Андрей КонстантиновАлександр НовиковМент
Авторское предисловие
Дорогой друг, ты, в принципе, можешь и не читать наше предисловие. Книга, в отличие от утюга, не требует тщательного изучения прилагаемой инструкции перед началом эксплуатации. Раскрыл и эксплуатируй.
Для чего же тогда авторы написали эти строки?
Попробуем объяснить.
Все дело, видимо, в том, что нам и самим хотелось бы понять, что именно мы написали. В каком жанре? С какой целью? Этодетектив? Ну, в общем-то, да Хотя детектив содержит не только загадку, но и разгадку. Наш роман не содержит разгадки. Мы, собственно, и не ставили себе цель написать классический детектив и запутать читателя так, чтобы он ничего не смог распутать. Внимательный читатель все поймет сам.
Мы пытались рассказать историю жизни оперуполномоченного ленинградского уголовного розыска. Почти реальную. В этом смысле «Мент» является скорее полудокументальной хроникой и более всего стыкуется с «Мемуарами» Франсуа Видока, которые вышли в свет в 1828 году в Париже Авантюрист, преступник, каторжник, а позже полицейский, Видок стал в конце концов частным детективом. Впервые в литературе рассказав о жизни преступного мира, он создал жанр про полицейского и вора. Его «Мемуары» пользовались громадным успехом и именно потому, что автор использовал реальный непридуманный материал.
С огромным удивлением мы поняли, что в большой массе выходящей нынче у нас художественной (и псевдохудожественной), документальной (и псевдодокументальной) литературы подобное встречается нечасто. Даже когда книги пишут серьезные и знающие тему люди, все равно иногда получается развесистая клюква. Различие только в степени развесистости.
Особенно это касается лагерной темы. Тот тяжелейший пласт, который вспахали Солженицын, Шаламов, Лебеденко, относится все-таки к другой, ушедшей эпохе.
Книги, относящиеся к сегодняшнему дню, либо не очень компетентны, либо тяготеют к сенсационности. Увы Не претендуя на полноту охвата, мы все же пытались восполнить этот пробел. Что получилосьсудить тебе А мы садимся писать завершение нашей трилогии.
С уважением, Андрей Константинов, Александр Новиков
Пролог
День пятнадцатого февраля тысяча девятьсот девяносто третьего года выдался в Питере морозным и ветреным. Солнце, кажется, даже и не думало о том, чтобы выглянуть из-за серых, низко висящих туч, с которых сыпался на угрюмый город колючий снег. Поземка заставляла прохожих жаться к нахохлившимся домам. Люди торопливо семенили по заснеженным тротуарам, стараясь побыстрее юркнуть туда, куда не мог ворваться за ними следом пронизывающий ветерв магазин, в метро, в собственную парадную
Странный контраст с торопящимися укрыться в тепле горожанами составляла группа из восьми человек, сидевших на корточках перед одиноким вагоном, стоявшим на запасных путях Финляндского вокзаладалеко от шумных перронов, к которым прибывали пригородные электрички и комфортабельные поезда дальнего следования. Запасные пути у Финляндского вокзалаэто настоящий лабиринт, в котором случайный человек может запросто заблудиться. На самом деле ничего странного в неподвижности восьми человек, сжавшихся на корточках перед одиноким мрачным вагоном, не было. Вагон, перед которым они сидели, назывался «Столыпиным» и предназначался для этапирования осужденных к местам отбытия наказанийа эти восемь были зэками, то есть как раз этапниками. Нет, конечно, целый вагон на восемь человекэто было бы слишком жирно, просто этап формировался из нескольких партийсамые большие прибывали, как правило, из Крестов, а этих восьмерых автозак доставил из изолятора, расположенного на улице Лебедева. Тюрьму эту петербуржцы часто в обиходе называют детскойпотому что в ней действительно сидят преимущественно малолетки. Впрочем, на Лебедева хватает и взрослых мужиков, содержащихся под стражейведь в каждую камеру малолеток положен воспитатель, который обязан следить, чтобы не беспредельничали, а надо сказать, что детки (среди них, как правило, только те, кто совершил тяжелые преступленияубийства, изнасилования, разбои и т.д.) способны на проявление такой жестокости, которая может ужаснуть даже видавших виды опытных и заматеревших зэков
Спросите любого, кому когда-либо доводилось зону топтать, о том, как его этапировали к месту отбытия наказанияи услышанный рассказ навряд ли порадует добрыми и светлыми эмоциями. Этапэто сплошные нервы и масса бытовых неудобствтак уж повелось в России с давних пор Этапэто не просто перевозка заключенного, это всегда новый рубеж в жизни, новая веха в судьбе У нас ведь в стране как: каждый сиделец сначала числится задержанным, потом арестованным. И пока томится он в изоляторе под следствиемпреступником его называть нельзя, поскольку суд еще не определил степень вины и меру наказания. Определить-то суд еще ничего не определил, а содержащийся под стражей уже наказандурной едой, теснотой, кислородным голоданием и замечательным, можно сказатьдушевнымобществом. Редко кто в изоляторе умудряется свое здоровье поправить. Когда следствие завершается, заключенный начинает знакомиться с делом, которое направляется в суд. После идет процессзэк, естественно, по-прежнему в крытке парится. Но вот уже и приговор вынесенскажем, семь лет в колонии строгого режимаа на зону сидельца все равно никто отправить не торопится, потому как он хоть и осужденный уже, но осужденный, если можно так сказатьне окончательно. Есть у заключенного право еще кассационную жалобу написать и ответа на нее дождаться. А кассационников ни одна зона не принимаетмало ли, какой ответ на жалобу придет. Хозяева так рассуждают: «Нам невиновные не нужны». И они по-своему правы А поскольку в матушке-России запрягают очень медленно, часто так бывает, что от момента задержания человека милицией до дня получения им ответа на кассационную жалобу проходит год, порой и другой, а то и третий Да что тамслучалось (и не так уж редко), что и по пять лет людей в предвариловке мариновали
Так воткак ни паскудно в изоляторе сидеть, а человек уж так устроен, что везде обжиться умудряется. За долгие месяцы тюрьма и впрямь домом родным становится, в котором все ходы-выходы знакомы, и про каждого соседа-сокамерника известно больше, чем про собственную жену Сокамерники, как и жены, конечно, разные попадаютсяи нормальные люди, и твари конченные, но, по крайней мере, понятно чего от каждого ждать можно. Человек-то больше всего всегда страшится неизвестности
Познание этой неизвестности начинается в тот вечер, когда, вскоре после получения ответа на кассационную жалобу (у одних это вскоре несколько дней тянется, у другихмесяцы занимает, тут ведь как карта ляжет), зэку объявляют, что утром он, сердешный, уйдет на этап Из родимой хаты заключенного с вещами переводят в этапную камеру, в так называемый собачник. Почему собачником эта камера называется? Да потому, что уюта в ней, конечно, никакогоникто ведь в этой хате дольше чем на сутки-двое не задерживается, а стало бытьпочти каждый норовит наплевать-нагадить от всей душикрытке на память Потому и собачник, что у пса в будке уютнее, чем в этапной камере Ну, а утром этапников шмонают напоследок, выдают сухой паек, грузят в автозаки с ветерком доставляют до вокзала, где уже ждет осужденных так называемый «Столыпин»специальный этапный вагон Надо сказать, что шмонают этапников перед погрузкой в автозак без особого рвенияуходящие сидельцы вертухаям уже до балдыубывает человеки скатертью дорога, за него теперь пусть другие отвечают, да и что он из крытки с собой в дорогу-то взять может? Другое дело, если у конвойщиков с зэком какие-то личные счетытогда да, тогда бедолаге могут и трусы на ленты распушить, чтоб запомнил, сука, кому в тюрьме банковать положено Но такие ситуации случаются все же редко, и, как правило, предэтапный шмончистая формальность, не более Вертухаи, они ведь тожелюди, так что, ежели к нимпо-человечески, то и они в ответпо-людски. В пределах разумного, естественно Можно, конечно, и на садиста нарватьсяно тут уж кому как повезет. Выродки встречаются во всех социальных группах
Что же касается сухпая на этап, то, ясное дело, никто зэка деликатесами на дорожку баловать не будет, это надо понимать. В начале девяностых годов в Питере этапник получал полбуханки черного хлеба да горсть сахарного песку. И на сколько дней выдавался этот харчтут опять все от везения каждого отдельно взятого зэка зависело. Какие-то нормы, разумеется, существовалино кто и когда в России их соблюдал, эти нормы? Так что, ежели всю специфику момента оценить, то зэчара должен был и за половину буханки государству спасибо сказать. А то, что сахарный песок высыпали просто на хлеб, а не выдавали в аккуратном пакетикетак ведь зэк не барин, слижет сахар с хлебной мякоти языком сразу, а не слижет, просыпет на землюзначит, не очень голодным и был Недовольные могли писать жалобы в ООН, в ЕЭС или даже лично Папе Римскому. Правда, шансов на получение ответа у этих недовольных было, прямо скажем, немного. Но ведь никто осужденным райских кущ, молочных рек и кисельных берегов и не обещал. Не нужно было преступления совершатьне пришлось бы и слезами умываться
Восемь человек сидели на корточках неподвижно, сцепив руки на затылках, перед каждым на снегу лежали сумки или котомкивесь нехитрый скарб заключенных, который они могли взять с собой в зону. Ветер хлестал колючим снегом по покрасневшим лицам зэков, но никто не роптал и не шевелилсяза разговоры и движения можно было запросто получить прикладом по хребту от конвоировони переминались с ноги на ногу совсем рядом, взяв в кольцо каре из восьми этапников.
Конвой, кстати говоря, почти никогда не бьет зэка в лицозачем следы оставлять, если можно садануть сапогом под ребра или прикладом в брюхо?
Притом, надо добавить, что конвоиры если и бьют этапников, то не от злобы и не для развлечения, а, скорее, по служебной необходимости. Прием и размещение зэков в «Столыпине»процедура нервная, и, как правило, осложнена жестким лимитом времениведь если «Столыпин» уже прицеплен к поезду (обычному пассажирскому составу), и на какой-нибудь станции нужно принять новеньких, то уложиться нужно в те считанные минуты, пока поезд стоит на станции. Ради зэков нарушать расписание никто не будет, а потому малейший сбой может обернуться проблемой. Чтобы сбоев не возникало, необходима выверенная четкость и слаженность действий при строжайшей дисциплине. Упаси Бог кому-нибудь из зэков в этот момент замешкаться, шагнуть в сторону или попросить о чем-нибудь вертухая, удар прикладомсамый действенный и быстрый метод объяснения заключенному его неправоты Вот когда всех разместят, когда состав тронется, когда страсти утихнут под успокаивающий перестук колестогда конвоиры сами могут спросить у зэковне надо ли чего, чтоб дорогу скоротать Но это все будет только после того, как поезд тронется.
«Столыпин», стоявший на запасных путях у Финляндского вокзала, никуда не опаздывалдо отправки состава на Волш оставалось еще несколько часов. В принципе, вагон стоял так, что автозак вполне мог подъехать вплотную к дверям «Столыпина»так, чтобы зэкам даже не надо было бы и на землю спрыгивать, но Начальник конвоя, симпатичный, подтянутый прапорщик внутренних войск, решил, что имеющийся запас времени можно использовать для тренировки личного составамало ли какая обстановка потом сложитсяконечно, принять этапников дверь в дверьи проще, и быстрее, но ведь не на всякой же станции автозак к «Столыпину» может вплотную подъехать. Да и зэкам полезно проветриться перед долгим путешествиемв «Столыпине» они еще не раз помечтают о глотке свежего воздуха, особенно первоходы, которых на общий режим отправляютте, как обычно, будут преть в своих клетушках, как сельди в банках
Дело в том, что на этапе положено строго соблюдать принцип раздельного содержания разных категорий осужденныхособистов нельзя сажать вместе с первоходами, приговоренными к общему режиму; отдельные клетушки предоставляются также женщинам, малолеткам и так называемым бээсникамто есть, бывшим сотрудникам правоприменительной системы. Вот и получается часто, что в «Столыпине» едет, как барин, в отдельном купе один мент, рядомпарочка особистов, затем трое малолеток, далеедве женщины, ну а потом ужеобщий режимэтих, бывает, по восемь-девять человек в одну клетушку запихивают
Начальник конвоя «Столыпина» принял запечатанные в серые казенные конверты личные дела восьми зэков, быстро просмотрел их. Все конверты были одинаковыми, и лишь на одном стояла карандашная пометка б/с. Прапорщик хмыкнул, окинул взглядом каре осужденных и прикинул, кто бы из них мог быть бывшим сотрудником. Скорее всегово-он тот, здоровый, крайний слева в первом ряду. Он и одет добротно, и два баула перед ним на снегу стоятвполне внушительного вида
Этапник, на которого смотрел начальник конвоя, поднял головуво взгляде осужденного не было затравленности, тоскада, была, а страха и забитостине было Проверяя свою догадку, прапорщик громко скомандовал:
Осужденный Зверев! Ко мне, с вещами! Когда здоровенный зэк, перед которым на снегу стояли два баула, выпрямился, начальник конвоя удовлетворенно усмехнулсявот что значит опыт, вычислил-таки бээсника влет, проинтуичил безошибочно.
Между тем осужденный ловко подхватил свои сумки и быстро, но без суеты, преодолел короткую дистанцию до «Столыпина». Остановившись перед прапорщиком, зэк отрапортовал глухо:
Осужденный Зверев Александр Андреевич, статья сто сорок восьмая, часть третья
Начальник конвоя посмотрел на Зверева с интересомстатья сто сорок восемь (да еще часть третья)это ведь самая что ни на есть боевая бандитская статьявымогательство в составе организованной группы. Что ж ты, хлопец, наколбасил такого, что тебе шестерку влепили, с интересом подумал прапорщик, а вслух спросил негромко и с едва заметными нотками сочувствия в голосе:
Ты кем был-то, ментом или зеленым? А? Или прокурорским? А может, комитетчиком?
В вопросе прозвучала извечная ревность внутренних войск ко всем остальным составляющим правоприменительской системыофицеры и прапорщики внутренних войск хоть и относились к МВД, но носили обычную общеармейскую форму, за что их и называли зелеными сотрудники милиции, придумавшие даже шутливую присказку мент зеленому не кент. Впрочем, именно милиция была все-таки наиболее близкой родственницей внутренним войскам. Комитетчиков, сотрудников прокуратуры и судей вэвэшники вообще не переваривали
Зверев глянул на прапорщика исподлобья. В его серых прищуренных глазах мелькнул какой-то странный огонек:
Уголовный розыск, капитан.
О-о, протянул начальник конвоя и неожиданно улыбнулся. Сыскарь, значит? А как влетел-то?
Зверев невесело усмехнулся, искорки в его глазах погасли:
Да Долго рассказывать В деле все написано
Понятно, кивнул прапорщик и добавил почти по-свойски. Ладно, давай, загружайся Если чего нужно будетвызовешь меня через бойца, когда тронемся
Спасиботихо ответил бывший капитан и полез по лесенке в вагон.
«Столыпин» был еще пуст. Солдат-конвойщик открыл Звереву дверь в его купе. Осужденный шагнул в темную клетушку и огляделся. Там, где в настоящих купе предусмотрено окнобыла глухая стенка. Дверь клетушки представляла собой металлическую раму, затянутую сеткой Рабицас обязательной кормушкой посередине. Вагонная камера сияла чистотой, если слово сияла вообще можно было применить в данном конкретном случаекак ни крути, а выделенное бээснику помещение навевало мысли довольно угрюмые Четыре жесткие полки не радовали излишествамини одеял, ни матрасов, ни подушек, ни, тем более, постельного белья этапнику не полагалось.
Зверев устало опустился на нижнюю полку и расстегнул курткув изоляторе его предупреждали, что в «Столыпине» можно закоченеть от холода, но, видимо, это предупреждение относилось к разряду так называемых страшилокв вагоне было очень тепло, почти жарко, и бывший капитан почувствовал, как его тело покрывается испариной. Зверев быстро разделся, куртку положил на полку вместо матраса, а теплый свитер скатал в плотный валикчем не подушка? Сапоги бээсник стаскивать с себя не сталзнал, что его еще обязательно придут обыскивать, так какой смысл растягиваться на полке с комфортом, если через несколько минут все равно придется вскакивать? К обыску Александр был готовничего запрещенного он с собой не брал, но барахла в двух баулах хваталобывшего капитана предупреждали, что настоящей валютой на той зоне, куда он следовал, считаются одежда, шоколад и сигареты
«Столыпин» постепенно заполнялся, этапники гомонили, возились в клетушках, конвоиры покрикивали на нихсловом, шла обычная предотъездная суета.
Видимо, к «Столыпину» подъехал еще один автозакЗверев услышал какой-то шум в тамбуре, а потом мимо его купе быстро проскочили одна за другой три женщиныАлександр не успел даже разглядеть их толкоммолодые ли, старые ли, симпатичные или страшные, как вся арестантская жизнь. Зэки из общаковых клетей к попутчицам, скорее всего, тоже присмотреться не могли, но тем не менее встретили их восторженным гулома как еще должны реагировать на женщин грубые мужики, измученные длительным сексуальным воздержанием? Немедленно начались жеребячьи заигрывания, незатейливые такие, простые и беспонтовые, типа: Эй, милые, сестренки-уркаганочки, не смерзлось ли у вас чего на морозе, а то ведь и отогреть сможем, долбильные агрегаты имеются! Зэчки отвечали на заигрывания так же грубо, но обнадеживающе. Арестанты заволновались, и сержанту-конвоиру пришлось даже рявкнуть на них:
Э, урла, хорош базарить, пока я за вас не взялся!
Этапники попритихли, а одна бабенка сразу же обидно засмеялась:
Ну что, мальчики, долбилки-то свяли напрочь? Кавалеры херовы Придется, видать, к сержантику на погрев проситьсяу таких голосистых хрен обычно увесистый, не даст пропасть невинно засуженной
Зэки заржали, сержант матюгнулсяно без злобы, скорее, даже снисходительнооно и понятно: мужику польстило.
Атмосфера искусственного и полуистеричного веселья, воцарившаяся в вагоне, не затронула, пожалуй, одного только Зверева. Бывший капитан даже слегка поморщился от похабных шуток-завлекушек. В изоляторе на Лебедева Александр видел нескольких зэчек и хорошо знал, что стоит за их прибаутками на генитальные темы. А стояли за ними, как правило, простой бабий голод и желание забеременетьот кого угодно, но забеременеть. Беременным ведь и питание хорошее положено, и работы легкие, да и вообщехозяину в зоне детский сад не нужен, молодые мамаши часто на воле оказываются задолго до окончания реального, отмеренного судом, срока. Так что ребенок для зэчкиэто ключ к той двери, за которой свобода Поэтому-то многие женщины-осужденные используют любую возможность, чтобы перепихнутьсяс конвоиром ли, с братишкой-зэком, какая, в общем-то разница
А конвоиры в «столыпинах» частенько шли женщинам навстречуи сами утешали зэчек, и этапникам, ежели у тех было чем за сексуальный час расплатитьсяне препятствовали. Главное, чтобы все по уму делалось, без изнасилований, а по доброму человеческому согласию, тогдавсем хорошо кроме инструкции, которую нарушали. Ну так ведь инструкцияэто всего лишь несколько листочков бумаги, ей больно и обидно не бывает
Хоть и покоробило от грубых зэковских шуток Зверева, но и его собственные мысли неожиданно свернули на сексуальную темуточнее, это были даже не мысли, а внезапно возникшие в мозгу образыв том числе и те, которые Александр гнал от себя, которые старался забыть, чтоб сердце не рвать Человеческое сознаниештука абсолютно загадочная, ассоциативно возникающие цепочки образовнепредсказуемы Иногда самая грязная, самая похабная шутка способна заставить человека вспомнить вдруг что-то очень чистое и светлое Или то, что ему кажется светлым и чистым
Вспыхнувшая перед глазами бывшего капитана картинка была настолько живой, что он даже забыл на несколько мгновений, где находится, словно перенесся из «Столыпина» в гораздо более уютное местодвухкомнатную квартиру на Лиговке Полумрак, тени мечутся по комнате от дрожащих язычков пламени на свечах Настя очень любила зажигать свечи в спальне Хотяпочему любила, она и сейчас любит, наверное Отблески живого огня осторожно гладят покрытое любовной испариной красивое женское тело Сейчас, сейчас Настя сядет на кровати, обхватит ноги руками и опустит голову на колени Когда Анастасия садилась именно так, Сашка всегда ощущал прилив бешеного желания Волосы рассыпаются по обнаженным ногам Мечутся по спальне тени Ваша Честь, поцелуй меня еще еще родная ты моя Настя любимая еще Стоны, сквозь которые трудно разобрать слова:
Саня Санечка Хороший мой Что же ты делаешь-то Боже Ты же меня так до смерти Санечка. До смерти До смерти?! Картинка рассыпается, как в повернувшемся калейдоскопе Полумрак, больничную палату освещают лишь отблески уличных фонарей да фары проезжающих автомобилей Лицо Насти на белой подушке Одно только лицо А где же волосы? Где? Ах да, это ведь все под повязкой Вся голова забинтована, только лицо не укрыто мертвой белизной бинтов Кто?! Настя, скажи мне, кто это был?! Ты успела их запомнить?! Настя, любимая, кто это был?! Страшная, презрительно-скорбная улыбка Насти, тяжелый, прерывистый шепот: Кто Саша, зачем ты Не бойся Я тебя не выдам Зачем ты
Эй, ты чего? Заплохело, что ли? Грубоватый окрик сержанта-конвойщика вернул Зверева в столыпинский вагон Александр провел рукой по лицу, смахивая со лба выступившие капли пота.
Все нормально нормально Сержант пожал плечаминормально так нормальнои буркнул:
Вещи к осмотру
Зверев тряхнул головой, прогоняя остатки наваждениятакого сильного, что он даже не заметил, как конвойщик открыл дверь в его купе Александр быстро пришел в себя, расстегнул молнию на одной сумке. Сверху предусмотрительно были положены четыре пачки «Мальборо», две большие плитки шоколада фирмы «Фазер» и три красивые упаковки печенья
Солдаты-конвойщикиони ведь ребята молодые, практически дети еще, они сладкое любят, ну и от сигаретки хорошей не откажутся
Слышь, сержант, улыбнулся бывший капитан, у меня ничего запрещенного нет, все уложено-разложено, а вы тут сейчас начнете буровить Ты возьми то, что сверху, почаевничайте с ребятами И мне не надо будет потом два часа все по-новой укладывать
А ты что, опаздываешь куда-то? хмыкнул сержант. Времени у тебя теперь навалом
Однако сигареты, шоколад и печенье он все же взял и шмонать сумки не сталинструкция инструкцией, а можно и по-человечески, тем более что этот бээсник производил впечатление разумного мужика, совсем не ищущего себе лишних приключений У него, похоже, этих приключений и так было достаточно
Сержант, обратился Зверев к запиравшему уже его купе конвойщику. Покурить-то можно?
Погодь, тронемся скоро, вот тогда ипокачал было головой сержант, но потом внезапно махнул рукой. А ладно Теберазрешаю Только не сильно дыми, а то остальные завоют
Понял, спасибо, кивнул Сашка и быстро закурилу него уже даже голова кружилась, так хотелось затянуться табачным дымом
Разглядывая в полумраке купе оранжевый огонек сигареты, Зверев стискивал зубы и загонял обратно боль и тоску, рвавшиеся из сердца наружу
Бывший старший оперуполномоченный уголовного розыска старался заставить себя не думать о прошломвсе уже было думано-передумано тысячу раз. Но памятьковарная штука, она ведь иногда не слушается уговоров разума
Я вернусь Я выживу и вернусь Я размотаю этот клубок, обязательно размотаю Настя Ты слышишь меня, Настя?!
Часть первая. Опер
В конце сентября восемьдесят пятого года по Невскому не спеша шел студент пятого курса Техноложки Саша Зверев. Осень отдавала последнее тепло. Было людно, шумно. Было много красивых девушек вокруг, и Сашка откровенно их разглядывал. Он шел бесцельно. Кажетсябесцельно.
Катили переполненные троллейбусы, текли мимо люди Обычная шумная жизнь центра. Фирмачи с фотоаппаратами, редкие, непривычные еще восьмерки в потоке «Жигулей». Плакат с Горбачевым у Дома Книги. На лысине генерального секретаря почему-то отсутствовало всенародно известное пятно. Под фотографией надпись: Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев.
Ноги в разношенных кроссовках несли Сашку Зверева дальше. Ветер шевелил волосы. Он поглядывал на загорелых девушек, на него тоже посматривали. После стройотряда деньги еще были, и запросто можно было с кем-нибудь познакомиться и пригласить в кафе Но он только улыбался беспечно и шел дальше. Он был беспечен! Он не знал, что всего через год будет смотреть на улицу и людей совсем другими глазами, он будет просеивать толпу, высматривая щипачей, кидал, фарцовщиков и проституток.
На углу Невского и Садовой Зверев спустился в подземный переход. Над головой прогрохотал трамвай четырнадцатого маршрута. Во втором вагоне ехали двое спецов по командной тяге и трое выпасающих их оперативников. Но Зверев этого не знал, да и знать не мог. Он поднялся на Садовую и пошел под арками Гостиного Двора, мимо пыльных витрин с пальтецами фабрики Большевичка, глобусами, письменными приборами, школьными ранцами и выцветшей надписью «Школьный базар». Витрины тянулись далеко-далеко и в каждой, подумал Зверев, стоит манекен в пальто от Большевички и с глобусом в руках Идти дальше расхотелось. Он быстро пересек Садовую и вошел в узкий и недлинный переулок Крылова. Было ли это случайностью? Да, разумеется, это было случайностью. О, какой замечательной это было случайностью!
Через несколько секунд студент Технологического института имени Ленсовета Александр Зверев остановился около невзрачной темно-коричневой двери. Слева и справа от нее висели таблички. На одной было написано: 27 отделение милиции Куйбышевского РУВД, на другойКуйбышевское РУВД Леноблгорисполкома г.Ленинграда. Сашка растерянно остановился.
Дверь распахнулась, и из нее вышел мужчина в форме, с погонами старшего лейтенанта.
Простите, обратился к нему Зверев.
Лейтенант обернулся к нему.
Простите, как найти начальника уголовного розыска?
На третьем этаже.
Зверев взялся за ручку двери. В сотне метров от Сашки, в витрине Гостиного Двора, хищно оскалился манекен в школьной форме мышиного цвета. Зверев тоже ухмыльнулся. На третьем этаже он увидел стальную дверь с надписью «Отдел уголовного розыска». И кнопку звонка рядом. Зверев мысленно досчитал до десяти и нажал на эту кнопку.
Что вы хотели? спросил его быстрый парень в штатском с цепкими, внимательными глазами.
Мне нужен начальник уголовного розыска.
А по какому вопросу?
По личному.
Ну ну, проходите. Четвертая дверь слева.
Через несколько секунд Сашка уже стоял перед дверью с табличкой «Начальник уголовного розыска». «Выгонит он меня сейчас к черту», подумал Сашка и постучал.
Войдите, раздался голос.
Зверев открыл дверь и вошел. Крупный седой мужчина лет сорока пяти в штатском сидел за огромным столом.
Что случилось?
«Ну что?»спросил сам себя Зверев. «Сбылась мечта идиота? Следствие ведут знатоки?» Но мечта еще не сбылась Он сделал шаг вперед и ответил:
Ничего не случилось. Просто хочу поговорить.
Ну, садись, коли поговорить, хозяин кабинета указал рукой на стул. Этот стул был под стать столу начальника розыска: темно-коричневый, массивный, с вытершейся кожаной обивкой и медными гвоздиками.
Зверев присел. Подполковник рассматривал его с легким прищуром.
Ну?
Я студент пятого курса Техноложки. Зовут Александр Зверев, мне двадцать два года, скоро диплом защищать.
Ну, так в чем проблема?
Хочу работать в уголовном розыске. Несколько секунд подполковник Кислов и студент Зверев молча смотрели друг на друга. Потом подполковник взял сигарету из пачки и долго мял ее в желтых пальцах. Чиркнул спичкой, прикурил и сказал, выдыхая дым:
Ты чтодурак?
А почему? удивился Зверев.
У тебя какая специальность будет?
Инженер-механик.
И ты хочешь у НАС работать? У тебя с головой все в порядке?
Да. Я хочу у вас работать у меня такой характер.
Значит, все-таки дурак, констатировал начальник и открыл ящик письменного стола. Около минуты он рылся в каких-то бумагах, что-то недовольно бормотал себе под нос. За его спиной в тощеньком солнечном луче роились пылинки.
Ага, вот она! сказал подполковник и вытащил фотографию, наклеенную на плотный картон. Несколько секунд разглядывал ее.
Вот смотри (он отставил левую руку с фотографией в сторону так, чтоб видно было и Сашке и ему). Шестьдесят восьмой год. Без малого тридцать человек нас тут. Вот явторой слева в среднем ряду. Похож?
Вроде похож, неуверенно сказал Сашка.
Вот именновроде А теперь слушай: Толя Степановпомер. Валька Уточкинпомер. Слава Шредерну, Славка нормально, полковник. Семен Крюковспился Мишкаспился Федоровсидит. Игорь КарасевИгорьладно, в главке. ДальшеСаня Крытовпомер сидит помер спился помер спился.
Подполковник сильно затянулся, столбик пепла упал на столешницу и рассыпался серым прахом.
Вот так, студент. Из всех настолько трое осталось. Ты понял? Из тридцати человектрое! Из тридцатитрое! Думай.
Я не пью, произнес Сашка.
Когда они сюда работать пришлитоже непьющие были, криво усмехнулся подполковник. Луч света за его спиной погас, и танец пылинок прекратился.