Оно ещё не завершено, раздался голос позади Эклипсо, моё творение. Но одна половинка уже подготовлена.
Ты безумен, не оборачиваясь произнесла Эклипсо. Даже для демона, ты просто больной психопат.
Она сама не понимала, откуда в ней появилось это безразличие ко всему при его появлении. Видимо это был шок, и сознание просто ещё до конца не верило в реальность происходящего.
Ты довольно странный экземпляр, Эйко, голос демона оставался спокоен. Когда я закончу скульптуру, мы втроём обсудим твоё прошлое. Ох, вы с Мирадой станете просто изюминкой в моей коллекции.
Демон обогнул оцепеневшую Эйко и встав позади Мирады, погладил её по голове и что-то прошептал в ухо.
Её глаза медленно открылись и увидев Эклипсо, она чуть приоткрыла рот, пытаясь что-то произнести. Но из уст вырвался только едва заметный стон, а затем по щеке покатилась безмолвная слезинка.
Мирада, слёзы брызнули из глаз Эклипсо, и туман в голове начал рассеиваться, обнажая страх, боль и ужас происходящего.
Но, кроме этого, пришла ещё и ярость. Она ещё только тлела где-то глубоко внутри, погребённая под тяжестью этого кошмара, однако в любой момент готова была вспыхнуть. Всё, что для этого было нужно, это всего лишь дуновение спокойствия. Как бы парадоксально это ни звучало.
Холоднокровная, спокойная ярость, сокрушающая всё на своём пути.
Демон не ожидал от суккуба каких-либо других знаний и умений, кроме любовных. Поэтому, когда Эклипсо упала на колени и зарыдала, он подошёл к ней и погладил по голове.
Что это, слёзы радости? мягко произнёс он и улыбнулся. Теперь ты и сама осознала, насколько прекрасно это будет?
Эклипсо молча закивала головой, а затем стремительно распрямила правую руку, сжимающую нож. Он вошёл чуть ниже бедра, вспарывая артерию, и столь же стремительно вышел наружу, преследуемый бурным, горячим потоком. Демон, не до конца осознавая, что произошло, и не понимая, что жизнь уже покидает его тело, рефлекторно сжал горло Эйко и поднял над собой одной рукой. В его глазах читалось недоумение и рот начал медленно раскрываться, готовый исторгнуть возмущение и удивление. Предвосхищая это, Эклипсо полоснула его по горлу, оставив на нём глубокую борозду, и вместо крика демон издал булькающий звук, с силой отшвырнув её к стене.
Потеряв к ней всякий интерес, он попытался зажать горло, и поскальзываясь на собственной крови, поковылял к выходу. Эклипсо не составило никакого труда сбить его с ног, и они оба рухнули на пол. В отчаянной попытке он всё же решил забрать её с собой, снова схватив за горло. Всё, что ей оставалось теперь, это выдержать ещё несколько бесконечных секунд, пока силы не покинут его окончательно.
Когда последние огоньки жизни покидали тело демона, его глаза выражали гнев. Но, кроме этого, в них читалось ещё и удивление. Он так и не смог до конца поверить, что суккуб способен на такое. Что его игрушка вдруг обрела сознание и свободу воли.
Задыхаясь и откашливаясь, Эклипсо с трудом встала на ноги, стараясь удержать равновесие на скользкой поверхности. Она стояла в луже крови, опёршись о колени, и тяжело дышала.
Затем она услышала слабый голос Мирады:
Эй..ко. Эйко Больно Так больно..
Эклипсо подняла голову и встретилась с глазами суккуба. Они были полны мольбы и слёз.
Прости, прошептала Эйко. Прости я.. я неона хотела сказать, что ничем уже не может помочь Мираде, но не в силах была произнести эти слова.
Эклипсо взглянула на сердце, всё так же продолжающее биться в ладони Мирады, и вновь посмотрела в её глаза.
Да.. да.., слабо закивала Мирада, и улыбнулась. Да
Слёзы струились по щекам Эйко, перемешиваясь с кровью. Она прекрасно всё поняла. Это и правда было единственное, что она могла сделать для сестры. Единственный способ освобождения.
* * *
Она покидала это место не с пустыми руками. Их с Мирадой возвращение с самого начала даже не предполагалось, поэтому демон несколько раз использовал начертание пентаграмм в их присутствии, совершенно не опасаясь, что они запомнят эти знаки. Ведь он знал дальнейшую судьбу двух суккубов, удостоенных великой чести стать новым экспонатом в его коллекции.
Но Эклипсо всё же запомнила эти пентаграммы. Вырезанные на запястье, они засветились красным сиянием, причиняя адскую боль, однако вскоре потускнели и остались на коже в виде чёрных меток. Теперь с их помощью она могла использовать порталы в некоторые запрещённые и недоступные для обычных горожан места. И в то же время, свободно разгуливать у всех на виду с этими отметками она тоже не могла.
Что теперь делать, она совершенно не знала, и уповала лишь на то, что слухи о странном суккубе не разнесутся по городу слишком быстро, чтобы у неё было хоть немного больше времени.
Внутри Эклипсо зияла чёрная бездна, в которой её душа едва не затерялась навсегда, и открыв портал, она провалилась в него, словно в пропасть.
Глава 5: Грешник
Нестись сквозь алые облака, прорывая их и оставляя за собой завихрения, доставляло неописуемое удовольствие. И даже достаточно большая вероятность столкновения совершенно не пугала и не останавливала наглецов, осмелившихся чуть ли не вслепую прошивать густые небесные покровы в такую погоду.
Это был полёт ради самого полёта.
Хотя и в безоблачном небе летать было довольно приятно. Можно было неспешно взмахивать крыльями, и наслаждаться медленным, дрейфующим полётом, созерцая окрестности, и никуда не торопясь.
Честно говоря, Айзек никогда не понимал некоторых своих собратьев, бездумно устремляющихся по каким-то своим делам с огромной скоростью. Ему казалось, что таким образом они просто пролетают свою жизнь, так толком и не заметив ничего вокруг. Какой тогда вообще был смысл этого полёта? Не проще ли тогда было бы использовать портал, если уж спешка была так важна? Да и куда было торопиться? Что такого важного ждало тебя в конце пути? Какая разница, прилетишь ты туда на пару минут раньше или позже? Ты куда-то опаздываешь? Что такого невероятно случится, если ты опоздаешь? Тебя уволят, тебя убьют? Твоя жизнь, образно или вполне реально выражаясь, прекратится? Но зачем тебе вообще такая жизнь, если ты вынужден постоянно рассчитывать всё по часам?
Или ты механизм в этих огромных часах? Секундная стрелка, скачущая по кругу всю свою жизнь. Тратящая самое драгоценное, что есть в её стрелочной жизнисвоё время, на бесконечный бег по циферблату.
Заметив внизу знакомые очертания, Айзек сложил крылья и бросился вниз, словно ястреб. Резко остановившись за сотню метров от поверхности котла, он завис в воздухе, покачивая крыльями, и начал разглядывать движущуюся массу.
Он довольно часто делал подобное, прилетая в это место и наблюдая за душами. С этого ракурса они казались птенцами в гнезде. С постоянно открытыми клювами, галдящие и махающие отростками крыльев, они с воплями требовали очередного дождевого червя.
Однажды он даже швырял им куски мяса, но они пролетали сквозь дымчатые тела насквозь и утопали где-то там, в непроглядной бесконечности. В общем-то души даже не замечали: ни Айзека, ни его щедрых подарков. Они были поглощены своими занятиями.
Орущие, вопящие силуэты толкались, дрались, выдавливали друг другу глаза, кусались и обхватив голову руками, выли, выпучив пустые глазницы в бездну каких-то своих, персональных кошмаров.
«Что делает человека, человеком?», часто думал Айзек, глядя на них.
«Что делает демона, демоном?», задавал он себе тот же вопрос, глядя в отражение зеркала.
Совершенно не имело значения, кто «варится» в котле, а кто этот котёл подогревает. И те и другие всё равно были в Аду. И ни те, ни другие, вырваться из него не могли.
И грешники, и их мучители, были рабами адского пламени. Просто в отличие от первых, у вторых была иллюзия свободы, только и всего. И глубоко внутри, каждый из них прекрасно понимал, что это всего лишь иллюзия. Но некоторые просто не хотели признаться в этом самим себе.
«Что делает свободного, свободным? По-настоящему».
* * *
Ты слишком привязался к своим полётам, сказал владелец кофейной лавки, которую Айзек изредка посещал.
Ему нравились запахи кофе и пряностей, витающие в уютном помещении. Лавка располагалась на крыше довольно высокого здания, поэтому из огромного окна можно было видеть только пустыню. Плотные двери отлично отсекали городские звуки, поэтому можно было насладиться прекрасным видом, и легко представить, будто кроме этой красной пустыни ничего больше и не было вокруг.
Это одна из немногих вещей, что искренне доставляет мне удовольствие, ответил Айзек, медленно вдыхая аромат чёрного напитка. Кстати, можно ли называть полёт «вещью»?
Понятия не имею, пожал плечами пожилой демон, я не лингвист. Впрочем, «вещь» это подходящее слово. Иногда мы настолько привязываемся к вещам, что тратим на них частички своей свободы.
Частички свободы, хмыкнув, задумчиво повторил Айзек.
Хлопья пепла редкими облачками кружили снаружи, и некоторые из них налипали на стекло, пытаясь подслушать разговор внутри.
Но ведь твоя лавка как раз и является такой вещью, приподнял бровь Айзек, осторожно пригубив горячую жидкость. Полёты хотя бы не привязывают меня к одному месту.
Вот именно, улыбнулся старик. Поэтому я могу говорить об этой опасности так уверенно. Ведь кому, как не мне, так хорошо быть осведомлённым о вещах, которые связывают свободу, а?
Он взглянул на панораму и добавил:
Тем более, когда у этих вещей такой прекрасный вид.
Айзек вздохнул. Он прекрасно понимал и сам, что имел в виду стареющий демон. Ведь если уж честно признать, то ему нравились не полёты, как таковые, а то ощущение, которое они дарили. Ощущение, что он куда-то движется. Что он в пути.
Хочешь сказать, что я пытаюсь убежать от самого себя, затеряться среди облаков? произнёс Айзек, не отрывая глаз от горизонта.
Может быть наоборот, вновь пожал плечами демон. Пытаешься найти там что-то.
Например? меланхолично спросил Айзек.
Например, то, что и так внутри тебя, ответил старик. С самого начала.
Следующие минуты они провели в тишине, каждый занимаясь своими мыслями и делами. Прикончив наконец чашечку кофе, Айзек ещё некоторое время сидел у окна, а затем попрощался с гостеприимным хозяином заведения, и направился к выходу.
Залетай почаще, произнёс на прощание старик.
Спасибо, не хочу привязываться, обронил Айзек, не оборачиваясь.
Демон лишь хмыкнул, и с улыбкой продолжил натирать керамическую кружку, насвистывая какую-то древнюю мелодию.
* * *
Эй! Что мешает вам вылезти оттуда? орал Айзек, зависнув в воздухе над игнорирующими его душами грешников.
Он вновь вернулся сюда, как и множество раз до этого.
Вроде бы ещё недавно Айзек был спокоен и умиротворён, убаюканный пейзажем из окна, но вот его вновь накрыло волной отвращения ко всему этому чёртовому миру. Его просто выворачивало от осознания того, что он является частью всего этого идиотизма и абсурда. Всего этого театра лицемерия и возни в кровавой каше, ради продления ещё одного бессмысленного дня в Аду.
Ради чего была вся эта возня? Какого хрена он должен был изо дня в день нюхать серу, слушать вопли грешников, и протирать глаза от пепла?
Вы слышите меня, ублюдки? Валите на хер отсюда. Какого хуя вы сидите там и вопите?! в глазах Айзека полыхало пламя негодования. Вас же никто не держит там. Совершенно, блять, никто и ничто, кроме вас самих!
Айзек закрыл глаза и произнёс уже вполне спокойно, будто обречённо, от осознания бесполезности этих попыток достучаться до пустоты:
Хватит сидеть там и пожирать друг друга. Посмотрите вокруг себя наконец, чёрт бы вас побрал. Вы же тратите свою вечность на какую-то чушь.
Затем он открыл глаза, вновь посмотрел вниз, и чуть склонив голову набок, сказал уже вполне дружелюбно, тяжело вздохнув при этом от досады:
Ах, если бы я только мог найти в Аду хоть одну чистую, безгрешную душу. Хоть одно невинное существо. Это наверняка сработало бы.
Когда-то его уже посещала мысль о том, что скормив котлу ни в чём не повинную жертву, этот адский сосуд не выдержал бы всплеска энергии. Ведь он был предназначен только для грешников, и девственно чистая душа разорвала бы его на кусочки. Правда дальнейшая судьба этой души была бы неизвестна, и скорее всего весьма печальна, но разве это имело значение? Для Айзеканикакого. Единственное, что его действительно огорчало, так это то, что в Аду такую душу было просто не найти, это противоречило бы законам этого мира.
Эта душа стала бы самой великой мученической жертвой со времён сотворения миров. Правда и Айзек, в свою очередь, был бы проклят и Адом, и Раем. Скорее всего даже Бог и Дьявол, если они существуют, были бы в ахуе от этого поступка.
Впрочем, Айзек не верил, ни в Дьявола, ни уж тем более в Бога.
* * *
Погадай-ка мне ведьма! театрально воскликнул Айзек, откинувшись в кресле, и бросив на стол золотую монету, изображающую рогатый профиль. Жители земли назвали бы такой профиль«римский».
Голова Айзека так давно уже была забита всяким мусором, отягощавшим каждую секунду его пребывания в этом мире, что он решил наконец как-то развлечь себя. Например, сделать то, чего раньше никогда не делал.
Брови демонессы удивлённо поползли вверх, и её рот слегка приоткрылся. Недоверчиво прищурив глаза, она переводила непонимающий взгляд с монеты на своего странного посетителя, и обратно.
Айзек смотрел на неё, едва заметно улыбаясь, а затем произнёс:
Используй самую жуткую колоду, которая у тебя есть. Самую беспощадно откровенную.
Демонесса хотела было что-то сказать, но игра её гостя была настолько убедительна, что она решила принять в ней участие. Всё это позабавило её: и обращение, и монета. Ведь она была никакой не ведьмой, это во-первых. А во-вторых, плату за свои услуги она предпочитала брать в традиционной валюте, а не в виде архаичного металла, давно уже вышедшего из обихода в повседневной жизни.
Смерив Айзека оценивающим взглядом с ног до головы, она взяла монету и аккуратно попробовала смять её зубами, отдаваясь его игре.
Он одобрительно кивнул и расплылся в улыбке:
О, только глупцу пришло бы в голову подсовывать ведьме фальшивую монету.
Увидев на металле вмятины от своих зубов, демонесса осталась удовлетворена результатом, и улыбнулась в ответ:
Что ж, тогда начнём. Самая правдивая колода, говоришь? Самая жуткая? Как скажешь.
Едва она только собралась удалиться в другую комнату за картами Таро, как Айзек резко вскочил и схватил её за руку. От неожиданности она ойкнула и ошарашенно уставилась на него.
Только давай без всякой этой сладкой чуши, которую обычно хотят слышать твои клиенты, глаза Айзека впились в демонессу. Сегодня мне нужна откровенность. Какая бы жестокая она не была.
Усаживаясь обратно в кресло, он добавил обыденным тоном:
Используй колоду Фавиана.
Забавная игра закончилась, даже не успев ещё толком начаться. Она внимательно посмотрела на Айзека, и лишь кивнула в ответ. Никто из тарологов не любил эту колоду, большинство из них отказывалось работать с ней даже за дополнительную плату. Она буквально высасывала энергию участников, однако взамен предоставляла самые искренние ответы, самые жёсткие в своей откровенности.
Демонесса уже взяла монету, поэтому отказывать было поздно. Это не только вредило репутации, но и духи Таро просто не прощали подобного. Довольно печальный опыт у неё уже имелся.
* * *
Комнату окутывал полный мрак, даже покрывало на столе было чернее ночи. Единственными источниками света были пылающие голубым огнём глаза демонов, сидящих напротив друг друга, и лампадки на столе, источающие древесный аромат. Тёмно-красная, демоническая кожа сливалась с окружающей тьмой, и белые карты, с чёрно-красными рисунками, контрастировали с поверхностью стола. Будто измазанный кровью пепел, опадающий на чёрную простынь.
Голос демонессы был глубок, и мягок словно шёлк. И всё же изредка в нём слышались надрывные нотки. Карты не щадили её.
Айзек тоже ощущал эту выворачивающую, грубую энергию, но ему хотя бы не нужно было разговаривать в этот момент. По венам струились раскалённые угли, обжигая и царапая плоть. Они потрескивали и шипели, омываемые кровью, но их жар не утихал ни на мгновение.
Ты не найдёшь того, что ищешь.
Здесь этого нет. Не здесь.
В другом месте.
Очередная карта с грохотом упала на тёмную ткань.
Но цена слишком велика.
Демонесса вдруг нахмурила брови и тихо произнесла, обращаясь к самой себе:
Это.. странно. Я не понимаю.
Ещё одна карта из колоды. Ещё одна порция раскалённых угольков.