Рассказы о Привидениях Антиквария Собирателя Древних Книг. Бледный Призрак и Прочая Нежить - Монтегю Родс Джеймс 4 стр.

Ветер стих, наступала спокойная ночь и всходила полная луна. Примерно, около десяти часов вечера Стивен стоял у открытого окна совей спальни, обозревая открывшийся его взору сельский пейзаж. Но, не смотря на то, что был поздний час, таинственные обитатели залитого лунным светом леса, виднеющегося вдали, не собирались уходить на покой. Время от времени странные крики, похожие на крики отчаяния, которые издают заблудившиеся путники, доносились с другого берега болота. Может быть это было уханье сов или крики птиц, живущих на болоте, ни на один другой звук они не были похожи. Неужели, они приближаются? Теперь они были слышны уже на этом берегу, а через мгновение начало казаться, что крики раздаются в кустах, растущих близко на опушке леса и аллеях парка. Внезапно они стихли. Стивен уже собирался захлопнуть окно и вернуться к чтению свое любимой книги «Приключения Робинзона Крузо», как заметил две фигуры, стоявшие на покрытой гравием аллее, ведущей от парадного входа особняка в сад,  это были мальчик и девочка, как ему показалось; они стояли вплотную друг к дружке и смотрели в окна. Что-то в силуэте девочки ему напомнило то тело, которое ему почудилось в ванне. Он взглянул на мальчика, и ужас пронзил его.

Девочка стояла не шелохнувшись, слабая улыбка была на её лице, а руки были сомкнуты на груди, прикрывая область сердца. В то время как мальчик, вернее, его бледный призрачный силуэт с черными, как смоль волосами, одетый в рваные лохмотья, вздымал свои руки к небу делая угрожающие жесты, выражающие тоску и неутолимую жажду мести. Лунный свет проходил сквозь его почти прозрачные руки и Стивен видел, что ногти на его руках были длинные, страшные и серебро луны просачивалось сквозь них. Он стоял, воздев руки к небу, тем самым, представляя для глаз жуткое зрелище. На левой стороне его груди зияла черная дыра; и тут Стивен уловил, не с помощью слуха, а где-то глубоко в своем сознании, те самые крики, выражающие непреодолимую тоску и отчаяние, которые он слышал исходящими из леса в Асворби весь этот вечер. Через какое-то мгновение зловещая пара мягко и бесшумно поднялась над аллеей и исчезла из виду, больше он их не видел.

Невероятно испугавшись, он схватил свечу и направился в кабинет господина Эбни, приближался час, в который ему было велено прийти. Дверь в кабинет или библиотеку открывалась в холл с одной стороны, и Стивен, испытывая сильный страх, постарался долго здесь не задерживаться. Но войти внутрь было не просто. Дверь была открыта, в этом он был уверен, поскольку ключ, как обычно, был вынут из двери. Он снова постучал в дверь,  в ответ ни звука. Господин Эбни был занят: он разговаривал. Но, что это? Почему он пытается закричать? Почему его крик захлебывается, так и не вырвавшись из горла? Он тоже видел этих зловещих призраков детей? Снова воцарилась тишина, и дверь поддалась после того как её толкнул обезумевший от ужаса Стивен.

* * *

В кабинете господина Эбни на его столе лежали бумаги, способные объяснить Стивену Элиотту то положение, в которое он попал, но только после того, как он достигнет возраста, позволяющего понимать подобные вещи. Наиболее важным местом в них было следующее:

«В древние времена, среди мудрейших посвященных, на чьи опыт и знания я, имея определенный опыт, который и побудил меня относиться с доверием к их постулатам, существовало поверие. Согласно которому, при помощи определенных ритуалов, которые для нас сегодня выглядят варварскими, можно получить величайшее прозрение, а также, замечательные духовные и интеллектуальные способности. Так, например, абсорбируя духовную субстанцию своих знакомых и приятелей, индивидуум может получить полное господство и власть над духовным началом, управляющим элементалами нашей Вселенной.

Из определенных источников известно, что Симон Волхв был способен летать по воздуху, становиться невидимым и принимать любой облик, какой он только пожелает, при содействии духа мальчика, которого, применим фразу автора «Воспоминания Климентина», он умертвил. Я нашел описание этого способа, да еще к тому же с подробными деталями, у Гермеса Трисмегиста. Он утверждает, что успешного результата в обретении магических сил можно добиться путем поедания сердец не менее чем трех человеческих существ, не достигших возраста 12 лет. Для того, чтобы убедиться на практике в достоверности данного способа я посвятил, по меньшей мере, двадцать лет своей жизни избрав для себя corpora vilia, то есть тех, кого можно было бы «убрать» не причиняя вреда обществу. Первым моим шагом было умерщвление Фиби Стейнли, девочки цыганского происхождения, которую я лишил жизни 24 марта 1792 года. Вторым был итальянский мальчик из бродяг, его звали Джованни Паоли, его я умерщвил в ночь 23 марта 1805 года. Третьей, и последней «жертвой», я использую здесь слово несовместимое и противоречащее всем высочайшим порывам моей душидолжен стать один из моих дальних родственников, его имя Стивен Эллиотт. Он должен отдать свою жизнь 24 марта 1812 года.

Лучшим способом для достижения необходимого результата является изъятие сердца из тела живого субъекта, сжигание оного и превращение в пепел, после чего пепел, получившийся в результате сгорания трех сердец, должен быть подмешан в пинту красного вина, предпочтительно, в портвейн. Во всяком случае, я уверен, что тела первых двух детей хорошо спрятаны, подходящими для этого оказались: не используемая ванная комната, а также винный погреб. Вполне вероятно, могут возникнуть некоторые неприятности с духами мертвых, которых в народе называют привидениями. Но человек философского склада ума, проводящий ритуал надлежащим образом, вряд ли, будет придавать значение слабым попыткам этих существ отомстить за себя. Я с нетерпением предвкушаю то наслаждение, которое дарует мне освобождение и прозрение. Они в случае удачно проведенного обряда, без всяких сомнений, снизойдут на меня. Причем, это даст мне возможность не только избежать (так называемого) людского правосудия, но и даст возможность отодвинуть свою физическую смерть на весьма долгий срок.

Господин Эбни был найден в своем кресле, голова его была откинута назад, на лице застыло выражение, в котором смешались дикий гнев, ужас и невыносимая боль. На левой части его груди видна была рваная рана обнажающая сердце. На его руках не было следов крови, а лежащий на столе длинный нож был абсолютно чистым. Вполне вероятно, эту рану нанес дикий лесной кот. Окно в кабинете было открыто, коронер назвал свою версию причины смерти. По его мнению, господин Эбни был убит каким-то диким животным. Но, после того, как Стивен Эллиотт внимательно прочитал записи, отрывок из которых я привел выше, он пришел к другому выводу.

Меццо Тинто

Насколько я помню, недавно, мне представилась возможность рассказать историю о том, что произошло с одним из моих друзей, которого звали Деннисстоун, во время поисков произведений искусства для нашего музея в Кембридже.

Вплоть до своего возвращения в Англию он не оглашал результаты своей работы публично; но, от своих друзей, и, причем довольно большого их числа, он их скрыть не смог, а вместе с ними о них узнал один господин в то время возглавлявший музей искусства в другом Университете. Как и следовало ожидать, эта новость произвела сильное впечатление на человека, чей род занятий и интересы находились в одной плоскости с интересами Деннисстоуна. Само собой разумеется, этот человек захотел узнать как можно больше о материале, который, казалось, делал невероятным тот факт, что ему когда-либо приходилось иметь дело с чем-нибудь подобным, не терпящим отлогательств. Несомненно, некоторым утешением для него было думать о том, что в той организации, членом которой он являлся, ему не давали никаких распоряжений на приобретение древних манускриптов. Этим занималась Библиотека Графа Шелберна. Дирекция этой Библиотеки могла, если им требовалось что-нибудь найти, обшарить самые дальние уголки Европы. В настоящий момент, он был рад тому, что его обязывали ограничить свои интересы расширением и без того признанной непревзойденной коллекции английских тоновых рисунков и гравюр, которой их музей уже владел. Но, как оказалось, даже такая знакомая вдоль и поперек область имела свои темные уголки, и с одним из таких уголков господин Вильямс неожиданно столкнулся.

Тот, кто, хоть немного интересуется гравюрами и тоновым рисунком знает, что в Лондоне есть человек способный оказать неоценимую помощь в его поисках. Господин Дж. В. Бритнелл постоянно публикует превосходные каталоги, в которых представлен большой и постоянно меняющийся ассортимент гравюр, чертежей, старых набросков особняков, церквей, поселков и городков Англии и Уэльса. Эти каталоги для господина Вилльямса были, вне всякого сомнения, чем-то на подобии азбуки, той, которая должна быть всегда под рукой: но, так как, его музей уже являлся обладателем громадной коллекции гравюр, он был гораздо более заинтересован в системных и хорошо организованных закупках и не столь гнался за количеством; поэтому, он частенько заглядывал в каталоги господина Бритнелля в поисках недостающих сокровищ для того чтобы заполнить пропуски в своей коллекции, а не охотился за раритетами.

И, вот, в Феврале прошлого года на столе господина Вилльямса появился каталог с описанием всех сокровищ из заведения господина Бритнелля, с приложенным к нему письмом самого владельца. В котором было написано:

И мгновения не прошло, как господин Вилльямс схватил в руки присланный ему каталог и, на заложенной закладкой странице, нашел следующую статью:

Особенно интересной эта гравюра не показалась, да, и цена была слишком высокой. Но, так как, господин Бритнелл, который прекрасно знал свое дело и хорошо знал своего постоянного клиента, придавал ей такое большое значение, господин Вилльямс написал ему ответ на открытке, в которой просил прислать её для подробного ознакомления, вместе с другими гравюрами и рисунками, которые он решил выписать из этого каталога. После этого, не предвкушая увидеть что-нибудь особенное после своего приобретения, он приступил к выполнению своих ежедневных обязанностей.

Любая посылка всегда приходит, хотя бы, на день позже указанного срока, так же было и с посылкой господина Бритнелля, ведь говорят:  у правила нет исключений. Она пришла в музей с вечерней почтой в субботу, к тому времени господин Вилльямс уже ушел с работы и посылку в его апартаменты при колледже принес смотритель музея, посчитав, что господин Вилльямс, вряд ли, захочет ждать всё воскресенье, и вернет посылку обратно тут же, если сочтет её содержимое не достойным особого внимания. Здесь он её и нашел, когда вернулся к себе, желая провести вечер за чашечкой чая с закадычным приятелем.

Единственная вещь в этой посылке была именно, та, довольно большая гравюра, краткое описание которой он прочитал в каталоге господина Бритнелля, выполненная в манере меццо-тинто и помещенная в черную рамку. Следует дать её более подробное описание, хотя, я не могу надеяться на то, что вы представите её точно такой, какой увидел её я. В наше время копию этой гравюры вы можете встретить в фойе и холлах старых добрых гостиниц или в прихожих, безмятежно дремлющих, деревенских особняков. Надо сказать, гравюра была довольно посредственная, возможно даже одна из самых худших, из тех, что существуют в мире. На ней был представлен развернутый в анфас небольшой особняк, построенный в соответствии с традициями прошлого столетия. На вас смотрят: три ряда окон со скользящими рамами в подъемном окне, без каких-либо украшений, между ними выступала каменная кладка, к дому вела дорожка, на углах вазы, а в центре маленький портик. На каждой стороне дорожки были деревья, а перед домом довольно широкий газон. На узком её поле была выгравирована надпись «A. W. F. sculpsit», и больше ничего. Создавалось впечатление, что это работа не профессионала, а любителя. Какой дьявол подсказал господину Бритнеллю оценить эту халтуру в 22 фунта стерлинга, да и, вообще, на основании каких соображений он установил такую высокую цену для господина Вилльямса было головоломкой, решить которую в настоящий момент он был не в состоянии. С презрительным выражением на лице он перевернул её; на обратной стороне была прикреплена бумажная этикетка, половина которой была оторвана. Остались только обрывки двух строк, написанных от руки: в первой строке были буквыngley Hall. А, во второйssex.

Возможно, это поможет определить то место, где находится этот особняк, а сделать это при помощи справочника труда особого не составит, а потом отправить её обратно господину Бритнеллю, да еще написать пару строк, пусть хорошенько празмыслит над тем, кому посылать всякую дрянь.

Уже стемнело, он зажег свечи, приготовил чай и пригласил к столу своего друга с которым они постоянно играли в гольф (насколько я осведомлен, начальство того Университета о котором я пишу, не отказывало себе в удовольствии приятно проводить часы досуга); чай послужил прекрасным дополнением к беседе двух заядлых игроков, ведь такую беседу, какую вели они, добросовестный писатель никогда не припишет людям, не играющим в эту игру.

Они пришли к выводу, что некоторые удары могли бы быть и лучше и, что в определенные критические моменты игры, единственно, на что приходится надеяться,  на удачу. Случилось так, что его друг (я буду называть его профессор Бинкс) увидел гравюру в рамке и взял её в руки.

 Что это за место, Вилльямс?

 Вот, именно это я и пытаюсь выяснить,  ответил Вилльямс, подходя к полке, на которой лежал справочник.  Переверни её. Не знаю, какой-то «Холл», то ли Сассекс, то ли Ессекс. Половина надписи оторвана. Видишь? Ты случайно не знаешь, где бы это могло быть?

 А! Это тебе господин Бритнелл прислал, да?  спросил Бинкс.  Это для нашего музея?

 Да, я хотел её в музей определить, я бы дал за неё шиллингов пять,  ответил Вилльямс;  Бог его знает, из каких таких соображений, он просит за неё 2 гинеи. Я не могу понять. Совсем она никудышная, никакой жизни в ней нет, ни единой человеческой фигуры, которая могла бы сделать её хоть немного интереснее.

 Да, полагаю, двух гиней такая работа не стоит,  говорит Бинкс;  но, на мой взгляд, не такая уж она и плохая. На ней, как мне кажется, очень хорошо передан лунный свет. И, по-моему, я все-таки вижу здесь какие-то фигурки. Или, по крайней мере, одну точно, впереди, на самом краю.

 Дай взгляну,  говорит Вилльямс.  Да, действительно, при правильном освещении, когда свет падает под определенным углом.  Так, где ты говоришь, находится эта фигура?  Всё, нашел! Вот она! На самом краю.

И, действительно, на самом краю гравюры можно было разглядеть нечто большее чем просто кляксуэто была голова, не то мужчины, не то женщины, очень сильно закутанная во что-то, причем было видно, что человек стоит спиной к тому, кто смотрит на эту гравюру, и взгляд его устремлен на дом. Раньше Вилльямс этого не замечал.

 Ну и, все равно, пусть даже, она немного и лучше, чем мне показалось на первый взгляд, я не могу тратить казенные деньги на какую-то ерунду с изображением места, которое мне не знакомо.

Профессор Бинкс вспомнил, что у него есть еще кое-какие дела и вскоре ушел. Перед тем как идти в столовую, Вилльямс предпринял очередную попытку, которая в конечном итоге оказалась тщетной, определить место, изображенное на гравюре. Он думал:  Если, потеряна только гласная перед сдвоенными согласнымиng, мне будет не трудно определить все слово. Нужно выбрать подходящее название из всего промежутка от Гастингли до Лэнгли. Но, кроме них еще очень много названий заканчивающихся точно так же, о чем я, даже, и не подозревал; а в этом дурацком справочнике нет списка окончаний.

Ужин в столовой колледжа был в семь часов. Поэтому, лучше было не опаздывать; по крайней мере, там его ждали коллеги, которые, также как и они с Бинксом, играли в гольф в послеобеденное время, и те фразы, которыми они обменивались сидя за столом, имели отношение только к гольфу. Я постараюсь обо всем рассказать по порядку.

После ужина, я думаю, час, а может быть и больше, они провели там, что у нас принято называть комнатой отдыха. Позже, ближе к вечеру, Вилльямс и несколько его приятелей ушли к нему в его квартиру, там, я вам могу сказать без всяких сомнений, они играли в вист и курили табак. Во время передышки Вилльямс, как бы не глядя, взял гравюру со стола и передал одному из своих приятелей, которого искусство не особенно интересовало, при этом рассказав, откуда она у него и другие подробности, которые уже нам известны.