Сомневаюсь, Симон, что вы нарочно держите для гостей сии предметы,язвительно буркнул подросток.
О, я смотрю, жар придал тебе дерзости, парень,рассмеялся старик. Впрочем, это неплохо. Однако, возвращаясь к твоему виду. Ты похож на хворого барана, Роби. И всё по собственной глупости. Ладно. Ранкур поднялся с места и, повозившись в крохотном ларе, вытащил заношенную блузу. На, сними свой распрекрасный наряд и переоденься. Штаны я тебе не предлагаюлежащему в постели они ни к чему.
Робер едва подавил брезгливую ухмылку, но перед глазами у него всё плыло и отчаянно хотелось согреться. Неловко путаясь в застёжках праздничного камзола и завязках панталон, он наконец разделся и теперь стоял нагишом, смущённо прикрывая низ живота скомканной блузой.
Прежде чем получишь сухую одежду, я разотру тебя медвежьим салом, малец,деловито бросил Ранкур.
Экая мерзость! вырвалось у Робера. Избавьте меня от такого завидного предложения.
А не закрыть ли тебе свой милый рот, откуда всё равно, кроме глупого жеманства, ничего не исходит? Старик зачерпнул белёсо-жёлтую густую жидкость и начал энергично растирать спину гостя, словно не замечая его страдальческого лица.
Когда крайне неприятная процедура была окончена и Робер, облачившись в рубаху, что доходила ему до щиколоток, вновь улёгся на соломенный тюфяк, старик накинул сверху одеяло и свою поношенную накидку. После он обтёр ладони прямо о свои штаны и налил полный стакан сидра.
Видел бы свою рожу, благородный сеньор,произнёс он. Тебя смутила собственная нагота или чудесная мазь?
И то, и другое,сквозь силу шепнул Робер. В горле его саднило, и каждое слово давалось с трудом.
Ах да, я позабыл, что малютка графкатолик. Ваш Господь внушает, что нагое телоприбежище греха. Я не ошибся?
Всё верно, Симон.
Ну раз Бог наделил вас телами, значит он не против их наличия.
Подросток на минуту задумался и тотчас убеждённо возразил, что речь лишь о нагом теле. И, спохватившись, спросил:
Отчего вы говорите «ваш Господь», разве вы не католик?
Нет, малыш зануда,хмыкнул Симон.
Силы небесные! Стало быть, вы гугенот или, того хуже, язычник!
Опять не угадал. Ну ладно, не время для заумных речей. Выпей вина и постарайся уснуть, иначе хворь и вовсе сожрёт тебя.
Робер с готовностью осушил стакан горячего напитка и блаженно откинулся на засаленную подушку. Слабость и нега окатили его волной, он больше не дрожал от холода и, погрузившись в целебный сон, вовсе перестал замечать жёсткое ложе и колючий тюфяк.
Робер пребывал в странном оцепенении. Причудливые картины мелькали в голове, и юный граф вовсе перестал отличать сон от яви. Несколько раз ему виделось, что к лежанке подходит тот самый огромный волк, что гнался за ним в лесу. Но это совершенно не вызвало у него страха, а напротив, хотелось прикоснуться к серой, с рыжими подпалинами, шкуре. Затем янтарные глаза зверя приближались, и Робер видел Ранкура, обтирающего ему потное лицо или прикладывающего прохладную руку на его лоб. И наконец зимним солнечным утром юный де Клансье проснулся, ощутив, что здоров и ужасно голоден. Робер спрыгнул с лежанки и тотчас растянулся на полу, запутавшись в длинной блузе. Хохот старика вызвал у него досаду, но она мигом уступила место улыбке. Право же, он наверняка и впрямь был смешон.
Силы небесные, сколько же я хворал? удивлённо воскликнул Робер, заметив изморозь на оконце.
Всего несколько дней, сеньор неженка. Кивнул Симон, наполняя облезлое блюдо огромными кусками мяса. И хотя оно вновь оказалось полусырым, Робер с аппетитом принялся за еду.
Послушай, Роби? внезапно обратился к нему старик. Скажи по совести, за кого ты меня принимаешь?
Подросток удивлённо вскинул на старика взгляд и, вздохнув, решительно произнёс:
Не в обиду вам, Симон, думаю, вы натворили дел и вынуждены скрываться в эдакой глуши. Или или сбежали с каторги,опустив голову и заливаясь краской смущения, добавил он.
Старик с минуту молчал, приподняв брови и приоткрыв рот, но после разразился таким громким смехом, что заколыхался сидр в бутылке.
Ну и ну,утирая глаза, бросил Ранкур. Кажется, я был готов к любому ответу, кроме такого. Ты или ужасно наивен, или боишься сам себе признаться в подозрениях. Да-да, сдаётся мне, что ты действительно почти догадался, но ужас и отвращение заставляют тебя счесть подобные мысли плодом воображения.
Робер не нашёлся что ответить и теперь сидел молча, отчаянно соображая, что угодил в очередную переделку. А ведь старик прав: смутные видения, пожалуй, вызывали некие мысли относительно сущности Симона, но разум отметал их, не желая испытывать животный страх.
Что ты знаешь про оборотней, парень? спокойно спросил старик.
М-м-м, это посланники ада, что принимают людское обличие, дабы сбить с толку людей. И и в полнолуние подстерегают несчастных. Укус оборотня мигом превращает бедолаг в таких же приспешников дьявола.
Бубнишь, словно отвечаешь урок гувернёру,хмыкнул Симон. Увы, эти россказни гуляют по свету достаточно долго, обрастая немыслимыми подробностями. И отчего-то страстью к сочинительству про нечисть обладают люди, вовсе не смыслящие в этом.
Ну да, по-вашему, все рассказы про оборотней ложь и выдумки? запальчиво возразил Робер. Почём вам знать, как обстоит по правде?!
Просто по тому, что ты, задиристый дерзкий малец, вторую неделю делишь кров с оборотнем и вроде недурно себя чувствуешь.
По лицу Робера хлынул пот, сердце вздрогнуло и словно замерло в груди. Он вжался спиной в стену и расширившимися глазами уставился на старика.
Пресвятая дева, святой Франциск вы вы хотите погубить меня Симон?
Вот дурак! Скривился старик. Ты вообразил, что я оборотень-гурман, что неделю выхаживал хворого мальчонку себе на ужин? Послушай, парень, если не будешь таращить свои прекрасные глаза и трястись, как овечий хвост, я готов рассказать тебе кое о чём.
Господин СимонРобер судорожно сглотнул. С чего вы решились на откровенность именно со мной?
У меня не осталось выбора, Роби. Просто не осталось выбора,задумчиво пробормотал старик. Моё время сочтено. Ну, ты готов слушать или бросишься в лес сломя голову в одной сорочке, сверкая голым задом?
Бледность исчезла с лица подростка, уступив место пылающему румянцу стыда. Его, Робера Антуана Монтель де Клансье, заподозрили в трусости! Да, но, услыхав подобные речи от собеседника, вряд ли даже взрослый и мужественный человек останется равнодушным. Робер сжал кулаки, дабы унять дрожь в пальцах, вскинул голову и, открыто глядя на старика, ответил, что вовсе не против его выслушать.
Хотя речь старика была довольно монотонной и лишённой ярких эмоций, подросток начисто позабыл, что сидит в промозглой комнате старой мельницы напротив нечисти, о которой прежде слышал только из болтовни Жеральдин. Забравшись на лавку с ногами и обхватив колени, он в упор смотрел на изрытое морщинами лицо Ранкура. Пожалуй, всё повествование и впрямь походило на сказку. Симон был плодом искренней любви дочери мельника и молодого оборотня. Понятно, что пара вынуждена была встречаться тайком. Но мать, обеспокоенная постоянными отказами дочери женихам, устроила за ней настоящую слежку. А когда правда выплыла наружу, испуганная до полусмерти женщина помчалась к местному кюре. Отец Аврель славился своей пылкостью и фанатичной верой. Идея истребить нечисть была его путеводной звездой. Бедняга так ревностно обличал любого, кто, по его мнению, якшался с дьяволом, что даже епископ, раздражённый чересчур ретивым служителем, отправил его в приход затерянной в лесах деревушки. Но Отец Аврель успел отправить на костёр достаточно несчастных крестьян, подозревая их в сделках с лукавым. И вот к этому человеку и пришла мельничиха. Надо ли удивляться, что священник тотчас обзавёлся помощниками, которым без труда удалось выследить и убить оборотня. А после Отец Аврель повелел повесить и самого мельника, и его семью, а мельницу сжечь. Вот так донос на собственную дочь решил судьбу самой мельничихи. Однако девушке чудом удалось сбежать и податься в лес. Бедняжка ожидала младенца и, Бог знает, каково ей пришлось.
По счастью, кровь отца сделала ребёнка сильным, крепким и выносливым,продолжал Симон. Ему нипочём был холод, он не страдал хворями. И, едва научившись ходить, мог запросто поймать кролика или дикую утку. Кровь зверей вполне заменяла ему молоко. Но его мать была обычной женщиной, и жизнь отшельницы вскоре совсем подорвала её здоровье. Она угасала с каждым днём, и когда мне исполнилось семь лет, бедняжка скончалась. Несколько лет я провёл в лесу, но вскоре любопытство вынудило меня искать людского общества. О, я оказался достаточно послушным сыном, Роби. Из всех наставлений матери больше всего запомнил её слова об осторожности. Вообрази, парень, даже будучи сопляком, я ничем не выдал себя,с гордостью добавил старик.
Господин Ранкур! воскликнул подросток, всплеснув руками. Как это возможно?! Ведь полнолуние могло застать мальчика где угоднокак было не заметить страшного превращения?
Ах, Роби, твоя голова забита байками про оборотней. Я же говорил, что их плетут чаще всего те, кто ни черта не смыслит. Скажи, тебя не удивляет, что на земле есть простолюдины и господа? Ну вот, представь в царстве тьмы похожая история. Старик неспешно набил трубку табаком и потянулся к очагу за угольком.
Робер потёр виски руками и, вскинув взгляд на Симона, пролепетал:
Простите, Ранкур, но я не понимаю
Я оборотень-сеньор, парень,усмехнулся старик. Так тебе понятней?
Подросток вовсе потерял счёт времени. История Симона была поистине захватывающей и полной приключений. Робер совсем не заметил, когда совершенно расслабился и перестал испытывать страх. Он словно маленький ребёнок, зачарованный сказкой, подался вперёд и слушал старика с таким вниманием, с каким сроду не слушал даже родного отца. Надо ли упоминать, что Робер, и без того склонный к авантюрам и воображавший обычную жизнь скучной, оказался, пожалуй, самым благодарным слушателем. Он жадно внимал рассказу, боясь упустить хоть слово. А врождённая пылкость заставляли его искренне сопереживать или восхищаться героем истории.
О, Симон, стало быть, вы всё же отомстили кюре! облизнув пересохшие губы, воскликнул он.
Конечно. Кивнул старик. Ведь он стал причиной моего сиротства. Отца я лишился ещё до своего рождения, а несчастная мать и вовсе скончалась у меня на руках. Да и ко всему, скажу тебе откровенно, оборотни весьма мстительны. Впрочем, и люди не всегда отличаются милосердием.
Подробности расправы над Отцом Аврелем заставили Робера поёжиться. Вот ужасувидать подобное собственными глазами. И хотя внушённые с детства убеждения должны были бы вызвать к рассказчику ненависть и отвращение, подросток мигом нашёл оправдание его поступку. Право же, ведь Ранкур мстил за родителей. Разве сам Робер, обладай он подобными качествами, стал бы думать о добродетели, попадись ему убийцы, напавшие на семью де Клансье? И в какой-то момент у него промелькнула зависть к старику, обладающему силой зверя.
Уже на рассвете сон-таки сморил беднягу, и юный граф задремал прямо за столом, опустив голову на сложенные на столешнице руки. Он заснул так крепко, что едва ощутил, как Симон перенёс его на лежанку и прикрыл одеялом. Во сне ему виделось, как он, ловкий и сильный, расправляется с разбойниками и, забрав Люсьена из обители, возвращается в отчий дом.
Теперь Робер даже не помышлял об уходе. Для себя он находил кучу причин остаться. Господь милосердный, всё вокруг замело снегом, он утонет в сугробе по самую макушку, не добравшись до дороги. При этом глубокий и рыхлый снег вовсе не мешал ему таскаться за стариком. Охота в обществе Ранкура была совсем не похожа на ту, к которой он привык, живя в особняке. Симон слышал топот дикого кабана задолго до появления. И выскакивал зверю навстречу, вооружённый одним лишь кинжалом. Как этот старик умудрялся без всякого видимого труда схватить кабана и, подняв его одной рукой, другойраспороть ему брюхо? Потроха вываливались на снег. Робер замирал, глядя на окрашенный кровью снег и тонкие струйки пара от внутренностей зверя.
Словом, жизнь лесного отшельника вполне устраивала подростка. Ко всему, Ранкур вовсе не придерживался строгого уклада и не требовал этого от своего юного гостя. Робер привык есть и спать, когда придёт охота. Густые волосы, избавленные от услуг горничной, свободно спадали на плечи. Попытки хоть как-то успевать за Ранкуром делали его руки и ноги сильнее, а теловыносливее. И вскоре прежде изнеженный заботливыми родителями и прислугой юный сеньор превратился в крепкого и здорового подростка. Пробегав по зимнему лесу несколько часов, с трудом поспевая за стариком, Робер спокойно снимал задубевшую на морозе куртку и, вытряхнув снег из выделанных Ранкуром сабо, старательно нанизывал куски мяса на вертел.
И только когда, случайно бросив взгляд в небо, он заметил ровный круглый шар луны, ему стало не по себе. Он подбросил хвороста в очаг и принялся ставить миски и стаканы для ужина, то и дело бросая тревожные взгляды в сторону старика.
Чёрт возьми, Роби! Если бы твои глаза могли источать пламя, я давно бы сгорел заживо,пробурчал Симон. А-а-а, ты, должно быть, ждёшь, что я начну кататься по полу, обрастая шерстью и выть диким голосом?
Робер не нашёл что ответить и потупился.
Вот дурак! Бедняга твой гувернёр. Ты, видно, не привык запоминать услышанное и ему приходилось повторять трижды. Тебе же сказано, что я оборотень, сеньор. По счастью, мы, высшие оборотни, избавлены от этакой напасти. Представь, парень, я принимаю обличие волка, когда мне придёт охота, а не оттого, что настало полнолуние. В придачу, я не становлюсь мерзким чудовищем, которых рисуют святоши для устрашения простаков. Оборотень вроде меня похож на обычного волка, хотя и гораздо крупнее. Оттого я могу жить среди людей и не выдать себя.
Ого! воскликнул Робер, не в силах скрыть восхищения и любопытства. А вас вас простите, Симон, должно быть, это ужасно глупо Оборотня сеньора можно убить серебряной пулей?
О, малец вновь вспомнил рассказы кормилицы. Скривился старик. Увы, любопытный граф де Клансье, меня, как и любого высшего оборотня, вообще мудрено убить. Хотя святоши наверняка знают способы. Недаром у кюре Авреля весь чердак был завален трактатами о нечисти. Скажу откровенно, любая пуля нанесёт рану. По счастью, они заживают менее чем через полчаса. Помнится, в юности я здорово поранил руку, и мне пришлось носить окровавленную повязку несколько дней, дабы не вызвать подозрений. Тогда я жил в рыбацком посёлке и ухлёстывал за девицами. Ах, как они меня жалели, Роби,рассмеялся старик. Это довольно трогательно.
Рассказы о любовных похождениях Симона вмиг завладели Робером. Ещё бы, ведь добродетельная семья де Клансье до поры до времени тщательно оберегала сыновей от подобных откровений. И теперь в глазах подростка Ранкур обзавёлся очередным достоинством: умением вызывать у женщин пылкие чувства. Хотя Роберу было трудно представить Симона молодым. Должно быть, он был привлекателен внешне.
Отчего же вы так и не женились, Симон?
Ох, РобиСтарик неторопливо набил табаком трубку и задумчиво покачал головой. Сложно ответить. Возможно, искал такую же преданную женщину, как моя мать. Да вряд ли ты сможешь понять, слишком мал для этого. Беззаветная любовь моей несчастной матери сыграла со мной злую шутку. Я вообразил, что, открывшись возлюбленной, обрету верную подругу, готовую делить со мной участь изгоя. Увы, узнав правду, девицы в ужасе покидали меня. Хотя надо заметить, ни одна из них меня не выдала.
Так, стало быть, они действительно искренне любили вас!
Скорее, опасались за себя,хмыкнул Ранкур. Ты же знаешь, что грозит тем, кого заподозрят в сделках с нечистью. И ко всему, никто из женщин не решился произвести на свет моё дитя. Бедняжки шли на любые ухищрения, дабы избавиться от младенцев. Выходит, я не смог встретить похожую на мою мать. Скажу откровенно, парень. Я успел привязаться к тебе. Думаю, будь у меня сын, он был бы похож на тебя, не лицом, так норовом.
Эти слова, произнесённые тихим голосом, и искренняя тоска в глубоких глазах старика вызвала у Робера сердечную боль. Он чувствовал, что невольное признание далось старику с трудом и вызвано сильными чувствами. Подросток опустил голову и смущённо пробормотал: