Даша БерегМосква. Кольцевая
Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора! звенело в душном воздухе, и Аня расслаблялась, переставая вжиматься вправо, пока лента несла её вниз.
Она жила в Москве уже третий год, и вроде бы хорошо жила, но в местах скопления большого количества людей в ней до сих пор просыпалась Аня из курортного городка. Та Аня терялась в метро, со старательностью отличницы следовала указаниям на табличкахне прижиматься к дверям, отойти от края платформы на безопасное расстояние, на эскалаторах держаться правее. Последнее было самым сложнымАне нравилось метро и хотелось встать поудобнее, чтобы любоваться сводами потолков, нависающими фонарями и чудными людьми, но её вечно окрикивали: «Дорогу! Дайте пройти!». В Сочи приезжих называли бздыхами, в МосквеАня так и не поняла. Вся Москва была приезжей, разномастной, разноголосой и громкой. Всегда на бегу, всёна бегу, будь то чашка кофе, отношения, работа, сама жизнь.
Город, в котором Аня выросла, тоже был большимне таким, конечно, как Москва, но миллионником, и тоже с метро. Две ветки, тринадцать станций. Но перед Аниным одиннадцатым классом вся ее семья переехала в Сочиближе к морю, солнцу и олимпийской стройке. Так Аня стала жительницей маленького городказакончила сочинскую школу и там же поступила в университет. Ей нравился юг. Но и уехала она оттуда с легким сердцемто ли была так влюблена в Сережу, который нашел перспективную должность в Москве, то ли сама была легкой, непривязанной к месту, Аня так и не разобралась. И сейчас, уже три года спустя, все стало еще более запутанным.
Казалось, их отношения с Сережей в новом городе должны были стать только крепчеведь они оказались в нем вдвоем, как на краю света. В Сочи у них были разные дома, разные друзья, хоть и из одного вуза, а тутодна квартира на двоих, общая цель, новые знакомые, но тожена двоих. Вроде бы все напополам, но с каждым месяцем Аня понимала, что там, дома, под ярким солнцем и тенью от кипарисов, они были ближе, роднее другу другу, а тут их перелопачивали сотни поездов метро, разрывали километры ежедневного пути и тысячи рабочих дел.
Аня не строила на Москву грандиозных плановей хотелось просто жить, смотреть, любить Сережу, маленькими дощечками сколачивать их семью. Но с работой ей сразу повезло, и она незаметно для самой себя пошла вверх, ступенька за ступенькой. А вот у Сережи с Москвой не складывалось. Ему хотелось взлететь сразу высоко, но людей в столице было много, а взлетная полоса и небоодно на всех. Он злился, закрывался от Ани и ее нечаянных успехов, так некстати мозоливших глаза. У них сложился разный круг общенияу Сережи с его работы, у Анис ее, спортзалы оба тоже выбрали не рядом с домом, а ближе к офисамтак было удобнее. Возвращались домой поздно, часто уже поужинавшие, ложились в постель и молчали. Ане так много хотелось рассказать про каждый минувший день, что проще было не говорить ничегослишком долгим бы получилось вступление. Разговор о свадьбе иссяк ещё в прошлом годуони даже не успели выбрать место для торжества, а все слова уже кончились, высохли, как лужи на солнце. Стало сухо и пыльно.
Пару месяцев назад перед Аней замаячил перевод в другой офис, на должность выше и зарплату больше, но ездить бы пришлось далеко, а квартиру они сразу договорились снимать ближе к Сережиной работе. Это казалось правильнымон мужчина, он главный, и все, что еговажнее. От повышения Аня отказалась.
Уважаемые пассажиры
Иногда в метро её охватывало странное состояние. Аня называла его сочинский синдром. Ей казалось, что она повсюду видит знакомые лица. Глаза сами выхватывали их в толпе, длинной кишке эскалатора, трясущихся вагонах. Вот спешит к выходу продавщица овощного ларька на улице Вишневой, а вот Анина учительница по физике, Карина Романовна, пополняет карту «Тройка» в терминале. Пожилая абхазка в смешном платке, что ездила на сорок шестом автобусе каждое утро, идет к переходу на красную ветку, а массажистка Лусина выходит из вагона. Потом видения пропадали и незнакомцы теряли знакомые обличья, а Аня чувствовала себя брошенной. Сережа на все это говорил, что она неадаптивная, и что нужно уметь расставаться с прошлым и писать новую историю, а потом начинал ругать столичный уклад жизни. В Сочи по городу кружили и улыбались друг другу одни и те же люди, и из-за этого было уютно, как в коконе. Но Москва была слишком большой, слишком людной, слишком занятой, и в многоликой толпе, и в их с Сережей маленькой квартирке Аня чувствовала себя одинокой, потерянной.
В квартирке даже чуть больше потерянной, чем в самой Москве.
Сочинский синдром всегда наваливался на Аню, когда она была в плохом настроении или сильно уставала. Вот и сейчас она зашла в вагон, прислонилась к стене и крепко зажмурилась, чтобы прогнать видения абхазок, соседок и Лусин, смотрящих на нее с каждого лица. К Краснопресненской Аню отпустило, и она уже привычно полезла в карман за телефоном, как ее внимание привлек ярко-бирюзовый стаканчик с кофе в чьей-то руке. В приглушенных тонах старого вагона он сиял, как кромка моря в утреннем солнце. Аня вздохнула, а сочинский синдром снова постучал по голове, потому что сжимал стаканчик ее бывший одноклассник Вартан Григорянц, которого невозможно было ни с кем спутать даже спустя девять лет после школы и двадцатиметровый вагон метро. Аня снова зажмурилась, но синдром не отпускал, потому что человек, прикидывавшийся Вартаном, вдруг уверенно зашагал ей навстречу и сказал:
Вот это да!
Они проучились вместе только год, но именно Вартан привел её после сентябрьской линейки в класс и представил остальным.
«Ты не местная?» только и спросил он, уверенно ведя Аню по школьным коридорам и лестничным пролетам вверх, на третий этаж. «Не бойся, все будет хорошо».
«А я и не боюсь», ответила она, хотя так изнервничалась, что искусала губу до крови.
Вартан был похож на диснеевского Алладина, только слишком высокий и от этого сутулый. Он открыл ей дверь и пропустил в класс первой. Там все как-то сразу замолчали, и с этого момента Аня поняла, что она действительно переехала в другой город. Началась новая жизнь.
Ты же учился в Питере? на Киевской из вагона вывалилась толпа людей и они сели.
Да, улыбался Вартан, продолжая сжимать свой голубой стаканчик, но после института переехал сюда. Я каждый день езжу по этой ветке, в это самое время. Странно, что мы не виделись раньше.
Ты смеешься! Тут столько людей! Если бы не твой стаканчик, я бы ни за что тебя не заметила. И как тебе Москва после Питера?
Вартан пожал плечами и постучал пальцем по крышке стакана. В шуме поезда это было беззвучно и бессмысленно.
Нормально. Это к Питеру после Сочи было сложно привыкнуть, а тут уже без разницыбольшой город и большой город.
А мне везде сочинцы мерещятся, призналась Аня, знаешь, простые прохожие, которые обычно встречались мне на улицах. Я и тебя сначала за глюк приняла.
Ну вот, видишь, я не глюк, а настоящий.
Вижу. Я сначала твой стакан увиделатакой яркий, как море. Знаешь, то место, где море сливается с небом в солнечный день
Да ты скучаешь по нашему городу!
Скучаю. Не всегда, но иногда находит.
О! Я сейчас тебе что-то дам! Только не смейся, Вартан одной рукой полез в свою сумку и выудил оттуда запечатанный в целлофан брелок для ключей, держи. Будет напоминать тебе о доме.
Брелок оказался типичной затравкой для туристовкруглый брусок можжевельника с выжженной надписью «Тисо-самшитовая роща» и, почему-то, пальмой.
Бздыший брелок, шуточно закатила глаза Аня, сжимая подарок в руке.
Да, бздыший. Московский коллега мне их зачем-то летом привез штук десять. Порадовать хотел, наверное.
Спасибо.
Следующая станцияПавелецкая, объявили в вагоне.
Мне выходить.
Ты торопишься домой? Давайначал Вартан и Аня подумала, что сейчас он предложит выйти и посидеть где-нибудь в кофейне. По-крайней мере, ей бы очень хотелось, чтобы он предложил. Проедем по кругу?
Что?
Мы же на кольцевой. Проедем еще, поговорим.
Предложение было странным, немного детским и совсем не шло серьезному Вартану. Аня вспомнила, как в тринадцать лет так же каталась с мальчиком по кольцевому маршруту на автобусе. В заиндевевшее окно дышала холодная сибирская зима, а в автобусе жарила печка, смешно трясло на кочках и добродушный кондуктор не требовал денег за новый круг. Кажется, Аня была влюблена, но скорее не в мальчика, а в саму юность. И вот сейчасМосква, кольцевая, и лет ей в два раза больше, и предложение такое глупое, нелепое, что надо бы и отказаться. Но домой, в мрачное одиночество Сережиного молчания совсем не хотелось.
Хорошо, согласилась Аня и удобнее откинулась на спинку сидения. Вартан тоже заметно расслабился и обмяк.
Расскажи о себе, попросил он, ты ведь, наверное, не одна приехала?
Да, я приехала с моим Сережей. Помнишь, я тебе про него рассказывала?
А, лучший парень во всем универе, да, помню. Значит, вы до сих пор Здорово. Знаешь а я ведь так и не попросил у тебя прошения за нашу первую встречу после школы. Извини. Я еще злился на тебя за то, что ты
Аня вспомнила, как подобрала подол выпускного платья и, шлепая босыми ногами по плитке, побежала в сторону моря. Там встречали рассветшестнадцать парней в снятых ночью галстуках и двенадцать девчонок, сжимающих надоевшие туфли в руках. И пока смущающийся Вартан пытался ей что-то сказать у колонны Зимнего театра, Аня, хохоча, рванула туда. От слов и ненужных в то утро признаний становилось скучно, а ей хотелось выдохшегося шампанского со смятой салфеткой вместо пробки, хотелось самого утрасвежего, пряного; солнца, всплывающего над водойкак всегда, но теперь совсем по-другому. Ей хотелось взлететь, а не слушать Вартана, и она полетела.
В следующий раз они встретились только зимой, когда он приехал на каникулы из Питера. Аня радостно пошла ему навстречу, совершенно забыв про тот несостоявшийся разговор у колонны, а Вартан сделал вид, что её не узнал и прошёл мимо. Аня тогда страшно обиделась.
Мне просто хотелось успеть встретить рассвет, с грустной улыбкой сказала она.
А мне хотелось сказать тебе, что
Вартан нарочно не закончил. Не сказанное когда-то не было смысла говорить и сейчас.
В окне напротив темнота тоннеля прерывалась синью Таганской, золотом Комсомольской, витражами Новослободской. Вспышка светаи снова темно. Этот свет словно высасывал людей из вагона и вдувал новых. Те галдели с ним в одной тональности, но голос Вартана Аня слышала так ясно, будто это были собственные мысли в её голове.
После они столкнулись где-то в середине учёбы в институте, летом. Аня была с подругой Элей, Вартанс двоюродным братом, который откуда-то знал Элину роднювсе, как обычно в маленьком городке. Лёд растаял, и именно тогда Аня, уже влюбленная по уши в Сережу, рассказала, что встречается с лучшим парнем на своем курсе. Конечно, Серёжа был лучшим и во всем мире, но так говорить было бы невежливо.
Значит, ты переехала в Москву с лучшим парнем? Или он уже не парень, а
Нет, мы не женаты, быстро ответила Аня, и вдруг поняла, что это не колет её так, как раньше. Это вообще её больше не колет, а ты?
Я женился сразу после института. У меня уже две дочкиНаира и Анаит.
Ты счастлив, Вартан?
Улыбка Вартана стала особеннойсильной и ранимой одновременно.
Да, сказал он, наверное, так нельзя говорить, но очень счастлив. Так счастлив, что сердце иногда замирает
Ну вот видишь, попыталась улыбнуться Аня, но вышло все равно как-то грустно, может, даже хорошо, что я тогда
Сбежала, закончил за нее Вартан, впервые дав тому моменту название, да, может, и хорошо. Но тогда я был очень обижен, чтоб ты знала.
Аня поправила сумку на коленях и опустила глаза.
А мне здесь так одиноко, вдруг сказала она, так невозможно. Всё получается, а я впервые не понимаю, зачем живу. Просто трясусь в метро туда-сюда, каждый день по кругу.
Это тебе не здесь одиноко, проговорил Вартан, глядя на свой голубой стаканчик без подписи, тебе одиноко там, в квартире. С ним тебе одиноко. А из-за него одиноко даже с самой собой.
Ответить Ане было нечего. Было уже поздно, а поезд в очередной раз приближался к месту назначения. Пора было выходить.
Такой красивый стаканчик, сказала Аня невпопад, смотришь на него и становится веселее.
Я каждый день езжу этим маршрутом. Машина у нас одна, я отдал её жене, чтоб удобнее было с малышками. Мне на метро даже проще. Хочешь, я каждый день буду покупать кофе именно в этой кофейне? Раз уж для тебя это такой символ. Встретиться в толпе тяжело, а тебе мелькнет голубым и станет приятно. Хочешь?
Хочу, улыбнулась Аня, спасибо. Я ужасно рада, что тебя встретила. В таком большом городе это почти чудо.
Не чудо. В большом городе больше людей, и больше встреч. Всего больше. Не грусти и ни о чем не жалей. Такая красивая девушка должна жить в Москве, Аня. Она тебе к лицу.
Толпа вынесла её из вагона, как волны выносят задохнувшуюся рыбу. Двери захлопнулись, Аню потащило дальше, а Вартан продолжил движение по кругу.
Брелок из самшитовой рощи она распаковала прямо в прихожей и сразу повесила на него ключи. Усталость навалилась на Аню горой и она просто села на пол возле шкафчика. Даже снимать ботинки было лень. Из кухни выглянул Сережа, помахал ей и продолжил говорить с кем-то по телефону. Аня потерла брелок и поднесла к носу. Странно, но он ничем не пах.
С Вартаном они почему-то так и не обменялись номерами и больше не сталкивались, но периодически Аня действительно видела в гуще кольцевой ветки ярко-голубой стаканчик. Кто-то держал его на высоко вытянутой руке и иногда приветственно махал второй. Может, это был и не Вартан, но у Ани теплело на душе, а сочинский синдром, как ни странно, отступал, и хотелось лететь вперед за этим стаканчиком, как за путеводной звездой.
Несколько месяцев спустя к Ане нагрянула подруга Эля, та самая, из Сочи. Под предлогом оказания дружеской поддержки при расставании, Эля заставила весь коридор чемоданами с бирками из разных аэропортов и громко мешала шампанское в бокале, чтобы не было пузырьков. В жизни ей хватало и собственных продуктов бурленияона бросила универ на пятом курсе, чтобы выйти замуж, но не вышла, а теперь нашла своего единственного, но женатого, и в качестве моральной компенсации колесила по всему миру за его счет.
Ане поддержка была и не нужнаона ушла от Сережи тихо, решительно, одним днем. Чудесным образом нашлась недорогая квартира всего в нескольких станциях от работы, а новая должность оказалась не такой страшной, и жить стало даже легче и сытней. Сережа ее уходом был так ошеломлен, что не нашел слов, а только молча смотрел, как она собирает чемоданы и выносит ею же и разобранный комод. И даже от этого его молчания Ане почему-то было легче. Может, она уже привыкла к тишине.
Эля бестолково ходила по маленькой квартирке, звенела ложечкой, зачем-то подбадривала и так не хандрящую Аню и все сетовала, что из-за китайского вируса пришлось срочно вылетать из Вены.
Навели панику, бред какой-то. Ходят там все в масках, как придурки. Кашлять бояться. Ладно. Скоро все наладится. Я в мае хотела в Ниццу махнуть, хочешь со мной? А, тебе же отпуск нужен. Да-да. Ладно. В прошлом месяце Лерка фотки с Красной площади выставляла, вы не встречались?
Нет, Аня по Элиной просьбе подыскивала ей на букинге приличный отель неподалеку, никого тыщу лет не видела. Хотя, нет, вру. Завтрак тебе нужен?
Я спать до обеда буду, можно без завтрака.
Окей. Я видела Вартана в ноябре, помнишь, мы как-то давно гуляли все вместе летом? Мой бывший одноклассник.
Подожди. Это тот Вартан, что живет на Пасечной или который брат Гарика?
Который брат Гарика.
Это не он был, ты обозналась, Эля махом допила шампанское и полезла в холодильник.
Да как не он, мы женачала было Аня, но Эля, противно шурша фольгой от шоколадки, ее перебила:
Я его помню, хорошенький такой, на Алладина похож. Он же умер, я тебе не рассказывала? Блин, там такая история, кошмар.
Когда умер? недоверчиво спросила Аня, надеясь, что речь идет все-таки про Вартана с Пасечной или любого другого Вартана.
Да давно, год назад, что ли. Я как раз приехала к маме, а к ней пришла тетя Аделя стричься, а она с Гарика мамой
Ну, ну и что?
Короче, этот твой Вартан же в Питере учился. Там он женился, и они с женой переехали к ее родне сюда, в Москву. Дети у них были, маленькие совсем, и жена сама малолетка какая-то. Ну, армяночка, конечно
Ну!
И у него с сердцем стало плохо, представляешь? Прямо в метро, на этой вашей круговой
Кольцевой, тихо поправила Аня.
Да, на кольцевой. Остановилось сердце. Молодой парень, сколько ему? Как нам, выходит. Пока скорая приехала, он и умер. А у него жена, дети, у родителей он единственный сын, ну, ты представляешь, какая там трагедия. Мне как тетя Аделя это стала все рассказывать, я и слушать дальше не стала, невозможно просто