Однажды она обедала в гостях. Рядом с ней сидел молодой американский инженер, и со временем их беседа обратилась к изобретениям и любопытной склонности к науке, демонстрируемой американским народом. Инженер говорил, что все дело в предложении, порождающем спрос; все американцы хотят иметь побольше времени и средств механизации трудаи получают именно это. Там, где много слуг и поиск слуги не составляет проблемы, как в Англии или на континенте, не так важно, чтобы труд был максимально механизирован. И так во всех сферах. Затем они заговорили об особенных изобретениях, и инженер рассказал об одном примечательном, как раз попавшемся ему на глаза перед отъездом из Нью-Йорка.
Вы мне, наверное, не поверите, сказал он, потому что звучит и правда невероятно, но были времена, когда невероятной выглядела идея телеграфа, а телефона и подавно. Кто бы мог подумать, что фотокамера может существовать не в мечтах? Я расскажу вам об этой штуке. Это машина, в которую нужно засунуть кусок телефонного провода, не важно, какой длины, а потом вы поворачиваете ручку и извлекаете из провода любое сообщение, которое когда-то проходило по нему.
Она затаила дыхание.
Это и правда существует? выдавила она из себя.
Правда, подтвердил инженер. Но когда я уезжал, у изобретателя была проблема. Все сообщения исправно извлекались, только задом наперед. Естественным образом сначала воспроизводятся более поздние, затемболее ранние. Можно, конечно, записать слова, прочесть их в нужной последовательности, и дознаватель получит желаемоеизобретение предназначено для полиции Нью-Йорка, но тот мой приятель убежден, что может создать механическую систему, которая будет сразу расставлять сообщения в нужном порядке, чтобы можно было услышать разговор таким, каким он был в реальности. Только представьте радость детектива, которому придется слушать все голоса и обычные разговоры, чтобы уловить, как один голос произносит одно предложение и дает ему долгожданную улику!.. Вам плохо?
Нет-нет, ответила она, хотя была бледна, как привидение, все в порядке. Здесь немного жарко. Расскажите мне еще о вашем изобретательном друге. Он богат?
Нет, и в этом проблема. Будь у него больше денег или богатые покровители, которые бы поверили в него, он бы смог творить чудеса.
Я хотела бы ему помочь, сказала она. Его работа меня интересует. Вы не могли бы телеграфировать ему и попросить приехать вместе с его изобретением? Я с радостью профинансирую его. Мне хочется сделать рискованное вложение вроде этого.
Телеграфировать?
Да, телеграфировать. Бывают вещи, которые делают под влиянием момента или не делают вовсе. Официант принесет вам бланк.
III
В тот день она приехала в пустой дом с работником телефонной компании, и они извлекли фут драгоценного провода. Несколькими минутами спустя она трясущимися руками вставляла его в машину. Потом старательно заперла дверь, задернула ее тяжелой шторой и отнесла машину в дальний угол комнаты. Затем, со вздохом облегчения и одновременно пребывая в напряжении и терзаемая дурными предчувствиями, она уселась, прижала трубку к уху и начала крутить ручку.
Его голос зазвучал сразу:
Вы слушаете?
Он звучал так ясно, так узнаваемо и так по-настоящему, что ее рука замерла на ручке, а в висках застучало. Но она продолжила.
Вы слушаете? повторил знакомый голос.
Да; кто это? ответила какая-то женщина.
Эрнест, сказал он. Элен?
Ее рука снова остановилась. Элен Эту вздорную женщину он знал всю жизнь и был с ней в хороших отношениях. Теперь она вспомнила, что когда у его постели установили телефон, она была в отъезде, а значит, сначала пойдут разговоры с другими людьми. С этим ничего нельзя было поделать. Она думала, что окажется первой, но обстоятельства сложились иначе. До того как настанет ее черед, придется выслушать множество его бесед. Она продолжила, и повторился полный смеха и шуток разговор с этой глупенькой Элен, разговор из прошлого, теперь превратившегося в трагедию.
Она вынуждена была выслушать, как он говорит с другими приятелями и иногда еще с лавочником, но наконец настало ее время.
Это ты? услышала она свой голос. Она узнала его скорее интуитивно, чем на слух. Это ты? Хотя что это я, конечно ты. Как хорошо слышно!
Да, это я, и в трубке зазвучал его тихий смех.
Как ты, дорогой?
Вроде бы лучше.
Соскучился?
Ужасно!
Потом последовали нежности, откровения, надежды и страхи, планы на ближайшее будущее и на всю жизнь. Она слушала, а по щекам ее текли слезы, но она крутила и крутила ручку. Иногда он был полон надежды, а иногдаотчаяния.
Она помнила каждое слово. Однажды она обедала в ресторане, а потом пошла в театр. Это было развлечение, от которого она не смогла отказаться. Пьеса оказалась забавной, и у нее поднялось настроение. Она позвонила ему в антракте, он был весьма подавлен. Она поспешила домой и долго говорила с ним. Как же все это вспоминалось сейчас!
Ты слышишь меня, любимый?
Да, но до чего же я устал, каким старым себя чувствую!
Просто плохой день. Сегодня все жалуются на усталость.
Ты так говоришь, потому что ты добрая. Чтобы успокоить меня. Не нужно. Иногда мне становится совершенно ясно, что я никогда не поправлюсь, и сегодня я понял это окончательно.
Дорогой мой, нет.
Затем наступила тишинаполная, гнетущая.
Она тогда звонила снова и снова, но он не отвечал. «Потерял сознание», подумала она и бросила трубку. В горячке она поймала кеб и помчалась к нему. Сиделка успокоила ее, объяснив, что он начал плакать и не хотел, чтобы она это слышала, а потом уснул.
Но она той ночью не сомкнула глаз. А что, если он прав, если и правда знает? В глубине души она боялась такого, хотя изо всех сил гнала эту мысль.
Она слушала и плакала, но продолжала крутить ручку. Она сидела там до тех пор, пока не прозвучали его последние слова, последнее, что он сказал по телефону в своей жизни.
Речь шла о развлечении. В самом конце он собрался с силами и был уверен, что поправится. Она должна была в одиннадцать часов следующего дня прийти в его комнату вместе с портнихой и выкройками, чтобы они вместе выбрали ей новое платье. Он настаивал на том, чтобы поучаствовать в выборе платья, которое она наденет, когда он впервые выйдет погулять.
В одиннадцать, сказал он. Не забудь. Хотя ты же ничего не забываешь. Еще раз спокойной ночи, милая моя.
Спокойной ночи.
Больше она не видела его живым. Он умер перед рассветом.
Она отложила машину и выглянула в окно. Солнце уже встало. Небо пылало, обещая прекрасный день. Совершенно измотанная, она легла спать; для чего ей было просыпаться? Что принесет пробуждение той, кто ничего не забывает?
IV
Каждый вечер она встречала, склонившись над машиной. Она хорошо выучила, что надо пропустить. Запись была прослушана столько раз, что она просто следила по часам, пока закончатся все остальные разговоры и снова зазвучит ее голос. Сократить это время не представлялось возможным: можно было или каждый раз слушать все разговоры, или прервать воспроизведение. Как могла она прервать его?
Она запирала дверь, занавешивала окно тяжелой шторой, садилась в дальний угол и начинала крутить ручку. Она знала, как быстро прокручивать других; себя же крутила медленно. Затем часы подавали сигнал и она начинала слушать.
Это ты? Это ты? Хотя что это я, конечно ты. Как хорошо слышно!
Да, это я, и тихий смех.
Как ты, дорогой?
Вроде бы лучше.
Соскучился?
Ужасно!
Перевод Марии Великановой
II. Ожидание страшного
Джек Лондон. Записки бывшего женоненавистника
Джека Лондона не надо представлять читателям в XXI веке, как не надо было и в веке минувшем. Впрочем, этот рассказ был написан в 1897 году, то есть незадолго до того, как Лондон стал «самим собой»: известным писателем, повествующим о хрониках белого безмолвия. А пока что он даже не достиг полного совершеннолетия (которое отсчитывается с двадцать первого дня рождения) и увлекался самыми разными темами, проявляя при этом почти мальчишеское озорство. «Перспективный молодой бакалавр» в возрасте от двадцати восьми до тридцати лет, достаточно обеспеченный, чтобы жить с некоторым комфортом, и достаточно разбирающийся в женщинах, чтобы заработать прозвище «женоненавистник», все это категорически не о нем. Его личность отражает единственное рассуждение в рассказео литературной поденщине: «труде поистине каторжном, зато позволяющем оставаться самому себе хозяином, так что меня не беспокоит столь важное для многих мнение босса, директора или сослуживцев»
Расплетите все, что вы знаете и думаете, на отдельные нитии сотките из них новую ткань! Она будет странной, но она будет
Я открыл глаза, тщетно пытаясь сохранить воспоминания об отлетающем прочь сне. Что-то в нем было: очень важное, чрезвычайно реалистичное и одновременно фантастическое, исполненное глубокого смысла, насыщенное яркими чувствами Но, увы, в памяти осталась только одна нелепая сцена, значение которой постичь никак не удавалось.
Я снова попробовал заглянуть в начало сна, как всматриваются сквозь клубящийся туман, однако это оказалось бесполезным. А вот финал его опять предстал перед моим внутренним взором, даже четче, чем несколько секунд назад.
Маленькая девушка, тонким голосом поющая песнютоже малых музыкальных достоинств. Я знал, что это фрагмент водевиля, с успехом исполнявшегося в столичных театрах. Очень странные слова, запоминающиеся почти против воли.
«Вскоре, вскоре, вскоре, вскоре, пела она, женщины исчезнут в облаках за морем».
Маленькая певица повторяла эти бессмысленные строки раз за разом, с новыми интонациями, словно бы любуясь и заставляя меня любоваться вокальным рисунком, изменяющимися оттенками мелодии. При этом поглядывала на меняплутовато и соблазняюще одновременно. Странные предчувствия прокрались в мою душу, но миг спустя их затмила вспышка гнева.
Прочь! воскликнул я. Убирайся в свои облака, улетай за море, делай что хочешь, только оставь меня в покое!
Девушка поняла, что я отвергаю ее, и печально опустила взгляд. Лицо ее окутала тень страдания, руки взметнулись в умоляющем жестеи тут же она исчезла из моего сна. Несколько мгновений там, где только что стояла водевильная певичка, клубился туман; затем из него выступила О боже! Царица моей мечты, моя несбыточная греза, единственная женщина в истории человечества, которая когда-либо интересовала меня! Великая, могущественная, повелительница королей, покровительница философии и искусстваона стояла прямо передо мной, в точности такая, как я всегда ее представлял во плоти, это было не видение совсем рядом И я мог к ней прикоснуться!
Я не успел этого сделать. Она улыбнулась мне своей знаменитой улыбкой, одновременно небрежной и энергичной, затем во взгляде моей повелительницы появилась скорбь, и она с глубокой горечью проговорила чуть слышно: «После наспотоп». И тоже исчезла, прежде чем мне удалось осознать какую-то неправильность в этой ее фразе.
Я лежал в постели, уже полностью проснувшись, и пытался собраться с мыслями. Не погрешив против истины, скажу, что в нашем Психологическом обществе я считаюсь одним из наиболее активных членов, веду каталог сновидений, на моем счету несколько скромных, но высоко оцененных коллегами исследований в этой областисловом, мне всегда удавалось распутать клубок причинной обусловленности тех или иных образов. Но на сей раз даже такой опытный специалист, как я, был сбит с толку. Правда, несколько лет назад мне довелось присутствовать на выступлении очень похожей маленькой певички, исполнявшей партию из водевиля про отважную квакершу. Кроме того, в студенческие годы я действительно предавался мечтаниям о встрече с неким собирательным, романтизированным образом выдающейся женщины, чья яркая индивидуальность оставила глубокий след в истории. Однако с той поры миновало уже немало времении, уверен, ни о той, ни о другой я вчера не думал перед сном. Спать лег в положенное время, своим обычным привычкам тоже не изменял, на ночь не ел ничего тяжелого, не пил крепких или возбуждающих напитков Словом, загадка оставалась.
Однако вскоре мне предстояло столкнуться с другими загадкамии это выяснилось сразу же, едва я, признав дальнейшие рассуждения бесплодными, отбросил одеяло и встал. Собственно говоря, нечто странное в окружающей действительности мерещилось и прежде, однако эту странность, интуитивно бесспорную, никак не удавалось сформулировать на уровне рассудка. Яркие лучи солнечного света пронизывали комнату; через полураскрытое окно из палисадника проникал аромат цветов; в ушах звучал шум пробуждающегося города
Вот оно! не удержавшись, воскликнул я вслух. Куда подевались воробьи?
И действительно: воробьи молчали. Прежде каждое утро проходило под аккомпанемент их задорной перебранки во дворе, бешеных сражений прямо на карнизе моего окна, непрерывного чириканья и шума крыльев. Все же весна не без оснований считается зарей жизни, природа в эту пору бурна и нетерпелива. Все последние недели я просыпался от звуков их военных игрищ или, вернее сказать, состязаний, когда серенькие кавалеры красовались друг перед другом и перед своими еще более невзрачными дамами сердца, претендуя на их внимание. Порой я тратил добрых четверть часа своего драгоценного времени на то, чтобы украдкой наблюдать за воробьями из-за занавески, изучая их поведение в самый важный для них период жизни. И вотворобьев под окном больше нет. Это, безусловно, тоже объяснялось какой-то комбинацией требований естественного и полового отбора, вывешенной на доске объявлений природы. Но все же странно
Так и не сумев избавиться от ощущения какой-то неправильности, я умылся, оделсяи тут вдруг обнаружил очередное нарушение естественного порядка вещей. Вчера вечером моей квартирной хозяйке были переданы четкие инструкции: разбудить меня ровно в шесть утра. Между тем сейчас было уже полвосьмого! Немыслимо! Я опоздал на свой утренний поезд!
Это обстоятельство все же не было по-настоящему драматичным, однако вряд ли кто-то обвинит меня, узнав, что к свистку, венчающему мой конец голосовой трубки, я склонился с подлинным раздражениеми сердито подул в него, требуя немедленной доставки в комнату утренней чашки чая.
Ответа не было.
Я прислушался. В доме было тихо, как в склепе. Судя по всему, на нижнем этаже оказалось просто некому услышать мой сигнал.
Страшные мысли закружились в моей голове. Дом подвергся нападению грабителейили, может быть, кровожадных разбойников, головорезов, тугов-душителей, наемных убийц? Внизу все мертвы? Поразмыслив, я счел, что это все-таки маловероятно. Но молчание на первом этаже действительно было явлением совершенно беспрецедентнымстало быть, требовавшим расследования.
Теперь скажу несколько слов о себе. По упоминанию студенческих годов как чего-то давно миновавшего вы, возможно, сделали неверный вывод о моем возрасте. На самом деле я все еще молодой человек, как принято говорить, «от двадцати восьми до тридцати лет» от роду. Степень моего обладания земными благами позволяет жить с некоторым комфортом, но и не более того. А еще, должен признать, я одинок в этом мире, за исключением не просто далеких, но очень далеких родственников. Чтобы удовлетворить свои скромные, но все же требующие ощутимых расходов потребности, я посвящаю свободные часы литературной поденщинетруду поистине каторжному, зато позволяющему оставаться самому себе хозяином, так что меня не беспокоит столь важное для многих мнение босса, директора или сослуживцев. В своей нынешней квартире я проживаю уже более двух лети она меня полностью устраивает. Дом, где я снимаю второй этаж, расположен в пригороде, что очень удобно; хозяйкадобропорядочная вдова с двумя дочерями, свыкшимися со своим статусом «старых дев» (который не напрямую связан с возрастом); кроме вносимой мной платы, у обитательниц дома есть небольшая постоянная рента. Яединственный квартирант, фактически уже почти член семьи, хотя обычно обедаю не за общим столом, а в клубе или в городском ресторане. Те из моих знакомых, которые относятся к женскому полу, обычно называют меня «перспективным молодым бакалавром», а мои знакомые мужского пола (богемная компания веселых холостяков) прозвали меня «женоненавистником». Вполне понимаю причины, по которым я заработал оба этих наименования, но отказываюсь признать справедливость второго из них. Если вы при чтении этих строк все-таки сочли меня женоненавистникомто вы глубоко ошибаетесь. Я не женоненавистник: я всего-навсего не женолюб. Совершенно не вижу, отчего, выражаясь языком математики, отсутствие подтверждения должно считаться подтверждением отрицания. Я ни разу в жизни не был влюблен, но зато я и не страдал от несчастной любви и вообще никогда не испытывал никаких чувств, которые заставили бы меня ступить на тот путь, которым следует большинство людей. По всей видимости, я рожден для иного.