В это раннее утро, как и всегда на Священной дорогеулице, на которой в одном из государственных домов жил Тиберий, бродили взад и вперёд пролетарии, ожидая появления богатых граждан. Увидев полководца, идущего с небольшой группой слуг и клиентов, один из пролетариев рванулся к нему навстречу, схватил его за руку и торопливо сказал:
Тиберий, вчера над твоим домом кружил орёл.
Полководец оживлённо притянул к себе грязного пролетария.
Где же он сел?
Он полетел на Палатинский холм. Люди говорят, что он сел на дворец Августа.
Тиберий чуть повернул голову лицом назад и сказал слугам:
Дайте ему стонет, пятьдесят довольно и двадцати сестерциев
Солнце уже поднималось над горизонтом. Его красные лучи упали на крыши домов.
Тиберий бегом поднялся по крутой дороге на Палатиский холм, на котором находилась крепость, построенная Ромулом, и где в этот утренний час лишь кое-где виднелись группы зевающих преторианцев. Быстро проходя мимо колонн храма Юпитера Благого и Великого, Тиберий ещё раз решил испытать свою судьбу. Он вбежал под высокие своды храма и, наполняя огромный зал грохотом своих шагов, устремился к жертвеннику. Там несколько жрецов разделывали на части крупного быка. Жрец-гадальщик, стоя перед столом, на котором лежали внутренности животного, в изумлении перебирал их, словно ища что-то. Он обернулся на шум шагов и, с трудом скрывая волнение, сказал:
Тиберий, ты пришёл первым. Значит, это несчастливое знамение для тебя.
Какое знамение?
У жертвенного быка не оказалось сердца!
Тиберий испуганно отшатнулся назад, но тут же, собрав свою волю в кулак, с презрением воскликнул:
У меня будет всё хорошо, если я того пожелаю! А в том, что у скотины нету сердца, ничего удивительного нет. На то она и скотина!
И он, оставив жреца-гарусника в полном изумлении, досадуя на себя, что заглянул в храм, бегом помчался во дворец Августа, к своей матери Ливии. В этот год Ливии исполнилось шестьдесят пять лет, но она ещё сохранила стройность фигуры и былую красоту лица. И была, как всегда энергична и деятельна. Проведя бессонную ночь за весёлой пирушкой в окружении придворных, она под утро решила развлечься игрой в кости.
Едва на пороге зала появился Тиберий, как тотчас Ливия почувствовала тревогу в душе и, сделав знак придворным: продолжать игру, неторопливым шагом вышла навстречу сыну. Он схватил её руку и прижал к своему лицу. Оно было мокрым от слёз. Ливия повела Тиберия за собой, приказав ему молчать.
Тиберий покорно шёл следом за ней. И чем больше он ощущал себя одиноким, окружённым врагами, тем больше у него пробуждалось чувства благодарности и нежности к своей властной матери, рядом с которой ему всегда было спокойно и беззаботно.
Когда они вошли в кабинет Ливии, Тиберий не выдержал и громко расплакался. Его огромное тело непрерывно сотрясалось от глухих рыданий.
Август не любит меня и хочет убить! Я устал от постоянного страха быть отравленным или зарезанным во сне продажным рабом. И это уже десятки лет!
После короткого разговора со своим сыном Ливия немедленно отправилась к Августу по узкому тайному коридорчику, что соединял комнаты супругов.
Август лежал на деревянном ложе, на спине, прикрывая левой рукой, сжатой в кулак, глаза, а правой он резко жестикулировал в такт своим быстрым словам, которые записывал его секретарь на вощёных табличках острым стилетом. При виде супруги, Август замолчал и нахмурился. Сейчас ему менее всего хотелось говорить с Ливией: отвращение к её сыну вызвало в душе Августа неприязнь и раздражение к Ливии, а желание навсегда погубить Тиберия, заставляло принцепса чувствовать вину перед женой, которую он искренне любил. И это чувство вины перед нею приводило Августа в ярость! Он отвернулся от Ливии и в сильнейшей досаде на её внезапное появление, дрыгая ногами, пробурчал:
Знаюзнаю зачем ты пришла.
Ливия с нежной улыбкой, оглядев тощенького мужа, который смешно, по-детски сучил ногами, похлопала в ладоши.
Мне очень приятно, что мой любимый супруг знает мои мысли. Значит, ты согласен?
Август, гремя костями на деревянном ложе, стремительно лёг на другой бок и вперил в жену пронзительный взгляд.
С чем это я согласен?
Ливия с чувственной грацией юной женщины подойдя к супругу, осторожным и мягким жестом поправила подушку под головой принцепса. Потом, легко касаясь пальцами, разгладила на его лице насупленные брови и заботливым движением рук одёрнула на Августе тунику. Он, уже досадуя на своё раздражение, виновато буркнул:
Ливия, ты же знаешь, как мне приятно твоё присутствие рядом. Но сегодня я очень занятВпрочем, ты хотела что-то сказать?
Я уже сомневаюсь: угодно ли будет любимому супругу узнать об этом
Сядь на моё ложедай руки. А теперь, если ты хочешь вновь говорить о Тиберии, то я согласен
Нет-нет, я о другом. Ко мне только что обратились две юные гречанки благородного звания, искусные в любви, чтобы я представила их Цезарю и она многозначительно улыбнулась принцепсу.
Тот откинулся на подушку и оглушительно расхохотался, сильно стуча ладонями по ложу.
Нет, Ливия, нет! Я давно заболел целомудрием! И боюсь, что эта болезнь привязалась ко мне навсегда! Он схватил её за руки и со слезами благодарности на глазах воскликнул: О, прекрасная моя супруга, как я счастлив, что боги подарили мне тебя!
Август начал целовать её изящные пальцы, она же, склонившись к нему, тихо прошептала:
Я знаю: ты написал новое завещание.
Август со вздохом огорчения отвернулся от неё и пробормотал:
Ливия, ты была бы прекрасней в тысячу раз, если бы не вмешивалась в мои государственные дела.
Прости меня, Цезарь. Я ухожу.
Да нет же, Ливия. Сядь рядом. Я для тебя не Цезарь, а друг.
Август коротким движением руки отпустил секретаря, вскочил с ложа, начал быстро ходить по комнате, вдруг он остановился напротив супруги.
Откуда тебе известно про завещание?
Но тут же, не слушая Ливию, он махнул рукой, словно желая сказать: «Мне всё равно», забегал вновь по комнате. Ливия, сидя на ложе в покорной позе и кротко глядя на взволнованного Августа, напряжённо ждала его ответа. Наконец он сказал:
Я не изменю завещание.
Но ты мог бы на деньдва воздержаться от его объявления перед Правительством.
Зачем?
Я ещё не нагляделась на твоего сына Тиберия.
Август посмотрел на песочные часы. Оставалось тридцать минут до заседания Правительства, которое Август назначил в храме Юпитера Благого. Потом он сильно хлопнул в ладоши. Вошёл секретарь.
Как только Гортензий Флакк появится в Правительстве, то пускай мои ликторы немедленно окружат его и не позволят ему что-либо говорить или делать. Иди.
Август подошёл к Ливии, взял её за руку.
Передай сыну, чтобы он шёл в храм Юпитера не по улицам крепости, а по подземному переходу. Я знаю, что против него существует составленный заговор. Тиберия могут убить в любое время.
Озабоченно морщась, он проводил супругу до коридора, а потом вновь хлопнул в ладоши. И едва секретарь появился в комнате, который, зная всё, и не думал выполнять приказ Августа, приказал:
Префекта претория ко мне. Бегом!
Тиберий с факелом в руке торопливо спустился по осклизлым каменным ступеням в прохладное подземелье, которое он хорошо знал. И теперь, едва ли не бегом помчался по широкому коридору, считая повороты и ответвления ходов, взволнованный от предстоявшей встречи с Правительством.
Впереди звякнул металл. Полководец замедлил шаги, прислушался, но звук не повторился. И Тиберий, осторожно переводя дыхание и поглядывая в боковые коридоры, заспешил дальше. Едва он выскочил на подземную площадь, как увидел в свете факела стоявших полукругом преторианцев с обнажёнными мечами. За его спиной загрохотали шаги многих людей. Он обернулся. Преторианцы молча замкнули круг. Центурион с факелом вышел вперёд. Тиберий, с горечью говоря: «Отец, отец, ты всё-таки убил меня» отбросил свой факел и выхватил из-под тоги два меча. Приготовился к последней своей битве.
Преторианцы робели, зная Тиберия, как одного из сильнейших фехтовальщиков республики и человека безумной отваги.
Тиберий яростно скользнул взглядом по подступающим к нему гвардейцам и поднял мечи.
Нет же! Я не позволю вам зарезать меня, как последнюю крысу в этой норе. Не позволю!
Он резким движением ноги затушил горевший на полу свой факел. А потом с рёвом дикого зверя метнулся к центуриону, пронзил его мечом, выбил из его руки второй факел и, схватив слабеющее тело преторианца за ноги, в полной темноте, размахнулся им, как палицей, ударил по стене солдат. И тут же бросился вперёд, нанося вокруг мечами молниеносные удары, давя врагов туловищем, ногами. Он, как смерч прошёл через толпу, чувствуя холод преторианских мечей, что били ему в грудь, в спину, со всех сторон. Залитый кровью с головы до ног, рычащий, как зверь, полководец разорвал плотный круг врагов и помчался по коридору.
Когда он выскочил из подземелья в храм Юпитера и увидел рядом у входа нетерпеливо ждущих сенаторов, которые при виде Тиберия не смогли скрыть разочарованных лиц и жестов, он задрожал: все против него! «А разве раньше было иначе?» подумал он, с трудом сдерживая хриплое дыхание и неловким движением пряча мечи под тогу.
Навстречу Тиберию вышел Август, схватил его за руки.
Милый Тиберий, скажи: кто пытался убить тебя?
Не знаю, отец. Они напали на меня в полной темноте.
Но ты хоть догадался, кто это был?
Нет, отец.
Август закусил губу и сделал кому-то знак рукой.
Дайте моему сыну тогу.
Когда Тиберий переоделся и вступил в зал, где на длинных скамьях восседали сенаторы, а на сцене находились ещё две «ветви» Правительства, то по рядам сенаторов прокатился разочарованный вздох и прозвучал громко голос:
Он ещё жив. И это как всегда странно.
Гортензий Флакк сидел в первом ряду и нервным движением руки постукивал свитком пергамента по ладони. Тиберий приветственно поднял руку в направлении Гортензия и, подойдя к нему, громовым голосом сказал:
Прости меня, Гортензий. Я всю ночь ругал себя за вчерашнюю грубость. Прости.
После этого полководец ушёл в конец зала, сел на последнюю скамью, хотя был народным трибуном и должен был находиться на сцене, замер, глядя прямо перед собой.
Август медленно взошёл на сцену, где находились две «ветви» власти: цензор и два консула. Он был смущён.
Все уже знали, что принцепс написал новое завещание и что оно сейчас находится в руках Гортензия. В зале раздались нетерпеливые крики:
Цезарь, прикажи Гортензию прочитать твоё новое завещание или ты уже передумал!?
Цезарь, тебе ли быть нерешительным?
Август поднялся из-за стола и глубоко вздохнул. В зале наступила тишина. И в этой тишине все услышали далёкий топот скакавших коней, крики и звон оружия. Весь этот шум быстро приближался к храму Юпитера.
Принцепс нахмурился и сурово глянул в сторону входа. Преторианцы, послушные молчаливому приказу, выскочили на улицу крепости. Но шум нарастал. И вот уже крики и стоны раздались в храме. Все четыре «ветви» Правительства вскочили на ноги и обратили тревожные взгляды на вход. В зал вбежали растерянные преторианцы, держа под руки покрытого пылью и грязью с головы до ног, Понтия Пилата.
Военный трибун шагнул вперёд и, найдя взглядом Августа, хрипло сказал:
Цезарь, и вы, консулы, цензор, народный трибун, отцы-сенаторы, слушайте: батавы разгромили все три легиона Квинктилия Вара. Мне удалось спасти пятьсот человек
Ужас охватил всех, кто присутствовал в храме Юпитера. В римскую республику входили десятки царств, сотни различных народов, покорность которых хранили десять легионов. Но в случае бунта или поражения римских легионов в какой-либо провинции слухи об этом разбежались бы по окраинам республики. Слухи неверные, преувеличенные убеждали бы народы мира в слабости Рима, заставляли бы их браться за оружие. И чем длиннее становилась граница республики, тем больше требовалось легионов и тем больше римляне боялись своей армии, а так же провинций, которые всегда могли поглотить легионы и наслать на Рим орды варваров. Но особый страх у граждан Рима вызывали победы непокорных воинственных германских племён, которые из года в год переходили пограничный Рейн и нападали на города Западной Германии. Эти мощные быстрые рейды варваров, словно испытывали на прочность силу римского оружия, хотя, в конечном счёте, они всегда терпели пораженья. Но именно из их страны, с Востока, пришли 400 лет назад кельты, которые легко уничтожили все легионы римлян и заполнили собой весь италийский полуостров. И не есть ли это разгром легионов Квинктилия Вара предвестником нашествия новых многомиллионных, неведомых народов Востока? И не восстанут ли провинции, узнав о победном движении северных народов?
Государственные мужи сразу поняли силу того хаоса в денежном обращении, в подвозе сырья, продуктов питания, что мог захлестнуть италийский полуостров, который давно и полностью зависел от провинций. Это была горькая истина оборотной стороны блестящих побед римского оружия.
Кое-кто из сенаторов в ужасе перед нашествием варваров, мысленно видя их уже вблизи города, закричали, что нужно немедленно вооружить народ, рабов. Другие, испуская вопли, помчались вниз из храма, чтобы собрать свои семьи и отправиться в тихие южные провинции и там отсидеться. Однако основная масса мужей склонялась к мысли, что необходимо призвать распущенных ветеранов, сформировать из них 10 15 легионов и как можно быстрей направить их на Север.
В момент этих криков и стонов Август, чувствуя сильное стеснение в груди и слабость в ногах, приказал своим ликторам поддержать себя. А потом, собрав силы и стараясь выглядеть спокойным, властным голосом заставил всех замолчать. И в полной тишине приказал ввести в город преторианцев для предотвращения беспорядков. Дал указания консулам текущего года сексту Помпею и Сексту Апулею послать тайный приказ наместникам провинций о приведении всех легионов в боевую готовность, а так же начать набор новых легионов.
После этого усталый и разбитый Август в плотном окружении ликторов отправился во дворец к Ливии. И едва увидел жену, как тотчас кинулся к ней со словами:
Ливия, моя драгоценность, помни, как жили мы. И живи, и прощай.
Она подхватила его, уже падающего на пол с улыбкой на лице: ведь о такой внезапной и лёгкой смерти он мечтал все последние годы. Ливия отнесла принцепса на ложе. Рядом с нею были только ликторы и Тиберий. Все были потрясены неожиданной смертью Августа. Ливия наклонилась над ним и долго смотрела в его лицо. Он был для неё всегда любимым супругом. Слёзы застилали её глаза. Но вскоре она опомнилась и обратилась к ликторам:
Никто не должен знать, что Цезарь умер. Встаньте у дверей и никого не впускайте сюда. Говорите всем, что он заболел и вскоре поправится.
Ликторы с заплаканными лицами вышли в коридоры, а Ливия, дрожа от волнения, увела Тиберия в дальний конец комнаты и, словно боясь, что Август мог услышать их голоса, тихо сказала:
Ну вот, мой сын, сбылось предсказание: пришёл твой черёд занять место Цезаря.
Тиберий, не отрывая взгляда от Августа, который лежал на спине с улыбкой на лице, словно смеялся над ними, громко воскликнул:
Нет, Ливия, я не имею права даже помышлять об этом, когда есть более достойный, чем я!
Ты имеешь в виду Агриппу Постума?
Да.
Ливия с презрением посмотрела на сына и властно сказала:
Август умер и никогда не вернётся в этот мир.
А если боги оживят его
Прекрати! Нам нужно, как можно быстрей отправить Постума вслед за отцом.
Тиберий испуганно глянул в сторону Августа и замер в ожидании саркастического смеха принцепса. Ливия, меж тем, сжимая перед собой руки, начала торопливо ходить по комнате, а её слова звучали, как приказ:
Сенаторы пока растеряны, но пройдёт время, и они вспомнят о Постуме. Ты должен их опередить.
Но что я должен сделать?
Немедленно убить мальчишку!
Но как это сделать?
Пошли к нему того человека, которому ты веришь.
У меня нет такого человека.
А этот трибун, который прибыл из Германии
Понтий Пилат.
ДаОн мне показался туповатым служакой. Пошли его.
Тиберий помчался было к выходу, но Ливия остановила его нетерпеливым жестом руки.
С этой минуты постарайся быть среди сенаторов. И не играй пальцами! Это всех раздражает. Будь мягким, покладистым. Предложат властьне отказывайся, но и не принимай ей. Убеди всех, что ты не созрел для неё. Этим ты успокоишь врагов, которые будут ждать от тебя стремления к власти. Помни: за что был убит первый Цезарь и как умно правил твой отец Август.