Следы зубов.
Эти тела были обглоданы. Лица и запястья, ноги и шеи. Что-то с ними случилось. Судя по расположению укусов, Уэстон прекрасно понял, что это были не животные.
Когда они двигались среди рядов, Беккер наткнулся на труп женщины, а он задел еще одного, который налетел на другого, пока весь ряд не закачался, не закрутился и не закружился. Это было ужасное зрелище. Вокруг плясали тени, и тела словно двигались сами по себе, как будто они пытались вырваться на свободу.
Мужчины с трудом могли это выдержать.
Уэстон не ожидал ничего подобного. Он почувствовал, как ужас и отвращение исходят от его людей грубыми, тошнотворными волнами.
За танцующими трупами была еще одна дверь, которая вела в другую комнату, очень похожую на первую. Вместо хранилища для мяса этот больше походил на склад. По обеим стенам от пола до потолка тянулись глубокие полки. Но полки были завалены не вещами.
И Уэстон хотел знать, что было на полках, вопреки самому себе. Он просто должен был знать. И не из болезненного любопытства, а потому, что это была его работа.
Полки были завалены телами. Десятки трупов, завернутых в полиэтиленовую пленку или покрытых пятнами савана. Мужчины, женщины, дети. Культисты и похищенные жертвы. Некоторые умерли недавно, а другие сильно разложились... возможно, они лежали там неделями, если не месяцами, и их лица превратились в мускулы, связки и бугорки костей. Некоторые были застегнуты на молнии, а другие... разложены в ведрах.
Пока они занимались своим мрачным делом, копаясь в останках, совершая одно ужасное открытие за другим, отряд обнаружил вещи похуже. Не только трупы, но и их части... руки, головы и туловища.
Это место, все это место, было не просто морг, а что-то похуже. Комната вскрытия. Анатомический театр... только Уэстон знал, что это намного хуже. Потому что в этой бойне был смысл и причина, тайная правда, которую он боялся признать, была настолько ужасной, что рассыпала бы его здравомыслие на кусочки, если бы ему пришлось посмотреть ей в лицо.
И он не был человеком, которого легко напугать.
Но здесь что-то происходило, и это было покруче мертвых культистов. Потому что он чувствовал, как оно нарастает в воздухе вокруг него, как крик, тяжелое и электризующее ощущение... активности. Воздух стал разреженным, как эфир, и тени скользили вокруг них, как толстые гадюки, выходящие из змеиной ямы.
Крепко сжав оружие, он сказал:
- Готовься...
* * *
Примерно в то время, когда Красный отряд объявил, что они нашли тела, Сильва говорил по рации с Синим отрядом, который вошел сзади. Отрядом Синих командовал Кларк.
- У нас здесь кое-что есть, - доложил он через гарнитуру.
- Что?хотел знать Сильва. - Что ты видишь?
Кларк не спешил с ответом.
Сильва слышал, как он болтает с Платцем, Тачманом и Сивером. В их голосах было что-то отталкивающее, почти безумное.
- Что, черт возьми, там происходит? - спросил Сильва.
Кларк сказал:
- Мы... мы в большой комнате, сэр, это похоже... да, похоже на какую-то старую больничную палату или... Я не уверен. Вдоль стен стоят койки, и на них лежат накрытые тела.
Сидя в командирском фургоне, Сильва почувствовал, как его горло сжалось, как змея.
- Тела?
- Ага, - сказал Кларк странно хриплым голосом. - Да... здесь, должно быть, тридцать кроватей... на большинстве из них лежат трупы. Мужчины и женщины... и несколько детей.
- Мертвые?
- Да... да, сэр, все мертвы, - oн сделал паузу. - Я... дерьмо... Я вижу пулевые ранения, входные ранения в грудь, в жизненно важные органы. У них всех глотки перерезаны от уха до уха. Матерь Божья. Некоторые из них мертвы уже несколько недель, может, месяцев, я думаю. Блин, эта вонь...
- Какие-нибудь признаки Дейда?
Долгое молчание.
- Да, он здесь с остальными...
* * *
И он там действительно был.
Кларк смотрел на то лицо, которое он часами изучал на фотографиях. Он был бледен, как мел, глаза широко раскрыты, рот скривлен в ужасной кривой улыбке. Как будто Дейд узнал по-настоящему смешную шутку, но не был готов ею поделиться, не сейчас.
- У нас здесь живой, - объявил Платц, снимая шлем и подходя к женщине, которая сидела там.
Кларк видел ее лицо в луче своего фонарика, в лучах других... но она не могла сидеть. Ее горло было перерезано от уха до уха. И Платц, похоже, не осознавал этого или, может быть, он осознал это прямо сейчас, потому что она издала шипящий звук и схватила его за руку своей серой лапой, притягивая его ближе, прежде чем он смог сделать нечто больше, чем просто закричать. Прежде чем другие смогли остановить ее, она достала зазубренный осколок стекла и воткнула его в горло Платца.
И тогда дерьмо по-настоящему полетело на вентилятор.
Платц упал на пол, издавая булькающие звуки, когда кровь хлынула из его горла, его вырвало на пол красной жидкостью, и он заскользил по ней.
Тачман открыл огонь по женщине из своего MP5, выпустил в нее две очереди по три патрона в грудь. Снаряды продырявили ее, забрызгали стены ее плотью, но она продолжала наступать с зубастой безумной ухмылкой на лице. Отряд с униженным, ошеломленным ужасом наблюдал, как она упала на Платца, прижалась своим изуродованным ртом к его губам и отдернулась, откусив окровавленную прядь ткани, которая когда-то была его губами.
Платц не кричал; он был уже далеко от этой реальности.
А потом лучи фонариков замерцали и заметались, люди начали ругаться и орать, стреляя из автоматов.
Потому что все они просыпались.
Простыни соскальзывали с разорванных лиц, и черные языки облизывали губы. Опухшие руки потянулись к живым, а зубы заскрежетали.
Отряд отстреливался и кричал о подкреплении, но было уже слишком поздно.
В дальнем конце комнаты хлопнула дверь.
Тела, тела, тела... они ковыляли через дверной проем с гнилостным могильным зловонием. Они гнили и рассыпались с бородами из плесени и паутиной на лицах. У некоторых не хватало конечностей, а у других не было лиц, но они были объединены одной целью, и пока Кларк и остальные просто смотрели, до них дошло, что это была за цель.
Его люди начали кричать и визжать, вытаскивая пистолеты и пытаясь убежать, стреляя и стреляя, а затем их убийцы настигли их. Он видел, как Тачман разбил прикладом своего пистолета-пулемета одно разложившееся лицо и выпустил два патрона в другое. Но, как прихлопнутые комары, мертвецы мгновенно заменялись другими. Тачман боролся и продолжал сражаться, пока безжизненное лицо не разорвало мягкую плоть его горла. А потом они схватили его, и он исчез в зловонном море покрытых грибком костей и стучащих, рвущих зубов.
Кларк слышал крик Сильвы, требующий рассказать, что происходит.
Но у него не было времени ответить ему.
Кларк разрядил свой карабин "Кольт" в стену из мертвецов, затем выудил из жилета 9-миллиметровый автомат "Штайр" и выстрелил в серую иссохшую женщину, которая буквально рассыпалась, как будто она была сделана из сухой глины. А потом его обхватили скелетные пальцы, и он был сброшен на землю. Он увидел, как Сиверего лицо превратилось в сумасшедшую маску, истекающую слюнями, - начал поливать все, что движется, из его пистолета-пулемета.
И это продолжалось, пули пронзали воздух, рты кричали, и повсюду стояла вонь пороха и оскверненных могил. Это превратилось в кошмарное шоу теней из мчащихся фигур и режущих зубов, пистолетных вспышек и сжатых грибковых пальцевзверства, запечатленные в стробоскопических фонариках. Желтоглазые лица со свисающей петлями плотью и ртами, извергающими пену черной гнилостной слизи.
Кларк храбро сражался, преодолевая этот шквал скрюченных рук и стиснутых зубов, видел, как его люди падали в кровавые моря, видел, как их вскрывали, потрошили и разделяли бьющие пальцы и раздирающие красные рты. Мертвецы вырывали ленты жирных внутренностей и дрались из-за них, как голодные собаки, кусая и пережевывая, высасывая и чавкая.
А потом что-то обвилось вокруг горла Кларка и защелкнулось, как удавка, стиснув его дыхательное горло, когда непристойные рты впились в его ноги, промежность и живот. Но все, что он действительно осознавал, это то, что его разум погружается в жаждущую тьму, пока этот шнур душил его.
Наконец, он упал.
Не зная, что женщина, умершая около трех недель назад, задушила его петлей из ее собственных внутренностей.
* * *
Когда женщина-зомби очнулась и вонзила осколок стекла в мягкое белое горло Платца, Зеленый отряд, ожидавший на крыше, узнал об этом, и бойцы вломились через люки на крыше, спускаясь на веревках в эту клаустрофобную черноту. Они вылезли из своих ремней и перегруппировались, приготовившись к атаке.
Ответственным в этой группе был Оливереc. Он сказал:
- Хорошо, не напрягайтесь с очками ночного видения. Нам понадобятся все фонари, которые сможем достать. Красные и Синие столкнулись с противником, но у них нет оружия.
- По крайней мере, пока, - сказал Райс.
Джонсон и Тернер надели на глаза тактические очки, быстро проверили свое оружие и согнули руки в перчатках без пальцев. Оливереc передал им то, что сказал Сильва о сообщениях Красного и Синего, которые он получил.
- Я не знаю, что это за херня, но будьте готовы.
Они двинулись вперед, возглавляемые Райсом, который выставил перед собой большой полицейский дробовик "Ремингтон" 12-го калибра. Фонарик, прикрепленный к стволу, прорезал мрачную тьму, показывая всем пустой коридор.
Они гуськом спустились по железным ступенькам и оказались в другом коридоре, который расходился направо и налево. Они могли слышать крики бойцов из других отрядов, открывших беспорядочную стрельбу, вызывающих подкрепление... но Зеленый отряд не спешил к ним на помощь. У них был приказ действовать с крайней осторожностью, и они следовали ему.
Они подошли к разветвлению в коридоре, и Райс заметил фигуру, шаркающую в их направлении. Сначала он подумал, что парень пьян, но когда тот приблизился, Райс увидел, что он мертв. Его лицо было разорвано на куски мяса и костей, как будто оно использовалось для стрельбы по мишеням, и он нес что-то, похожее на кучу переплетенных сосисок.
- Его чертов кишечник, - прошептал Джонсон.
Мужчина продолжал идти, несмотря на то, что ему сказали лечь на пол, и Оливереc сказал почти слишком спокойно:
- Райс? Уложи его.
Райс сократил разрыв между ними и хорошо разглядел лицо мужчины... того, что от него осталось. У него не было ни глаз, ни носа, а его лицо свисало с кости внизу кровавыми ошметками.
- Привет, - сказал изуродованный мужчина сдавленным голосом, словно его горло было полно мокрых листьев. - Моей сестре понравится твоя задница... ты увидишь, если она не...
Райс воскликнул:
- Сукин сын, - и дал по нему заряд картечи в упор.
Удар опрокинул зомби, чуть не разорвав его пополам. Но вместо того, чтобы лечь и окочуриться, он снова сел. Его рваная рубашка дымилась от ожогов, а вверх по воротнику ползли языки пламени. Его кишки исчезли, как и одна из его рук. В его животе была зияющая черная дыра, сквозь которую можно было видеть. От него валили клубы дыма.
В воздухе пахло сожженным мясом.
Райс издал странный сдавленный звук и разнес голову мертвеца на осколки, которые зазвенели по коридору, как осколки разбитой посуды. Он упал, и часть его лица выше носа полностью исчезла. Однако челюсти все еще были на месте, и они открывались и закрывались в быстрой последовательности, словно стучащие зубы.
- Уходим, - сказал Оливерес, не желая, чтобы его бойцы останавливались на достаточно долгое время, позволяя всему этому безумию завладеть ими.
Потому что, если это произойдет, с ними будет покончено.
Он двинулся налевов этом направлении выстрелы стали громчеа остальные последовали за ним. Они подошли к открытой двери и увидели мерцающий свет свечи, отбрасывающий странные прыгающие тени и заливающий все вокруг грязно-оранжевым светом.
Он прошел в дверной проем и увидел там женщину, сидящую, скрестив ноги, на кровати, а рядом с ней на тумбочке горела свеча. Она что-то напевала, и, совершенно обнаженная, она раскачивалась взад-вперед, взад-вперед.
- Леди... - выдавил Оливереc.
Она уставилась на него злобным взглядом... правым глазом, потому что левый был просто почерневшей впадиной, из которой сочился влажный желто-зеленый грибок, покрывая левую сторону ее лица. Она продолжала напевать и раскачиваться, и шелушащиеся губы отрывались от узких обесцвеченных зубов.
И это было то еще зрелище.
Но не это заставило желудок Оливереcа сжаться, как тиски.
Это сделало то, что женщина держала... младенца. Он был серым, раздутым и разложившимся, словно вытащенный из озера. Он сосал ее левую грудь с хлюпающим, отталкивающим звуком. Другая грудь женщины тоже шевелилась, но это было из-за личинок, копошащихся внутри.
Затем младенец оторвался от серого соска, посмотрел на мужчин и издал булькающий звук. Из груди женщины выползали личинки, и именно ими кормился ребенок. Его лицо было искаженным... выпуклое, впалое и безглазое, в нем были проделаны огромные дыры, сквозь которые можно было видеть кипящих внутри червей.
Оливереc не давал приказ открыть огонь.
Но все синхронно начали палить без разбора.
Пистолеты-пулеметы, карабины и штурмовой дробовик Райса быстро наполнили комнату свинцом. Они продолжали стрелять, пока не опустошили свои магазины, и мерзость на кровати... и ее отпрыск... превратились в сгустки блестящей плоти. Куски мертвой женщины и ее ребенка стекали со стены, капали с изголовья кровати, скапливались на простынях, и вонь была отвратительной.
Оливереc приказал своим людям убираться оттуда.
- Что... что... что это за хрень? - потребовал ответа Джонсон.
- Мы здесь не для того, чтобы это выяснять, - рявкнул Оливереc. Всем перезарядиться, и идем дальше.
Да, у всех были вопросы, но они оставили их при себе. Возможно, просто не осмелились спросить об этом вслух. Десять минут в лагере, и они уже повидали достаточно, чтобы покрыться холодным потом и получить кошмары на всю жизнь.
И лучше не стало.
Навстречу им из комнаты вышли еще два зомби. Оба были крупными мужчинами в черных ботинках и камуфляжных штанах. Без рубашек, их тела были почти фосфоресцирующей белизны, и ни у кого из них не было головы, только обтрепанные обрубки. Тот, что слева, нес за волосы голову женщины. Живую голову. Ее лицо было изрезанным и багровым, с пурпурными пятнами.
- Вот, - сказала она скрипучим, глухим голосом. - Вот эти, прямо сейчас... все, прямо... ведите меня к ним, ведите меня к ним... да-а-а...
Бойцы снова начали стрелять, на этот раз немного разумнее. Они повалили двоих мужчин на колени, разорвав их коленные чашечки на куски. Голова женщины упала и покатилась по полу, путаясь в волосах и хрюкая.
Безголовые люди поползли вперед, волоча свои изорванные ноги, как истекающее кровью конфетти, но они ползли. Оперативники продолжили пальбу, пока голова женщины визжала, кудахтала и щелкала зубами.
Райс сунул дуло его дробовика ей в рот, и она зажала его, кусая, пытаясь вонзить зубы в металл. Он нажал на спусковой крючок и заткнул эту ужасную штуку, превратив ее в жижу. Но все же они могли слышать ее голос... может быть, перед собой или позади, или, может быть, он просто эхом отдавался в их головах... насмехался над ними и говорил им, что они скоро умрут.
Но не было времени думать об этом безумии или о двух мужчинах, которых они превратили в ползучие куски костей и тканей, потому что на них вышел еще один зомби. Это был мальчишка с мешком. Он хихикал, копался в мешке и разбрасывал перед собой какие-то штуки, словно девушка, бросающая лепестки цветов на свадьбе. Отряд сначала решил, что это пауки... ползающие пауки-альбиносы...
Но потом они увидели, что это человеческие руки.
Человеческие руки, отрубленные по запястья.
К тому времени, как их побросали на пол, десятки рук прыгали, прыгали и прыгали. И довольно скоро они достигли бойцов, и мужчины с криками начали пытаться оторвать железные пальцы от ног и лодыжек.
Джонсон потерял рассудок, когда одна из них подбежала к штанине его комбинезона. За ней последовали третья, четвертая и пятая, которые добрались до его промежности и сжали ее с сокрушительной силой. Другая залезла в штаны, а остальныепод жилет из кевлара. Он подпрыгивал, кружился, врезался в стены, как человек, покрытый кусающимися муравьямичто угодно, лишь бы оторвать от себя эти цепкие руки.
Отряд продолжал пальбу, отступая, теперь просто белые от нахлынувшего ужаса.
И хоть от зомби можно было отбиться, с руками все было по-другому.
Джонсон поперхнулся одной из них, когда она попала в его кричащий рот и застряла в горле, свернувшись там мясистым шаром.