже и ткани мерзким грязным напоминанием. Но зато он обожал синяки, хотя никто, кроме Сильвии, их не видел.
Вот только вместо типичного для свадебного костюма пиджака Деметрий носил кардиган чёрно-серого цвета.
О, и ты туда же? Что же на этот раз? Я собираюсь сегодня встретиться с ней, отвечала она шёпотом. Своей тишиной возмущённая комната призывала всех к молчанию.
Деметрий широко раскрыл глаза, как будто чего-то испугался, и сжал кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели на фоне тусклой кожи цвета бледного картонасловно смесь из оттенков серо-бежевого и мрачно-бледного.
Не приходи к ней, произнёс юноша, как обезумевший. Он замолчал и устремил взгляд к своей руке. Что-то маленькое отвалилось от неё и со звуком упало на пол. Тишина стояла такая, что слух улавливал не только шумное жужжание насекомого, но и перебирание его маленьких лапок по стенам и стеклу, а в иные моменты даже трепетание тоненьких крылышек. Эта удивительная комната успокаивала и пугала одновременно. Деметрий аккуратно подобрал это что-то и спрятал в карман кардигана вместе с ладонью. Кларк подскочила и схватила ткань его одежды.
Покажи мне руки, потребовала она, на что Деметрий отрицательно замотал головой, Нет? Пусть будет так.
Сильвия устремилась назад, когда юноша отошёл к другому краю комнаты. Девушка расстегнула куртку и отбросила её на стул.
Что ты задумала? отвернувшись, сказал Ванберг меланхоличным тоном.
Кларк пожала плечами и принялась читать книгу.
О, ну раз ты не желаешь показывать мне руки, я заставлю тебя это сделать путём собственного раздевания, сказала она, прошуршав одеждой, чтобы казалось правдоподобнее.
Ты сошла с ума, простонал он.
А что такого? изумилась девушка, сморщив нос; сравнение с безумцами или открытое обращение с подобными словами вызывали только отторжение и раздражение, Ты с пелёнок знаешь меня, а я тебя. Уже тогда голышом ходили друг перед другом.
Деметрий вздохнул и сказал так, словно каждое слово произносилось с усилием:
Ты ведь читаешь книгу. Ничего, помимо куртки, ты с себя больше не сняла.
Сильвия взглянула на него.
Почему же ты ещё до сих пор стоишь ко мне спиной, если думаешь так?
Деметрий закачался; движением его рук кардиган соскользнул с сутулых плеч и упал на пол. Он старался выпрямить спину, но оставил эту попытку, словно выровняться ему мешал огромный груз, тянущий за локти вниз. Пока Сильвия шла к парню, она надеялась, что когда-нибудь Ванберг расскажет о причине возникновения этого груза и о его происхождении. Юноша закатал рукава рубашки и повернулся. Мгновение девушка рассматривала его предплечья, перевязанные, эластичным синим, бинтом.
Что у тебя отпало с руки? спросила Кларк. Деметрий не отвечал. Она разглядела его ладонь, а затем принялась снимать бинт. Поверхность кожи выглядела нездоровой, как и на всём теле, хотя его мышцы не нуждались в этом бинте, просто таким образом Дем скрывал свои синяки. Сильвия попыталась перехватить его взгляд. Выражение лица Ванберга говорило о том, что он удивлён и одновременно спокоен.
Она не стала больше задавать вопросов, хотя любопытство всё ещё мучило девушку. Они старались казаться недвижимыми статуями, пытаясь перенять всё их великолепие вечности. Пока тишину комнаты предательски не прорезал звук вибрации мобильного телефона. Кларк вытащила устройство из кармана джинсов, на экране высвечивались словасообщение от психотерапевта Гриффин, и прочитала смс: "Сильвия, твоё время сегодняшнего посещения18:00. Прошу прийти во время. P.S. Извиняюсь за столь поздний сеанс, в раннее время буду слишком занята".
Деметрий вытянул шею и наклонил голову к телефону:
Почему так поздно? поинтересовался он спокойным тоном, а затем голосом, полным слёз, продолжил, У тебя есть выбор. Всегда был.
Разве? усмехнулась Сильвия и натянула куртку.
Я просто хочу сказать, начал юноша и перед тем, как произнести что-то важное, в комнату вошла хмурая уборщица, которая как-то, как показалось друзьям, странно посмотрела на них. Затем с улыбкой поинтересовалась, когда они соберутся уходить. Ванберг сразу замолк, его лицо приняло жалостливые черты, словно юноша постоянно чем-то печалился. Деметрий поднял кардиган, развернулся и вышел из класса. Когда он выходил, Сильвии показалось, что уборщица Софидавняя знакомая бабушки, грозно скосила на него взгляд. Женщина посмотрела на Сильвию и снова улыбнулась, по-другому, как-то по-матерински.
Ну, здравствуй, говорящая с деревьями, произнесла уборщица, задержав девушку перед выходом из кабинета.
В детстве Сильвия постоянно делала этовела беседы со всякой растительностью. Уходила из дома, брела по лесу и разговаривала с ним. Это успокаивало и радовало. Нет в мире места священней, чем лес. Сильвия беседовала с лесом и каждым деревом в одиночестве или даже перед взглядами родных, не испытывая при этом никакого стыда, ведь обычные детишки, узнав об этом, посмеялись бы. Почему? Просто она не выдумывала и ничего не представляла. В ответ на вопросы и просьбы звучал шёпот листьев. Молвили лесные голоса, неважно духи ли то или сама природа обретала голос. И каждое дерево, пусть даже городское или искусственное, роняло звуки языка древнего или только его отголоски, когда они вбирали в себя разговоры древних древ между собой. И язык этот не нуждался в переводе, ибо Сильвия, как будто, сама становилась древесной сущностью. Она сливалась с сознанием растительности, и благодаря этому полученные звуки помогали разбирать состояние и даже мысли. Но при прошествии одиннадцати месяцев после смерти бабушки голоса древ утихали, пока не прекратились совсем. Лес впал в спячку вместе с городом.