Ветер дул через поле, где он лежал, шелестел в траве и кустах и заставлял верхушки деревьев постоянно метаться. Промокший насквозь и дрожащий, Майкл в конце концов поднялся на ноги и потянулся. Без какого-либо реального плана или направления он медленно пошел дальше от ручья к краю парка. Когда звук бегущей воды затих вдали, до него донеслись неожиданные звуки музыки с автостоянки. Слегка заинтересованный, но слишком замерзший, оцепеневший и испуганный, чтобы по-настоящему волноваться, он начал следовать за звуком.
Майкл был последним выжившим, кто добрался до зала.
5.
Майкл Коллинз прибыл в зал последним, но первым пришел в себя. Возможно, больше чем голова, его заставлял действовать желудок. Незадолго до полудня, после долгого, медленного и мучительного утра, он решил, что пришло время поесть. В главной кладовой он нашел столы, стулья и коллекцию походного снаряжения, помеченного как принадлежащее 4-й группе скаутов Уитчерча. В большом металлическом сундуке он нашел две газовые горелки, а рядом с самим сундуком - четыре наполовину заполненных газовых баллона. Через несколько минут он установил горелки на столе и был занят тем, что разогревал банку овощного супа и такую же банку печеных бобов, которые он нашел. Очевидно, оставшаяся после только что прошедших летних лагерей еда была неожиданным и долгожданным открытием. Более того, приготовление пищи отвлекало от мыслей о том, что произошло за хлипкими стенами Уитчерчского общественного зала.
Остальные выжившие молча сидели в главном зале. Некоторые лежали плашмя на холодном коричневом линолеуме, другие сидели на стульях, обхватив головы руками. Никто не произнес ни слова. Кроме Майкла, никто не пошевелился. Никто даже не осмеливался встретиться взглядом с кем-либо еще. Двадцать шесть человек, которые с таким же успехом могли находиться в двадцати шести разных комнатах. Двадцать шесть человек, которые не могли поверить в то, что случилось с окружающим миром, и которым было невыносимо думать о том, что может произойти дальше. В последний день каждый из них испытал больше боли, замешательства и потери, чем они обычно ожидали бы за всю свою жизнь. Однако то, что сделало эти эмоции сегодня еще более невыносимыми, было полным отсутствием объяснений. Отсутствие разума. В сочетании с этим был тот факт, что все произошло так внезапно и без предупреждения. И теперь, когда это случилось, не было никого, к кому они могли бы обратиться за ответами. Каждый холодный, одинокий и напуганный человек знал так же мало, как и холодный, одинокий и напуганный человек рядом с ними.
Майкл почувствовал, что за ним наблюдают. Краем глаза он заметил, что девушка, сидевшая рядом, пристально смотрела на него. Она раскачивалась на синем пластиковом стуле и пристально смотрела на него. Это заставляло его чувствовать себя неловко. Как бы ему ни хотелось, чтобы кто-нибудь нарушил тишину и поговорил с ним, в глубине души он действительно не хотел ничего говорить. У него был миллион вопросов, которые он хотел задать, но он не знал, с чего начать, и казалось, что самым разумным вариантом было промолчать.
Девушка встала со стула и неуверенно подошла к нему. Она постояла там мгновение, примерно в полутора метрах, прежде чем сделать последний шаг ближе и прочистить горло.
- Я - Эмма, - тихо сказала она. - Эмма Митчелл.
Он поднял глаза, выдавил полуулыбку, а затем снова опустил взгляд.
- Я могу что-нибудь сделать? - спросила она. - Тебе нужна какая-нибудь помощь?
Майкл покачал головой и уставился в суп, который помешивал. Он смотрел, как кружатся кусочки овощей, и желал, чтобы она ушла. Он не хотел разговаривать. Он не хотел начинать разговор, потому что разговор неизбежно привел бы к разговору о том, что случилось с остальным внешним миром, а в тот момент это было последнее, о чем он хотел думать. Проблема была в том, что это было все, о чем он мог думать.
- Может, мне попробовать найти несколько кружек? - пробормотала Эмма.
Она была чертовски уверена, что он собирается заговорить. Он был единственным человеком в комнате, который что-то делал все утро, и ее логика и здравый смысл подсказывали, что именно с ним стоило бы начать разговор. Эмма находила тишину и отсутствие общения удушающими настолько, что совсем недавно она хотела встать и выйти из зала.
Чувствуя, что она не собирается уходить, Майкл снова поднял глаза.
- Я нашел несколько кружек в магазинах, - пробормотал он. - Все равно спасибо.
- Нет проблем, - ответила она.
После еще нескольких секунд молчания Майкл заговорил снова.
- Я - Майкл, - сказал он. - Послушай, мне очень жаль, но...
Он замолчал, потому что на самом деле не знал, что пытается сказать. Эмма поняла, уныло кивнула и уже собиралась повернуться и уйти. Одной мысли о том, что этот заторможенный разговор закончится до того, как он действительно начнется, было достаточно, чтобы заставить Майкла сделать усилие. Он начал думать о том, что сказать, чтобы удержать ее за столом с ним. Сначала это было непроизвольно, но через несколько секунд он понял, что действительно не хочет, чтобы она уходила.
- Мне очень жаль, - повторил он. - Это просто со всем, что... Я имею в виду, я не знаю, почему я...
- Ненавижу суп, - проворчала Эмма, намеренно прерывая и переводя разговор в более безопасные, нейтральные воды. - Особенно овощной. Господи, я терпеть не могу этот чертов овощной суп.
- И я тоже, - признался Майкл. - Надеюсь, хоть кому-нибудь он понравится. Там четыре банки с ним.
Короткий диалог закончился так же быстро, как и начался. Ему просто нечего было сказать. Светская беседа казалась ненужной и неуместной. Ни один из них не хотел говорить о том, что произошло, но оба знали, что не смогут этого избежать. Эмма глубоко вздохнула и попыталась снова.
- Ты был далеко отсюда, когда это...
Майкл покачал головой.
- В паре миль. Я провел большую часть вчерашнего дня, бродя вокруг. Я объездил весь город, но мой дом всего в двадцати минутах ходьбы отсюда.
Он снова помешал суп, а затем почувствовал себя обязанным задать ей тот же вопрос в ответ.
- Мой дом на другой стороне парка, - ответила она. - Я провела вчерашний день в постели.
- В постели?
Она кивнула и прислонилась к ближайшей стене.
- Похоже, мне больше нечего было делать. Я просто спрятала голову под одеяло и притворилась, что ничего не случилось. Это было до тех пор, пока я не услышал музыку.
- Это был, чертовски мастерский ход с музыкой.
Майкл насыпал щедрую порцию бобов на тарелку и протянул его Эмме. Она взяла со стола пластиковую ложку и пару секунд ковырялась в горячей еде, прежде чем попробовать ее на вкус. У нее не было аппетита, но она умирала с голоду. Она даже не думала о еде с тех пор, как вчера утром отправилась за покупками.
Пара других выживших смотрели в их сторону. Майкл не знал, была ли это еда, которая привлекла их внимание, или тот факт, что он и Эмма разговаривали. До того, как она подошла, он за все утро сказал меньше двадцати слов. Казалось, что эти двое, общаясь, действовали как своего рода выпускной клапан. По мере того, как он наблюдал, все больше и больше выживших, похожих на раковины, начали подавать признаки жизни.
Полчаса спустя, и еда была съедена. Теперь в зале происходило два или три разговора. Небольшие группы выживших жались друг к другу, в то время как другие оставались в одиночестве. Некоторые люди разговаривали (и облегчение на их лицах было очевидным), в то время как другие плакали. Сквозь приглушенные разговоры отчетливо слышались рыдания.
Эмма и Майкл остались вместе. Они время от времени разговаривали, и кое-что узнали друг о друге. Майкл узнал, что Эмма была студенткой-медиком, а Эмма узнала, что Майкл работал с компьютерами. Майкл, как она обнаружила, жил один. Его родители недавно переехали в Эдинбург вместе с двумя младшими братьями. Она сказала ему, что решила учиться в Нортвиче и что ее семья жила в маленькой деревушке на восточном побережье. Ни один из них не мог заставить себя подробно рассказать о своих семьях, так как ни один из них не знал, живы ли еще люди, которых они любили.
- Что это было? - спросил Майкл.
Он уже пару раз пытался задать этот вопрос, но не сумел выдавить из себя слова. Он знал, что Эмма не сможет ответить, но ему помогло то, что он просто спросил.
Она пожала плечами.
- Не знаю, может быть, какой-то вирус?
- Но как он мог убить так много людей? И так быстро?
- Не знаю, - повторила она.
- Господи, я видел, как тридцать детей умерли всего за пару минут... Kак, черт возьми, могло что-то...
Она пристально смотрела на него. Он замолчал.
- Извини, - пробормотал он.
- Все в порядке, - вздохнула она.
Последовала еще одна неловкая, многозначительная пауза.
- Тебе достаточно тепло? - в конце концов спросил Майкл.
Эмма кивнула.
- Я в порядке.
- Здесь холодно. В стенах этого места есть дыры. Сегодня утром я стоял в углу и мог раздвинуть эти чертовы стены руками! Не потребовалось бы много усилий, чтобы разрушить это место.
- Это обнадеживает, спасибо.
Майкл быстро заткнулся, сожалея о своих неуклюжих словах. Последнее, что кто-либо хотел услышать, это то, насколько уязвимыми они были в зале. Может, здание и было ветхим и продуваемым сквозняками, но сегодня это было все, что у них было. Снаружи было бесчисленное множество более прочных и безопасных зданий, но никто не хотел и шагу ступить за порог, опасаясь того, что они могут там найти.
Майкл наблюдал, как Стюарт Джеффрис и еще один мужчина (которого, как он думал, звали Карл) сидели в глубоком разговоре в дальнем углу комнаты с третьей фигурой, которая была скрыта от посторонних глаз спиной Джеффриса. Джеффрис был первым, кто прибыл в зал, и он взял за правило говорить всем, кто прибыл впоследствии, что он был тем, кто нашел их убежище, как будто они должны быть ему благодарны. В мире, где положение и рост теперь ничего не значили, он, казалось, отчаянно цеплялся за свой самоощущаемый "статус". Возможно, это заставляло его чувствовать себя важным. Возможно, это заставляло его чувствовать, что у него есть причина выжить.
Разговор в углу продолжился, и Майкл начал внимательно наблюдать за происходящим. Он чувствовал, что разочарование начинает выплескиваться на поверхность по мере увеличения громкости голосов. Менее пяти минут назад они тихо и конфиденциально переговаривались. Теперь каждый выживший мог слышать каждое слово из того, что говорилось.
- Ни за что, я не выйду на улицу, - отрезал Джеффрис напряженным и усталым голосом. - В чем смысл? Что там снаружи?
Ему ответил человек, спрятавшийся в тени.
- Так что же нам тогда еще делать? Как долго мы можем здесь оставаться? Здесь холодно и неуютно. У нас нет ни еды, ни припасов, мы должны выйти, если хотим выжить. Кроме того, нам нужно знать, что там происходит. Насколько нам известно, мы можем застрять здесь надолго, если помощь не за горами...
- Мы не получим никакой помощи, - возразил Джеффрис.
- Откуда ты знаешь? - спросил Карл. Его голос был спокоен, но в нем слышались явное раздражение и разочарование. - Откуда, черт возьми, ты знаешь, что нам некому помочь? Мы не узнаем, пока не выберемся туда.
- Я никуда не собираюсь уходить.
- Да, мы это уже установили, - вздохнул скрытый человек. - Ты собираешься оставаться здесь, пока не умрешь с голоду, черт возьми...
- Не умничай, - выплюнул Джеффрис. - Не надо, черт возьми, умничать со мной.
Майкл почувствовал, что трение в углу может вот-вот перерасти в насилие. Он не знал, стоит ли вмешиваться или просто держаться в стороне.
- Я понимаю, о чем ты говоришь, Стюарт, - осторожно сказал Карл. - Но нам нужно что-то сделать. Мы не можем просто сидеть здесь и ждать бесконечно.
Джеффрис выглядел так, словно отчаянно пытался придумать, что бы такое сказать. Может быть, ему было трудно разобраться в аргументах. Как вы могли применить какую-либо логику и порядок к такой мрачной и необъяснимой ситуации? Не в силах найти слов, чтобы выразить то, что он чувствовал, он начал плакать, и тот факт, что он не мог сдержать своих эмоций, казалось, еще больше разозлил его. Он вытер слезы тыльной стороной ладони, надеясь, что остальные не увидят, но прекрасно зная, что все заметили.
- Я просто не хочу туда идти, - воскликнул он, наконец-то будучи честным и выдавив свои слова между вздохами и рыданиями. - Я просто не хочу видеть все это снова. Я хочу остаться здесь.
С этими словами он встал и вышел из комнаты, отодвинув свой стул назад по полу. Он с грохотом ударился о радиатор, и внезапный шум заставил всех поднять головы. Через несколько секунд зловещая тишина снова была нарушена, когда дверь туалета захлопнулась. Карл секунду смотрел на мужчину в углу, потом пожал плечами, встал и пошел в противоположном направлении.
- Весь этот чертов мир разваливается на части, - сказал Майкл себе под нос, наблюдая за происходящим.
- Что значит разваливается на части? - тихо спросила Эмма. - Это уже случилось, приятель. Там ничего не осталось.
Он оглядел свое холодное серое окружение и оглядел каждую из пустых оболочек людей, разбросанных по этому месту. Она была права. Она была мучительно права.
6.
Мертвый внутри.
Хеншоу сидел один в темном углу кладовой, обхватив голову руками, и оплакивал жену и дочь, которых потерял.
Какой смысл было продолжать? Зачем беспокоиться? Эти двое были той самой причиной, по которой он существовал. Он пошел на работу, чтобы зарабатывать деньги, чтобы содержать и обеспечивать их. Он приходил домой каждый вечер, чтобы быть с ними. Он был предан им так, как он думал, никогда ни с кем не будет до того, как они сошлись с Сарой. И теперь, без всякой причины, предупреждения или объяснения, они исчезли в мгновение ока. И он даже не смог им помочь или удержать их. Его не было там, когда они умирали. Когда они больше всего нуждались в нем, он был за много миль отсюда.
Снаружи, в главном зале, он слышал стоны и крики других людей, которые потеряли все. Он чувствовал запах и вкус гнева, разочарования и полного замешательства других выживших, которые висели в холодном сером воздухе, как вонь гниющей плоти. Он слышал, как дерутся, спорят и кричат. Он слышал, как острая боль разрывает каждого из двадцати или около того разрозненных, отчаявшихся людей на части.
Когда шум стал невыносимым, он поднялся на ноги с намерением уйти. Он уже собирался уйти, оставив зал и остальных выживших позади, когда его разум быстро наполнился образами миллионов безжизненных тел, лежащих на улицах вокруг него, и он понял, что не может уйти. Свет снаружи начал меркнуть. День почти закончился. Мысль о том, чтобы оказаться на открытом месте, была достаточно ужасной, но оказаться там в темнотепотерянным, одиноким и бесцельно блуждающимбыло слишком, чтобы даже думать об этом.
Он прислонился к двери кладовой и заглянул в главный холл. Яркий оранжевый солнечный свет сумерек лился в здание над его головой, освещая все ярким, почти флуоресцентным цветом. Заинтересовавшись источником света, он сделал несколько шагов из комнаты и обернулся. В наклонном потолке, прямо над дверью, было узкое световое окно. Кладовая, в которой он прятался, была пристроена как пристройка к первоначальному зданию, и когда он прибыл, то заметил, что у нее плоская крыша. Чувствуя, что побег близок, Хеншоу забрался на деревянный стол, вытянулся и распахнул люк в крыше. Он протиснулся внутрь и выбрался на битумную крышу.
Самый холодный ветер, который он когда-либо ощущал, подул на него, когда он стоял беззащитным на десятифутовой квадратной площади крыши. С самого дальнего края он мог видеть главную дорогу, ведущую в Нортвич, и мертвый город за ней. Двигая только глазами, он проследил за дорогой, которая уходила влево и направлялась в общем направлении Хэдли, небольшого пригорода, где он жил. Маленький пригород, где тела его любимой и ребенка лежали вместе в постели. В своем воображении он все еще мог представить их обоих, застывших неподвижно и безжизненных, их идеальные тела, испачканные темной, подсыхающей кровью, и внезапно ледяной ветер, казалось, стал еще холоднее. Некоторое время он раздумывал, не вернуться ли к ним. Самое меньшее, чего они заслуживали - это достойных похорон и некоторого достоинства. Боль, которую он чувствовал внутри, была невыносимой, и он упал на колени и обхватил голову руками.
Со своего наблюдательного пункта он мог видеть бесчисленное множество тел, и ему показалось странным и нервирующим думать, что он уже привык видеть трупы. До того, как все это случилось, он видел только одно мертвое тело, и в то время это казалось ему чем-то необычным и чуждым. Он был рядом со своей матерью, когда она умерла. По мере того, как жизнь покидала ее, он наблюдал, как она меняется. Он видел, как побледнело ее лицо и застыло выражение, и видел, как последний глоток воздуха был выдохнут из ее увядающего тела. Он видел, как ее старое и хрупкое тело стало тяжелым и бесполезным. К концу у нее было мало сил, но даже тогда потребовалась всего одна медсестра, чтобы помочь ей передвигаться. Когда она умерла, потребовались двое носильщиков-мужчин, чтобы поднять ее с кровати и унести.