Костям присущи особые свойства. Внутри живого тела они срастаются сами.
Это если ты упала с дерева. Но то, о чем толкуешь ты я пытаюсь подобрать нужные слова, это отнюдь не то же самое.
Она заправляет за ухо прядь светлых волос.
Мы заставим эту кость поверить, что речь идет о том же самом.
Тогда для чего же нужны все эти зелья? Я беру со стола один из флаконов с жидкостью. Раз уж мы отказались от планов разрезать тебя?
Мы приготовим питательный раствор, торжественно объявляет она.
Я вскидываю брови.
Не сиди сложа руки. Помоги мне.
Она подходит к одному из буфетов и начинает доставать оттуда нужные ей предметы: миску, ложку, ступку, пестик и прозрачный стеклянный сосуд.
Налей сюда воды и вскипяти ее, говорит она, вручая мне котелок.
Когда вода закипает, мы добавляем в нее сахар, соль и ингредиенты, которые я принесла из костницы: немного костяной муки, порошок из лошадиного копыта, небольшой флакончик слез. Затем матушка достает швейную иглу.
Дай мне руку, велит она.
Я вздыхаю.
Почему тебе вечно требуется моя кровь?
Твоя кровь обладает магической силой, отвечает она и прокалывает свой и мой пальцы.
Это твоя кровь обладает магической силой. А в моей ничего такого нет.
Она застывает, держа одну руку в другой и глядя на каплю крови, краснеющую на ее молочно-белой коже. Я жду, что она возразит мне, повторит то, что сказала во время доведывания, когда дала понять, что мне, возможно, присуще Ясновидение Второго Порядка. То есть мне кажется, что она намекала именно на это. С тех пор мне ужасно хотелось спросить ее, правильно ли я ее поняла, но она была так сосредоточена на поиске способа срастить переломившуюся кость, что я так и не решилась задать ей этот вопрос. Однако сейчас она так и не поправляет меня.
Любая кровь обладает силой, произносит она наконец.
Мы держим руки над котелком, в него стекает по нескольку капель ее и моей крови, и варево слегка розовеет. Пока я мешаю полученный раствор, матушка дыроколом проделывает в каждой из половинок кости несколько крохотных отверстий.
Раствор загустевает? спрашивает она.
Кажется, да. Я поднимаю ложку. Жидкость стала студенистой.
Отлично. Матушка берет котелок и переливает его содержимое в стеклянный сосуд, затем соединяет половинки кости и кладет ее в получившийся отвар.
А что теперь? спрашиваю я.
Она отирает пот со лба.
Теперь надо подождать.
Я прижимаю ладонь к груди и думаю о тамошней метке, напоминающей очертаниями натянутую тетиву лука, к которой приставлена стрела. Эта метка появилась у меня сразу после смерти бабушки тогда она была темно-синей. А когда умер отец, стала черной.
Я могу сказать тебе одну вещь? спрашиваю я.
На лице матушки отражается удивление, и меня вновь пронзает чувство вины. Раньше я рассказывала ей все, но, когда приблизился день доведывания, перестала. Мысль о том, что мне, возможно, придется учиться на Заклинательницу Костей, хотя я знаю в моих руках магия станет опасной и я осрамлю и мою бабушку, и мою мать, давила на меня, словно чугунный плащ.
Разумеется, отвечает матушка, и ее голос звучит нарочито бесстрастно. Ты можешь говорить мне все.
Я боюсь того, что произойдет, если кость срастется.
Ты хочешь сказать если она не срастется?
Я качаю головой. Да, мысль о том, что по Мидвуду сейчас разгуливает не одна Саския Холт, а две, пугает, но, когда я представляю, что одна из этих версий вдруг прекратит свое существование, меня и вовсе охватывает ужас.
Нет, отвечаю я, прикусив губу. Я не хочу, чтобы эта версия меня исчезла.
О, Саския. Матушка обнимает меня. От нее пахнет ванилью, и это так остро напоминает мне мое детство, что я крепко прижимаюсь к ней. Видимо, я не все объяснила тебе, моя голубка. Если кость не срастется, исчезнут оба твоих будущих.
Я отстраняюсь.
Как такое возможно?
Она плотно сжимает губы.
Я сделала нечто такое, чего делать нельзя, отвечает она. Применила магический прием, пользоваться которым запрещено, и если об этом прознает совет
Что это было? Какой прием?
Гадание на костях субъективно, а я хотела, чтобы доведывание о твоем будущем не имело изъянов. Она вздыхает. Готовя кости, я напитала их квинтэссенцией твоего естества.
Что-то я не понимаю. Ты всегда напитываешь кости квинтэссенцией моего естества. И я думаю обо всех тех бесчисленных гаданиях, когда она втыкала иголку мне в палец и на кости капала моя кровь.
Нет, на сей раз все было не так, возражает она. Я напитала кости не только твоей кровью, но и моей, и той, что осталась от твоей бабушки. Теперь я вспоминаю, как во время доведывания она сказала мне, что придала костям дополнительную магическую силу, чтобы увидеть мое будущее яснее.
А каковы были остальные мои пути? Из чего ты выбирала?
Она отводит глаза.
Я уверена, что первое твое доведывание показало мне много возможных путей, но ты же сама знаешь после того, как та кость сломалась, я уже не могла видеть то, о чем говорила другая ее половинка.
Но ты ведь все равно увидела не одно возможное будущее, а больше, верно?
Она вздыхает.
Тебе известно, что я не могу говорить об этом с тобой.
Но почему? Ты ведь все равно не придерживаешься правил.
Она качает головой.
Неразумно и небезопасно чересчур много знать о том будущем, которое тебя ждет.
И это говоришь мне ты? Вся моя жизнь была основана на ее гаданиях относительно моего будущего.
Это не то же самое, молвит она. Тем, кто занимается гаданием на костях, запрещено гадать о своем собственном будущем, и на это есть веская причина. Когда ты знаешь слишком много, это мешает тебе принимать правильные решения и меняет твой путь. Прости, Саския, но я не могу рассказать тебе, что я увидела.
Ты говорила Я сглатываю. Во время доведывания ты что-то сказала о трех поколениях Заклинательниц Костей.
Я определила тебя в домашние учителя, тихо говорит она.
Но
Думаю, это был один из твоих возможных путей. Больше я ничего не могу тебе сказать. Результат доведывания окончателен, так что теперь ты не можешь пройти через обряд сопряжения с магией, и тебе никогда не стать Заклинательницей Костей. Только не в этой жизни.
Я чувствую несказанное облегчение без сопряжения мой магический дар мало-помалу сойдет на нет.
Выходит, бабушкины кости не были напитаны кровью трех поколений Заклинательниц?
Матушка заламывает руки.
Не в этой реальности, отвечает она. В ней они напитаны кровью двух Заклинательниц и одного домашнего учителя. Что делает их куда слабее, чем мне бы хотелось.
А если та кость не срастется
Теперь с нею неразрывно связана вся твоя судьба. Мне так жаль, Саския. После окончания доведывания я намеревалась запереть бабушкины кости на замок. Они могли бы пролежать в затворе многие годы, на протяжении жизни нескольких поколений. Я не ожидала, что одна из них переломится пополам.
Мне чудится, будто пол уходит у меня из-под ног, но мне все же хватает силы духа, чтобы задать еще один вопрос.
А что насчет этой сломанной кости в моей второй реальности?
Та кость, быть может, и впрямь напитана кровью трех поколений Заклинательниц Костей, а раз так, два твоих пути могут быть абсолютно различны. Любое изменение в настоящем способно повлечь за собой сдвиги в будущем, как малые, так и большие. Возможно, в той реальности я придумала какой-то иной способ исправить дело. Она гладит меня по щеке тыльной стороной руки. Остается надеяться, что мне хватит ума выправить ситуацию хотя бы в одной из них.
Саския Заклинательница Костей
Замок Слоновой Кости стоит на высоком холме перед первым разветвлением реки Шард. Это огромное, сияющее белизной здание с сотнями окон и несколькими десятками башен, врезающихся в небеса. По склону холма проложены четыре дороги, ближайшая из которых идет параллельно порту, где пришвартован наш корабль.
Все ученики и ученицы толпятся на палубе, отталкивая друг друга в стремлении получше рассмотреть Замок Слоновой Кости и пристань. Я стою, прижавшись к бортовым перилам, пожирая Замок глазами, так же жадно, как и все остальные. Вдоль берега выстроились ряды кораблей, похожих на наш.
Над нашими головами летают чайки, причем траектории их полета отнюдь не выглядят случайными. Я вижу на берегу несколько человек в зеленых плащах, которые играют на тонких костяных флейтах, устремив свои взоры в небеса. Белые полоски на обоих рукавах свидетельствуют о том, что все они состоят в Гвардии, но при чем тут музыка? Я смотрю на них несколько минут, прежде чем до меня доходит, что это Хранители избранные из числа Гвардейцев, которым также присущ магический дар. Отец рассказывал мне о них, когда я была маленькой.
Папа, если бы ты мог выбрать для себя любой род занятий, связанный с магией костей, который из них ты бы предпочел? спросила я его как-то раз. Дело было вечером, и мне пора было ложиться спать, так что этот вопрос я задала скорее для того, чтобы потянуть время, а не из любопытства. Но он подыграл мне, как делал нередко.
Я бы стал Хранителем, ответил он.
Я наморщила лоб.
Такой магии не существует. Я знала, что все профессии, требующие магического дара, имеют в своих названиях слово «кость». Заклинатели Костей вроде мамы и бабушки, Косторезы, Костоломы, Костеврачеватели.
Ты ошибаешься, моя птичка. Официально этих людей именуют Костопевцами, но если твоя задача это защита отечества, разве тебе понравится, чтобы тебя называли таким несерьезным словом? Поэтому-то они и предпочитают, чтобы их называли Хранителями. Это звучит куда внушительнее. И он начал рассказывать мне о тех, кто умеет посредством музыки управлять животными.
Хранители управляют полетом чаек и смотрят их глазами, обозревая все, что творится внизу. По берегу ходят огромные белые собаки, а их проводники стоят в некотором отдалении, облаченные в такие же зеленые плащи, но играют они на более крупных флейтах. Чтобы управлять тем или иным видом животных, флейты должны быть изготовлены из их костей. Я думаю об Эйми, оставшейся в Мидвуде, чтобы работать и учиться своему ремеслу в костнице, и меня пронзает острая тоска. Научится ли она так обрабатывать кости, чтобы Косторезы могли смастерить из них флейты?
Кто-то подходит к бортовым перилам рядом со мной, я поворачиваю голову и вижу Брэма. На протяжении всего нашего путешествия он меня избегал, но, быть может, сейчас, глядя на столицу Кастелии, он чувствует то же, что и я, все здесь другое, а наш дом теперь далеко-далеко.
Привет, говорю я.
Он слегка приподнимает подбородок, но не отвечает, как будто мы с ним не знакомы и не прибыли из одного и того же городка. Как будто кости не связали нас друг с другом.
Я вздыхаю и призываю на помощь все свое терпение.
Тебе тревожно?
Его темные глаза изучают мое лицо.
Почему мне должно быть тревожно? Потому что я слишком труслив, чтобы явиться и посмотреть в глаза своей судьбе? Он так крепко стискивает поручень перил, что его костяшки белеют, и черные метки на них выделяются особенно резко.
У меня вспыхивают щеки.
Я вовсе не хотела сказать начинаю я, но он перебивает меня, не дав закончить фразу:
Очень даже хотела.
С корабля спускают сходни и объявляют, что пора сходить на берег. Брэм поворачивается ко мне спиной и исчезает в толпе.
* * *
На пристани царят шумная сутолока и многоцветье. Разносчики продают еду: длинные шампуры с нанизанными на них кусочками нежного мяса, поджаристые овощи, шарики из сахарной ваты с ягодной начинкой, маленькие порции потрохов.
По пристани расхаживают и другие торговцы с висящими на груди коробами с товаром маленькие игрушечные флейты, вырезанные из дерева и покрашенные в белый цвет, наборы ненастоящих деревянных костей, с которыми детишки могут играть в доведывание, и даже ракушки и зубы, годные разве что для того, чтобы с помощью гадания по ним выбрать наживку для рыбной ловли.
Кастелия-Сити это крупный торговый узел, и с берега до меня доносятся обрывки разговоров, ведущихся на языках, которых я не знаю, долгие мелодичные гласные систонийского, резкие, гортанные звуки наречия жителей Новиниума, а также звуки иных языков, настолько чуждых, что я не могу сказать, из каких земель явились те, кто на них говорит.
Судя по всему, пассажиры со всех стоящих в гавани кораблей сошли на берег одновременно, и вскоре по склону холма в сторону Замка Слоновой Кости начинает двигаться огромная толпа учеников. Меня подхватывает людская волна, и мне остается надеяться, что в первых ее рядах есть те, кто знает, куда мы идем.
Подъем оказывается круче, чем можно было предположить по его виду, и вскоре у меня начинают болеть мышцы ног. К тому времени, как мы добираемся до вершины холма, день уже успевает угаснуть. Солнце опускается к горизонту, и по западному краю неба разливается нежно-розовое сияние.
На ящике стоит женщина, выкрикивая указания и жестами показывая толпе, чтобы та собралась вокруг нее. Ее серебристо-седые волосы заплетены в косу и уложены узлом на затылке, а на шее виднеется метка желтый полумесяц. И голос ее, и повадки ясно говорят о том, что с ней шутки плохи. Пожалуй, она немного напоминает мне мою бабулю.
Я вытягиваю шею, пытаясь лучше рассмотреть Замок Слоновой Кости, но сейчас мы уже находимся слишком близко от него, и он слишком велик. Так что я вижу только одно белую каменную стену, в которой темнеют чугунные арочные ворота, украшенные инкрустированной картой русла реки Шард.
Когда мы все собираемся вокруг женщины, она вскидывает обе руки, и гул возбужденных голосов стихает.
Меня зовут Нора, говорит она. Я Управляющая Замком Слоновой Кости, и я сделаю так, чтобы нынче все вы были четко распределены по комнатам и узнали расписание своих учебных занятий. Те из вас, кому предстоит обучаться профессиям, связанным с магией, будут очень часто видеть меня на своих семинарах.
Она показывает рукой на мужчину помоложе, стоящего рядом с ней.
Если вам предписано обучаться чему-то другому, следуйте за Джонасом к задним воротам, а если вы будете учиться магии костей, вам нужно следовать за мной.
Нора слезает с ящика и, взяв его под мышку, с решительным видом идет в сторону главных ворот.
Большинство учеников уходит вслед за Джонасом, а меньшая часть спешит за Норой. Брэм шагает рядом со мной, и я растерянно поворачиваюсь к нему. Может быть, он прослушал?
Я украдкой разглядываю его профиль. У него высокие скулы и волевой подбородок, на котором, если приглядеться, можно рассмотреть едва заметную щетину. Внутри меня идет борьба я никак не могу решить, говорить или не говорить ему, что он идет не туда? Если я скажу, станут ли наши отношения лучше или, наоборот, хуже? Сочтет ли он мои слова оливковой ветвью или же увидит в них вызов?
Брэм, осторожно говорю я, по-моему, тем, кому предписано учиться на Гвардейцев, несущих обычную службу, надо идти не сюда.
На его челюсти дергается желвак, и это единственный знак того, что он меня услышал, поскольку он даже не поворачивается ко мне.
Помолчав, он говорит:
Я умею следовать инструкциям, Саския.
Но ты что же, будешь обучаться магии костей?
Похоже на то, мягко отвечает он.
Какому из ее видов?
Ломанию костей.
В моем мозгу звучит сигнал тревоги.
Почему ты ничего мне не сказал? удивляюсь я. Почему позволил мне думать, что тебе уготована обычная служба в Гвардии?
Ты не просила меня что-либо тебе говорить.
А разве я должна была просить?
Не знаю. В самом деле должна ли великая Саския Холт о чем-то просить?
Его слова ранят, как лезвие ножа. Я уже сталкивалась с таким отношением люди завидовали тому, что я веду жизнь, в которой все предопределено выбором костей и ничего не отдано на волю случая. Как будто невозможность принимать решения самой это хорошо. Как будто это не то же самое, что томиться в тюрьме.
Это нечестно, говорю я.
Он пожимает плечами.
Для большинства из нас жизнь вообще нечестная штука.
Я так крепко сжимаю руки в кулаки, что мои ногти больно впиваются в ладони.
Те деньги, которые матушка заплатила за приготовление костей к гаданию о моем суженом, были потрачены зря. Потому что, каким бы она ни видела мое будущее, я ни за что не влюблюсь в Брэма Уилберга.
* * *
Мы вслед за Норой проходим через огромные арочные ворота, и у меня возникает такое чувство, будто на меня давит сам здешний воздух. Внутри у меня что-то обрывается, начинается звон в ушах, голова кружится, но стоит мне опереться рукой о стену, чтобы не шататься, как многоголосый говор толпы стихает, и меня окутывает гробовая тишина.