Новый день, новый образ, довольно отозвался вяз. Вот моя подсказка: ищи дом с часами, он твою судьбу и решит.
Спасибо. А откуда вы меня знаете?
Я много кого знаю. Сколько здесь стою, ко мне приходят люди и рассказывают о сокровенном. Помню, прабабка твоя умела вызвать грозу. Каждый раз оправдывалась, что случайно, краснела, глаза опускала. Зато какая потом радуга былаяркая, двойная И мы оба соглашались, что не такой уж это и конфуз.
А бабушка?
Она грома боялась. А себя ещё больше.
Зато у неё было самое вкусное варенье из диких яблок. Тех, что целиком
Бесспорно.
Если снова стану живой, обязательно научусь вызывать дождь.
Ловлю на слове, кивнул верхушкой вяз, а то лес сохнет.
Когда Василиса скрылась за горизонтом, вяз ухмыльнулся: «Лет сто ведьм не видел». Он соврал: люди с ним не разговаривали, боялись колдовского дерева. Даже девчонки, мечтающие о взаимности, быстро завязывали ленты и убегали не оглядываясь. А вот с душами умерших всё иначе. Напоследок они делились тем, о чём жалели и что не отпускало: не получилось, не сбылось или не успелось. Кто-то умолял дать ему время. Кто-то повторял раз за разом одно и то же, пока, наконец, не понимал. И тогда сквозь толстую, испещрённую глубокими трещинами кору они все уходили туда, где уже ничто не было важно.
*
У главных городских часов было два циферблата. Первые показывали точное время, а вторые, несмотря на все усилия местных мастеров, что им вздумается. Фасад с часами выходил на городской рынок, шумный, гудящий разными языками и напоминавший, что мир не заканчивался на городе с высохшей рекой и лесом по его краю.
Люди в своём повседневном танце сменяли друг друга, обменивая монеты на специи, а комплиментына городские сплетни. У травницы новый петух, дочь священника беременна (и точно не от святого духа), а пекарь после обеда у портнихи свалился с какой-то непонятной хворью.
«Меня никто не ищет», стоило Василисе так подумать, как она поймала на себе чей-то взгляд. Человек в тёмном пальто развернулся и быстрым шагом направился к выходу из торговых рядов. На секунду опешив, Василиса закричала:
Постой! Ты меня видишь?
День не предвещал Ивану ничего хорошего. В его сны вернулась война, с дымом от драконьих поджогов и разрушенными форпостами. А раз так, спать он не будет вовсеблаго, работы много. Он давно перестал узнавать себя в зеркале из-за тёмных кругов под глазами и отросших, как у бродяги, волос. Но, давясь горьким от крепости кофе, Иван и представить не мог, что вскоре снова увидит призрака.
Да погоди же, мне нужна твоя помощь, нагнала его Василиса.
Как бы не так, Иван тихо выругался. Тебе уже ничем не поможешь.
А вот и нет. Я ищу любые сведения о том, кто пытался меня убить. И раз ты меня видишь, то что-то знаешь.
Тогда вставай в очередь. Перед тобой три пропавших человека, родственники которых хотят знать, куда они делись. И платят мне за этоя следопыт. А с привидения и получить нечего, только лишнюю мороку.
Ну, предположим я не привидение, а немного проклятая ведьма. И если до новой луны узнаю, кто хотел меня убить, буду жива.
Такие неунывающие призраки мне ещё не попадались.
Слушай, а может, тот, кто хотел меня убить, связан и с твоими пропавшими?
В городе пропадали люди: студенты-бездельники, забросившие учёбу, девушки в последних приготовлениях к свадьбе, торговцы и мелкие воришки, пекари и домохозяйки. Исчезали средь бела дня, будто и не было. Там, где их видели в последний раз, находили продолговатую бусину из голубого кошачьего глаза. Иван уже обращался в ломбард: украшение хоть и не дорогое, но старинное. Поэтому он заглянул на блошиный рынок навести справки.
Успешно? спросила Василиса.
Продавцы, как один, заверили, что таких бус не продавали. Посмотрим, кто из них завтра побоится выйти к прилавку.
Завтраникто. Блошиный рынок открыт только по средам.
Тогда ждём.
Нет у меня недели. Василиса кивнула на исчезающий серп луны.
А ты как оказалась такой? У тебя могли быть враги?
Не знаю. Я целыми днями была в библиотеке. Наш архив не может похвастаться наплывом посетителей. Свободное от библиотеки время проводила с Остапом.
Что ещё за Остап?
Вычеркни его из списка подозреваемых. Не он это. Зачем убивать людей, если их можно ругать и обижать?
Ну, предположим. Но что случилось тогда?
Поссорились из-за мелочи, Остап прогнал меня. Я шла поплакать на мост.
Проклятый?
А на каком ещё плакать? Но я не дошла. Точно, мост!
Куда ты? Тут дороги нет.
На этой улице архив. Тут я ориентируюсь с закрытыми глазами.
Они свернули у старого кирпичного здания. Новые бронзовые часы, которые библиотеке подарила крупная типография, гордо блестели в свете фонаря.
*
Дело не спорилось. Луна стала почти прозрачной, а Василиса не знала про своего врага ничего. Как будто это он был невидимым, а не она. У Соболиного моста люди больше не пропадали. Священник хватился своей беременной дочери, но оказалось, что она просто сбежала вместе с возлюбленным бардом.
Я тоже когда-то был бардом.
После нескольких ложных следов Ивана потянуло на разговоры.
Ты? Бардом? от удивления Василиса зевнула.
После войны не тянет на песни. Ты когда-нибудь пела по заказу призраков? А я пел.
Жутко, должно быть.
Есть немного. С тех пор терпеть не могу ни песни, ни призраков.
Ну, извини.
Ты бы отдохнула. Толку кружить над городом без плана?
Мой планувидеть и узнать. Как я увижу, если сижу сложа руки?
Василиса боялась усталости: она напоминала, что смерть наступает ей на пятки.
*
Василисе казалось, что онауже и не она вовсе. Другой человек, с незнакомым характером и чувствами.
Прямо перед ней была дверьплотная, дубовая, с резной ручкой-птицей. Тот, кто выставил Василису из дома, во сне был её отцом. Он говорил ужасные слова, которых прежняя Василиса испугалась бы. Но во сне она держалась невозмутимо. Зачем-то смотрела на отцовскую бородудлинную, чёрную, с двумя седыми волосками. Девушку переполняла глухая, клокочущая злость.
Небо из голубого стало серым, а из сероготёмно-синим. Вдалеке затрещали первые раскаты грома. Надвигалась гроза. Все дома, встречавшиеся ей на пути, были закрыты. Василиса долго колотила в ставниникто не отзывался. Стучалась в одну дверь, другую, третью, потом зашла на постоялый двор. Денег с собой не было. За ночлег предложила бусы, такие переливающиеся, но хозяевам они не понравились.
Ветер пробирал до костей, и Василиса укрылась под мостом. Волны Соболихи упирались в острые носы её ботинок. Куда дальше? В реку? Тут к Василисе пришла чужая, твёрдая решимость: как будто она только что определилась с чем-то важным. Речная вода, которая от дождя должна была прибывать, отступила, открывая песчаное дно с водорослями и моллюсками.
Василиса проснулась на дне Соболихи, вся перепачканная глиной. Петухи кричали о новом дне, бус из кошачьего глаза при ней не было. Она снова была собой.
*
В библиотеке всё шло привычным ходом. Мари встретила подругу своей обычной утренней улыбкой.
Ты мне снилась, выпалила Василиса вместо приветствия. Говорят, друзьям нужно рассказывать о снах.
Сон был хороший?
Грустный. Василисе трудно было подобрать слова. Мари, зачем?
Если ты догадалась, то почему спрашиваешь?
Хочу от тебя услышать.
Предположим, я ведьма. Как скучно станеттак и тянет украсть чью-то жизнь.
Смешно, но я тоже ведьма. Впрочем, меня не тянет даже глаза тебе выцарапать.
Ты не понимаешь. Вы все и так не живёте. Где ты была? Только и делала, что пряталась за книгами или Остапом. Мужчины отнимают жизнь лучше всех, часто и без разбора. Ты теряешься за их решениями, заботой, за их очагом А они дают тебе выбирать? Я же беру жизнь только тогда, когда мне это нужно. Отец решил выдать меня за сына мукомоласемейное дело для него было выше интересов дочери. Когда я отказалась, перестала существовать для него и всех остальных. За сына мукомола выдали мою сестру. Но не видать им было удачи: я ушла из города вместе с рекой. Мельница остановилась, и погорело их дело.
Мари, так больше не будет. Я позову дождь. Река вернётся.
И что поменяется?
Всё уже поменялось. Я не дам тебе забирать людей, как бы они в своей жизни ни ошибались.
Тогда я уйду в другой город. Не побежишь же ты за мной по всему свету.
Тогда я снова стану бардом. Иван вышел из-за книжных стеллажей. Я сочиню песню о ведьме, у которой украли жизнь, и та в отместку начала красть чужие. Барды Залесья на раз-два подхватят такую историю.
*
Мари оставила город в тот же день. Никто не видел, куда она направилась. Вода постепенно возвращалась в Соболиху, и неравнодушные начали укреплять старый мост. Кто-то даже задумался о постройке водяной мельницы.
Василиса сидела под вязом. Несмотря на позднее лето, поляну заполонила мать-и-мачеха.
Я переехала. Из окон гостиной теперь видна река. На мансарду, где я сушу полынь и донник, часто заглядывает солнце.
А что с архивом?
Нашли новую девочку, ей полезно для учёбы. Я теперь в отделе современной литературы: там больше людей и незаконченных историй.
Нравится?
Да. Но не так, как вызывать дождь, улыбнулась Василиса. И если мне что-то не понравится, я расскажу тебе об этом сразу, а не тогда, когда призраком отправлюсь в другое место.
Вяз зашелестел листьями в ответ.
Как думаешь, мне стоит повесить на дверь табличку «Василиса Дормидонтовна, ведьма и библиотекарь»?
Валерия Скритуцкая
Тая и морское дно
Говорят, они выходят при полной луне, чтобы танцевать на берегу под россыпью звёзд, под отчаянную песнь ветра. Говорят, они когда-то жили на суше, но скрылись под водой от безумия этого мира. Некоторые даже верят, что они заманивают мужчин, соблазняют их, а потом выпивают всю кровь до последней капли, чтобы вечно оставаться молодыми и дышать под водой. Но иные спорят: всё не так. Да, заманивают и соблазняют, но не убиваютуходят с избранником на пару лет в земной мир, чтобы выносить, родить и выкормить дитя. Затем оставляют ребёнка с отцом, а сами ныряют обратно в воду и там, на морском дне, живут себе счастливо. Если подробнее расспросить тех, кто живёт у солёных вод, можно узнать и то, что чадо этих одиноких мужчин так или иначе окажется у воды, желая узнать о своём происхождении. Случается это не раньше, чем емуа чаще ей, исполнится десять лет.
*
Ты хоть понимаешь, что вокруг нас море?
Тая пожала плечами, оставаясь безучастной. Ну да, она слышала, что и таким море бывает: лужи тут и там, пучки трав островками. Больше напоминало болото. Гладкие камни и чайки смотрелись здесь несуразно.
Странное море.
Немного другое, правда?
Папа подмигнул в зеркало заднего вида, намекая на недавний разговор. «Немного другим тяжелее заслужить всеобщую симпатию, зато обязательно найдутся те, кто бесповоротно влюбится в них», так он сказал. И привёз её к этому странному морю. Тая хмыкнула, а папа в ответ нажал на кнопку, опуская заднее стекло. Он победил, как и всегда.
Вау, какой воздух солёный! Нигде так солёно не пахнет!
Вчера Тае исполнилось десять. Она хотела пригласить друзей, но папа посадил её в машину и увёз дальше, чем она могла ожидать, и даже ещё дальше.
Тая любила всё солёное. И море, конечно, любила. Заплыть туда, где берег еле виден, чтобы только волны вокруг, чтобы в нос попали брызги. Интересно, а в этом море из луж вообще плавают?
Дом стоял на горе. Ветра свистели на чердаке, сменяя друг друга, но никогда не умолкая. В доме пахло рыбой. Сети, снасти, блёсны, крючкивсё это было разбросано на столе, на стульях, на полу, на подоконнике, повсюду. Тая приехала сюда впервые и с интересом осматривалась, а дедушка, которого она тоже встретила впервые, сразу начал рассказывать о том, что на блесну сейчас совсем не ловится, а ловится на твистер: это такие маленькие резиновые рыбки кислотных цветов, очень красивые. У дедушки была лодка на колёсах. В отлив он выезжал на ней, а когда вода прибывала, плыл, и там, уже на глубине, ловил рыбу. Глаза у дедушки были широко посажены, как и у Таи, вокругморщинки-лучики: он много смотрел на солнце и улыбался. Только рассказав обо всех рыбацких премудростях, он спросил, как её зовут. Он ничего не знал о внучке.
Тае вчера исполнилось десять, сказал папа.
Тогда дедушка наконец взглянул на неё по-настоящему. Пристально так. Заметил и необычный оттенок в светлых волосах, и кристальную голубизну глаз. Кивнул несколько раз собственным мыслям и, пробормотав что-то невнятное, вышел из маленькой гостиной. Было слышно, как скрипят ступени старой деревянной лестницы, а потом тяжёлые шаги на втором этаже, туда и обратно. Открывались дверцы и ящикидедушка что-то искал. Ни Тая, ни папа не сдвинулись с места, только неловко улыбнулись друг другу. Лестница снова заскрипела.
Вот. Подарок тебе, а то что ж я
Тая приняла из рук дедушки фонарик, старый и тяжёлый, с ребристым переключателем, перемотанный в двух местах изолентой.
Спасибо.
А потомТая сама не поняла, как так вышло, её одну отпустили, нет, даже отправили к морю.
Разве это правда море? Лужи И песок так смешно свернулся горками, на спагетти похож. Она разулась, закатала штанины и пошла по тёплой песочной кашице, которая просачивалась между пальцами. Тут и там валялись мидии, спутанные с водорослями, а крабы, воинственно выставив одну клешню, зарывались в илистое дно. Солнце слепило, порывы ветра трепали волосы, но ногам было так тепло и приятно, что хотелось идти и идти.
Тая не сразу заметила, как вода поднялась выше щиколоток, как намочила закатанные джинсы. Пришлось поднять их до самых колен, но вода уже захлёстывала и колени. Тая словно очнулась ото сна. Она поняла, что ушла слишком далеко от берега и прилив застал её врасплох. Заходя в море, она видела других детей, шлёпающих по солёным лужам, а ещё пожилую пару с сачками и ведром. Сейчас вокруг никого не было, одна только вода. И как наползли тучи, она тоже не заметила. Сердце застучало сильно-сильно: ей ещё никогда не было так страшно.
Тая развернулась, чтобы бежать. Нет, уже плытьвода прибывала быстро. Но тяжёлый дедушкин фонарь тянул ко дну, а разжать руку никак не выходило, словно он прирос к ладони. Вода дошла до шеи, наполнила солью ноздри, накрыла с головой. Ноги оторвались от дна, и Таю потянуло вниз. Никакого дна уже не было. Всё глубже уходила Тая, всё темнее становилось вокруг. Ей бы спасаться, но вместо этого она нажала на ребристый переключатель и открыла глаза.
Здесь было тихо. Ветер остался снаружи. В полосе света на дне Тая разглядела тропу, вымощенную ракушками: они сверкали, словно драгоценные камни. Девочка опустилась на дно и пошла по тропинке, освещая себе путь. Неизвестный мир должен был испугать её, но вместо этого казался смутно знакомым. Может, он виделся ей во снах, а может, она сочинила его таким однажды, лёжа на горячем песке.
Вскоре её взору открылся чудесный сад. В нём огромные жемчужины лежали на чёрных лепестках, алмазные раковины переливались самыми нежными оттенками розового и голубого, а ещё были золотые, такой совершенной формы, что весь надводный мир по сравнению с ними казался нелепым. Водоросли извивались змеями, гипнотизировали, приобретая самые причудливые формы. Цветы неописуемой красоты склоняли огромные бутоны, из них выплывали пузыри, разлетаясь жемчужинами прямо Тае в руки.
Красота вокруг завораживала. Тае бы любоваться цветами, но взгляд притягивали мутно-зелёные водоросли, меняющие свой вид. Показалось, или они приняли вдруг очертания дома, где они жили с папой? Вот только окна были как будто глазами, уставились на неё, не моргая. Снова это дурацкое чувство: мы вместе, а тыдругая. Так ей всегда внушали те, кто из этих окон выглядывал.
Тая моргнула, и множество глаз моргнули вслед за ней. Медленно и тяжело из песка выросли массивные щупальца, поползли в разные стороны, оттолкнулисьи огромное чёрное тело отделилось от водорослей. Это не было метаморфозой: на морском дне и впрямь таилось Чудовище. Оно тоже приходило во снахили она его выдумала, лёжа на горячем песке и вдруг покрывшись мурашками.
Тая бросилась бежать, но еле двинулась с места. Тогда она оттолкнулась и поплыла: так выходило чуть быстрее, но всё равно недостаточно. Одно движение огромного тела, и щупальца уже тенью нависли над ней, окружили. Чудовище могло бы схватить, но вместо этого сотнями глаз Сотнями окон наблюдало, как Тая лишается сил. Но если она сдастся, то не проснётся в тёплой постели, с этого дна так просто не всплыть.