ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.
Это очень жестокая и садистская история, которую должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.
Памяти поэта, художника и любителя ужасов Василия Рузакова.
Также посвящается Нил Бимбо, автору приключенческой литературы для мужчин.
Саймон МакХарди &Шон Хоукер"НИЛ"
ЖИРНЫЙ ДОЧКOЁБ
Линдси бежала с собакой, которая цапала ее за подошву кроссовок. Дома ее ждало нечто гораздо худшее, если она опоздает хотя бы на минуту.
- Каспер, ты, гребаный говнюк, тащи свою ублюдочную задницу обратно внутрь! - проревела растрепанная беззубая женщина с крыльца ветхого дома.
Собака немедленно прекратила погоню, повернулась и подкралась к своей хозяйке. Его уши были прижаты назад в страхе перед побоями. Линдси услышала удар и визг, продолжая бежать к своему дому. Она оставила папе завтрак, обед и тележку с закусками, но знала, что он уже проголодался.
Мама Линдси умерла четыре года назад, когда попала в больницу, чтобы ей сделали операцию по урезанию желудка, потому что она не могла похудеть. Врачи строго-настрого запретили ей есть, пока она восстанавливается после операции. Санитары провозили ее мимо торгового автомата по дороге в палату. Позже ее нашли прислонившейся к этому самому аппарату, уже не дышащей. Ее лицо было измазано шоколадом, а тело наполовину утопало в шоколадных обертках, мокрых от жидкости, вытекающей из желудочной трубки. Теперь были только Линдси и папа. И она была его мамочкой.
Когда входная дверь со скрипом открылась на ржавых петлях, Линдси встретил папин голос, грохочущий из спальни:
- Где моя ёбаная жратва, ты, ленивая пидарастка!?
- Я сейчас её сделаю, папочка. Это не займет много времени.
Бутерброд удержал бы его, пока она не разберется с ужином. Все еще пытаясь отдышаться, она бросила свою школьную сумку и пошарила в холодильнике. Там не было масла, нахуй, и всего остального. Папино пособие по инвалидности должно было быть выплачено только завтра. Ей придется раздобыть что-нибудь из нескольких оставшихся объедков. Она достала последнюю черствую булочку для гамбургера из пластикового пакета, разрезала ее и протащила по дну духовки, чтобы соскрести немного застывшего черного жира.
Запекшаяся грязь неуклонно накапливалась с тех пор, как умерла ее мама. Она набила булочку всем, что смогла найти: заплесневелым сыром, зеленой ветчиной и каким-то просроченным майонезом, который забродил и приобрел цвет мочи. Линдси шлепнула булочку на немытую тарелку и взбежала по лестнице в папину спальню.
Она почувствовала его запах еще до того, как открыла дверь. Из-под нее доносилось его спелое зловоние. От него воняло еще хуже, чем от бутерброда.
- Я уже здесь, - сказала она, поворачивая ручку.
- Ты что, тварь ёбанная, хочешь, чтобы я тут с голодухи подох, - сказал папа.
Он лежал в постели, опираясь на дюжину подушек, измазанных остатками старой еды. Простыня была испещрена таким количеством сигаретных ожогов, что походила на лунный пейзаж, усеянный кратерами от метеоритных ударов. По телевизору показывали эпизод какого-то ток-шоу, в котором парня два года обманывала его девушка. Она притворялась транссексуалкой, но использовала страпон, когда они занимались сексом. Парень выглядел явно расстроенным.
- Это не моя вина. Учитель задержал класс, - захныкала она.
- Тебе не следует ходить в школу. Тебе следует оставаться дома и присматривать за мной. Это преступное пренебрежение родителем с твоей стороны, сволота ты паскудная.
Папа глубоко засунул указательный палец в ухо и извлек золотой самородок, который вытер о свою голую грудь.
- Мы пытались это сделать, папочка, и школа послала за мной инспектора.
Это был худший месяц в ее жизни, когда она ждала папу днем и ночью. По крайней мере, когда она ходила в школу, она могла притворяться почти нормальной, хотя большинство детей видели ee насквозь. Она убедила папу, который был не слишком умен, что правительство изменило школьный календарь на триста шестьдесят пять дней в году, чтобы конкурировать со всеми китайскими учениками. В выходные и праздничные дни она бродила по парку и наблюдала, как играют маленькие дети. Они визжали от восторга, когда носились вокруг, и она задавалась вопросом, каково это - иметь нормальное детство.
Она положила тарелку на его похожий на валун живот. Папа схватил бутерброд и запихнул его в рот. Его челюсть расслабленно двигалась, и он глотал куски едва пережеванной пищи, которая дергалась у него в горле, как рыба, проглоченная пеликаном. Через несколько секунд сэндвич исчез.
- Немного суховат, но сойдет, - проворчал он, прежде чем обсосать пальцы.
- У нас кончилось масло, папочка.
Папина липкая рука схватила ее за руку. Она поняла, что слишком долго слонялась без дела, загипнотизированная этой ненасытной демонстрацией. Другой рукой он откинул простыню. Его член затерялся в складках (покрытых коркой и волдырями) покрасневшего паха и запутался в лобковых волосах.
- М-м-м, пудинг для школьниц, - сказал папа. Он притянул ее к себе. Она не могла как следует оседлать его, потому что у него был слишком большой живот. - Жаль, что масла не осталось. Придется тебе довольствоваться только спермой в жопе.
Папа засунул свой полутвердый член сбоку в трусики Линдси. Она вздрогнула, когда он нашел крошечный сухой вход ее ануса, но она не сопротивлялась ему. Если бы она это сделала, папа пришел бы в ярость. Он набрасывался с кулаками, плевался и рычал. Это было ужасающее зрелище. На следующий день ей придется объяснять учителям, почему у нее свежие синяки и странная походка. Линдси почувствовала, как папин член скользнул в нее, когда он оскалил зубы, показывая ей кусочки бутерброда, застрявшие в промежутках зубов.
- Оседлай мой член! - приказал папа.
Линдси молча подпрыгивала на животе, пытаясь заглушить жгучую боль в заднице. Все четыре их сиськи покачивались. Он поднял руку, которая сжимала ее задницу, к ее лицу. Он сжал ее щеки вместе, раздвигая губы.
- А теперь, скорми мне содержимое своего желудка. Я все еще голоден.
Линдси страдала булимией с тех пор, как умерла ее мама. Образ тучной женщины, едва способной поместиться в гроб, сооруженный для ручной лошади, запечатлелся в ее мозгу. Она унаследовала многие черты лица своей мамы, и смотреть на это пухлое восковое лицо в гробу было все равно, что смотреть в зеркало на ярмарке развлечений. Даже присутствие толстого человека, не говоря уже о мысли о сытной еде, вызывало у нее отвращение. Ее уже вырвало тем, что она умудрилась съесть в школе, но папе было бы все равно, если бы она сейчас придумала такое оправдание. В прошлом он никогда не принимал таких оправданий. Линдси засунула два пальца глубоко себе в горло. Папа ждал в предвкушении очередной трапезы. С третьей попытки поток тунца и кукурузы, который не был выброшен в школьный туалет, вырвался из глотки Линдси. Розовая водянистая жидкость быстро заполнила папин рот, и он проглотил ее. Ощущение спазмов в животе Линдси на его члене, казалось, всегда возбуждало папу, и в череде нескольких коротких вспышек он излил свое семя в узкий кишечник своей дочери.
Линдси долго принимала душ, но сколько бы она ни мылась, его неприятный запах не исчезал. Он сочился из ее пор. Она чувствовала его вкус, и попытка выплюнуть вонь не сработала. Она забралась в постель и свернулась калачиком. Ее анус болел и сильно кровоточил. Она ненавидела свою жизнь, но какова была альтернатива? Жить на улице? Город съедал таких маленьких девочек, как она, живьем, и она не была настолько наивна, чтобы думать иначе. Сообщения в новостях о беглецах, найденных мертвыми в мусорных контейнерах, были обычным явлением. Многие были изнасилованы, некоторые расчленены некоторые и то и другое. Конечно, лучше было оставаться с дьяволом, которого ты знал, пока не представится возможность.
- Линдси, тварь ты ёбанная! Я хочу жрать! Почему ты мне не отвечаешь? - гулкий папин голос вырвал ее из изнеможенного сна.
Еды не осталось, но она не могла сказать об этом папе. Он сказал бы, что это ее вина, и обвинил бы ее в том, что она съела все это или недостаточно заботилась о нем, чтобы обеспечить достаточный запас продуктов в холодильнике и шкафах. Он неоднократно заявлял, что ее маме было бы стыдно, если бы она знала, что Линдси позволяла своему папе чахнуть от голода. Папа разглагольствовал о том, что Линдси была неудачницей из-за того, что так и не научилась готовить его любимое блюдо, жареного молочного поросенка, пока она больше не могла терпеть оскорблений и не падала на пол, ослабев от его тирады.
Может быть, она что-то упустила. Она, пошатываясь, прошла на кухню, ее конечности все еще были тяжелыми от сна. Она распахнула все шкафы и ящики в поисках спрятанных крошек. Там не было ничего. Она упала на колени, обхватила голову руками и зарыдала.
- Принеси мне хоть немного чертовой еды, ты, тварь малолетняя! - папины крики проникли в ее страдания. - Ты бесполезная! Свинья! Шлюха! Пизда! - cлезы Линдси капали сквозь пальцы в открытый ящик и капали на блестящую сталь мясницкого ножа, которым не пользовались с тех пор, как была жива ее мама. - Тебе лучше поискать, что бы мне дать, или я буду трахать тебя в задницу, пока у тебя кишки не вываляться! Линдси!!!
Линдси вскочила и схватила нож. Лезвие было острым. Она поплелась вверх по лестнице, крепко сжимая в руке нож. От вони, как всегда, у нее закружилась голова. Толкнув дверь, Линдси увидела мерцающий в темноте свет телевизора.
- Где моя чертова еда?
- Её больше нет, папочка. Ты съел все, что у нас было, потому что ты - прожорливая сука, - oна подкралась ближе к кровати с ножом за спиной. - Но, у меня есть кое-что еще, что можно дать тебе.
Покрытое пятнами лицо папы покраснело от ярости. Он откинул простыни и повернулся, чтобы сесть.
- Ты сука! Ты не можешь так со мной разговаривать.
- Да нет, вообще-то могу, папа. Ты отвратителен. Ты жирный неряха. Твой член как червяк, и ты воняешь! - теперь она была так близко к кровати, что чувствовала исходящий от него жар.
Когда папа бросился к ее руке, Линдси быстро атаковала ударом ножа вниз. Кончик лезвия пронзил его макушку. Кровь хлынула из пореза, когда она выдернула его обратно. Папины глаза закатились, а язык неуклюже вывалился изо рта. Линдси воткнула лезвие ему в щеку. Из его горла вырвался пронзительный вой. Его рука нащупала оружие. Линдси билa его по лицу снова и снова, пока прокол на щеке не превратился в широкую рану, обнажив его гнилые зубы.
Линдси вонзила нож ему в грудину по самую рукоятку и потянул вниз. Это было похоже на разрезание толстого теста. Открылась зияющая полость.
- Я убью тебя! - заорал он, сплевывая кровь.
Используя руки, чтобы оттолкнуться от кровати, он наклонился к Линдси. Раздался хлопок, и она была забрызгана кровью. Раздутые внутренности папы выскользнули наружу и шлепнулись на деревянные половицы. Его босые ноги ступали по огромной куче булькающих отбросов. Слизистые внутренности хлюпали у него между пальцами ног. Брызги дерьма и крови разлетелись по комнате и ударились о стену. Он не замечал, что у него не хватает мужества и, пошатываясь, продолжал идти, раскинув руки, как мумия, пытаясь схватить свою дрожащую дочь.
Она пригнулась и проползла у него между ног как раз в тот момент, когда папа собирался задушить ее. Он пошатнулся, и в этот уязвимый момент Линдси вонзила нож ему между ног. Папин грязный, вялый член и яйца прятались в этих зловонных складках жира и, учитывая вопль, который пронзил ее уши, Линдси успешно проткнула их. Она ослабила хватку на рукояти и оставила нож воткнутым в его гениталиях. Гора белого, как кость, жира повернулась к ней лицом. Кровь струилась у него между ног и из зияющей дыры в животе. Линдси уставилaсь в пустоту, где до недавнего времени хранились его внутренности.
- Жареная свинья... в соусе, - невнятно пробормотал папа.
Он рухнул на пол. Комната содрогнулась, и со стены упал портрет мамы Линдси в рамке. Стекло разбилось вдребезги. Линдси поползла обратно к двери, уставившись на подергивающуюся груду выпотрошенного жира, все еще корчащуюся в предсмертных судорогах. Она выползла из спальни на четвереньках и зацепилась ногой, чтобы закрыть за собой дверь. Это был последний раз, когда дверь была открыта, и когда она закрылась за ней, она закрылась навсегда.
И СНОВА ПАПА...
Линдси открыла конверт с логотипом Департамента социальных служб. Письмо было последним предупреждением. Папина пенсия по инвалидности прекратится, если он не представит справку врача, подтверждающую, что он все еще недееспособен. В течение последних шести месяцев учебы в школе она жила с ложью, что папа жив и не растворяется в половицах его спальни. Она продолжала собирать его социальные выплаты. Никто не знал, что он умер, потому что он редко выходил на улицу, когда был жив.
Ей нужно будет найти работу, чтобы покрыть расходы, а без опыта или образования, кроме диплома об окончании средней школы, это будет нелегко. В местной газете были объявления о вакансиях кассиров для работников быстрого питания, но зарплата не покрывала счета. Мысль о том, чтобы обслуживать семьи, страдающие болезненным ожирением, тоже вызывала у нее тошноту. Все остальные вакансии требовали опыта - она даже не знала, что подразумевали некоторые из объявленных вакансий. Она уже собиралась бросить поиски, когда в нижней части страницы мелким шрифтом появилось объявление, рекламирующее карьеру в сфере ухода за пожилыми людьми. Никакого опыта не требовалось, обучение проводилось на дому, а зарплаты было достаточно, чтобы прожить, не привлекая внимания к беспорядку наверху. Работа, несомненно, будет сложной, много вытирания задниц и мытья сморщенной, покрытой пятнами кожи, но это ни в коем случае не будет так плохо, как то, что она пережила с папой. От него пахло гораздо хуже с тех пор, как она убила его.
После телефонного интервью Линдси пять дней спустя отвезла папин пикап в дом престарелых "Дубок". Когда ее мама была жива, они все вместе совершали длительные поездки за город. Папа сажал Линдси к себе на колени и позволял ей рулить и крутить рычаг переключения передач. Мама, слишком толстая, чтобы сидеть впереди, лежала на полу грузовика, завернутая в простыню. Дениз, старшая сиделка, женщина средних лет с румяными щеками и вьющимися рыжими волосами, показала ей окрестности. Линдси не могла не испытывать жалости к древним душам, выстроившимся вдоль стен, как устаревшие манекены. Их мысли были либо заперты в прошлом, либо они собрали свои вещи и окончательно свалили.
Некоторые сидели в креслах с откидными спинками, потягивая чай из крошечных фарфоровых чашечек. Другие бессмысленно смотрели в пространство или были погружены в разговор с родственниками и друзьями, которые давно умерли или не могли навестить их.
- Это - мистер Стивенс, и... Mистер Стивенс... ЭТО - ЛИНДСИ. ОНА НОВЕНЬКАЯ, - Дениз пришлось кричать на толстяка, лежащего в кровати и играющего с обоими своими слуховыми аппаратами. Мистер Стивенс раньше был намного толще. Складки обвисшей кожи свисали с его руки, когда он махал. Он напомнил Линдси папу. Ее кожа похолодела, и она содрогнулась от отвращения. - ЛИНДСИ СОБИРАЕТСЯ СМЕНИТЬ ВАМ ПАМПЕРС.
Mистер Стивенс булькал, как счастливый ребенок.
- Ты делала что-нибудь подобное раньше, Линдси? - спросила Дениз с глупой, сияющей улыбкой на лице.
- Да. Папе... Я имею в виду, что мой отец очень долго болел, и я заботилась о нем после того, как умерла моя мать.
Она попыталась скрыть свое отвращение к мужчине, осматривающему его руку в поисках свежих язв, стиснув зубы и сцепив руки за спиной.
- О, это такой добрый и милый поступок! Он, должно быть, действительно оценил всю твою помощь. Как тебе, очевидно, хорошо известно, эта работа - то, что мы делаем ради любви, а не ради денег. Я уверена, что ты идеально подойдешь здесь, в "Дубке". Мне нужно пойти и проверить, как там миссис Морс в тридцать шестом номере. Сегодня утром у нее выпала прямая кишка, когда она попыталась опорожнить кишечник. Нам все время приходится запихивать еe обратно. Как насчет того, чтобы ты начала, а я вернусь и проверю тебя через десять минут? Все, что тебе нужно, находится в ванной, но я уверена, что ты знаешь, что делать.
Линдси угрюмо подошла к ванной комнате и принесла свежий памперс и несколько влажных салфеток. Она вздохнула. Казалось, что ее жизнь прошла полный круг и вернула ее к заботе о развратных стариках. Это было несправедливо. Но у нее не было особого выбора. Ей нужны были деньги, и она не хотела, чтобы правда открылась, а ее лицо появилось во всех телевизионных новостях. В любом случае, она не знала наверняка, был ли мистер Стивенс извращенцем, но в его выпученных глазах был тот папин взгляд, когда он смотрел, как она идет к кровати. Может быть, все старики были одинаковыми, потому что их члены перестали твердеть, но возбуждение осталось.