Павиан, атаковавший ее, выскочил вперед на всех четырех.
Морда представляла собой сплошное месиво из шрамов и швов, лопнувших от внутреннего давления и сочащихся бледно-серым гноем и розовым желе. Лоскут кожи вокруг рта был хирургическим способом удален, пятнистые десна и жуткие зубы обнажены.
Эмма понимала, что физически слабее этого зверя, живой он был или мертвый.
Ей оставалось только одно.
Когда зверь с ревом прыгнул на нее, планируя вонзить клыки в горло, Эмма была к этому готова. Она выбросила вперед ногу и попала ему в грудь. Павиан, кувыркаясь, отлетел прочь. Шлепнувшись на задницу, подлетел вверх и приземлился в паре дюймов от колючей проволоки.
Раздался гулкий взрыв сработавшей мины.
Тварь разлетелась дождем крови и мяса.
Клочки попали на Эмму, и она яростно принялась их стряхивать. Волокнистое розовое мясо застряло в волосах.
Эмма закричала.
* * *
Когда павианы ударили со всех сторон, Гас выронил "Смит-Вессон".
Упал на землю, и они облепили его.
Не успел он вытащить нож, как десятки зубов вцепились в него, отхватывая куски мяса, разрывая артерии и расщепляя кости.
Он кричал.
Отбивался.
Но тщетно.
Слишком много прожорливых тварей навалилось на него, слишком много ран было нанесено.
Огромный самец потянулся к его мягкому белому горлу и вцепился в него, разрывая плоть. Грик Гаса сменился бульканьем, когда зубы твари пронзили шею.
Павиан тряс его за горло, как терьер крысу. Кровь брызгала во все стороны. Морда твари была заляпана ею до самых глаз.
Звук ломающегося позвоночника был громким, как пистолетный выстрел. Но зверь не отпускал Гаса, обезумевший от крови и вкуса мяса. А может, и от чего-то еще.
Наконец, он бросил тело. На месте горла у Гаса было кровавое месиво из рваных мышц и связок, сквозь которое проглядывали белые осколки позвоночника.
Остальные павианы продолжали в него вгрызаться.
Жевать.
Отрывать лоскуты кожи, клочья мышц и сухожилий. Зубы одной твари измельчали его гениталии. Окровавленные челюсти двух других вытащили из него кишки и стали тянуть в разные стороны. Одни обезьяны дрались и толкались, другие отрывали куски органов и отпрыгивали в сторону с добычей в руках.
Теряя сознание, Гас чувствовал, как его рвут на части и грызут его внутренности.
Самец, вырвавший ему горло, погрузил свои длинные окровавленные клыки ему в череп, пронзив мозг.
И продолжал давить, пока череп не треснул, и пасть зверя не наполнилась кровью.
* * *
Эмма отползла прочь, продолжая стряхивать с себя куски тухлого павианьего мяса.
Спотыкаясь, поднялась на ноги.
Когда она отошла подальше от дерева, за ней, скача на всех четырех, бросился в погоню павиан-самец. У него была серебристо-серая грива и длинная борода, выпачканная засохшей кровью и свернувшимся костным мозгом.
Самки завизжали от возбуждения.
Эмма в ужасе уставилась на приближающуюся мертвую тварь.
Шкура и плоть на спине, как и на морде, были содраны до розовых мышц. Вылезшие из орбит глаза походили на яйца, наполненные свежей кровью.
Зверь зарычал на нее.
Эмма напряглась.
Павиан бросился в атаку.
Она принялась наносить ему прицельные удары ногами, стараясь держать на расстоянии, чтобы суметь хотя бы добраться до двери. Сперва ее защита работала - удары ее ботинок пришлись твари в челюсть и голову, отогнав ее назад. Павиан в ярости забегал кругами, рыча и лая. Из пасти, как рвота, лилась розовая пена.
Эмма понимала, насколько сильным может быть этот зверь, воскресший он был или нет. Если павиан ее схватит, она уже не вырвется из его железной хватки и не спасется от этих блестящих клыков.
Ей пришлось удерживать его на расстоянии, пятясь в сторону Гаса и входной двери.
Несколько самок спрыгнули с дерева и визжали от восторга. Они легли на животы, подставив самцу свои безволосые, мозолистые, кишащие личинками задницы.
Эмма продолжала отбиваться ногами от павиана.
Но тот начал уже предугадывать ее движения. Пригнувшись от шквала ударов, прыгнул вперед, вцепился ей в правую голень своими окровавленными челюстями и потянул вниз.
Эмма кричала и отбивалась, лягаясь левой ногой. Боль накатывала жгучими волнами. Павиан не просто кусал ее... он жевал, рвал и метал. Штанина была изодрана в клочья, икроножная мышца пробита... а те зубы вонзались в нее все снова и снова.
С криком и плачем Эмма приступила к последнему "акту неповиновения".
Вместо того, чтобы продолжать лягаться, она подтянула ногу ближе к телу, подтащив вместе с ней вцепившегося зубами павиана. К тому моменту зверь вырвал у нее из голени огромный кусок мяса, и тот болтался из пасти, словно кровавая отбивная.
Ее мозг кромсали раскаленные добела лезвия боли. Эмма схватила зверя за уши и изо всех сил дернула вниз и в сторону. Когда она оторвала его зубы от ноги столь зверским образом, от боли в глазах заплясали черные точки. Но что-то в ней - какой-то первобытный, варварский инстинкт - продолжало бороться.
Действуя инстинктивно, она ткнула большим пальцем твари в глаз.
Погрузила его на всю длину, и глаз превратился в напоминающую гнилой виноград кашицу.
Павиан обезумел.
Он завыл, заскулил, стал биться и извиваться. Потом швырнул ее на спину и запрыгнул сверху, рыча и щелкая челюстями.
Из раздавленного глаза сочилась чернильная жидкость, пахнущая гнилой рыбой.
Павиан прижал Эмму к земле, и она почувствовала, как ей в бедро уперся его короткий и толстый пенис.
Лежа под нависшим над ней зверем, она смогла заглянуть под его мохнатую бороду. Шею опоясывала идеально симметричная выбритая полоса. Было видно серую, зашитую грубой нитью плоть... словно голову твари отделили, а потом пришили обратно.
С криком она ухватилась за косматую голову, в основном, чтобы оттащить от себя эти зубы. Павиан был очень сильным, но она не отпускала его. Под грязным мехом плоть на черепе была пористой и мягкой. Эмма впилась пальцами, и они легко прошли сквозь мясо и ткань, размякшие от тлена.
Павиан завопил.
Забился в судорогах.
Она погружала пальцы все глубже и глубже, по рукам лилась черная жидкость. Ее ногти царапали по внутренней стороне его черепа. Она давила руками его серое вещество, вытягивала наружу комья мозга, вытекающего между пальцев, словно овсяная каша. Брызги черной крови падали ей на лицо.
Павиан откатился прочь с воем и шипением. Верхняя часть его черепа превратилась в комковатое месиво. Он ползал кругами, оставляя за собой влажный, слизистый след. Тело бешено извивалось, словно у него отказывали все невроциты.
Эмма отползла прочь, мокрая и смердящая.
Самки скакали, визжали, молотя по земле костяными кулаками. Одна была без глаз. На самом деле, ее глазницы были зашиты.
Что, черт возьми, все это значит?
Окровавленная, агонизирующая, изрыгающая желчь, Эмма подползла к двери. Кровь. Сколько же везде крови. На траве. На бетоне. На сайдинге.
Эмма поискала глазами Гаса.
Но он исчез.
Его растащили, по кусочку.
* * *
Эмма вскарабкалась по лестнице на крыльцо и попыталась справиться с дверной ручкой скользкими от крови пальцами.
Центр по исследованию приматов, вот что все это значило.
Он находился недалеко от города. Активисты, выступающие за права животных, постоянно устраивали там протестные митинги. В хаосе "Некроза-3" о нем забыли. Но вирус, должно быть, переметнулся на особей и реанимировал этих... тварей.
Она слышала визги и лай павианов.
Они шли за ней.
Пальцы продолжали соскальзывать с ручки. Эмма с трудом поднялась на колени, изувеченная голень посылала в грудь импульсы боли.
Ей удалось открыть дверь.
Она вползла в дом, оставляя за собой кровавый след, отмечающий ее передвижение от двора до крыльца.
За спиной жадно верещали павианы.
Оружие. Его было много, и ей нужно до него добраться.
Она захлопнула за собой дверь, навалилась на нее всем весом, и в следующий момент павианы ударили с другой стороны, один за другим. Она вздрагивала при каждом ударе, уперевшись в дверь спиной и изо всех сил стараясь удержать ее. Одновременно ее дрожащие пальцы тянулись к замку.
Тут дверь распахнулась, и Эмма рухнула навзничь.
Поползла по полу, едва не потеряв сознание от боли. Она почувствовала зеленую волну гнилостного смрада, которую гнали перед собой павианы-зомби. Влажного, крепкого и отталкивающего.
Узловатые пальцы царапнули по лодыжке.
Какофония визгов и криков эхом разнеслась по дому.
Одна из тварей схватила ее за ногу, но Эмма сумела вырваться.
Новые пальцы царапнули лодыжку.
Она яростно рванула ружья из шкафа, и они повалились на нее, как домино. Помповое ружье 12-го калибра отскочило от головы, и она поймала его в тот момент, когда павианы схватили ее и потащили в свои прожорливые пасти.
Она развернулась, сжимая дробовик в руках.
Три павиана вцепились ей в ноги.
У одного отсутствовала верхняя часть головы. Блестящий купол обнаженного черепа покрывали отверстия, как от примитивной трепанации. Другая морда была изрыта следами взятых проб и порезами.
Они разинули пасти и с воем бросились в атаку. Эмма выстрелила, передернула затвор и снова выстрелила.
Морды двух павианов разлетелись фонтаном брызг, третий, испещренный дымящимися дырами, заковылял прочь.
Другого Эмма разрезала пополам, еще одному снесла голову.
Разрезанный пополам не умер.
Он пополз вперед, забыв про ноги и нижнюю часть туловища. Сзади волочились лохмотья плоти. Он издавал горлом резкое шипение, глаза горели багровым огнем, пасть хищно разинута.
- Давай, - выдохнула Эмма, обливаясь слезами. - ПОДХОДИ И ВОЗЬМИ! ДАВАЙ, УБЛЮДОК! ПОКАЖИ, НА ЧТО СПОСОБЕН!
Павиан, естественно, не нуждался в уговорах.
Он пополз вперед, и Эмма разнесла ему голову на мелкие кусочки. Это остановило остальных. Они потеряли к ней интерес, переключившись на разбросанное вокруг мясо. Набросились на останки сородичей. Принялись лакать кровь, поедать мозги и глодать кости.
Они отвлеклись.
Теперь самое время.
Эмма посмотрела на свою разорванную голень, вокруг ноги натекла лужа крови. Господи, ей нужно что-то сделать, пока она не потеряла сознание от кровопотери.
Павианы не обращали на нее внимания.
Очень медленно она двинулась к аптечке рядом с оружейным стеллажом. Тихо взяла пластиковую коробку, открыла. Дрожащими пальцами забинтовала голень и заклеила пластырем.
Время от времени павианы поворачивали к ней свои окровавленные морды и рычали, но не более того.
А теперь нужно убираться отсюда.
А Гас? Господи, что с Гасом?
Ей сейчас не до него. Она отогнала от себя эти мысли. Остыла. Подавила эмоции. Ей нужно выжить, бороться до последнего. Самый простой выход - через столовую на кухню. Если доберется до туда, то сможет выскользнуть через заднюю дверь и доковылять до гаража. Ключи от него и от "Джипа", стоящего внутри, у нее в кармане. А потом бросок до Форта Кендрикс.
С трудом сглотнув, она двинулась к проходу, ведущему в столовую.
Поползла, сидя на заднице.
Павианы по-прежнему не обращали на нее внимания.
Добравшись до прохода, последний раз задержала на них взгляд, убеждаясь, что им не до нее. Так оно и было. Еды хватало. Казалось, голод являлся их главной движущей силой.
В столовой был коротковолновый радиоприемник.
Но она побоялась посылать сообщение.
Пришлось бы говорить во весь голос.
Она втолкнула себя в кухню. Почти на месте, слава богу, почти на месте.
Кухня.
Сейчас она больше напоминала склад, заставленный ящиками с сухпайком, дистиллированной водой, сигнальными факелами, радиодеталями и...
Эмма услышала торопливый топот.
Хриплое дыхание.
Развернулась на заднице и оказалась лицом к лицу с особенно крупной обезьяной, выпятившей грудь вперед.
Это был мандрил.
Крупный зверь, похожий на лохматого павиана, с желтовато-коричневой шкурой, красным блестящим носом, и ярко-голубыми полосками, веером расходящимися по щекам. Эмма вдруг поняла, что смотрит ему прямо в глаза. Они были холодными, водянистыми, алого цвета. Верхняя часть черепа удалена, мозг обнажен.
Она не хотела думать, что делали с этим животным, как и не хотела думать, что оно может сделать с ней.
Зверь вышел вперед на четырех лапах, с важным, высокомерным видом.
Обнажил зубы, широко зевнул и издал пронзительный крик, на который тут же отозвалось с десяток других визжащих голосов.
Эмма облизнула губы.
В груди зверя зияла дыра, сквозь которую виднелись кости. Невероятно, но он еще был способен двигаться.
Эмма вскинула дробовик.
Мандрил бросился на нее.
Она спустила курок.
Ничего.
Передернула затвор, снова спустила курок, и тут тоненький внутренний голосок напомнил, что она уже израсходовала пять патронов.
Пять.
Вот, что нужно знать про "Моссберг 500", - вспомнила она слова Гаса. У него пятизарядный магазин, так что если хочешь им пользоваться, носи "запаску". Это сокрушительное оружие, Эмма, но только пока в нем есть патроны.
Черт.
В отчаянии Эмма попыталась выстрелить снова.
В следующее мгновение мандрил оказался над ней.
Со страшной силой схватил ее и, ударив головой об пол, лишил способности к сопротивлению. Потом схватил за волосы и, размахивая, как куклой Барби, стал молотить об шкафы, об стол, об зеленый металлический ящик с патронами.
К тому моменту Эмма почти лишилась сознания.
Мандрил, казалось, был доволен.
Живой он был или мертвый, ему нравилась женская покорность.
Эмма подняла на него мутные глаза.
И увидела, как ярко-красный пенис мандрила выпускает ей в лицо холодную струю мочи, помечая ее. Едкая жидкость хлынула ей на щеки, обожгла глаза, оставила на губах кислый, тошнотворный привкус.
Запах выбил из нее последние крохи сознания.
Мандрил, радостно кряхтя, потащил ее из комнаты.
* * *
Очнулась Эмма в подвале.
Каждая клетка ее тела была пронизана болью, но хуже всего...
Что за черт?
Она лежала лицом вниз, и кто-то пихал ее сзади, имитируя половой акт. Ее первым побуждением было сопротивляться, вырваться на волю. Но она была все еще одета, поэтому не похоже, что проникновение имело место.
Подожди-ка.
Вокруг сидело несколько павианов, держась на почтительном расстоянии, потому как ею овладел мандрил. Она знала, что мандрилы это не павианы, всего лишь их близкие родственники. Крупнейший в мире вид обезьян, и этот зверь был в стае павианов альфа-самцом.
Он имитировал половой акт с ней, показывая тем самым свое превосходство.
Зверь заверещал.
Павианы завопили и залаяли.
Самки занимались тем, что выковыривали личинок друг у друга из шкур и поедали их.
Эмма понимала, что паниковать нельзя.
Многое зависело от того, что она сейчас сделает.
Она осмотрелась. Рядом была печь, аккуратно сложенные дрова. И топор. Обоюдоострый топор. Гас всегда держал его наточенным. Бумагу можно резать.
Мандрил спрыгнул с нее.
Павианы зарычали на него, он тоже зарычал и завизжал, прогоняя их прочь, вверх по лестнице. Потом сел на корточки. В его мехе ползали насекомые. Он стал изучать самок.
Свой гарем.
И Эмма теперь была одной из них.
Она собралась с силами. Сейчас или никогда. Она должна дотянуться до топора, а если не сможет, то так тому и быть.
Мандрил отвернулся от нее.
Сейчас!
Эмма вскочила на колени, не обращая внимания на боль. Метнулась к поленнице. Самки залаяли. Мандрил взревел и бросился за ней.
Эмма схватила топор обеими руками и размахнулась, что было сил.
Мандрил прыгнул на нее, разинув пасть.
Топор опустился.
Рассек обнаженный мозг зверя, вошел между полушарий, разделив их пополам. Мандрил запрыгал туда-сюда, хватаясь за торчащий из головы топор. Задрожал. Законвульсировал. Исторг пузырящееся черное желе, и рухнул замертво.
Двое самок бросились бежать.
Третья повернулась, готовая к бою.
Прыгнула на Эмму.
Вытаскивать топор из мандрила не было времени. Самка сбила ее с ног, и в следующее мгновение они сцепились в драке. Самка была сильной, но Эмма дралась с маниакальной яростью. Она взобралась на самку сзади, и сделала единственное возможное в данной ситуации.
Укусила ее в горло.
Впивалась зубами все глубже, пока рот не наполнился черной, густой кровью.
Самка завизжала, затряслась и, наконец, осела под весом Эммы.
Залитая павианьей кровью и нечистотами, Эмма освободила топор и отсекла самке голову.
Потом упала на колени, и ее вырвало.
* * *
Она поднялась наверх, готовая к бою.
Рубашка и брюки почернели от обезьяньих нечистот, на шее и лице запеклась кровь. Под ногтями застряли кусочки плоти.