Глаша меня уже не слышала, смотрела вперёд, я же боялась обернуться. Теперь я чувствовала дыхание маменьки на своём ухе:
Попалась, тихо прошептала мать и, рванув меня за волосы, потащила прочь от печи. Её хохот раздавался ото всюду, он был скрипучий металлический и просто жуткий. Имела она просто не человеческую силу, лишь одной рукой меня тащила.
Маменька, отпусти! Больно! Маменька Глаша, помоги, помогикричала я. Мать не слышала, а Глаша просто сидела и смотрела в одну сторону, будто в трансе. Нет, скорее мама всё слышала и понимала, но мои крики и мольбы лишь смешили её. Страшный раскатистый смех меня доводил до безумия. Безумия соизмеримого с безумие маменьки. Потом просто кричала и звала всех, кого могла вспомнить. Я испытывала лишь один страх и ужас.
Тут мама швырнула меня к дальней стене, от боли я перестала видеть на долю секунды. Пытаюсь вздохнуть, но не могу. Потом вздохнула благодаря удару коленом в грудь. Это мама просто вдавила своё колено в меня. Я дышу, но боль неимоверная.
Пора тебе понять, доченька, что не убежишь ты от меня. Нас ждут Мы должны сделать это Помоги нам Всего четверо, это так мало, но потом нас ждёт вечность. Всего потерпеть немного боли и мы будем все вместе, как ты и я того хотелиХи-хи-хи! мама убрала колено, просто села рядом и хихикает. Качается взад и вперёд и шепчет, что всего немного боли, совсем чуть- чуть.
Топот и грохот, кто-то бежит, вижу большой силуэт. Бабушка Агафья, миленькая, мне так плохо и больно! Помоги, я дышать не могу. Это всё в голове, я даже не шепчу, просто молчу.
Отрывками рыдание, положили на что- то мягкое, но всё равно больно. Замечаю, как маменьку отводят в её дальнюю комнату конюхи. Она вырывается и рыдает, царапает и бьёт их, потом кричит:
Алёнушка, прости Что же я Что же я сделала..? Ааа..
Последнее, что я увиделаэто глаза чёрныеЦыганка.
8 глава
Как темно? Может открыть глаза? Нет, не хочу! Мне страшно! Пусть всё закончится: боль, обида, страх. Всё! Почему так плохо мне? Всё тело горит при малейшем движении, а спина и грудь разрываются. Может я уже умерла и это ад? Ведь я горю.
Значит ад.
Маменька обещала затащить меня в ад и затащила.
Может всё же открыть глаза? Совсем чуть-чуть, ведь к облику чертей нужно привыкать. Я с ними надолго
Приоткрыв глаза, вокруг себя я не увидела ни кого, кроме цыганки, стоящей у окна. Она обняла себя за плечи и следила за чем-то или за кем-то в окно. В её взгляде читалась тревога, лицо было хмурым и задумчивым.
На улице стояла спокойная солнечная погода. Была всё та же тишина без птиц, ветра, без всего.
Я всё так же смотрела на цыганку и следила за её тревожным взглядом:
Ты можешь говорить. Не молчи. Спрашивай, что нужно. Уже нет смысла умалчивать, спокойно сказала цыганка, так и не отведя взгляда от окна.
Как она попала сюда и где она сейчас? Она убить меня хотела? по- моему, сказала я это очень спокойно. Будто умирать у меня это в порядке вещей.
Не знаю, как она сюда попала. Двери закрыты были, окна тоже. Но убить она тебя не хотела, она за другим пришла.
Зачем пришла? И почему Глаша так странно себя повела, ведь я ей кричала?
Вот за этим твоя мать и пришла. Защиты она тебя лишила, ведь Глаша одна из Непокорных.
Это как? для меня это звучало неправдоподобно и слишком сложно.
Каждому человеку приставлен его ангелхранитель. Твоим была Глаша.
Нет, что за Непокорные?
Во все времена были народы, которые не признавали никакую власть. Жили так, как было принято у них. Были среди этих народов такие люди, которые могли повести за собой, направляли их жизнь, защищали их культуру, их истоки. Эти герои были отражением уклада жизни этих народов, при этом многие из них имели и божественную сущность или были полубогами. Негласно они носили знамя Непокорных
А откуда вы это знаете, вы одна из них? моё предположение вызвало у цыганки улыбку.
Нет, дитя, я лишь из народа Хранителей. Нам было дано сохранять и оберегать всю историю не только Непокорных, но тех с кем они боролись. Однажды, наш народ был в гонениях, от нас отреклись, но от этого мы не забыли свою историю и историю тех, кто нас прогнал. Мы всё помнимна этих печальных словах, цыганка снова повернулась к окну и, видимо, долго обдумывала, что же мне ещё сказать, так вот, теперь Глаши с нами нет. До неё не достучаться. Она не видит, не слышит и не чувствует, что вокруг неё происходит. Твоя мать в этом случае сыграла как воронка, она засосала душу Глаши в свою бездну и теперь только Дьявол знает, где её душа. В каких просторах тьмы она теперь обитает. Мы думали, она и тебя забрала
Что же теперь делать? Как спасти Глашу?..
Молись за неё, молисьэто всё, что сказала цыганка о Глаше. Почему именно молитва должна спасти её? Как же страшно и неуютно мне в своём теле теперь. Или может это просто боль, так влияет на меня?
С кем боролись эти Непокорные? что-то внутри меня так и рвалось узнать о них больше и больше. Будто давало о себе знать, но при этом, делая больно при каждой попытке дать указание или подсказку.
Со многими. От алчных на власть и деньги людей до тварей из Преисподней. С последними теперь столкнулись и мы. Но разобрать я не могу, кто они. Здесь я вижу человека, но потом передо мной стоит демон. Они двулики и неуловимы. В одном облике трудно их застать. Агафья Степановна видит в них лишь чёрный туман, я же боюсь заглянуть за их чёрные мысли. Ты должна понимать, что в чужих мыслях легко запутаться, но выбраться из их сетей почти невозможно, цыганку трясёт, она снова спрятала свой взгляд, устремив его в окно.
Честно, меня пугают её слова. Я начинаю ощущать, как её страх передаётся мне. Она не знает, что делать, как бороться. Безысходность. Мы обречены на ужас и страдания. Снова во мне борьба и я не могу терпеть боль, которую она приносит. Слёзы сами наворачиваются на глаза, и я уже не вижу перед собой ничего. Попытка снова сделать усилие и притупить эту боль оборачиваются для меня новой волной удушающей боли: Вылась, вылась из меня!!! Не могу, не некуда деться! Что же это, я начинаю сама с собой разговаривать? Нет, это я! Да, это яАлёна. Откуда эти мысли? Нет, не ты, а яГлаша! Что же это? Я теперь душой заболела? Нет, зови бабушку Агафью. Зови, ну зови же. Я соскочила с кровати как ошпаренная и рванула вперёд. Здесь я успела лишь немного взглянуть на цыганку. Она явно была в недоумении, от чего я бегу. Хотя я сама этого не понимала.
Я пронеслась мимо гостиной и столовой, при этом чувствовала, что моё тело уже не принадлежи мне. За мной бежала цыганка и кричала мне, чтобы я остановилась. Я её слушаю, а тело нет.
Что- то слева притянуло мой взгляд, и я остановилась, это был кабинет, который мы готовили для отца.
Одно большое окно хорошо освещало этот кабинет. Помню, как мы долго придумывали с Глашей как поставить этот большой стол и на какую его сторону лучше составить всю пишущую канцелярию. Справа от стола мы поставили большую полку. Слева стоит софа, на которую мы случайно пролили чернила. Но сейчас меня заинтересовала ни софа, ни стол, ни полка, ни окно, а интересовал тот, кто сидел на той самой софе и стоял у того самого окна.
Бабушка Агафья стояла у окна и чем-то посыпала стыки между оконной рамой и подоконником. Это был порошок красного цвета. Она старательно запихивала его в каждую щель.
Ты правда думаешь, что это поможет? Ведь тебе это не слишком помогло, как ты рассказываешь
То было другое, Огюст был ещё человеком, когда сделал это со мной. А те уже не люди. В них ничего нет, кроме злобыголос этой девушки был мне знаком, но я не могла его вспомнить. Он будто был вырван из контекста.
Как ты будешь показываться Алёне? Она тебя не узнает, бабушка Агафья многозначительно посмотрела на сидящую на софе.
Агафья Степановна, я боюсь её реакции. Думаю, что я уеду до того как она очнётся.
Да Ей сегодня утром совсем не сладко пришлось. Как она выдержала, ума не приложу. Пролежит, небось, дня два точно.
Мне так стыдно, что оставила их, но это было не моё решениенезнакомка заплакала. Нет, ну правда я знаю её.
Теперь ко мне сзади подошла цыганка и положила свои ладони на мои плечи:
Алёна, ещё одну новость я тебе не сообщила, цыганка толкает дверь, и мы заходим в кабинет, Агафья Степановна, думаю всё же время пришло.
Агафья Степановна отодвинула свой мешочек с красным песком и лишь мигнула в сторону незнакомки. Я перевела взгляд на незнакомку и ждала, может она повернётся.
Алёна, здравствуй. Я соскучилась по тебе очень. Я сейчас повернусь, ты только не пугайся. Хорошо? незнакомка откинула свой капюшон, и накинула на шею шарф, который до этого мяла в руках. Ещё несколько секунд она, видимо, собирала все силы в руках. Она что боится меня?
Она медленно поворачивалась. Когда же она оказалась передо мной, то так и не поднимала головы. Я видела как крупные слёзы падали на её, зажатые в кулаки, ладони. И снова медленное движение вверх. Она поднимает голову. И только сейчас я замечаю не естественный цвет её лица. Через мгновение я вижу всё её лицо. Шрам от виска до уголка её губ с правой стороны. Весь этот выделенный кусок кожи от правого уха до края шрама был серый и весь в пупырышках. И правый глаз был невидящий, ведь, как такое вообще может быть, вместо голубого нежного оттенка её глаз на меня смотрел полностью чёрный глаз.
Алёна, не узнала?
Я не боюсь я узнала сестра Анна
9 глава
Анна, ты готова? мама кричит на Анну. Как же можно так долго примерять туалет, который только сегодня утром примеряла?
Маменька, как вы не понимаете, на Рождественском балу точно будут молодые красивые кавалеристы и гусары. И я должна быть ослепительна! я смотрю на свою сестру и понимаю, что она шутит.
Её совсем не волновали молодые гусары и кто- то там ещё. Она не обращала внимания на восхищённые взгляды молодых людей, на их несуразные комплименты и приглашения на танцы. Всё, что ей было нужно это только их внимание и ничего больше.
Наши отец и мать были очень горды Анной, и я тоже. Ведь она была воспитанницей института Благородных девиц, была одной из лучших. И просто была самой замечательной дочерью и самой прекрасной сестрой.
Помню те счастливые вечера, когда мы всей семьёй просто сидели у камина, и Анна рассказывала одну из историй, которую она услышала в институте от подруг. Обычно это было зимой, когда она приезжала на каникулы. Отец и мать от души смеялись, а я восхищалась энергией и светом, которые излучала Анна.
Теперь эти воспоминания будто канули под воду, так неотчётливы и смутны они были.
Анна, которая теперь сидела передо мной, была сломлена и запугана. От былой уверенности остались лишь руины. От буйного огня жизнерадостностиостались угли. От былой красотыкусочек неба её левого глаза.
Не смотря, на все эти изменения, она всё равно осталась моей сестрой. Я ощущала её любовь ко мне, в этом беглом взгляде она ожидала от меня криков ужаса, что она чудовище, и вообще не моя сестра. Но нет. Я её знаю всю жизнь, она для меня символ безмятежности и свободы, она моё счастье, которое я больше не хочу терять.
Я увидела, что Анна больше не может терпеть моего молчания. От волнения она начала выламывать себе пальцы и кусать губу, что раньше за ней не наблюдалось. Анна вообще никогда не волновалась или просто не показывала вида.
Не спеша, я подхожу к ней, сажусь с ней рядом, беру за руки и говорю:
Анна, почему ты так долго ехала? Без тебя так плохо было.
Теперь Анна прижимала меня к себе и рыдала во весь голос. Её объятия были такими сильными, может, она вложила в них всю свою печаль и то, как она по мне соскучилась. Я была счастлива и улыбалась, Анна, видимо, тоже радовалась, но рыдала. Лишь потом я узнаю, что плакать можно и от счастья.
Когда мы обе немного пришли в себя, настало время и для рассказа. Рассказа о том, что случилось с Анной, почему так сейчас выглядит.
После венчания, когда мы отправились в ГерманиюАнна переводила дыхание, после долгого плача, я и правда решила, что он взял меня в жёны. Все его поздравляли и приглашали на семейные празднества. Так было и в дороге, правда, он не делил со мной ложе. И за это я была ему благодарна, только за это
По приезду в его поместье, я заметила, что люди обходят его стороной. Мне стало любопытно, и я пыталась заговорить с ними. Но я столкнулась с тем, что люди разговаривали на другом наречии, другие отказывались разговаривать, многие лишь опускали головы и проходили мимо.
Самое ужасное было то, что все его слуги были немыми или были лишены языка. Сам Огюст перестал со мной видеться. Бывало, что я не слышала о нём неделями, а потом он объявлялся и запирался в своём кабинете. Когда он находился там, то по всему дому разносился еле уловимый шум, от него мурашки бегали по коже, а в самом доме всегда было холодно. От этого я вскоре заболела.
Оказалось, что Огюст врач, и он принялся меня лечить. Здесь я посчитала себя никчёмной женойзаболела, меня лично выхаживает муж, а я даже не могу ему отплатить за это, ведь он до сих пор избегал близости со мной, Анна горько усмехнулась, но скорее я была этому рада.
Огюст давал мне свои настойки и уверял, что они безопасны. Только травы и соки овощей. Был у них отвратный вкус, но от них казалось, что мне становилось лучше.
Несколько недель я ни с кем не разговаривала, просто целыми днями лежала в постели. Однако в один из таких дней внутренний двор оглушил топот лошадей, я выглянула в окно и удостоверилась в том, что у нас гости. Счастью моему не было предела, может я смогу с кем- нибудь поговорить?!
Я не решилась выйти к друзьям Огюста в таком плохом состоянии и без его разрешения. Он мне запретил вставать с постели.
Я немного подождала, когда Огюст закроется со своими друзьями у себя в кабинете, и вышла во внутренний двор. Как и предполагалось, все наши слуги сразу скрылись. Знали, что я снова буду докучать им своими вопросами. Но кучер новоприбывшего экипажа остался на месте. Он был единственным шансом, хоть что-то узнать.
Поприветствовав его, я была приятно удивлена, что он хорошо говорит на русском языке.
Госпожа, что вы делаете здесь? он не верил своим глазам и ушам.
Как вас понимать? Я жена Огюста фон Штейнанарастало и моё недоумение.
Прошу прощения, но у фон Штейна нет жены
Как нет, а как же я?
О Боже, вы ничего не знаете? кучер осел на землю, не думал, что доживу до этого.
Я не понимаю? Прошу вас, объясните! я умоляюще смотрела в мутные серые глаза, кучера. Он смотрел в мои глаза, и в нём дрогнула струна жалости ко мне. Рассказал он о том, почему все слуги немые. Немые для того, чтобы не рассказали ничего другим жителям об безжалостных экспериментах над людьми, а кто был очень разговорчив, но нуждался в работе, насильно были лишены языков. Говорили, что сам Штейн вырезал языки у слуг. Поэтому местные жители и обходят его особняк стороной.
Кучер мало знал о планах его хозяев и Штейна, но из некоторых случайно услышанных фраз понял, что они готовятся к возрождению, того, чего в природе быть не должно. Это то, что поможет им что-то открыть. Поэтому Огюст фон Штейн и занимался экспериментами. Пытался найти идеальную формулу.
Надеюсь, вы не пили ничего из его настоек. Знали бы вы, как он убивал ими целые деревни.
Я не помню, что было дальше. От страха я полностью потерялась в своих мыслях и планах. Кучер подвёл меня к колоде с водой и привёл в чувства. До меня только тогда дошло, что всё было ложью. Меня просто убивают. Я попросила помощи у кучера. Он колебался, если он поможет мне, то и ему не сдобровать. В итоге он согласился, и мы договорились поздним вечером уехать. Взамен я пообещала ему защиту и кров.
Но сбежать мы не смогли. Каким-то образом немые слуги донесли о разговоре Огюсту и меня силой приволокли к нему в кабинет. Я ошибалась, говоря, что это кабинет, это был дом в доме. При входе перед тобой открывался целый павильон, который уходил вглубь, под дом. Большое количество свеч источали удушающий аромат гари, а освещали они поистине ужасную лабораторию. Везде лежали медицинские инструменты, записи, стояли растворы с мутной жидкостью. Меня приковали к железному креслу, напротив его гостей, а рядом со мной лежал кучер, его голова была пробита.
Ты не покорная, совсем. Твой отец обещал, что с тобой проблем не будет, Огюст выплёвывал свои слова прямо мне в лицо, и что теперь, мне пришлось убить, как бы вы сказали, невинного. Но без жертв никак, возможно, благодаря тебе их больше будет. Благодаря тебе, благодаря науке, а не религии я смогу переубедить этих господ, он обвёл всех гостей рукой, что Химера- это дело науки я первый выпущу её на свободу, а не твой отец. То, что ты пила, было эмульсией кровей животных, с различными реактивами, для пущей реакции. А теперь дамы и господаон обращался к гостям- мы заставим проявиться Химеру.