Из магнитолы бренчал шансон, в наушниках мурлыкал Илья Лагутенко. Призывал утечьсквозь резиновый коврик папиной «мазды» на горячее дорожное полотно.
Мама поймала в зеркале Сашин взгляд и ободряюще улыбнулась. За весну и июнь мама похудела и выглядела старше своих сорока двух. Лицо осунулось, под глазами набрякли мешки.
«Я должна быть взрослой», сказала себе Саша. И улыбнулась в ответ, мол, ничего, переживем.
Главное, у них будет крыша над головой. Своя, не съемная жилплощадь. Больше не надо ютиться по общагам, просыпаться, смаргивая кошмары, в которых они с мамой бомжи, попрошайничают на вокзале. Мама крутит ручку шарманки, выдавливая заунывную мелодию, Саша пляшет, как обученная обезьянка
Подайте, Христа ради, червонец золотой.
У обочины стелились заросли розоватого качима, торчали кустики фиолетовых, припавших пылью гиацинтов. Над соцветиями порхали пестрые бабочки. Пощипывал травку на пригорке черный козленок.
«А вокруг ни людей, ни машин», вспомнилось из какой-то песни.
Папа насвистывал себе под нос, излишне бодро, фальшиво, от его напускного энтузиазма становилось еще тяжелее. Папа, напротив, помолодел, сбрил бороду, скинул лишний вес. Ему-то что, высадит их в поле, вышвырнет чемоданы из багажника, ну пока, доченька, пока, Танюшка. И помчит обратно в нормальную жизнь.
Ксеня прислала сообщение: «добрались?»
«Почти», самонадеянно напечатала она.
Скоро? спросила, вытаскивая наушник.
Вот-вот, солнышко.
Саша покосилась на времянку, утонувшую в сорняке.
Квартиру приобрели без ее участия: воспользовались моментом, шептал внутренний голос. Она дала своим громким внутренним голосам имена. Их было двое, советчиков, вечных спорщиков. Та, что «должна быть взрослой», самостоятельной, правильнойАлександра Вадимовна, пай-девочка, няша. И вторая, вопрошающая, почему Сашиным мнением никто не поинтересовался, Шура, с ударением на «а», как у беззубого певца из девяностых.
На больничном Саша прочла «Доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, и роман привел ее в восторг. Она обожала мрачные истории: По, Уайльда, Шелли
В мае Саше вырезали аппендикс, пока она валялась на койке, мама подписывала документы. Вчера папины друзья перевезли в новую квартиру мебель и вещи. Саша ехала на готовенькое. Другого выбора не было.
«За те деньги, сказала Александра Вадимовна, поправляя условное пенсне, мы не купили бы и собачью будку в центре».
Но универ, но Ксеня, но школьные подружки
А давайте по мороженому! предложил папа.
С удовольствием, опередила ее мама.
«Как обычно».
«Мазда» припарковалась у прилепившейся к трассе закусочной. Островок посреди зеленого океана, выцветшая надпись «Водопой». Под красными зонтами с рекламой пиваколченогие пластиковые столы. Летняя площадка отделена низкой каменной оградой и подперта вязами.
Саша выбралась из салона. Под кедами захрустел гравий. Голые плечи обдал теплый ветерок, заиграл в коротких каштановых волосах. Она повертелась, надеясь увидеть егосвой дом. За косматым, в васильках и нивянике, холмом возвышались девятиэтажки. Кучка панельных зданий на выселках.
Не так и далеко, сказал папа, кивая в сторону микрорайона.
Пятьдесят минут от Ксени, вздрогнула Саша. А от университета сколько? Час двадцать? Полтора часа?
«Мумий Тролль» пел о девочке, которую предали, да еще и тарелкой кинули напоследок.
Стрелки часов подползали к двенадцати, и жара стояла невыносимая.
Ты какое будешь? спросила мама.
Я не голодная.
Всем по фисташковому! вклинился папа. И без никаких!
Родители пошли к закусочной, а Саша села за столик. Солнцезащитные очки, крепящиеся дужкой к вороту ее топика, отбрасывали яркие блики. Зайчики метались по площадке, словно паниковали: куда их привезли? Где кинотеатры, «МакДак», где суши-бары и караоке?
Отчаянно захотелось курить, и она уставилась в банку из-под какао, полную окурков.
Череда несчастий, свалившаяся на них с мамой осенью, черной полосой протянулась в этот год. Выбила почву из-под ног, выкинула с насиженных мест.
Смерть дяди Альберта и бабушки Зои, появление гнусной пучеглазой ведьмы, которая отобрала у них дом.
От мысли о мерзкой тетке засосало под ложечкой. Она вообразила, как сейчас хозяйничают в ее спальне толстогубые близнецы, чертова родня дяди Альберта, не имевшая никаких прав на их недвижимость.
«Гады», пробормотала она.
Защебетали птицы в кронах, беспечные, равнодушные к горю семнадцатилетней девушки.
Судьбе было мало смертей и позорного выселения, мало истрепанных нервов. Бог заглянул за ширму раздевалки и хмыкнул: «Ты чем занимаешься, Алексина? Выбираешь наряд на последний звонок? Так вот тебе операция вместо звонка, вот тебе больничная пижама вместо платья и ленты».
Чудо, что она вообще поступила в вуз с такой удачей
По шоссе прокатил грузовик. Вышли из закусочной родители, папа подал маме руку. Пародия на семью. Словно все хорошо, словно они не развелись семь лет назад. Словно папу не ждет дома другая жена, другая дочь
А ихне ждет вшивая комнатушка на задворках. Единственное, что они заслужили.
Родители сели напротив, папа закурил, сбивая пепел в банку.
Как они могут так запросто общаться после расставания? Помогать с переездом, созваниваться?
Саша представила, что через семь лет она будет как ни в чем не бывало болтать с Лешей, своим бывшим парнем.
У вас тут зоопарк рядышком, сказал папа.
«Ага, Ксеня обзавидуется», выразила скепсис Шура.
И электрички ходят.
Вышла блондинка с симпатичным загорелым лицом. На подносетри креманки, щедрые зеленоватые шары присыпаны шоколадной стружкой. Она поставила поднос на свободный стул, протерла столик клиентов.
Папа исподтишка рассматривал внушительные груди официантки, качающиеся под льняной рубашкой.
Блондинка распределила десерт между посетителями, подмигнула Саше:
Лучшее мороженое в городе. Мигом поднимает настроение.
А это еще город? не сдержалась девушка.
Мама посмотрела на нее осуждающе.
А как же, не уловила подвох официантка. Когда-то он здесь начинался.
Вокруг столиков, вязов, вокруг папы и мамы простиралась июльская степь. И лишь скопище домов за холмом походило на что-то вроде города, его филиала.
Водопойтак раньше весь наш район назывался. А до этого, в семнадцатом веке, поселение. Тут речка была, Змийка, сейчас она севернее течет
Саша ковырнула ложкой свой шарик. В одном ухе напевал, тщетно успокаивал Лагутенко.
А в зоопарке львы есть? спросила мама. Не для себя, для приунывшей дочери.
Нет, усмехнулась официантка. Это не зоопарк, а такферма. Но там парочка волков имеется. И лошадки. Любишь лошадок, милая?
Кто же их не любит.
Пойдем кататься, сказала мама.
Мама работала медсестрой и все выходные спала как убитая. Вытащить ее куда-то было практически невозможно.
Но Саша помнила и светлые времена, когда они с мамой и дядей Альбертом навещали парк, кормили уток, плавали на катамаранах
Ну, папа поднял креманку, как фужер вина, за ваше новоселье.
Они чокнулись.
«Две комнаты, подумала Саша, облизывая сладкую и холодную ложку. Не так и плохо».
Мороженое действительно улучшило настроение. Они доели свои порции, запили минералкой.
Официантка вышла на парковку и помахала дружной семейке Алексиных.
Трасса огибала холм, теперь пригнувшаяся Саша видела весь микрорайон, компактный степной оазис. Дома были совсем новенькие, не те трущобы, которые рисовало ее разгулявшееся воображение. Кремовые фасады, сверкающие на солнышке окна, грибница спутниковых антенн.
Микрорайон Речной, сказала мама.
Высотки напоминали дома из кукольного мультфильма про Барби, который Саша смотрела в детстве. Аккуратные, комфортабельные.
«А ты боялась», выдохнула она.
Да, придется просыпаться пораньше, чтобы добираться на пары, но до лекций полтора месяца.
Собственная квартираони же мечтали об этом с тех пор, как Гильдеревы выперли их из дома дяди Альберта
Район отсекала от трассы мелкая речушка, заросшая рогозом и осокой. Серебристый шнурок воды едва просматривался за джунглями. В воздухе клубились тучи мошкары.
Купим средство от комаров, сказала мама.
Отец, уже изучивший местность, свернул к короткому автомобильному мостку, чьи толстые, как отекшие старушечьи ноги, опоры вонзались в мелководье. Течение было вялым, рекаЗмийказаболоченной.
«Мазда» съехала на щебневку, пошла зигзагами.
Проплыли гаражи, какая-то башенка из рыжего кирпичика, свежеокрашенные турники. По футбольному полю гоняла, упиваясь каникулами, пацанва.
ВысоткиСаша насчитала восемь штукобразовывали кольцо с заведениями первой необходимости на нижних этажах. Продуктовый магазин, парикмахерская, аптека.
Мама перечисляла вслух:
Банкомат, а вон ксерокс, а вон даже кулинария.
Да, здесь не было суши-баров и IMAX-кинотеатров, но не было и размалеванных ругательствами стен, сараев из фанеры и зловонных подворотен. Жильцы расщедрились, обустроили детскую площадку с веревочным городком и горками. Покачивался на ветру батут в виде пиратского корабля, чьи мачты доставали до верхушек каштанов.
«Выкусила?» это Александра Вадимовна приструнила пессимистку Шуру.
«Мы можем быть счастливыми здесь, подумала Саша. Наконец-то».
И сказала, оборачиваясь:
Па, ты въезд пропустил.
Нам чуть дальше, ответил папа.
Автомобиль миновал колечко чистеньких высоток и уходил от района в степь.
«Куда дальше?» напряглась Саша.
Справа расплескалась огромная лужа, залитый водой луг, как рисовые поля в документалках про Японию.
Девятиэтажки Барби мигнули солнечными зайчиками, прощаясь.
«Куда дальше-то?»
Ветви шиповника зашуршали по борту машины. «Мазда» подпрыгнула на ухабе. Саша прильнула к стеклу.
Мама
Сейчас, солнышко
Кусты расступились.
«Что ты там вякнула?» хмуро спросила Шура.
Сашин рот непроизвольно распахнулся.
Она увидела дом.
2Снаружи
Он стоял в поле, красно-бурое пятно на фоне безмятежно-голубого неба. Громоздкий, трехэтажный, с кирпичным нутром под осыпавшейся и утратившей первоначальный цвет штукатуркой. Двенадцать окон квартир были утоплены в нишах и обрамлены рельефным орнаментом. Фасад вертикально разрубал выпуклый ризалит с высокой крикливо-фиолетовой дверью в неглубоком портале и двумя подъездными оконцами. Все окна, кроме фонаря под двускатной крышей, были узкими и высокими.
По простенкам между вторым и третьим этажами тянулся причудливый орнаментальный пояс: погрызенные временем и непогодой гипсовые фрукты и ягоды. Гроздь винограда, что-то вроде арбуза или тыквы. Венчали дом рожки дымоходов, а из его торцов выдвигалось по паре балкончиков с металлическими ограждениями.
Саша завороженно разглядывала массивные наличники, лепнину, фруктовое декорирование. Старое здание больше походило на музейзапущенный и провинциальный, чем на жилой дом. Но, справившись с удивлением, она различила новые детали: сушащиеся на верхнем балконе спортивные штаны, телевизионные антенны, трансформаторную будку
Слева двое детишек, мальчик и девочка, ползали на коленках по земле.
«Вот почему квартира обошлась нам так дешево. Это же хреновые декорации из фильма про чекистов».
На первом этаже шевельнулись занавески, какой-то старик оглядел гостей и скрылся в недрах комнаты.
Саша поняла, что мама смотрит на нее. С надеждой, мольбой и опаской.
Здорово, да?
Ни Саша, ни ее противоречивые внутренние голоса пока не определились, здорово этодом в полеили не очень.
Господи, сколько ему лет?
Дореволюционная постройка, сказал папа. Он клацал телефоном, вероятно, переписывался с женой.
И какого черта его здесь построили?
Саша обвела взором пустырь и болотце, до которого было рукой подать.
Не чертыхайся, пожурила мама.
В их городе с четырехвековой историей было предостаточно памятников архитектуры, помещичьих домин, бараков. Она никогда не думала, что придется поселиться в одном из этих музейных экспонатов.
«Есть шанс, что его скоро демонтируют», сказала Шура.
А мы закупили ведра для колодезной воды? Чугунку, свечи?
Газ, вода, все в комплекте. А завтра нам установят модем.
Ну же, хлопнул в ладоши папа, исследуем территорию!
Они вышли из машины. Ветер приглаживал некошеную траву. Дети не обращали никакого внимания на новоприбывших, а вот смешная, словно сшитая из разных клочков шерсти кошка перестала лизать лапу и повернула к ним треугольную мордочку. Изумрудные глаза источали любопытство.
До остановки пятнадцать минут пешком, сказала мама, до станцииминут двадцать через микрорайон.
Тут где-то минеральный источник был, задумчиво проговорил отец. И даже яхт-клуб.
Саша вообразила кораблик, пробирающийся заиленным руслом Змийки.
А здесь, наверное, жили отдыхающие.
Саша заставила себя думать об общежитиях, по которым они с мамой скитались.
На рельефном фасаде висела табличка: «Первомайская, д. 1». Газон окаймляла бордюрная лента, приветливо кивали бутонами тюльпаны, вился к подоконникам плющ. Две массивные лавочки вызвали ассоциации с каменными львами, застывшими у входа во дворец.
Мама приобняла Сашу за талию:
Угадай, где наша квартира?
«В городе», подумала Саша, и глаза защипало.
Она молча указала на второй этаж.
В точку!
Тропка вилась от подъезда к кустам, к красивым и нарядным высоткам. Их окна переливались в оправе стеклопакетов, дразнили.
Что скажет Ксеня? Что сказал бы Леша?
Папа вытаскивал из багажника пакеты, мама покусывала ногти, смотрела на ризалит и полукруглые фронтоны, словно тщилась разглядеть в них свое будущее.
Саша побрела по двору, к южному его краю.
Доча
Пусть осмотрится, вмешался папа. А мы на скамейке посидим.
Пырей пружинил под кедами. Ветерок обдувал взмокший лоб.
«Ну зачем, ну зачем ты умер?» вопрошала она дядю Альберта.
За углом простиралось ничто. Пустота из двух половинок, зеленой и голубой.
На секунду показалось, что если она сейчас топнет ногой, то мир полетит в тартарары, долбаный д. 1 по Первомайской покатится, как перекати-поле. Обрушатся кремовые новостройки, степь сомнется, будто бумага, и все это ухнет в пропасть, где ему и место.
Проводки наушников щекотали шею, на глаза навернулась влага, но Саша похлопала ресницами и сильно сжала кулаки, не давая слезам пролиться.
Прищурилась на солнце, чтобы оно сожгло клокочущую в душе дрянь.
«Мы больше не бомжи», сказала Александра Вадимовна.
Рядом мяукнуло тоненько, звук доносился из крошечного оконца у самой земли. Зарешеченный квадрат и сырая мгла за ним.
Кис-кис-кис, позвала Саша, но мяуканье не повторилось.
Она поплелась обратно, загребая кедами траву.
И едва не ойкнула, когда навстречу кинулся растрепанный мальчонка. Не старше семи лет, в шортах и футболке. Коленки перепачканыэто он играл во дворе с подружкой-ровесницей.
Привет, улыбнулась Саша, которая обожала детей и мечтала, чтобы у мамы и дяди Альберта родился малыш. Братик или сестричка.
Поможешь нам? спросил мальчик, шмыгнув носом.
Попробую.
Он поманил ее во двор. Родители сидели у подъезда, огороженные сумками и пакетами. А под ржавым турником сидела девочка с такими же грязными и оцарапанными коленями, как у ее приятеля. Она встретила Сашу предельно серьезной гримасой и сказала вместо приветствия:
Стань там.
Саша послушно встала напротив детей. Взор упал на землю, на вырытую продолговатую ямку. Миниатюрную могилу. Улыбка завяла. По голым предплечьям побежали мурашки. На то, что это могила, красноречиво указывал крест из палочек от пломбира. Был и маленький веночек, сплетенные кукурузные рыльца. А над ямкой, торжественно воздев руку-ракету, стоял трансформер с забитыми землей деталями.
В памяти всплыли похороны дяди Альберта. Рыдающая мать, холодное кладбище, мрачная процессия. Саша несет алую бархатную подушечку с орденамиАльберт был добровольцем в Чернобыле, пожарным. Чернобыль его и убил. Он умер в пятьдесят два от рака щитовидной железы.
Саша знала дядю Альберта пять лет. И любила его, возможно, больше, чем папу. Папа появлялся на выходных, дядя Альберт всегда был с ними, поддержка и опора. Идеальный отчим с неидеальным здоровьем.