Больные нападали друг на друга, как дикие звери и хладнокровные убийцыникогда не знаешь, у кого и что на уме. Опасных пациентов далеко не всегда обездвиживали, и на их этаже часто случались драки.
Саша сделала себя самой дикой из всех, самой гадкой.
Какие статьи? Какие репортажи, о чем ты говоришь? Все знают, что у нас творится, отмахивалась соседка Саши в третьем отделении, сама бывший врач. Фотографировали нас, видео снимали, мы и голодовки устраивали. Всем плевать! Мы же психи, чего с нас взять? В этой стране нет такой профессиилечить безумных, я тебе, как медик с образованием говорю. У нас исцеляют палочными ударами, голодом и тяжелым трудом, она лихо загибала пальцы. До сих пор отсталые верят, что так можно человека вылечить. Поэтому, девочка, если ты сюда зачем-то здоровой попала, значит, навсегда. Родственники к тебе приходят?
Нет
Ни разу? Ни отец, ни мать?
Нет.
Ну, понятно всё, протянула она со знанием дела и скорбной насмешкой. А друзья есть? Хотя она цокнула, качая головой, и от этого жеста, полного безнадежности, у Саши внутри скрутился тяжелый узел.
На другую ночь она проснулась от ругани санитаров. Третья соседка по палате перегрызла себе вены. Неудачно. Врачи выбили ей часть зубов, насколько было ясно по характерному треску, когда девушку стукнули челюстью о стену. Саша помнила, как досталось и ей, едва она бросилась выручать несчастную. Ей «повезло», ее просто скрутили и напичкали снотворным, так что сутки она валялась в тяжелом забытьимучительном и болезненном.
Призраки прожитых месяцев в этой больнице заставляли ее сжиматься, словно кобру, готовую каждую секунду выпустить из недр души стихийную злобу.
Потом у нее стали появляться мысли о семье.
«Я вернусь, пообещала себе Саша. Обниму маму и скажу ей спасибо за то, что она ждала меня. Может, Святослав в бога даже поверит на радостях. Отец вернётся из рейса, и я вновь услышу, как за столом он рассказывает истории о пассажирах и странах, где ему довелось побывать. А потом жизнь пойдёт дальше, вот только Только я изменилась. Я видела, что находится по ту сторону непроницаемого барьера, отделяющего мою жизнь от жизни отверженных. Я стала одной из них. Я знаю теперь слишком много, и эти воспоминания ничем не вытравить из головы. И я боюсь. Я постоянно боюсь людей. Я сижу в ванной и боюсь соседей за стеной, боюсь Кристиана и саму себя. Хотя больше всегобоюсь нормальных людей, которые кажутся безобидными. Но именно нормальные люди работали в той больнице. Нормальные медсестры и дворники. Этот страх никуда не деть. Как я буду учиться? Как я смогу работать? Я не смогу из комнаты выходить, если вернусь в их чистую, прекрасную жизнь. И что они будут со мной делать? Лечить, ухаживать Я стану им обузой, как инвалид».
Она посмотрела на воду под ногами, обняла себя руками, закрыла глаза, вжимая голову в плечи, изо всех сил впитывая тишину: «Еще несколько минут одиночества и покоя».
Саша не смогла вымыть волосы из-за фиксирующего воротника. Чтобы снять рубашку, ей пришлось ее порвать, но она сделала это с большим наслаждением.
От одежды Кристиана пахло его духами. Подобным ароматом обладает ухаживающий за собой, благовоспитанный человек. Этот запах не шел откровенному безумию детективатак она подумала.
Саша вышла из ванной с сожалением. Она скрестила руки и ссутулилась, чтобы сквозь тонкую ткань не выделялась небольшая грудь.
В комнате пахло кофе и блинчиками, слышался торопливый звук нажимаемых клавиш. Невозможно чуждая атмосфера пугала её.
Девушка настороженно заглянула в кухню. Кристиан что-то печатал. Бросив на нее пустой взгляд, он отметил:
Пока сойдет, имея в виду ее одежду. Садись за компьютер.
«Точно. Какой-то дурацкий экзамен»
Она, беспокойно оглядываясь, спросила:
Зачем?
Скоро поймёшь, с этими словами он повернулся и продолжил жарить блинчики.
Саша неуверенно подвинула к себе ноутбук. Весь монитор занимала фотография с места преступления. Не оборачиваясь, Кристиан сказал:
Можешь размышлять вслух.
Саша в силу своего опыта и фантазии ожидала чего угодно, но только не фотографий с места преступления. В первые секунды она не знала, что думать.
Ты консультируешь полицию? Как Шерлок?
Я консультирую своего друга. Из полиции нанимает меня только он и его знакомые. У нас не принято в органах обращаться к частным детективам.
Она устало потерла свой лоб.
Ты же сказал, что не ловишь преступников
Не ловлю. Смотри на фото и рассуждай вслух.
Она молча смотрела перед собой. «Это всё, что тебе нужно от меня, ненормальный?»
Неприятно смотреть? спокойно спросил Кристиан, заметив неподвижность своей гостьи.
И не такое видела, отрезала Саша холодно и добавила: Сколько у меня времени на твой экзамен?
Не скажу, он поставил на стол кружку с кофе. Затем расположился перед Сашей, опираясь на подоконник и стал ненавязчиво наблюдать. Девушка в который раз ощутила себя предметом неодушевленным под этим бесстрастным вниманием.
«Ладно. Если я хочу втереться в доверие, придется играть».
Она смотрела на фото и слышала вопль.
Чувствовать чужую боль, желания, эмоции, находясь среди безумных, стало ее ежедневной пыткой, и ничего хорошего она от повышенной эмпатии никогда не видела. Нередко вся лишняя информация сливалась в сознании Саши в крик. И теперь он появился при взгляде на фото, врезался в уши несмолкаемым звоном, заглушил само время, впился иголками в сердце, вызывая отчаяние.
Раньше она редко занималась убийствами, только случаями мошенничества. Ее знания были беспорядочны и бессистемны, несмотря на пройденные ею курсы. Узнав что-то, она упрямо действовала так, как привыкла, встраивая полученную информацию в свой личный алгоритм.
Саша смотрела на фото глазами убийцы, внимательно оценивая элементы обстановки и характер преступления. Так, глядя на пол, она слышала шаги. Глядя на следы издевательства, чувствовала в собственных ладонях чужую жизнь и мысли.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем Саша повернулась к Кристиану:
Думаю, я поняла его. Я словно сейчас разговаривала с убийцей.
Я слушаю, спокойно произнес он, не сводя с нее оценивающего взгляда.
Саша чувствовала, как мысли разбегаются, и она говорит на выдохе, нервничает, твердит почти наугад. «Мне надо сдать экзамен чтобы он, возможно, вывел меня на улицу. Потом я придумаю что-нибудь. Не станет же он скручивать меня на людях»
Ей стало страшно, но тон её голоса звучал небрежно, уверенно.
Убийцамужчина. Он очень умело мстит за погибшую мать, сестру, девушку, знакомую но его хладнокровность как-то не вяжется с очень горячим характером убийства. Переоделся ночной бабочкой, не побоялся засветиться на камерах, она нервно добавила: Я не знаю, как много мне следует сообщать Некоторая информациячистые эмоции
Кристиан медленно отошел от окна. Что-то изменилось в его лицевозможно, взгляд сделался острее, и Саше стало совсем не по себе.
Продолжай.
У него прямая осанка, которую получилось плохо замаскировать даже на каблуках. Это не балетная или танцевальная осанка и не осанка пловца, онвоенный. Он брюнетлюди часто выбирают парики противоположного цвета своему натуральному оттенку волос. В его сообщении фраза «никогда не подниму руку». Так говорят мужчины. Женщина бы сказала «не трону» или «не убью». Поднять рукучисто мужское выражение, Саша не смотрела на Кристиана из инстинктивного страха увидеть на его лице презрение и насмешку.
Всегда опираешься на такие ненадежные факторы, как эмоции и речевые обороты? Это рискованно, равнодушно произнес Кристиан. И непрофессионально. Что ещё?
Он очень не хочет больше никого убиватьоб этом говорят слёзы. Он взял маркер, приблизился к живому человеку, которого мучил, и зафиксировал слёзы на его лице. Ему было важно это подчеркнутьмомент раскаяния. Но мне почему-то кажется, что, пусть и нескоро, но он убьет вновь.
Почему? Каков критерий?
Я не знаю, она ссутулилась еще сильнее. Просто чувствую.
А может он, нарисовав контуры слёз, хотел подчеркнуть боль другого, которой наслаждался?
Нет, категорично ответила Саша, позабыв о неуверенности. Если бы он наслаждался болью другого человека, плевать ему было бы на маркер. Он бы получал кайф в процессе от зверств. И, может, фотографировал бы для себя лично. Слёзыэто в данном случае сантименты, на которых сделан жирный акцент. Он сочувствовал убийце. Он убивал так, как убивает нормальный, но доведённый до отчаяния человек. Сам характер убийствасложно спланированный, зрелищный, полный символизмаговорит о том, что он потратил немало времени на подготовку, Саша приблизила лицо к монитору. Ему будто совершенно нечего терять. Словно в жизни его ничего не было, кроме подготовки к этому убийству. Не важно, кто окружал его и как он жил, все мысли его занимало это преступление. И ничего больше.
И как он повёл себя после убийства? спросил Кристиан, продолжая смотреть на Сашу.
Некоторое время она не отвечала, предельно внимательно рассматривая фото.
Не оставил следов. Долгое время жил этим убийством. Нечего терять, бормотала она себе под нос. Оставил сообщение. У меня слишком мало информации
И всё-таки.
Он должен посетить того, за кого отомстил, ответила Саша.
Обязательно. Потом он должен покинуть город и отправиться туда, где ему будет спокойно.
Саша агрессивно сдвинула брови и поджала губы. Ее колючий взгляд коснулся лица детектива, скрупулезно его изучая. На сей раз она говорила без всякого страха.
Достаточно! Теперь расскажи больше о моих родственниках, продолжал Кристиан. Он не изменил ни лица, ни своей позы.
Саша вздохнула, повернулась к нему.
Судя по всему, тебя воспитывали, зная о твоём диагнозе, отнеслись к этому ответственно. Ты должен быть маньяком. Тут почти без вариантов. Но ты им не стал. В тебе есть невероятное умение контролировать себя, самодисциплина, аккуратность, ты работаешь с полицией. Ты много раз уже мог поиздеваться надо мной, и я видела, что тебе этого хотелось. Но ты сдерживался, и тебе даётся это непросто. Сам к такому ты прийти не смог бы, садисты не так устроены, а психопатия у тебя врождённая. Выходит, это влияние значимых взрослых. Вероятно, отец. Будь это мать, всё окончилось бы плачевно, потому что ты ненавидишь её. Предположу, что родители занимают должности, заставляющие их много общаться с людьми. Возможно, в плане наставничества или опекунствапрофессия врача, учителя или военного, она задумалась, цепким взглядом изучая лицо Кристиана. Ты думаешь, что в чем-то сильно провинился. Этоне совесть. И ты не коришь себя за психопатию. Ты действительно сделал нечто ужасное. Чтобы воспитать тебя таким, тебе требовалось уделять максимум времени. Младших родственников с такими ответственными родителями у тебя нет, хотя она нахмурилась. Нет, я ошиблась. У тебя вполне может быть кто-то именно младше тебя. Если тебя учили брать на себя ответственность за младших, то это тоже могло позитивно сказаться на твоём воспитании.
Кристиан поднял руку и пробормотал уже не холодно, а тихо:
На этом всё. Для посторонних официально тебя зовут Диана. Ты моя троюродная сестра, за которой меня попросили присмотреть, пока ты находишься проездом в Москве. Сейчас мы позавтракаем, а потом поедем в морг. В этот раз попытка побега будет стоит тебе сломанной руки и полугода жизни. Я люблю насилие над женщиной, если она сама меня о нём просит, и очень, он вздохнул, выделяя это слово, очень не хочу, чтобы ты вынуждала меня идти на подобные меры. Ты же понимаешь, что я на них пойду, верно? Или требуется доказательство?
Нет, я успела убедиться в том, насколько ты
Осторожно.
То, что я этого не произнесу вслух, ни разу не означает, что я не буду так думать.
Сколько хочешь. Но мы позже обговорим вопрос нашего устного общения.
Кристиан, она покачала головой, подняв плечи, я не думаю, что смогу общаться с кем-то.
Со мной ты общаешься.
Ты хорошо меня видишь? огрызнулась она.
Она права. Я не внимателен к её внешним проявлениям. Сейчас она сидит, вжав голову в плечи, руки её сильно дрожат, она дёргается всякий раз, когда я начинаю ходить и нервно оглядывается, когда я у неё за спиной.
Ян слова не смогу произнести толком. Буду запинаться, нести околесицу и трястись.
Понятно. Я дам тебе успокоительное. Разговаривать тебе не требуется вообще. Просто будь рядом и наблюдай.
Нам обязательно идти туда, где много людей? нервно спросила Саша.
Как ты выживала в больнице?
Подумав, она сказала:
Я пряталась за книгой, могла сильно уйти в себя. Но среди нормальных людей я буду выглядеть странно в голосе её начинала звенеть паника. Они поймут. Они увидят, что яненормальная, Саша стала нервно скрести ногтями ранку у своего подбородка.
Кристиан вздохнул:
Да, ты выглядишь не лучшим образом. Но успокоительное тебе поможет. Я дам тебе блокнот. На людей можешь не смотреть.
Саша дрожала:
Ты сам виноват. Если кто-то поймёт, что я ненормальная, не обвиняй меня в этом. Я около года не была среди людей. Вокруг меня всегда были психи. И теперь я знаю, что все нормальные людиэто жестокие мрази. Двуличные и злые. Каждый, без исключения, безумец под маской обыденности.
Даже твоя семья?
Саша, подумав, пробормотала:
Их я теперь тоже очень боюсь.
«Их взглядов. Их реакции на меня».
* * *
Наблюдая за ней, Кристиан заметил ее неуклюжесть, постоянную дрожь в руках. Саша страдала острой формой социофобии, и выглядело это временами жалко. В каждом движении ее тела просачивалось затаённое сомнение, даже если она просто брала при ком-то в руку столовый прибор. Она почти никогда не разжимала кулаков, если ладони ее были свободны. В отсутствии надобности лицемерия ее мимика приобретала расслабленность и неподвижность, взгляд выражал постоянный вопрос: «А я точно существую? Вы уверены? А я правильно существую? Никому не мешаю?»
По дороге в морг они заехали к парикмахеру. Псевдосестре Кристиана требовалось сменить прическу и хоть как-то привести себя в порядок.
Там отрезали ее длинные, тонкие и вечно спутанные волосы, сделав стрижку гораздо более аккуратной и строгой. Она преобразила внешность лишь в сторону неузнаваемости, но не красотыэто было бы невозможно с лицом Саши без использования качественной косметики. Седая прядь выглядела выкрашенной в серебристый цвет, словно бы дань моде.
Затем они заехали на рынок. Она боялась чистых, зеркальных поверхностей, глянцевого блеска пола и ослепительных люстр.
Торопясь уйти, Саша взяла себе свитер потеплее, шапку и кроссовки, даже не заметив, что они мужские. Это была не скромность, а бытовая расчетливость.
Она шла к машине за Кристианом и оглядывалась, понимая, что сбежать сейчас ей ничего не стоит. Ей хотелось сделать это, и угрозы Кристиана не слишком её останавливали. Но в голове ярко вспыхнуло воспоминание, показавшееся ей в ту секунду физически ощутимым. Воспоминание того, как она читала характер преступника с фотографии. Саша силилась понять, что именно тогда случилось с нейяркая вспышка озарила сознание, переключила крохотный рычаг в ее больном естестве, завела давно уснувший механизм
Саша стояла перед BMW и смотрела на окно машины, по которому стекали растаявшие снежинки. Возможно, больше случая сбежать не представится. Кристиан, не глядя на нее, что-то просматривал в своем телефоне. Он быстро набирал текстовое сообщение. Мелкий снег таял на его шее, неприкрытой шарфом, ветер нещадно трепал светлые волосы, аккуратно, но просто собранные в хвост. Рынок кричал и жил множеством запахов, голосов, и бытие всего и сразу обострилось кончиком копья, вонзившегося в грудь Саши непреложным намерением, осознаниемболее важным, чем вся ее жизнь на тот момент.
Она возненавидела Фишера и не считала необходимым с его стороны спрятать ее в клинику на десять месяцев. Он сказал ей: мне нужен солдат, а не работник. Требуется тот, кто положит жизнь на помощь Кристиануэтого она делать не собиралась.
Ты узнал, почему Марина покончила с собой, прыгнув с моста? спросила Саша. В простом вопросе крылся подвох, но Фишер не умел ощущать такие вещи, он ответил, не глядя на девушку и не считая нужным врать: