Ночной обитатель норы, он не любил света.
Я верю, что когда-то это был человек, но теперь он был немногим лучше животного... Когтистый, шипящий упырь с каплями слюны, свисающими с его сморщенного рта. От исходящего от него запаха меня затошнило... густая, зловонная вонь испорченного мяса. При свете фонарей на его скривившемся гниющем лице я увидел, как в его волосах извиваются белые личинки и вся кожа головы колышется от этих тварей.
Он приблизился с резким мяукающим звуком, протягивая к нам свои гротескные и лишенные плоти руки.
- Ради Христа, стреляйте! - крикнул Хейс своим людям.Уничтожьте эту чертову штуку!
Их не нужно было уговаривать. В дрожащих кулаках залаяли пистолеты, и кладбище наполнилось эхом выстрелов, и запах кордита и сгоревшего пороха вытеснил тот другой, ужасный запах.
Изрешеченная пулями тварь упала к нашим ногам, дергаясь и истекая мерзким темным соком, который не был кровью как таковой. Оно корчилось на земле, совершенно обезумевшее и разозленное. В нем не осталось ничего человеческого. Я верю, что он выпотрошил бы нас голыми руками, если бы добрался до нас, что он выдернул бы наши внутренности дымящимися клубками и впился в них своими узкими кривыми зубами. Наконец, этот единственный желтый глаз остекленел, и существо замерло.
На одно мгновение.
Последняя судорога, и его вырвало содержимым желудка, как умирающую рыбу. Из его пасти вылилась миазматическая лужа дымящейся грязи, и в свете факелов мы все увидели, что в ней было: человеческие останки. Комки и полупереваренные органы, но также пять или шесть сгнивших человеческих пальцев.
Крошечные пальчики недавно похороненного ребенка.
Нет необходимости описывать ужас и отвращение, которые мы испытали тогда. И нет никаких причин рассказывать вам, как мы сожгли эту тушу дотла в яме в лесу. Теперь вы знаете, что я виделужасный кошмар, который терроризировал кладбище Крайстчерч, это существо из склепа.
* * *
Я никогда ни с одной живой душой не говорил о событиях в Крайстчерче, кроме тех, кому я мог доверятьтем, кто был там в ту ужасную ночь. И то, только самым осторожным шепотом. Ничто из этого не попало в мою колонку даже в самой зацензуренной версии. Я был посвящен в самую страшную из тайн и в кои-то веки согласился с отцами города, что об этом зверстве никогда не стоит упоминать.
И я держал свое слово. До сих пор.
Но я бы солгал, если бы сказал вам, что ничто из этого не возбуждало мое любопытство. Ибо так оно и было. Существо было мертво, возможно, во второй раз, и третьего воскрешения не будет. Но мне едва ли было достаточно этого. Возможно, мне следовало забыть об этом безумии, благоразумно запереть его в самом темном уголке своего сознания, но мое любопытство не позволило. Эта штука была ходячим трупом, и я должен был узнать, как и почему.
Принимая это во внимание, было только вопросом времени, когда я начал всерьез размышлять о Герберте Уэсте, докторе медицины, одной из самых печально известных и темных фигур старого Аркхэма, где водятся ведьмы. Город, в прошлом которого было больше привидений, чем у Вулворта.
Если вы незнакомы с Уэстом, позвольте мне вкратце рассказать местные легенды, которые циркулировали по улицам даже через пять лет после его исчезновения и предполагаемой смерти. Уэст, холодный и безжалостный человек, был выпускником Медицинской школы Мискатоникского Университета, где он попал в пятерку лучших студентов в своем классе. По общему мнению, он был блестящим студентом и преданным своему делу, хотя и подвергался некоторому остракизму в студенческом сообществе за свои радикальные и извращенные взгляды на природу смерти и свои теории о том, что ее можно искусственно преодолеть. Уэст утверждал, что жизнь по существу механистична, и с помощью применения определенных химических веществ и тайных научных методов этот органический механизм может быть повторно активирован.
Другими словами, частные исследования Уэста были связаны, по общему мнению, с реанимацией мертвых тел.
Хотя он действительно стал знаменитым хирургом в Бостоне и обладал недюжинными навыками, в тени он продолжил свои исследования, для которых потребовалось несколько свежих трупов. Он и его коллега грабили могилы, подкупали санитаров морга и, да, даже предположительно прибегали к убийству, чтобы получить сырье, в котором они так отчаянно нуждались. Уэст даже зашел так далеко, что присоединился к Канадскому медицинскому корпусу во время Первой мировой войны, чтобы у него постоянно были в наличии свежие трупы.
Таковы основные факты, касающиеся доктора Герберта Уэста.
Так появились сказки и дикие слухи. Действительно ли Уэсту удалось реанимировать мертвые ткани? Воскресить трупы? Зависит от того, кого вы спросите и какие истории услышите. Многие говорили, что он именно это и сделал. Что он воскресил из мертвых несколько трупов в Аркхэме и Болтоне и их окрестностях. Что он добился тех же результатов во Фландрии во время войны не только с целыми останками, но и с их частями. И именно одно из этих чудовищ привело легион оживших мертвецов в лабораторию Уэста в Бостоне в 1921 году, унеся доктора по частям.
Интересная сноска: в 1905 году доктор Аллан Хэлси, декан Медицинской школы Мискатоника, погиб во время вспышки тифа, охватившей город. Говорили, что Уэст и его неизвестный коллега украли тело и реанимировали его с помощью сыворотки Уэста. Но то, что они реанимировали, было отвратительным чудовищем, которое больше не было человеком, чудовищем-людоедом, которое совершило жестокое убийство в городе. Монстр, независимо от того, Хэлси он или нет, был схвачен и помещен в отделение для душевнобольных преступников приюта Сефтон. Примерно шестнадцать лет спустя Хэлси сбежал с помощью, как говорили, тех самых упырей, которые позже утащили самого Уэста. Вы можете легко отмахнуться от этого как от мрачной городской легенды, но нельзя обойти один факт: серолицый сумасшедший в Сефтоне имел жуткое сходство с Хэлси, и его тело так и не было обнаружено.
Я, как и любой другой, хотел отмахнуться от всего этого. Но в Болтоне и Аркхэме вера в это была абсолютной. Даже Хейс и некоторые другие детективы, чье доверие я завоевал, откровенно сказали мне, что в рассказах о Герберте Уэсте было больше фактов, чем фантазий.
А теперь я признаюсь вам в своем личном интересе к доктору Уэсту. Видите ли, в 1920 году на кладбище Крайстчерча из семейного склепа исчезло тело моей сестры. Она умерла во время родов вместе со своим маленьким сыном. Это была трагедия для всей семьи, и очевидное похищение ее трупа превратило трагедию в зверство.
Видите ли, зная то, что я знал об Уэсте, больше всего я боялся, что он забрал ее тело. Что, возможно, он вернул ее из-за завесы смерти, воскресив ее холодное тело. И что, возможно, глубокой ночью она может постучаться в мою дверь.
* * *
В течение многих лет личность коллеги Герберта Уэста тщательно скрывалась властями. Но позвольте мне сказать вам сейчас, что этим таинственным другим был человек по имени Томас Гамильтон. Уэст и он были студентами в Мискатонике, и Гамильтон активно помогал Уэсту с самого начала и до самого конца. И именно Гамильтона полиция яростно допрашивала после исчезновения Уэста.
В конце концов, доктор Гамильтон был освобожден из-под стражи.
Но, поскольку ему были предъявлены обвинения в ограблении могил и осквернении усопших, он лишился медицинской лицензии.
Воспользовавшись своими полицейскими связями и дав клятву никогда не раскрывать подробности самого дела, мне разрешили навестить его в его палате в Сефтонском приюте.
Видите ли, Гамильтон перенес нервный срыв в течение нескольких месяцев после странного исчезновения Герберта Уэста. И если хотя бы половина из слухов об Уэсте - правда, удивительно, что этот человек вообще был в своем уме.
Но он был.
Я остался с ним наедине в его палате и сразу же почувствовал жалость к нему. Он был адекватным, ухоженным, умным и добрым. Казалось, ему там вообще не место. Мне сказали, что его заключение было добровольным, и к тому времени он пробыл там около четырех лет. Единственное, что выдавало его состояние, это легкая дрожь в руках и неподвижный и остекленевший взгляд.
Представившись, я сразу перешел к делу.
- Вы, вероятно, устали от этого вопроса, доктор Гамильтон, но, боюсь, я должен задать его: все это произошло на самом деле?
Гамильтон изучал свои руки и сжал их, когда по ним пробежала дрожь.
- Удалось ли Герберту Уэсту оживить мертвецов? Да. Несколько раз.
Что ж, это было достаточно прямолинейно.
- Что... какова была его конечная цель? Это было просто для того, чтобы узнать, сможет ли он...
- Сначала - да. А почему бы и нет? Уэст хотел победить смерть, доказать, что жизньэто просто такая же машина, как и любая другая, базовый процесс, который можно остановить или начать химически. И ему это удалось, ведь так? Боюсь, ему это слишком хорошо удалось, - Гамильтон облизнул губы, отвернувшись от меня, чтобы я, возможно, не заметил слезинку в уголке его глаза. - Конечно, сначала это был эксперимент, направление исследований, которым Уэст занимался в течение многих лет. Но потом? Потом он стал одержим идеей воскресить неповрежденный труп. Но по большей части он не добился успеха. Трупы никогда не были достаточно свежими, а когда такие попадались, ну, многие из них падали от шока или испуга, когда они... просыпались.
Сама мысль об этом была ужасна, но я не сомневался в том, что сказал этот человек. После того, что я увидел на кладбище Крайстчерч, я полностью поверил его словам.
- Что за человек был Уэст?
- Блестящий, - ответил Гамильтон. - Не сомневайтесь в этом. Возможно, он применил свои навыки не в том направлении, но он был гением. Мыслящая машина. На втором курсе медицинской школы он постоянно очаровывал своих профессоров своими превосходными знаниями в области анатомии, физиологии, биохимии, патологии... Да, Герберт Уэст был блестящим хирургом. Я верю, что если бы он пошел по менее порочному пути исследований, он стал бы одним из величайших ученых.
Затравленные глаза Гамильтона светились, пока он говорил об Уэсте. Невозможно было скрыть восхищение, уважение, благоговение, которое Гамильтон испытывал к этому человеку и его методам, которые были настолько революционными, что Гамильтон полностью верил, что однажды Уэст свергнет весь медицинский истеблишмент, оставив этих "шарлатанов" (его слово) блуждать в темноте, как средневековых целителей с их пиявками и прижигающим железом.
Но как бы сильно он ни поклонялся Уэсту, я подумал, что он также боялся этого человека. Особенно после того, как он обнаружил, что Уэст не брезговал убийством, чтобы приобрести тела первой свежести.
- Такие свежие, они все еще были теплыми, - как выразился Гамильтон.
Но каким бы отвратительным и преступным ни было это исследование, Уэст опустился до еще более зловещей практики во Фландрии во время Первой мировой войны. Он считал, что группы клеток и, в частности, отдельные части тела способны к независимому физиологическому существованию от тела... по крайней мере, на какое-то время. Что, возможно, даже сознание и разум могут жить без мозга или что отдельные части тела могли бы иметь какую-то эфирную связь, невидимую глазу.
Дикие, фантастические гипотезы. Но Уэст в очередной раз одержал победу. По крайней мере, так утверждал Гамильтон. Уэсту удалось сохранить чан, наполненный эмбриональным клеточным веществом рептилий, живым на неопределенный срок. Оно не только жило и питалось, но и продолжало расти с невероятной, почти дьявольской скоростью. Уэсту также удалось реанимировать отрубленные человеческие конечности, а также обезглавленное туловище и даже голову. Но об этих вещах Гамильтон отказался говорить подробно, за исключением того, что Уэсту выделили сарай, который он использовал в качестве своей лаборатории, что тела доставляли ему с фронта... одни целые, другие искалеченные, а третьи, полностью расчлененные, приносили ему в ведрах.
- Это была отвратительная, непристойная мастерская Уэста, - сказал мне Гамильтон, его лицо было измученным и бескровным, а глазавлажными. - Вы не можете себе этого представить, вы не можете себе представить это ужасное место. Как комната для вскрытия... Только все образцы были ужасно живыми. Глаза, плавающие в растворе, наблюдают за тобой. Органы накачиваются, мышцы напрягаются. Ноги брыкаются, а руки хватаются за банки с околоплодными водами. И, да, властвуя над всем этим, эта безголовая тварь в углу потирает руки и неуклюже спотыкается... ее обезглавленная голова наблюдает за тобой из своего резервуара, кричит на тебя, выкрикивает самые мерзкие и зловещие слова. И Уэст, Боже милостивый, Уэст смеется над всем этим, забавляясь этой бойней воскрешенной анатомии.
Это все, что он мог сказать, и, честно говоря, я был рад этому. Но то, что он рассказал мне дальше, было столь же извращенным и ужасающим.
- Уэст пошел на войну взволнованным. Его эксперименты становились все более ужасными, он полностью утратил моральные ценности, чувство этики, - Гамильтон заново переживал это, потея, дрожа и бормоча сухим, надтреснутым голосом. - Я помню, как в больницу привезли самоубийцу. Она еще даже не окоченела, просто девушка лет семнадцати-восемнадцати, вскрывшая бритвой запястья. Уэст сделал ей укол, и она проснулась... Ее глаза открылись, в них был полный ужас. Ее лицо исказилось в крике, и она спрыгнула со стола, делая резкие движения по запястью. Она была невменяемой в момент смерти, и это все, что осталось... полное, изнуряющее безумие. Она прожила, может быть, минут десять, визжа, пуская слюни и разрывая собственную плоть. И если это был ужас, то то, что последовало дальше, было кошмаром. Уэст реанимировал жертву несчастного случая... маленького мальчика, который был гротескно изуродован... просто чтобы посмотреть, действительно ли у него получится это сделать. Я никогда не забуду эту визжащую, корчащуюся массу человеческих обломков, пытающуюся ходить с торчащими костями и расколотой головой и серым веществом, стекающим по ее агонизирующему лицу.
После этого Гамильтону понадобилась небольшая передышка.
Наконец, он сказал:
- Видите? Вот что сталось с этим блестящим человеком. Он оживлял мертвых только для того, чтобы доказать, что он действительно мог это сделать.
Я пытался заставить Гамильтона рассказать мне о моей сестре. Чтобы узнать, помнит ли он, как похищал женщин из Крайстчерча примерно в то время, когда была ограблена ее могила, но он игнорировал мои вопросы. Он дрожал и всхлипывал, разговаривая с людьми, которых там не было, очень внимательно наблюдая за тенями в углах.
Как, возможно, и они наблюдали за ним.
* * *
Хотел бы я сказать, что это ужасное маленькое повествование подошло к концу, но, увы, я еще не закончил. Я надеялсяя думаю, мы все надеялись, - что мрачное наследие Герберта Уэста кануло в небытие, но оставалась еще одна последняя мучительная глава, которую предстояло разыграть. Да поможет нам Бог, но так оно и было.
Именно детектив Хейс обратил на это мое внимание.
Хотя в этом и не было необходимости. В прошлом году или около того Болтон был поражен серией странных, необъяснимых исчезновений. И поскольку это был, по сути, маленький городок, населенный низшими слоями рабочего класса, класса, который, как правило, не доверял полиции, я не сомневался, что эти похищения продолжались гораздо дольше. Кое-что из этого Хейс признал правдой.
Но постепенно этот дьявол, который похищал людей с улицы, становился все более смелым. И на своем пути он оставлял объеденные человеческие останки. Иногда целые тела были пережеваны и изуродованы до крайней степени, а иногда после его трапезы не оставалось ничего, кроме объедков. И самое неприятное было то, что очень часто эти останки находили на крышах домов. Было даже несколько свидетелей, и все они сходились в одном: убийца был маленьким и проворным, и он проявлял почти обезьяноподобные черты... убегая прямо по стенам или по деревьям. Единственный отпечаток ноги был обнаружен в саду дома похищенного ребенка, и, судя по отпечатку, эта ступня была маленькой и деформированной, но принадлежала не обезьяне, а скорее какому-то уродливому карлику.
Снова вызвали Дерби, и этот решительный пес повел нас в оживленную погоню по городу, наконец выведя нас на грязные и гниющие улицы Ист-тауна. Если вы знаете Ист-таун только по его высоткам, таунхаусам и процветающему художественному сообществу, то вы бы не узнали абсолютные трущобы, которыми он был в 1920-х годах. Улицы без освещения, вместо дорог в основном просто грязь с ободранными гниющими бревнами, хотя было несколько колониальных и кирпичных магистралей. Весь район был грязным и вызывал клаустрофобию: скопление закрытых ставнями старинных домов, заброшенных фермерских построек, покосившихся складов и кварталов жилых домов времен 18 века. Все здания были древними, некоторые из них были на стадии разрушения; безумное одеяло замшелых крыш, узких переулков и многолюдных проспектов. Там не было ни электричества, ни газа, а воду приходилось брать из общественных колодцев. Также довольно часто там вспыхивали эпидемии брюшного тифа и гриппа.