А знаешь Я всегда мечтала о хрустальном шаре, рассказывала как-то она ему. Но не о таком, конечно, как у нас. Некоторые чудные, говорят, берут целые дома или уголок леса и помещают его в абсолютно пустой и чистый хрустальный шар, в котором потом пускают дождь, или метель, или просто блёстки
Но всё же ещё интересно, что мы познакомились именно благодаря этой дурацкой штуке! Эх
И через какое-то время Эредин подарил ей тот самый шар, какой она хотела, но в ответ она ничего не смогла ему дать кроме благодарности.
Пожалуй, самое приятное в зародившейся дружбе, особенно с противоположным полом, это купание в чужой любви, в любви твоего собеседника. Пока ты даже не знаешь, что нравишься ему или ей, ты уже чувствуешь себя с человеком так свободно, так защищённо, будто, наверное, вы знакомы уже давно и действительно понимаете друг друга, словно на уровне химии и души. Вы связаны, вы точно знаете, что имеете общие цели, желания или и то, и другое, на двоих, и это сближает вас, даёт точное сознание того, что этот человек хочет находиться рядом с тобой, потому что вам обоим просто приятно проводить друг с другом время. Однако проходят дни, и кто-то из вас изъявляет желание двигаться дальше. Но куда это дальше? К чему оно ведёт? Ведь всё и так было хорошо. К чему этот шепчущий горячий ветер перемен над ухом? И в этом вы начинаете расходиться, и никто из вас в итоге не получает желаемого, а ведь самым лучшим другом мог быть бы именно он, стоять у тебя в кухне без твоего спроса, танцевать задом и сжигать твои продукты в искренней попытке, наверное, сделать тебе завтрак, или наоборот. Вы вдвоём могли бы находить утешение друг в друге, однако, что с вами стало? Любовь? Любовь-разлучница? Не только ведь такой тип отношений возможен между мужчиной и женщиной!.. Так почему в итоге именно романтическая любовь побеждает дружескую и портит всё?
Вероятно, то же должно было случиться и с Эритасей, и самой девушке, по правде, хотелось понравиться ему, Эредину, но, может, как и любому парню, но это желание не было вызвано любовью или чем-то схожим; Тася любила внимание, в тайне хотела попробовать много чего, в том числе и испытать своего друга, который бахвалился своей устойчивостью ко всему и хладомыслием. Её бы обидело, если бы Эредин нашёл себе девушку, от которой не потерял бы голову: по её мнению, любые подобные отношения должны иметь в себе сильные и искренние чувства с эмоциями, способные даже победить здравомыслие, чего никогда вроде как не делал Эредин. Этот парень должен почувствовать это! К тому же, страсть всегда заканчивается, другое дело сторге. Если Эредин почувствует страсть с другой, это может также и разделить его с Тасей, поскольку он отдастся той любви полностью.
На самом деле её терзали сомнения. Если друг Таси и испытает, наконец, это, то всё равно с другой женщиной, с настоящей любовью, а не с ней самой, однако увидеть это лично, первой, ощутить на себе изменившийся взгляд девушка хотела бы, но дождаться этого она так и не могла, даже несмотря на то, что Тася всегда была рядом. Она не знала, нравилась ли ему, как плохо с ним поступала, когда в ней просыпались вот такие детские и плохо обдуманные желания.
Но всему должен был прийти конец. Тася угомонилась, когда они оба отправились в это путешествие в немыслимом поиске вряд ли существующих денег. Она назвала это «Кампанией Таси против сухопутных ведьм», и смысл этого странствия заключался в том, чтобы отправиться как можно дальше от родного моря, как можно ближе к столице и найти как можно больше ведьм
и провести расследование, закончила она.
Конечно, человек-идея не может собрать всё и всех воедино в цельном и готовом паззле, вспышка и взрыв сами по себе не создают планеты и жизнь на них, но без этого бы не происходило всё дальнейшее, это как импульсы, проходящие через дуги и синапсы, отдавая приказ действовать. То есть Тася ничего не подготовила для своего скорого путешествия, однако всё ещё была уверенна в его необходимости и необходимости срочности такого события. Однако у неё был хороший друг, руки которого были сильны в этом деле, и они сковали непоколебимую решимость, разбивающую недостатки и нехватку информации и ресурсов. Эредин уже имел при себе деньги, а его подруга имела характер, не имеющий потребности в регулярных пинках для Эредина, чтобы он не бросал начатое. Осталось только составить какой-никакой маршрут и подумать над разрешениями и документами
Любая таможня интересуется твоим рождением, не взялся ли ты из неоткуда, например, как Тася.
Ну же! Включи своё женское обаяние!
Но у меня его нету-у! проскулила Тася, прячась от злого таможника за рукавом Эредина.
Ещё как есть. Ладно, он пока занят другими, я тоже отойду, мне надо кое-что взять.
Не-ет, подожди! Не оставляй меня здесь! Как это «кое-что взять»? Что ты хочешь купить?
А вот это секрет-секрет, мда-а, проговорил он, сделав голос тоньше и покачав немного бёдрами.
На самом деле, безусловно, в нём не было ничего женского: сильные сухие руки, длинные ноги, рыжевато-медная щетина и форма мускулатуры, всё это, в принципе, давало ему разрешение иногда похлопать своими рыжими ресницами. Но вот он ушёл, повернувшись своей широкой спиной и всё же оставив Тасю одну.
«Питер Пен. Сомнениепотеря крыльев»,
прочитала Тася на корешке книжки со сказками.
Это мне когда-то дал моему брату мой отец.
Брату?.. Я думала, ты единственный ребёнок в семье.
Да, но раньше у меня всё-таки были братья и сестра Но мы почти не общались и вообще жили отдельно. Я был самым любимым сыном и поэтому меня отдали на воспитание моей бабушке
Что, прям так? А почему? Как они могли? А остальных детей они оставили? Почему именно с тобой они
Да я вообще-то не жалуюсь, перебил её Эредин. Я зато один вырос нормальным. На самом деле у нас были, как я понимал, проблемы с деньгами, мы даже не могли платить по счетам, а для бабушки я и правда был самым любимым внуком, потому что я один ей помогал, и она забрала меня. Родители даже хотели и остальных на бабушку повесить, угрожали ей судом, но она сказала, что она им ничего не обязана, что детей они для себя рожали и меня она единственного готова взять. Она потом оборвала с отцом всякие связи, и больше я ни с кем из них не общался. Но, насколько знаю, никто из них сейчас не остался в живых. Я имею в виду, из братьев и сестёрнасчёт родителей не знаю.
Тася после кратко парализующей паузы, будто отведя самой себе время на понимание, спросила:
Как так? Почему? Неужто все?
Неужто все что?
Погибли
Да, но, как я уже сказал, я ни с кем из них не общался, да и все они меня по-своему недолюбливали, понятно по каким причинам, так что я по ним не горюю. Да и с ними не случилось ничего сверхъестественного: старший брат стал наркоманом, у него, по-моему, заражение крови вышло, двое младших братьев-близнецов сами ввязались с кем-то куда-то в какое-то преступное дело, а затем они же и преследовали эту жизнь, даже после того, как встали на учёт за хулиганство и мелкое воровство, и за это их кто-то из своих кикнул, самая маленькая сестра умерла от болезни. Всё. Что? Не-ет, никто их не заставлял. Нет, я Я знаю, что говорить так нехорошо, но я это и не говорю всем подряд, а с братьями и сёстрами я даже вместе не рос. Я даже ни на кого из них не был похож, только на маму, поэтому, всё, что я помню об отце, это что он тряпка, которая нарожала детей, ничего им не дала, ничему не научила, зато избивала мою мать. Я считаю, что настоящий мужчина должен уметь держать, если уж не всё, то хотя бы себя в руках. А бить беспомощную женщину, какой бы она ни быланизший поступок.
Поня-ятно, почти пробубнила Тася, словно погружаясь в свои мысли. Мягкие подушечки её пальцев прошелестели страничками книги, пока заторможенный взгляд следил за ними и убегающими за закрывающиеся врата к ним словам, и закрыли её.
«Питер Пен. Сомнениепотеря крыльев» было написано на шероховатой монотонной соломенной обложке. Звучит не очень весело для маленьких детей, пусть внутри и говорится о беззаботном мальчике, летающем с птицами, дружащем с хитрыми маленькими феями и создающем свою команду из беспризорных, как и он, маленьких пиратов. «Наверное, это своего рода иностранная притча», промелькнула малозначимая мысль в голове девушки. Тася отложила книгу и стала задумчиво смотреть в окошко поезда со смешивающейся в ребристые пятна высокой травой и старыми мелькающими столбами с оборванными проводами на фоне скучного дневного голубого неба, воздуха которого она не чувствовала. Она считала всю историю Эредина безумно интересной: никогда что-то такое опасное даже не показывалось близко на глаза ей, а для кого-то это была жизнь, причём несчастливая. Она бы посчитала, что сама бы вела себя в подобной ситуации по-другому, или хотя бы написала бы из этого рассказ, что на самом деле было бы, наверно, глупо. Но сейчас на Тасю словно вновь нашло какое-то настроение, как это часто бывало: вот только что она боялась таможника, вот она же с ним разговорилась и подружилась, вот они весело, почти прокравшись, как синоби, сели на поезд в скрытое купе, вот они достали немного еды, блокнот Таси, книжку Эредина, и теперь девушка не хочет ни разговаривать, ни рисовать, ни читать книжку а просто смотреть в окно
Эредин что-то рисовал в её блокноте, даже пару дней спустя, изнурённая Тася уже муторно описывала еле переплетающимся языком муху, что, по её мнению, слишком нагло ползала по их столу, и затем только подняла глаза на своего друга.
Ты что, рисуешь?
Ага.
А что ты рисуешь?
А вот это секрет.
Почему? спросила девушка и выкатила губу, явно не готовая на самом деле допрашивать парня дальше.
Но он сделал ещё пару небрежных штрихов, бросил карандаш и, тяжело поставив локти на стол и вздохнув, повернул интересующий девушку лист с грубым наброском к ней: «Вот».
О-о-о! А что это?..
Это
А! Я поняла! Это-о инопланетянин? Ящеролюд? Сфинкс? Нет, это что-то между пресмыкающимся и человеком: это человек-дракон?
Нет-нетэто просто человек в костюме. Это всего лишь костюм. Вот здесь отходит подол плаща.
А-а-а! Интересно. Всё, я поняла. Это называется ретро-стиль, да? А это рюшечки такие? Или как это называется?..
Тем временем колёса прошумели громче, чем обычно, и весь вагон вздрогнул, будто на мгновение даже накренившись и снова встав на место.
Что это? в поезде встала тишина, как и серая картинка за окном. Они были посреди моста через реку.
Тася испуганно следила за лицом Эредина, чувствуя около него защиту. Тот напряжённо приподнялся с сидения и застыл, глядя на дверь и прислушиваясь ко всему, что творится за ней, но всё было тихо. Девушка заметила, что в этот момент венка на его виске под огненно-красными волосами вздулась, руки тоже напряглись и затвердели. Затем поезд тронулся и постучал колёсами по мосту, как ни в чём и не бывало. «Что это? Что это?» допытывала Эредина Тася. Над её веками хмуро сжался лоб между сведёнными вопрошающими бровями. «Всё нормально», ответил он ей, хотя и не был до конца в этом уверен.
Они доехали до ближайшего города, и команда машинистов и проводников объявила здесь «привал». Друзья собрали сумки, сдали постельное бельё и, еле передвигая почти неразгибающимися ногами, спустились на перрон. «Ух! Кажется, что мы так долго ехали!» провозгласила Тася, радуясь свежему воздуху, и тутже потянула Эредина в город, распахивающий над ними объятья цветных и в то же время прозрачных, незримых крыльев красок пейзажа, словно защищающими то ли этот город, то ли мир от этого города.
Огромное, густоватое, словно в сахаре, небо несло по себе исключительно белых птиц и изливалось пурпурным, персиковым, янтарным и голубым там, где его не пресекали верхушки бирюзовых и зелёных елей.
«Приятный тут запах хвои», говорила Тася, глядя себе под ноги на проминающийся под ней слой сухих неубранных иголок, и Эредин следил за её маленькими ногами в неухоженных синих старых ботиночках, хотя на самом деле его завлекали не эти стопы, стоящие на несущей приятный холодок земле, не эти живописные холмыа те холмики, что должны прятаться у местных деревенских девчушек под раздуваемыми летним ветром блузками.
«П-п-пуустите меня-я!» пришлось кричать Тасе, когда некая стража у входа в город не захотела пускать маленькую двадцатилетнюю невинную девочку. «Спокойно, она со мной, не нужно так хватать», отвечал людям явно понравившийся им с первого взгляда Эредин.
Они вошли в заражённый город. «Необычный и прекрасный», как думала о нём младшая сестра, и необычие Милоградова состояло в сочетании милых его пастельных и семейных улочек с неоновыми вывесками мегаполисов чудных из третьего мира, а также количество нищих и больных на полах этого чужого большого дома.
«Самое что некстати было то, что она влюбилась именно в эту поездку и именно в этом городе, позже писал он в дневнике, будто не его скрытой целью были подобного рода похождения, Какой-то парень, альбинос из нашего города (интересно, что он здесь вообще забыл?)и она в один миг от него в восторге и таянии. Это место не вызвало у меня доверия с самого того начала, как я успел увидеть местных зевак и подозрительных караульных у выхода с платформы, а тут ещё такие неуместно быстрые чувства забивают голову Таси.
А эта станция полностью перекосила мою уверенность в нашей безопасности. Таисия ходила как блаженная, любуясь городом и стенами его домов, цвета тирамису, лимонных пирогов и клубничных йогуртов, как она говорила, но меня не особо волновали цвета тех зданий, пусть там и правда было красиво, пускай и слишком просто (даже по сравнению с нашей Дырой). Меня больше волновало то, что остальные, кто ехал с нами в одном поезде, резко куда-то делись, а местные жители, похоже, были не очень-то рады нас видеть, будто на наших одеждах красовалась вечно светящаяся надпись туристы. Впрочем, возможно, они винили нас или таких как мы в том, что с ними тогда происходило, хотя это и настигло горожан ещё за несколько месяцев до нашего приезда.
Я не мог наслаждаться привычными прогулками с Тасей, поскольку она всё время говорила о Роббе, белобрысом мальчике, или убегала, даже не замечая иногда, слушаю я или вовсе от неё отстал, и я разглядывал от досады людей, пусть мне и нравилась она такой живой. Уже к концу третьего дня нашего пребывания в Милоградове я заметил и заключил, что все здесь чем-то больны, но я ещё не понимал, почему тогда нас пустили и оставили в этом населённом чумой пункте.
«Я должна делать что-то полезное!» заявила мне в один момент Тася и объяснила мне, что существует некий комикс про девочку-школьницу с васильковыми глазами, которая одновременно просто безответно любит своего одноклассника, великолепного блондина, и является супер-героиней, чьё истинное имя никому неизвестно, и в этом обличии она нравится всё тому же блондину-красавцу-однокласснику. Ах, да, и эта супер-героиня успешна во всём, много умеет и очень добра, как я понял (спортсменка-активистка-комсомолка) И теперь Тася хочет быть как она. Впрочем, именно благодаря таким неожиданным её порывам мы и нашли госпиталь, в котором лежали все приезжие (что было, как мне тогда казалось, почти невозможно, потому что никто из горожан не изъявлял большого желания вступать с нами хоть в какой-либо контакт). Тогда я предположил впервые, что могу распространять свою магию на других, что было почти невероятно. Несмотря на все меры предосторожности, люди всё равно заражались, к тому же, ещё эта интуиция и сверхвезение, что помогли нам вообще найти тяжело больных Тася при этом ни разу даже и не чихнула, хотя, бывало, что закашливалась, но потом я понял, что это больше самовнушение, под которым она ждёт, что заболеет, пока пытается помочь докторам своим волонтёрством, но на деле она не заболела.. Нам повезло и с тем, что врачи вообще были не против подпустить нас к пациентам в палаты (вероятно, они рассчитывали, что мы пойдём «на убой» к самой заразе и на этом всё). Я знал, что я не заболею, с самого начала, ведь я, да, не волшебник там какой-то, но в какой-то мере защищён своей кровью, но вот своего единственного такого друга как этот неуправляемый ребёнок изначально я не хотел подпускать так близко к опасности, но похоже, что Тасю бывает не переубедить. Она слишком упряма, пока горит чем-то и пока болтает.
Что бросилось мне в глаза, эти люди очень часто молятся, хотя, по идее, мы даже не отъехали далеко от дома и ничего не должно было измениться в этих краях. А ночью в искусственном ярком свете чего-либо сильно пахло сладкими ананасами Пожалуй, это для меня было самым странным кроме того, что альбинос быстро пропал из виду, когда мы занялись делом; Таисия отвлеклась, но потом быстро вернулась к разговорам об остро очерченным мужском подбородке Робба и его матери. Честно говоря, меня даже это перестало волновать тогда, я не то чтобы был в ужасе, но в Милоградове мы проторчали долго, будто даже кто-то намеренно нас заточил там. Нас не хотели выпускать за его пределы, скорее пытались привлечь нас как нулевых пациентов за распространение болезни, что абсолютно не поддавалось логике и здравому смыслу, но всё обошлось, однако Тася осталась расстроенная и ещё осуждённая за то, что так глупо старалась помочь тому городу и его абсолютно неблагодарным и корыстным жителям. В принципе, здесь я на самом деле только убедился в том, что далеко от родного уголка мы не отъехали, а скорее остались всё там же.
Конечно, мы так и не смогли никому помочь. Ни у кого из нас не было опыта или медицинского образования, врачи нам ничего не говорили и не давали никакой работы, кроме разбора их старых, не относящихся никак к нынешней ситуации бумажек, а медсёстры относились с презрением, что, пожалуй, было, конечно, объяснимо. Однако Таисию не успокаивало то, что она не может напрямую помочь пациентам, а может только ходить и спрашивать самочувствие у тех, кто в сознании, и приносить им стакан воды, но на «смертельно скучную и почти бесполезную работу с макулатурой», как она выразилась, Тася, по правде, не слишком-то много жаловалась, хотя из-за доктора Морриаса расплакалась, как маленькая».