Рука опускается, чтобы помочь мне подняться, и я ее принимаю. Ладонь Сайласа холодная и сухаяпочти обжигающе ледяная. Кожа у него скользкая, как стекло, а плоть под ней твердая. Он поднимает меня на ноги, словно я вешу даже меньше, чем на самом деле.
Ты в порядке? спрашивает он, помогая мне отряхнуться. Я нервничаю из-за его рук на моем теле, но он ведет себя так, как будто ничего не замечает. Он кажется обеспокоенным, словно его на самом деле заботит то, что со мной случилось.
Спасибо, говорю я. Ты меня спас. Он и вправду меня спас, и больше, чем в одном смысле.
Он прикасается холодной ладонью к моей щеке, и наши взгляды впервые встречаются. Его глазаводоворот цвета, они просто невозможные, как глубокие омуты, как детский калейдоскоп. У меня сбивается дыхание, ноги подкашиваются. Между нами что-то промелькивает, наэлектризованное, напряженное. Я покачиваюсь, он поддерживает меня.
Всё что угодно ради брата, протягивает он, всё еще касаясь моего лица.
Надо было убить их, говорит Уиллис.
Не сейчас, тихо отзывается Сайлас через плечо.
Он прав, рычит Джаспер. Сейчас нам надо поохотиться. Мне просто необходимо поохотиться. Прямо сейчас.
Я нахмуриваюсь:
Что это значит?
Ничего. Сайлас улыбается мне, и я чувствую трепет в груди, словно мое сердце жаждет ответить ему такой же улыбкой. Нам пора. Он опускает руку и отступает назад. Еще увидимся, Лукас. Поезжай домой. Позаботься о маме. Ты нужен ей.
Откуда ты знаешь про мою маму?
Ты сказал мне.
Я не
До скорого.
И они уходят в ночь, исчезая в темноте, словно их тут никогда и не было. Мое лицо горит в месте удара, в животе ощущается тупая боль, но никогда в жизни я еще не был так счастлив. Уверен, я мог бы воспарить и долететь до дома. Но вместо этого я сажусь в машину и еду домой, всю дорогу напевая эту песню.
Свернув на подъездную дорожку, замечаю фигуру на крыльце. У меня учащается пульс при мысли, что это может быть Сайлас, хотя я только что расстался с ним у закусочной, но это женщина. Средних лет, с уставшим видом, на плечах туго повязан кардиган, чтобы защититься от студеного осеннего ветра. Ее лицо кажется мне знакомым, но я не могу понять почему.
Ты Лукас? спрашивает она, как только я подхожу достаточно близко, чтобы услышать ее.
Да. А вы кто? И что вы делаете у меня дома в полночь?
Делия Дэй, прости, что я тут в такое время, говорит она. Я адвокат по защите прав пациентов и социальный работник из Городской больницы Беннета.
Так вот откуда я ее знаю. И может быть только одна причина, почему она здесь в этот ночной час.
Моя мама? спрашиваю я с комом в горле. Моя мама в порядке?
Боюсь, что нет, Лукас. Тебе лучше зайти в дом. Ее голос добрый. Слишком добрый. Профессионалы говорят таким голосом, когда собираются сообщить дурные вести.
Я замираю, не в силах к ней приблизиться.
Она в больнице? спрашиваю я. Меня трясет. Когда меня начало трясти? Можно мне ее увидеть?
Делия потирает руки.
Почему бы тебе не зайти в дом? Мы можем поговорить об этом там.
И я понимаю. Именно тогда я понимаю, что именно она собирается сказать. И я не хочу это слышать, потому что, когда я услышу, это станет правдой.
Я шагаю обратно к машине. Делия окликает меня. Я отъезжаю от дома, возвращаясь обратно на дорогу. Не знаю, что я делаю, от чего убегаю, к чему убегаю. Я знаю только, что бегу.
Похороны проходят быстро. Мама была удочерена, и у нее не было ни братьев, ни сестер. Повзрослев, она потеряла связь с приемной семьей, а мой отец в нашей жизни никогда не присутствовал, так что мы всегда были только вдвоем.
А теперь остался я один.
На похороны никто не приходит, кроме Делии из больницы и окружного инспектора, отдающего мне конверт, который я не хочу открывать, а также нескольких человек из церкви, которых я даже не знаю, но их присутствие кажется вполне уместным. Лэндри присылает соболезнования, но она в закусочной, занята работой.
Когда все уходят и остаюсь только я наедине со свежей могилой в вечерних сумерках, появляется он. На нем всё те же ботинки, всё тот же деним, всё та же шляпа, которую он держит в худощавых руках. Бриз игриво взъерошивает его черные волосы. Тот же бриз, от которого у меня на голове воронье гнездо.
А где остальные? спрашиваю я, стоит ему только приблизиться ко мне.
Он встает рядом со мной, глядя на могилу моей мамы.
Я подумал, что будет правильнее, если здесь будем только мы с тобой.
Я оглядываюсь. Смотрю на его изящный нос, пухлые губы. У меня сбивается дыхание, и он улыбается.
Парни иногда перебарщивают, признается он. Прости, если они напугали тебя.
Они спасли меня, торопливо отвечаю я. Вы спасли меня.
Джейсон Винтерс тебя больше не побеспокоит. Он произносит это с такой уверенностью, что я почти ему верю. Но Джейсон издевался надо мной с четвертого класса. И он не прекратит всё это только потому, что ему так сказала пара ковбоев.
Он просто дождется, пока вы уедете, тихо говорю я с ощущением, что разочарую его этими словами.
Он смотрит на меня, прищурив глаза.
Ты и вправду особенный, Лукас. Его голос меланхоличен, даже слегка взволнован, но я не думаю, что он имел в виду что-то оскорбительное.
Мы стоим в тишине, пока я не говорю:
Я теперь один.
Необязательно.
Это именно то, что я мечтал услышать от него, но не смел даже надеяться. Мне хочется крикнуть ему, чтобы он увез меня прочь из этого города, от этой закусочной, этих гопников и моего пустого дома. Но вместо этого я спрашиваю:
Что мне нужно сделать?
Разделить трапезу.
Что это значит?
Он опускает взгляд, хлопая себя шляпой по бедру.
А что это может значить, по твоему мнению, Лукас?
Я закрываю глаза.
Как? Как мне?..
Он быстро касается моего плеча.
Мы позаботимся об этом. Просто будь сегодня в закусочной до закрытия. Приходи, если захочешь присоединиться к нам. Если не захочешь, мы не причиним вреда и уйдем своей дорогой.
Уйдете? спрашиваю я ошарашенно, у меня пересыхает во рту. Вот так просто?
Только если ты захочешь. Ты призвал нас, помнишь? А мы остаемся только там, где кому-то нужны.
Меня накрывает волна облегчения, вероломного и непрошеного. Не могу представить, чтобы Сайлас ушел. Что я буду делать? Куда я пойду? Что-то в нем дает мне ощущение безопасности, ощущение нужности. Ощущение, что я не одинок.
Ветер обдувает надгробия, разбрасывая листья. Он надевает шляпу.
Закусочная, повторяет он. Закрытие.
А после уходит.
Я въезжаю на парковку «Закусочной Лэндри» за четверть часа до полуночи. Свет уже приглушен, кафе выглядит закрытым, но внутри двигаются люди, так что я знаю, что там кто-то я есть. Я замечаю фигуру, притаившуюся у двери, и предполагаю, что это Сайлас, но, подойдя ближе, обнаруживаю, что это Дрю. У него в руках бейсбольная бита, и он лениво покачивает ею в ожидании. Я вспоминаю, как Брэндон говорил, что Финли был крутым игроком в бейсбол, и всё встает на свои места.
Дрю смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом. Его бледная кожа кажется холодной в свете фонаря, темно-рыжие волосы зачесаны назад. В последний раз, когда я его видел, на нем была бейсбольная кепка, но сегодня он с непокрытой головой. Мне становится неуютно от его пристального взгляда.
Почему? вдруг спрашивает он, и это первый раз, когда я слышу, как он говорит.
Я пожимаю плечами, полностью уверенный, что понимаю, о чем он спрашивает.
Как и все остальные, полагаю.
У нас у всех разные причины. Джаспер сделал это из мести, япотому что мы не стали чемпионами штата, и я решил, что хочу умереть, он усмехается себе под нос, словно не в силах поверить, что был таким глупцом. Уиллис слетел с катушек, когда убили его жену, а Сайлас
Почему тебе пришлось убить свою семью? быстро спрашиваю я, прерывая его. Не уверен, что хочу знать, почему Сайлас это сделал. Что, если у него были на то ужасные причины? Причины более страшные, чем мечтать о семье и не хотеть оставаться одному.
Он моргает.
Ты думаешь, я убил свою семью? Ради этого? спрашивает он изумленно. Потом заходится пустым хриплым смехом. «Пять мешков с кровью, один для каждого из вас и два для меня», сказал мне Сайлас.
У меня по позвоночнику пробегает дрожь.
Сайлас не сказал бы такого.
Да что ты знаешь о Сайласе? фыркает он. Он так носится с тобой, не знаю почему, что делает тебя таким особенным, он шумно сглатывает, глядя перед собой и погружаясь в воспоминания. Со мной он так не носился.
Я хмурюсь:
В смысле?
Прежде чем он успевает ответить, к двери подходит Сайлас.
Ты приехал, он широко улыбается, словно я успел на его вечеринку как раз вовремя, Заходи, он тянет меня внутрь, вынуждая Дрю последовать за нами. Я слышу, как он запирает за мной дверь. Встревоженно оглядываюсь.
Это чтобы нам не помешали, говорит Сайлас, кладя руку мне на плечи. Кажется, ты уже всех знаешь, говорит он, обводя жестом закусочную. Дрю с битой, Уиллис и Джаспер сидят на стульях, облокотившись на стойку.
Слушай, говорю я ему, произнося твердым голосом слова, которые я тренировал в машине по дороге сюда. Я знаю, что всё это значит. Кто вы такие, поразмышляв над тем, что несколько мгновений назад сказал Дрю, я добавляю: Не надо быть ко мне снисходительным.
Сайлас молчит, наклоняя голову набок, словно прислушиваясь.
Я торопливо продолжаю:
Я всё понял. Ты сказал, что Джейсон больше меня не побеспокоит, и еще до этого ты говорил, что убьешь его, если он еще хоть пальцем до меня дотронется. И я слышал те истории о резне. И о семье Дрю. Я бросаю на него быстрый взгляд. Его лицо словно вырезано из камня, не выражает абсолютно ничего, и на секунду я начинаю сомневаться, может, я что-то неправильно понял, что меня могут принять за душевнобольного, но я всё равно выпаливаю: И я хочу, чтобы вы знали, что я согласен. Согласен разделить трапезу.
Сайлас ждет, чтобы быть уверенным, что я договорил, а потом расплывается в улыбке.
Я знал, что ты приедешь, Лукас. Нет ничего страшного в том, чтобы быть снисходительным к тому, кто пережил немало бед. Для некоторых людей нужно облегчать переход к кормлению.
Кормление. Я поеживаюсь, сам того не желая. То, как он это произносит, каким-то образом делает всё более реальным. Но я говорю себе, что Джейсон это заслужил. Он был жесток со мной всю мою жизнь и наверняка убил бы меня, если бы подвернулся такой шанс, так что, возможно, я просто его опередил. И если это значит, что я останусь с Сайласом, с Парнями
Уиллис и Джаспер встают, и передо мной открывается тело, лежащее на стойке.
Я ожидаю увидеть широкие плечи футболиста. Противные каштановые волосы. Напуганные голубые глаза.
Но вместо этого я вижу темные корни, мерцание стразов, широко распахнутые светло-карие глаза.
Навея?
Я охаю и отшатываюсь назад, когда она издает стон, с мольбой глядя на меня. Уиллис проводит рукой по ее волосам, словно гладя собаку.
Тссс, произносит Сайлас, возвращая меня на место, его хватка больше похожа на тиски. Ты вроде сказал, что готов.
Не трогайте ее, говорю я, оборачиваясь к нему. Я хватаю его за рубашку, упрашивая: Я я думал, ты имел в виду Джейсона. Или близнецов Тод. Только не
Слова застревают у меня в горле.
Только не единственный человек в городе, кто был по-настоящему добр ко мне, только не Навея с ее муниципальным колледжем, трейлером и голубыми ногтями. Которая позволила мне довезти ее до дома. Которая пыталась помочь.
Мы ее не тронем, Лукас. Его голос тихий. Уверенный. И на мгновение у меня появляется надежда. Это сделаешь ты.
У меня внутри всё падает. В ужасе мотаю головой.
Если хочешь присоединиться к нам, придется разделить трапезу.
Я знаю! Я здесь, разве нет? В закусочной.
Это не та еда, которую мы едим, брат, говорит Джаспер. Я оглядываюсьон ковыряется в зубах, в своих клыках, длинным ногтем.
Ты что, не догоняешь? грубо вклинивается Дрю. Или ты пьешь ее кровь и становишься одним из нас, или становишься донором крови вместе с ней. Она уже точно покойница, а ты в одном шаге от того, чтобы к ней присоединиться, если примешь неправильное решение. От нас тебе не скрыться.
Дрю говорит правду, произносит Джаспер глубоким голосом, похожим на ритм барабана в той песне. Песне, с которой всё это началось, когда я хотел лишь того, чтобы кто-то спас меня и я не остался один.
Я качаю головой:
Нет, я не могу. Она мой друг. Кого-нибудь другого.
Ты бы предпочел, чтобы ради тебя умер незнакомец? спрашивает Сайлас. Пусть лучше это будет друг. Разорви свои последние связи. И тогда ты по-настоящему сможешь стать одним из нас.
Я не Я не хочу этого. Но это ложь. Я хочу. Хочу так сильно, что меня трясет. Но Навея смотрит на меня, и она плачет, слезы катятся по ее носу, собираясь в лужу на стойке.
Ты попросил нас прийти, напоминает мне Сайлас, его теплая рука на моей спине, мягкое дыхание возле уха. Я чувствую его губы у себя на шее, их легчайшее касание, но от этого мое тело обдает таким жаром, что я едва не падаю на колени.
Да он влюбился в тебя, Сайлас, произносит Уиллис с понимающим смешком.
Ну, что скажешь, Лукас? спрашивает Сайлас. Мы могли бы попировать, а потом мы с тобой уединились бы где-нибудь. Его рука обхватывает меня за талию. Тебе никогда больше не придется быть одному.
Это всё, чего я хочу. Потому что я не могу вернуться в тот дом, к благостным церковным блюдам, пустым комнатам, расставленным бутылькам с лекарствами и всему, что на следующей неделе придет требовать окружной инспектор.
Я не хочу быть один, шепчу.
И не будешь, отвечает Сайлас.
А потом включается музыкальный автомат, играет скрипка, и мужчина поет:
«Но под маскою ангела прятался демон жестокий»
Возьми то, что принадлежит тебе, Лукас, говорит он. И стань одним из нас.
Я делаю шаг вперед.
Нет! Между нами вдруг оказывается Дрю. Он замахивается своей бейсбольной битой на Сайласатак быстро, что я едва успеваю проследить за его движением. Обрушившись на висок Сайласа, бита с треском разлетается на щепки. Сайлас падает.
Беги! кричит Дрю, и я делаю два поспешных шага к двери, пока мой мозг пытается понять, что происходит.
Джаспер бросается на Дрю, но рыжий уже готовон выставляет вперед обломок бейсбольной биты, попадая прямо в грудь Джаспера. Джаспер рассыпается в пепел без единого звука.
Беги, идиот! снова кричит Дрю, в то время как Уиллис запрыгивает ему на спину и впивается страшными клыками в шею. Дрю вопит, кровь из его горла льется рекой, красной, как его волосы.
Навея вскакивает на ноги. Что бы ни держало ее обездвиженной на стойке, страх или какое-то заклинание, это «что-то» словно разрушилось, когда Джаспер превратился в пыль. Она хватает меня за руку и тащит к двери. Я, спотыкаясь, следую за ней, не в силах оторвать взгляда от Уиллиса, раздирающего горло Дрю. Дрю падает, его глаза закатываются, голова отваливается, словно у сломанной куклы.
Я кричу. Уиллис поворачивается ко мнеего лицо больше не похоже на лицо прекрасного сумасшедшего парня, это лицо монстра. Он делает шаг к нам, пока Навея отпирает дверь, мы перескакиваем через порог и выбегаем на парковку. Прежде чем он успевает последовать за нами, его останавливает чья-то рука.
Это Сайлас. Он потерял шляпу, его волосы слиплись от крови, но лицо его цело. Какой бы вред ни причинила бита, всё уже зажило. Он смотрит на меня, в глазах у него всё тот же водоворот масляной радуги, который я уже видел прежде.
Он что-то говорит Уиллису, тот закидывает голову назад и рычитот этого звука трясется вся закусочная и дрожат стекла автомобиля у меня за спиной. Но он не идет за нами. Как и Сайлас. Он только наблюдает.
Я задеваю бампер своей машины. Моргаю. Не помню, как пересек парковку. Навея всхлипывает и кричит, чтобы я дал ей ключи. Я слышу песню, играющую на музыкальном автомате, дребезжащее завывание скрипки, просачивающееся сквозь дверь закусочной.
И я понимаю, что не хочу уезжать. Уехатьзначит покинуть Сайласа. Если я сейчас уеду, знаю, что никогда его больше не увижу.
Навея, шепчу я, но она не слышит меня из-за собственного плача. Я повторяю громче: Навея!
Что?! кричит она в ответ, задыхающаяся и напуганная.
Я остаюсь, поворачиваюсь, позволяя ей увидеть меня. Мое признание. Мое желание.
Я остаюсь, повторяю. Но ты можешь ехать.