Должно быть, у меня сотрясение мозга, - подумала она, подбегая к нему. Она подняла дубинку и ударила его по голове. Удар был плохо нацелен и треснул по его рукам, когда они терли его глаза. Он вскрикнул от боли. Она снова замахнулась, как будто дубинка была бейсбольной битой, и ударила его по плечу. Это разозлило его, и он дико пнул ее. Он был ослеплён, чтобы видеть, куда целится, но ему повезло. Удар пришелся ей прямо в низ живота, и она согнулась пополам. Он потянулся к ней, протягивая руки. Его лицо было таким красным, что напоминало помидор, а глаза превратились в водянистые, налитые кровью, щелочки.
Бинда посмеялась бы над тем, каким несчастным он выглядел, если бы не боялась за свою жизнь. В нем осталось слишком много силы, и он был большим парнем. Если он схватит ее, она не сомневалась, что он разорвет ее на части. Ее дубинка и спрей с перцем не имели бы никакого значения. Она выстрелила в него еще одной струей перцового спрея. Она попала ему в грудь, но немного брызг попало ему в рот. Это заставило его взвыть. Она сделала единственную разумную вещь, на которую была способна - побежала.
Он перегородил дорогу, и она не осмелилась пробежать мимо него. Дальше по подъездной дорожке стоял дом. В открытое окно лился свет от телевизора. Она смогла разглядеть силуэт крупной женщины, сидящей на диване. Вот, куда он собирался ее отвезти, и она сомневалась, что там ей посочувствуют. Она оглянулась и увидела, как Эдди свернул к дровяному сараю и вытащил топор из колоды. Бинда проклинала себя за то, что не оценила обстановку за пределами дома и не схватила оружие сама. Теперь они оба были вооружены. Кустарник, окружавший участок, был ее лучшим шансом. Она побежала к деревьям, полагая, что, когда она будет достаточно далеко, она сможет вернуться к дороге. Эдди прорвался сквозь подлесок позади нее.
Кустарник был редким, в основном возвышаясь призрачными деснами с несколькими другими эвкалиптами. Узловатые корни грозили споткнуться, а листья и ветки трещали под ногами, когда она бежала. Ее дыхание было затрудненным. И снова она проклинала себя - за то, что позволила себе так выйти из формы. Годы шли, и она стала ленивой. Ей не нужно было ни для кого хорошо выглядеть. Единственное, что ей нужно было для секса, - это ее удостоверение. Однако ее преследователь был в не на много лучшей форме. Он пришел в себя после опрыскивания, и был рядом, судя по звукам хруста веток и шуршания листьев. Она проглотила комок в горле, прогнала приступы смущения из-за своего бугристого телосложения и ускорила шаг. Она слышала, как он упал и богохульствовал. Это был ее шанс развернуться в сторону дороги.
Вскоре Бинда заметила шоссе, видневшееся над крутой глинистой насыпью. Она побежала к насыпи и начала карабкаться вверх. Она правильно выбрала время. Она слышала отдаленный гул автомобильного двигателя. Позади нее хрустели ветки и сучья. Она оглянулась и увидела, как Эдди бросился от края кустарника к дороге. Прилив адреналина придал ей сил, она уперлась ногами в землю и заставила себя подняться. Высохшая глина осыпалась кусками, размером с камень. Подъем был крутой, и ее ноги, уже уставшие, дрожали и грозили подогнуться. Бинда была уже на полпути, когда Эдди добрался до насыпи. Он воткнул топор в землю перед собой, используя его, чтобы подтянуться. Еще один шаг, и она окажется на дороге. Огни машины были совсем рядом. Она собиралась сделать это.
Топор с треском вонзился ей в икру. Она посмотрела вниз и увидела, что он торчит из ее раздробленной берцовой кости. Кусок ее плоти прилип к ржавому боку клинка. Когда пришла боль, она закричала в агонии и попыталась подняться на последнюю ступеньку к дороге. Топор вонзился слишком глубоко, чтобы позволить ей хоть дюйм движения. Эдди начал притягивать ее к себе. Она вцепилась руками в рыхлую глину, пытаясь остановить себя, но та рассыпалась.
Бинда нащупала на поясе спрей и повернулась, чтобы брызнуть на Эдди. Он выбил его у нее из рук. Она схватила свою дубинку и попыталась ударить его. На этот раз он ударил ее кулаком в рот, выбив при этом передние зубы. Следующий удар пришелся ей в челюсть и отправил в темноту.
* * *
Когда она очнулась, то лежала лицом вниз на персидском ковре. Его древний спиральный узор спускался перед ней в безумие. Ткань пахла пылью, как старая мебель в историческом здании. Пульсация в челюсти усилилась, и когда ее язык исследовал внутреннюю часть распухшего рта, он обнаружил осколки эмали и несколько кровавых впадин на месте зубов. Боль в ноге ослабла, но все еще была мучительной. Свет от телевизора играл на полу, и она повернула голову, чтобы посмотреть на рану. Пояс был туго затянут вокруг ее бедра, ее икра была изуродована. Голень и малоберцовая кость торчали из запекшейся крови и выглядели, как сломанные ветки в кустах.
Она осторожно пошевелила руками и, обнаружив, что не связана, с трудом приняла сидячее положение. Ее глаза зажмурились, когда боль в челюсти и ноге пронзила мозг. Когда она снова открыла их, увиденное заставило Бинду задуматься, не галлюцинирует ли она, или не страдает ли от симптомов сотрясения мозга. На диване лежала толстая женщина с телом гротескной личинки. Женщина не заметила, как она очнулась, но Эдди заметил. Он ел свой ужин в кресле. Комок застывших макарон неаппетитно дрожал на его вилке. Он улыбнулся ей.
- Она очнулась, Mамочка.
Женщина-личинка отвернулась от телевизора и посмотрела на Бинду долгим, холодным взглядом.
Знаешь, что я ненавижу, Эдди? - ее губы скривились от отвращения.
Эдди сунул в рот макароны. Его брови сошлись вместе в задумчивом взгляде:
- Обувь?
Хорошая догадка, - подумала Бинда. Обувь не нужна человеку без ног. Мать, похоже, не нашла это замечание забавным.
Ее холодный взгляд обратился на Эдди.
- Нет, это женщины. Они так субъективны, особенно в отношении своего пола. Посмотри, как она смотрит на меня, думая, что она лучше меня со своими шикарными ногами.
Мать поднялась с дивана, опираясь на свой огромный хвост личинки. Бинда не могла поверить, что она такая высокая. Ее голова коснулась потолка. Эдди тоже встал.
- Я тебя даже не знаю, - сказала Бинда.
- Вы все одинаковы, каждая из вас. Твой вид издевался и дразнил меня в моей клетке, смотрел на меня, как на урода. Но, теперь я на свободе, а ты - в плену, - Мать придвинулась ближе. - Эдди, у тебя есть механическая пила?
Ты имеешь в виду бензопилу?
Если они так называются, то да.
- Да, у меня их две.
- Будь добр, принеси мне одну, хорошо?
Эдди поставил недоеденный ужин на кофейный столик, заваленный старыми рок журналами, и вышел через парадную дверь. Бинда наблюдала в окно, как он неторопливо направился к сараю.
- Зачем тебе это нужно? - спросила Бинда.
Она изо всех сил пыталась справиться с болью, которая угрожала захлестнуть ее. У нее еще был шанс, пока она была в состоянии рассуждать - она надеялась на это.
- Значит, ты знаешь, каково это - быть уродом.
Бинда знала, что имела в виду Mать, но, лежа с одной бесполезной ногой и без оружия, она ничего не могла с этим поделать. Она оглядела комнату, чтобы увидеть, есть ли что-то, что она могла бы использовать, чтобы защитить себя. Стеклянный журнальный столик!
Бинда сообразила, что Мать была одним из экспериментов, который сбежал или был украден из исследовательской лаборатории "Баксо". "Баксо" не сообщили никаких подробностей о том, как выглядели пропавшие результаты экспериментов, но откуда еще могла взяться женщина-личинка?
- С тобой там плохо обращались? - спросила Бинда.
Мать усмехнулась в ответ на этот вопрос.
- Эти суки заперли меня в комнате, потому что завидовали тому вниманию, которое уделяли мне мужчины. Они все хотели трахнуть меня.
Бинда находила Mать отталкивающей и не могла представить себе мужчин, которых она знала, пускающих слюни на тучного червя.
- Они хотели устранить конкурентку, да?
- Что-то в этом роде, но они все равно приходили за тем, что у меня есть, - всегда есть способы получить желаемое.
- А что у тебя есть? - Бинда ничего не могла с собой поделать; ее тон звучал насмешливо.
Она придвинулась поближе к кофейному столику, где стояла неоткрытая банка содовой, которую она могла использовать, чтобы разбить стекло, а затем разрезать суку на куски.
Мать подняла свои огромные сиськи и с содроганием отпустила их. Затем она выдвинула свой средний дрейф, и лососево-розовая дыра открылась, как глаз. Глаза Бинды сузились, когда она попыталась понять, на что именно она смотрит, затем они расширились в понимании.
- Это...?
- Да, - Мать так гордилась своей маленькой, розовой "киской", что Бинде стало почти жаль ее.
- Она прекраснa, - Эдди завороженно стоял у входной двери с грязной бензопилой в руке.
- Вы - чертовы психи, - сказала Бинда.
Теперь у нее был последний шанс. Она проползла несколько оставшихся футов до кофейного столика, схватила банку с содовой и разбила ею стеклянную поверхность. Там была пара больших кусков стеклa на выбор. Бинда выбрала один с тремя зазубренными концами, и Mать зарычала на нее. Она не чувствовала опасности, в которой находилась, но Эдди чувствовал. Бензопила ожила со второй попытки.
Бинда поднялась на колени и рванулась к Матери, направив на нее осколок стекла. Ее рука так и не поднялась - Эдди отрезал ее по локоть. Бинда шлепнулась на пол; из ее отрубленной конечности на ковер сюрреалистическим узором брызнула кровь.
- Сделай ее похожей на меня, - сказала Mать.
- Пожалуйста, - взмолилась Бинда, поднимая кровоточащую культю и здоровую руку, когда Эдди навис над ней.
Oн воткнул пилу в все еще функционирующую ногу Бринды. К столбам грязно-серого дыма присоединился багровый туман. Осколки костей и плоти падали, как снег. Бинда не слышала собственного крика из-за жужжания пилы, которая продолжала свою ужасную работу, как бы она ни старалась. Через десять секунд все было кончено. Ее ноги были отрезаны. Эдди был весь в крови. Самым пугающим было бесстрастное выражение его лица. Эдди, казалось, не получал никакого удовольствия от ужасных ампутаций. Он был равнодушен. Забрызганная кровью Мать, с другой стороны, улыбнулась, казалось, всей своей желтой плотью. Черты ее лица были размыты, но Бинда видела ее глаза, и они сияли безудержным ликованием.
- Моя маленькая личинка, - сказала она.
Матери скоро наскучила эта ситуация. Она вернулась к дивану, выудила пульт дистанционного управления из боковой подушки и переключила канал. Заиграла песня для "Mash", и внимание матери вернулось к телевизору.
Глаза Бинды налились тяжестью. Боли не было, только сонливость. Эдди стоял над ней; с бензопилы капала кровь в лужу крови, которая окружала его ноги и ее обрубки. Он был так близко, что Бинда могла видеть выпуклость его огромного эрегированного члена. Она ошибалась, убийство действительно возбуждало его. Но его взгляд был устремлен не на нее или ее отрубленные конечности, а на "киску" Матери.
- М-м-м, иди сюда, детка, - сказала Мать. Эдди с важным видом пересек комнату. Его член торчал перед ним. Он протянул руку, чтобы потрогать ee "киску", но дырочка захлопнулась. - Нет, детка, эта дырочка не отпустит тебя, пока не откусит его. Она - людоедка.
Эдди пробормотал жалобу, которая перешла в стон, когда Mать засунула весь его член себе в горло. Последнее, что увидела Бинда, был Эдди, лежащий на Матери. Его язык лизал одну из ее огромных грудей, в то время, как его бледная задница подпрыгивала вверх-вниз. Его член был погружен в жировую складку.
ЗАГАЗОВАННЫЙ
Билл закрыл полированную крышку гроба из красного дерева, и с довольным вздохом опустился на мягкий белый бархат. Он предпочитал бархат атласу. Бархат был теплее, а в похоронном бюро порой было очень холодно. Билл был управляющим и владельцем "Похоронного бюро Морвенa". Это был высокий, худощавый мужчина с желтоватой кожей и мертвенно-бледной улыбкой. Он никогда не был женат, у него не было детей, но он не был одинок. Всегда были клиенты, с которыми можно было поговорить. В настоящее время дела шли стабильно. Ему предстояло разделить ночь с тремя: вдовой, Элси Фэрроу, умершей от рака в восемьдесят восемь лет. Брентом Майлзом, семнадцатилетним скейтбордистoм, которого протаранил фургон - наверняка будет в закрытом гробу. И Джереми Корвином, реклама опасности эротической асфиксии - в шестьдесят шесть лет Джереми должен был знать, что опастно дрочить со жгутом на шее.
- Знаешь, что меня бесит, Билл? - сказал Брент со слезами на глазах. - Я умер девственником, а был так близок к перепехону.
- Сейчас мы мало что можем с этим поделать, Брент.
Ему было жаль молодых, лишенных стольких жизненных впечатлений. Он слышал все это уже тысячу раз. Умершие девственники-подростки всегда жаловались, что умерли, так и не добившись своего.
- Я направлялся к дому Тэмми Уэнтуорт. Ее родители уехали в отпуск, и она сказала, что мы можем валять дурака на их огромной кровати. Все, о чем я мог думать во время поездки, - это ее тугая "киска" и ее большие сиськи. Я даже не видел фургона, пока не оказался под ним, а потом раздался хруст, и все почернело. Tы не знаешь, есть ли на небесах горячие ангелы?
- Я подозреваю, что они думают о более высоких материях.
- А как же тогда преисподняя? Я бы пошел туда, если бы мог потрахаться. В конце концов, это ад. Они, должно быть, занимаются там всякой грязью.
- Я не думаю, что у тебя есть выбор, куда идти.
Это было что-то новое. Брент Майлз хотел трахать дьяволов и ангелов. Билл решил, что ему больше повезет в разговоре с Джереми Корвином. Они были примерно одного возраста и, несомненно, имели что-то общее.
- Джереми, у тебя есть какие-нибудь увлечения?
- Конечно, если считать, что я задыхаюсь, пока мастурбирую. Хотя, похоже, на этот раз я зашел слишком далеко. Tы знаешь, кто нашел мое тело? Надеюсь, это былa горячая полицейская. Держу пари, она завелась. Мне всегда снились кошмары о том, как какой-то мужик извращенец найдёт мой труп.
- Не знаю, Джереми. Tы любил рыбалку? Шахматы? Я люблю шахматы. Я играю каждую среду после обеда.
- Ты не знаешь, у них в аду есть асфиксия?
- Я подозреваю, что так оно и есть, хотя уверен, что есть какой-то подвох. В аду всегда есть подвох. В любом случае, я лучше посмотрю, как дела у Элси.
У него был только один шанс для вежливого разговора, который не вращался вокруг подростковых гормонов или странного секса.
- Элси, ты с нетерпением ждешь воссоединения со своим Артуром после стольких лет?
Билл был гробовщиком Артура, когда тот покончил с собой в 1987-ом, сунув голову в духовку. Он был респектабельным человеком. Дипломированный бухгалтер в уважаемой фирме. Он оставил Элси хорошо обеспеченной. Настолько, что она выложила тридцать семь тысяч за позолоченный гроб.
- Нет, он заставит меня сделать это снова.
Билл не решался спросить. До сих пор у него не было хорошей ночи. Тем не менее он рискнул.
- Про что ты говоришь?
- Он был эпроктофилом.
Для Билла это звучало подозрительно, как что-то связанное с окурками. Ему нужно было спросить, чтобы быть уверенным.
- Что это?
- Кто-то, кто сексуально возбуждается от пердежа.
- Оx, - Билл неловко поерзал в гробу.
И вот мы снова возвращаемся ко всей этой сексуальной истории.
- Это было ужасно, Билл. Каждый раз, когда я пукала, если только это не было на нем или рядом с ним, он жаловался, что я потратила пердёж впустую, и становился мрачным. Мне приходилось гулять по кварталу всякий раз, когда я хотела выпустить ветер, потому что Артур постоянно патрулировал мой пердеж. Он настоял, чтобы мы ели много мексиканской и индийской еды. Обжаренные бобы на завтрак, огненно-горячая говядина виндалу на обед и чили-кон-карн на ужин. Каждый день я проходила десятки миль, чтобы обрести покой. И секс - все, что связано с пердежем, пердеж на его яйцах, пердеж на его языке. Мы здесь не говорим о дамском бахвальстве. С тем, что я ела, я распускала свои трусики каждый раз, когда выходил ветер. Вот так он и умер в конце концов. Артур заставил меня пукнуть в пластиковый пакет после того, как я съела карри из фаала. Знаешь ли ты, что это самое острое блюдо в мире?
- Нет, я этого не знал.
- Ага, повара должны носить перчатки и маску, когда они готовят его. В нем используется бхут джолокия, самый горячий перец чили в мире. Я пошла в ванную, а когда вернулась, Артур был мертв. Он так наслаждался собой, что держал пакет на голове. Я не хотела быть запятнанной скандалом, поэтому сунула его голову в духовку, чтобы все выглядело так, будто он покончил с собой.
- Понимаю. Тебе нравится заниматься садоводством? У меня проблема с моими гардениями. На них ужасная черная плесень.
- Это легко исправить. Тебе нужно регулярно опрыскивать их мыльной водой. Билл, скажи мне, ты знаешь, можешь ли ты пукать на небесах?
Билл вздохнул.
- Это, вероятно, больше похоже на ад. Хотя, я подозреваю, что это может быть довольно опасно со всем этим огнем. В любом случае, я собираюсь немного поспать. Завтра для тебя большой день, твои похороны в одиннадцать, а затем кремация в два тридцать, - Билл потрепал бархатную подкладку своими длинными ногтями.