Псих попытался поймать деньги, но серебристый диск зазвенел по асфальту. Бородач упал на четвереньки и помчался, словно играющий кот.
Вонючий пеннер, Лука трусцой устремился следом. Навязался, кретин
Катящуюся монету они настигли почти одновременно. Фотограф накрыл её ладонью, но на его руку опустилась кроссовка Луки.
Ты чего, заныл бродяга. Больно же!
Стирай снимок, подлец! заорал Лука.
Убери ногу, проворчал бородач и стал тыкать корявым пальцем в экранчик цифрового фотоаппарата.
Лука увидел себя, ошарашенного, с сигаретой, прилипшей к нижней губе. Появилась надпись «сохранить/стереть». Бродяга подобострастно глянул снизу вверх:
Смотри, какая классная фотка! Хоть сейчас в рамочку. Не жалко?
Стирай! рявкнул Лука.
Пхе! выдохнул фотограф. Мне бы ваши проблемы, фрау Марианна
Что-то мигнуло в недрах дигитального царства, и Лука, пытающийся закурить, прекратил своё существование.
Теперь ваша душенька довольна? осклабился чокнутый.
Довольна, довольна, Рюттингер присел на корточки. Ты лучше скажи Что ты там про ядовитого гада?
И в мыслях не имел! Фотограф отполз на несколько дюймов. Ни сном, ни ухом, ни гнусным духом!
Ты дурака-то выключи, весомо заявил Лука. Сам только что про крылатого бормотал.
Пеннер преисполнился достоинства.
Не суть есть, что говорят, а истинно лишь то, что помимо выходит, доложил он, встал и отряхнул грязнющие джинсы. Нам и малого хватит, не будь я великий отображатель.
Сколько?
Фотограф оживился:
От погашения до воспроизводства с писком и визгом! Удвой ласку, получишь сказку!
Удвоить Десятку, стало быть На, подавись! Лука швырнул купюру. А теперь трави, кретин с сумочкой
Бродяга уставился на горизонт. Лука посмотрел туда же, но ничего интересного не обнаружил. Когда же перевёл взгляд на фотографа, то слегка испугался. Бородач трясся, словно припадочный. Треугольная сумка так и прыгала, смятая в кулаке.
Что, мой друг Лука, жив ещё пока? прошипел бродяга. Аль не видишь ты, что цветут цветы, да течёт река, да идут века, всё от той ночи, где лежат ключи, где не виноват тот ползучий гад, что имеет власть, убивая всласть, где игра с огнём, где тот водоём, что кипит в долгах, навевая страх
Рюттингер схватил пеннера за рукав, но фотограф вырвался и ткнул камерой Луке в лицо:
Так зачем же ты на краю мечты думаешь, что Бог вам одним помог, и не будет он церкви перезвон заглушать в груди В ад, Лука, иди!
Выпалив эту бессвязицу, фотограф побежал, словно за ним гнались черти.
Вот гад, выманил десятку и смылся, пробормотал Рюттингер, направляясь назад к библиотеке.
Тут его ждал неприятный сюрприз: дверь служебного помещения была приоткрыта. Луке всё стало ясно.
Чтоб ты сдох! простонал он и полез за мобильником. Алло, Йонас! Слушай, такая ситуация Улетела птичка. А вот так! Отвлекли меня Не в этом дело. Чеши сюда, тут кое-что наклюнулось. Похоже, кудахталка просыпается То, что слышал!
Не прошло и трёх минут, как Йонас появился из-за угла, придерживая на бегу шляпу.
Что ты несёшь! гаркнул он издалека. Кто просыпается?
Лука рассеянно смотрел по сторонам. Взгляд его с деланым равнодушием скользил по прохожим и воркующим голубям. Йонас рысцой подбежал к приятелю.
Ну? потребовал он. Рассказывай!
Лука рассказал. Поражённый Йонас молчал, постукивая себя по подбородку рукоятью трости.
Вот такой опель-допель, господин Лаутенбах, мрачно закончил Лука. Похоже, настала пора стряхнуть пыль со старых свитков и наточить ржавые мечи.
Йонас огляделся точно так же, как перед этим его компаньон.
Ничего не замечаю, произнёс он. Всё как и прежде
Лука натянуто рассмеялся:
А чего ты ждал? Зловещей музыки за кадром? Душераздирающих криков женщин? Мы не в голливудском ужастике, приятель.
Где же его искать? задумчиво спросил Йонас.
Не знаю. Где угодно. В ком угодно. Ясно одно: лишь от нас зависит, чем кончится эта партия. Пойдём, Йонас. Настало время думать, если мы не хотим услышать окончательный приговор
И две фигуры, смешавшись с людским потоком, растворились в лабиринте средневековых улочек. Тусклое февральское солнце отражалось в стёклах домов, нервно звенели трамваи, голуби кланялись и вертелись под ногами прохожих. Город жил своей жизнью, не зная, что первая порция древнего яда уже влилась в его пульсирующие вены
Глава втораяО возвращении из дальних странствий одного храброго купца
Епископ базельский Йоханн фон Веннинген восседал в пурпурном кресле и мысленно проклинал краснодеревщиков, оное кресло соорудивших. И хотя на челе его преосвященства не отражалось никаких эмоций, напряжённая поза свидетельствовала о неудобствах, причиняемых высокочтимому седалищу. Право же, за такую работу нерадивых ремесленников нужно отправить в застенки святой инквизиции. Пусть попробуют на своих задах другое кресло, с помощью которого стражи Бога истинного столь умело развязывают языки еретикам.
Фон Веннинген запустил руку в груду свитков на столе. Вытащил один, развернул. Преподать урок самоуверенным строгалям необходимо, но каким образом? Ни в ереси, ни в нарушении благочестия их обвинить нельзя. Кроме того, ремесленные цеха Базеля сильны и своих людей защищают надёжно. Не епископат, а город мастеров какой-то.
Йоханн фон Веннинген вздохнул и углубился в непростое занятие: вычитку доносов смиренных служителей церкви друг на дружку. Такое дело следовало бы поручить секретарю, но его преосвященство предпочитал всё узнавать из первоисточников.
Послышалось осторожное постукивание, скрипнула дверь, и в щель просунулся длинный унылый нос, принадлежавший слуге:
Виноват, ваше преосвященство, там к вашей милости явился какой-то купец. Прикажете просить?
Фон Веннинген отмахнулся.
Мне некогда, заявил он, не отрываясь от свитка. Пусть придёт послезавтра до полудня.
Он утверждает, что прибыл издалека и хочет видеть вас по неотложному делу
Епископ нахмурил брови и грозно сверкнул глазами на слугу:
Мне и без купцов хлопот довольно. Скажи, чтобы обращался в совет, в ратушу. Нечего тут делать представителям гильдий. Ступай!
Слуга испарился, а фон Веннинген развернул следующий свиток. Но не успел он прочитать и нескольких строк, как в дверь снова просунулся дрожащий от ужаса нос.
Что там ещё? рявкнул рассерженный старец.
Па-па-прастите, заикаясь, выговорил слуга, он велел пхе-передать, что его имя Андреас Окс и он должен
Епископ вскочил с неподобающей возрасту и сану резвостью.
Как? загремел он. Андреас Окс вернулся? Что же ты молчал? Сейчас же зови!
Слуга умчался. Фон Веннинген взял посох, вышел из-за стола и принял соответствующую должности позу. Через минуту раздались бухающие шаги, сопровождаемые лязгом шпор, и в зал вошёл высокий, широкоплечий мужчина, одетый в запылённое дорожное платье. На поясе висел короткий меч в видавших виды ножнах, голову покрывал некогда дорогой, а ныне истрёпанный шаперон. Вид гостя говорил о проделанном дальнем пути, но на круглом румяном лице не было заметно и следа усталости. Чёрная борода раздвинулась, сверкнули ослепительно белые зубы, и странник оказался у ног епископа.
Андреас, друг мой, сказал фон Веннинген, отечески улыбаясь.
Ваше преосвященство! гость приник к протянутой руке с драгоценным перстнем на указательном пальце.
Ну, хватит, епископ высвободил руку и жестом велел гостю встать.
Тот вскочил, сорвал головной убор и зашвырнул в угол. Епископ нисколько не разгневался на такую вольность, а добродушно указал на стул. Путешественник с удовольствием рухнул на сиденье. Фон Веннинген пристально рассматривал отдувавшегося купца.
Вернулся, произнёс наконец епископ базельский. Живой.
Да, я жив! кивнул Андреас Окс. Хотя мог бы погибнуть раз пять, не меньше.
Рассказывайте! стукнул посохом старец. Где вы странствовали целых полтора года?
Два года, ваше преосвященство, поправил купец. Два года без трёх недель и двух дней. За это время приучился есть всё, что попадалось, и пить, что наливали
Епископ рассмеялся.
Всё тот же Андреас Окс! сказал он и трижды стукнул посохом в дверь. Ходит вокруг да около, но чтобы попросить ни-ни!
Я опасался гнева вашего преосвященства, лукаво сказал визитёр. Говорить о вине и прочих утехах в доме служителя святой церкви
Верно, мне вино не положено по сану, но для гостей в погребах всегда что-нибудь найдётся
В кабинет заглянул знакомый нос.
Кувшин бургундского моему гостю! приказал фон Веннинген. Да принеси мяса и хлеба! Ведь вы голодны, мой друг?
Быка целиком проглочу! откровенно объявил Окс. Со вчерашнего утра ни крошки во рту!
Слуга опасливо кивнул и пропал с глаз.
Как дорога? спросил епископ. Вы сказали, что чуть не погибли
Все опасности, подстерегающие торговцев на тропах чужих стран, ничто по сравнению с упрямством городской стражи Базеля! Я им, видите ли, не понравился, и они долго тыкали в меня и лошадь алебардами. Тогда я разозлился и заявил, мол, меня ждёт сам епископ и я зарубил прошлой ночью пятерых разбойников не для того, чтобы у самой цели пререкаться с глупыми стражниками. Они сразу притихли.
А вы действительно убили пятерых злодеев? полюбопытствовал его преосвященство.
Вообще-то, злодеев было только двое, и случилось это не ночью, а днём, две недели назад в Милане. Я хотел пройти, а эти хамы загородили ворота! Да и не убивал я их, лишь чуток помял. Они, видите ли, не хотели выпускать меня из города.
Так это были не разбойники? удивился епископ.
Нет, такие же болваны с алебардами. Я там давеча в трактире нашумел. Подлецу трактирщику не понравилось, что я ухаживаю за его дочерью. Ну я и съездил ему по зубам. Потом даже хотел заплатить, но этот дурак помчался в казармы и позвал стражу. Отвели нас к судье. Начал он допрос, а трактирщик только шипит и кровью плюёт, еле говорит. Судья велел мне остаться в городе, пока пострадавший не вылечится и не даст показания. Сидеть в Милане и ждать нет, это не по мне. Я отправил слуг вперёд, а сам решил выйти через другие ворота, но стражники задержали! Пришлось поколотить обоих
Епископ снова улыбнулся:
Да, вы с детства отличались вспыльчивым характером. Недаром получили прозвище Чёрный Петух
Точно, подтвердил Андреас. То и дело с мальчишками дрался. Папаша покойный, бывало, узнает, как схватит вожжи и давай меня охаживать. Только постарел он уже, рука не та. Лупит, а я смеюсь. Ну, хлестнёт с десяток раз, да и отпустит
Дверь вновь открылась. Носатый слуга внёс огромный кувшин и глиняную кружку. Следом вошёл мальчик с цельным копчёным окороком и буханкой ржаного хлеба. При виде такого великолепия купец жадно заурчал, придвинулся к столу и бесцеремонно сгрёб в сторону свитки. Фон Веннинген опустился в ненавистное кресло и замахал рукой на прислугу. Те поставили принесённое и, пятясь, удалились. Окс, не церемонясь, налил полную кружку, осушил её залпом, налил вторую, сделал ещё несколько глотков и лишь потом вытащил нож. Глядя, как путешественник расправляется с едой, епископ поощрительно улыбался, но пальцы его преосвященства нервно поглаживали верхушку посоха.
Покончив с трапезой, Андреас вытер руки о запылённый кафтан и довольно откинулся на спинку стула.
Стало быть, с настоящими опасностями вам не довелось встретиться? саркастически спросил фон Веннинген. Вы сражались лишь с владельцами придорожных трактиров?
В ответ Окс повернулся к собеседнику левым боком, отвёл длинные волосы, и епископ нахмурился, увидев, что у купца не хватает части уха, а от брови через череп тянется ровный белёсый шрам.
Это случилось в Литве, неподалёку от Вильно. Леса там дремучие, не в пример здешним. Насели на нас с двух сторон. Мне саблей и досталось. Хорошо, что удар вскользь пришёлся. Ухо, конечно, жалко, зато мой обидчик живым не ушёл: я ему бок распорол и печень наружу выворотил. Отбились мы тогда со товарищи, но трое из семи моих спутников никогда не вернутся домой
Андреас замолк и налил ещё вина. Епископ побарабанил пальцами по столешнице:
Ну хорошо. Перейдём к делу. Что с нашим поручением?
Купец неторопливо потягивал вино и посматривал на его преосвященство поверх глиняной кружки.
Божественный напиток, объявил он. Ни в Литве, ни в Московии хорошего вина не достать, не говоря уж о Турции. Последователям Мухаммеда вера запрещает пить хмельное, поэтому они курят зелья, уносящие в царство грёз и видений. Московиты гонят ужасную брагу. От неё горят внутренности и глаза лезут из орбит. Разве что в Тавриде Тамошние склоны просто созданы для виноградной лозы. К счастью, торговля и виноделие процветают, ибо генуэзцы пока ещё владеют южным берегом. Но долго ли они продержатся, никто не знает. Пройдёт совсем немного времени, и там воцарятся турки
Андреас снова приложился к кружке. Епископ ждал, положив подбородок на сплетённые пальцы.
В начале этого года я отправился в генуэзскую крепость Сугдею, продолжал Окс. Все купцы окрест и пришельцы из дальних стран стремятся туда и товары предлагают самые удивительные. Но главное, чем славится Сугдея, это чудесные диковины и старинные манускрипты. Я стремился в Тавриду не только для того, чтобы дёшево приобрести шелка и пряности. Лишь там можно встретить древние свитки, в которых скрыта мудрость прошлых веков. И лишь там я нашёл, что искал.
* * *
Мы приплыли в Сугдею одиннадцатого марта тысяча четыреста пятьдесят девятого года. Путешествие далось нелегко, сильно штормило, дул холодный, пронизывающий ветер. Корабль изрядно потрепало, поэтому мы с огромной радостью высадились на гостеприимную землю. К счастью, мои товары не пострадали, и я смог совершить несколько выгодных сделок. Покончив с торговлей, я двинулся на поиски. Надо сказать, когда я описывал хозяевам лавок цель своего путешествия, они лишь пожимали плечами. Во всём свете, твердили они, ни один воин не сможет захватить это чудовище живым или мёртвым. В конце концов, один из греческих торговцев, более обходительный, чем остальные, указал на лавку некоего Абделятифа Эль-Фузи, выходца из стран Магриба. Только смотри, предупредил меня добрый купец, старик почти выжил из ума. Я поблагодарил товарища по странствиям и пошёл навестить магрибинца.
Лавка араба находилась в самом дальнем углу крепости. Оказывается, я уже дважды проходил мимо неё, приняв ветхую развалюху за обыкновенный сарай. Я толкнул трухлявую дверь и вошёл.
Пока глаза не привыкли к темноте, я ничего не мог разглядеть, но чувствовал присутствие живого существа, копошащегося совсем рядом.
Есть тут кто? спросил я, но ответа не получил.
Постепенно стали видны предметы убогой обстановки: стол, лавка, груда неопрятной утвари в углу Под столом шевелилась какая-то тень. По моей спине пополз холодный озноб. То, что жило в этом сарае, не могло быть человеком. И пахло тут не по-человечески, а скорее как в лисьем логове. Я совсем решил удалиться, когда животное выбралось из-под стола. Тут волосы мои встали дыбом, а зубы застучали. Передо мной оказался полосатый зверь, похожий одновременно на волка и гигантскую крысу. Посмотрев на меня, он зевнул, открыв пасть так широко, как не может ни одна божья тварь, и я увидел огромные крокодильи зубы. Тут остатки мужества меня покинули, я бросился к двери и едва не сбил с ног маленького старичка. Это и был магрибинец Абделятиф Эль-Фузи, торговец заморскими чудесами. Увидев мой испуг, он засмеялся и сказал по-гречески, что крысоволк без приказа никого не трогает и слушается хозяина, как собака.
Его маленьким щенком привезли индийские купцы, добавил араб. Это очень редкий зверь с далёких южных островов, едва ли не с края света. А я люблю диковины, вот и купил, целый ворох соболиных шкур отдал.
Хозяин зажёг масляную лампу. Зверь и вправду оказался не страшен. Он смирно улёгся и, моргая, смотрел на огонь, действительно походя на странного вида собаку. Магрибинец стал выспрашивать, что привело меня к нему. Я подивился, почему мне отрекомендовали араба как безумца? Речи старика были спокойны и полны достоинства, глаза ясны, а осанка тверда и не лишена величавости. Узнав о моих поисках, он надолго задумался. Достал из котла неаппетитный кусок мяса и кинул своему таинственному хищнику. Затем посмотрел на меня так проницательно, что я забеспокоился, не умеет ли этот колдун читать мысли.