Вот тебе и с добрым утром! придя в себя, я сразу же ощупал голову, искренне удивляясь тому, что она не раскололась на части от сильного удара.
Похоже, моя черепная коробка привыкла к подобному обращению, если к ударам и падениям вообще можно привыкнуть. Нет, точно привыкла! Уже через минуту колокольный перезвон в ушах стих, кровавые пятна перестали выплясывать перед глазами и растворились в общей светлой серости. Вернулось чувство спокойствия и умиротворенности. Легко стало, ощущения такие, будто и вовсе ничего не случилось, будто я заснул на мгновение, а проснулся, если не окрепшим, то хотя бы живым
За надежными стенами казармы продолжала бесчинствовать стихия. Один за другим резкие порывы ветра обрушивались на дверь, вдавливая ее в пазы рамы. Скрипела старая древесина, противно трещали ржавые петли. Казалось, ветер решил проникнуть в мое жилище любой ценой и ничто его уже не остановит. Казалось, вся его мощь обрушилась на хиленькую деревянную преграду. Казалось, нет ему дела до всего мира, ему нужна лишь моя дверь. Только вряд ли это так. Наверняка подобное безобразие творится по всему побережью. Развлекается северный ветер, никто ему не указ.
Резкая перемена погоды способствовала развитию панических настроений. На удивление отчетливо представилось, как стихия набрасывается на мой плот. Я уже не представлял, я видел, как ветер, словно сказочный великан сбрасывает камень, удерживающий полотнище, как закручивается брезентовым смерчем тяжелая ткань и уносится мощным потоком в открытое море. Там она тонет, плавно погружается в пучину, ложится на дно. Исчезает она, а вместе с ней исчезает и все то, что может дать мне хоть призрачный шанс выжить в столь негостеприимной местности.
Вслед за первой (вполне разумной!) мыслью последовала вторая. Решительная. Понял янадо идти, надо собраться с духом и перенести плотик в казарму. Нельзя позволить ему затонуть. То, что осталось в его складках, мне обязательно пригодится, всему найдется применение. В первую очередь нужны припасы, но и ткань лишней не будет, к примеру, ее можно в качестве постели использовать, получится и матрац и одеяло. В самом же крайнем случае можно будет и палатку соорудить. Мало ли что, вдруг вернутся хозяева, выселят меня, скажут, иди друг, живи, как знаешь!
Забирать надо, вот только тяжеленный он
Глаза, которые уже немного привыкли к блеклому освещению, пользуясь слабым рассеянным светом, что проникал в щель между дверью и рамой, присмотрелись и разглядели небольшое колесико. Это было нечто новое, а новое всегда хороший стимул, чтобы подниматься да начинать что-нибудь делать, как минимум, пытаться думать.
Как ни старалось зрение, рукам веры было больше. Пальцы планомерно ощупали находку. Обнаружили еще одно колесо, перемычку их соединяющую. Посредине к ней крепилась труба. Длинная и слегка изогнутая она поднималась вверх, где переходила в ручку. К самой трубе приварены два полукольца, одно практически на уровне перемычки с колесами, второе несколько выше. Как не понять что этотележка! Увы, не садовый инвентарь, для других перевозок ее конструировали. Скорее всего, с ее помощью перевозили что-то тяжелое и цилиндрическое, к примеру, боеприпасы для тех же пусковых установок. Вряд ли это лучшее транспортное средство, чтобы возить грузы в условиях гористой местности, но попробовать стоило
Неважно для чего изначально предназначалась эта конструкция, важно то, что с ее помощью можно хотя бы попытаться забрать мои припасы. А что? Плот свернут в рулон, кое-как примотаю его к стойке, обвяжу веревками. Попробую! Притом сейчас же. Кстати, это отличная возможность испытать обновку. Надо же проверить одежду, в условиях, так сказать, Крайнего Севера
Двигаясь против ветра, сила которого постоянно возрастала, толкая упирающуюся тележку перед собой, я наклонялся все ниже и ниже. Шел, сопротивлялся, тешил себя надеждой на то, что обратный путь будет легче. Конечно, будет. Я развернусь, ветер подует в спину, помогая мне. К тому же потом, в конце путешествия, в качестве особого приза, я получу настоящий уют. Лягу, укутавшись в грубую ткань, растянусь у теплой печки. Согреюсь, отдохну.
Реалистично до невозможности представились веселые языки пламени, жар, идущий от раскаленного металла, в воздухе аппетитно запахло разогретой тушенкой. Настолько все по-домашнему, настолько от этой картины веяло уютом, что кажется, дорога стала ровнее, а ветер так тот и вовсе перестал ощущаться. Правда, так только казалось
Отлив. Озерцо, регулярно наполняемое морской водой заметно обмелело. Его края взялись коркой льда, достаточно прочной, чтобы ноги не проваливались в мерзкую жижу. Точно такая же корочка образовалась и на материале плота. Она добавила массы полотнищу, но все это мелочи, главное то, что он никуда не делся, не сдуло его, не смыло.
Я сразу же взялся за дело, благо природа способствовалав ложбинке ветер практически не ощущался, проносился он выше уровня окрестных сопок. Сбросил камень, как мог плотно свернул ткань в рулон, обмотал сверток веревками, найденными тут же неподалеку. Получился увесистый и довольно объемный цилиндр. Пришлось немало потрудиться, чтобы укрепить его на импровизированной тачке. Получилось. Мимоходом удалось сделать полезное открытиеэта конструкция на колесах отлично подходила для того, чтобы возить дрова! Надо просто отпилить от бревна кусок метра полтора, вложить полученную колоду в полукольца, зафиксировать и все, можно спокойно, при желании и вовсе припеваючи, катить добычу до моей казармы, а то и того дальше.
Самым сложным был первый подъем. Тележка упиралась, колесики противно скрипели, но я не сдавался, шаг за шагом поднимался по склону. Скоро ветер взялся мне помогать. Стоило пройти первую сотню метров, как он подхватил меня с тяжелой поклажей и буквально вынес на вершину холма с пусковыми установками. В блеклом свете условного дня удалось пополнить коллекцию сведений об окрестных земляхустановка была не одна. Севернее, всего в нескольких десятках метров виднелась точная ее копия. Такой же холм, такая же конструкция из труб просто зеркальное отражение, единственное отличиенаправляющие первой смотрели в бледное северное небо, а второйзасмотрелись куда-то вдаль, глядели на размытую линию туманного горизонта.
Памятуя, что схожесть часто бывает обманчивой, я уже почти решил осмотреть вторую установку, но тут целиком и полностью завладев моим вниманием, сквозь полутьму краткого зимнего заполярного дня, белый и острый, в глаза влетел луч. Сильный и яркий свет, будто звезда взорвалась неподалеку. Взорвалась, разгорелась и плавно погасла.
Вспышка ослепила меня. Пользуясь временной слепотой, из недр памяти всплыло недавнее воспоминание. Вспомнился маяк, тот, что я видел на краю мыса, или тот, что привиделся мне. Было, не было? Не знаю. Да и сейчас, был свет, или я его придумал? Непонятно, но разве можно что-либо с уверенностью утверждать в столь переменчивом мире!
Нечего тут думать да гадать, надо просто сходить и проверить! решительно прошептал я. Взглянул в сторону соседней пусковой установки и утвердительно кивнул своим мыслям. Все надо будет проверить, после, сейчас же бегом к теплу и уюту!
На удивление быстро тележка с поклажей докатилась до стен квадратного домика, обогнула его и остановилась у дверей приютившей меня старой казармы. Еще немного и видение непонятных звезд-маяков отошло на задний план, затмили его языки пламени, прикрытые решетчатой дверцей. Комнату наполнил удивительно домашний запах горящего дерева. Скоро к нему присоединился еще более приятный аромат мяса и специй.
Втаскивать плот в комнату я не стал. Занес в тамбур, затолкал в дальний угол, но прежде, чтобы подарить себе частичку комфорта, отрезал несколько длинных полос, которыми можно было застелить лежак и использовать в качестве одеяла. Быстренько перекусил, легко убедил себя в том, что уже вечер, завернулся в грубую ткань и попытался заснуть.
Удалось, но только частично. Подстегиваемые умиротворяющим треском огня, в сонное сознание пробрались то ли фантазии, то ли воспоминания, а то и вовсе иллюзии. Разные они, звуковые оптические. Я слышал громкую музыку, что играла где-то неподалеку. Базируясь на понятных звуках, воображение рисовало огромный зал, заполненный людьми. Виделись яркие вспышки цветных фонарей, они вырывали из темноты силуэты, живописно подсвечивали облака дыма. «Клуб живет своей жизнью» промелькнуло в засыпающем сознании. Что было причиной подобной мысли, я так и не понял.
Затмевая грохот музыки, в сознание прокрался тихий шорох. Я напрягся, изо всех сил стараясь открыть глаза. Они открылись, но не полностью, а чуть-чуть, еле-еле. Сквозь поволоку сна удалось разглядеть бесформенную фигуру. Таинственная незнакомка! Я узнал ее, это она навещала меня прошлой ночью. Да, точно она. Как и раньше, покачиваясь, она подошла ближе. Замерла. Звук ее шагов сменился шелестом ткани.
Затихла музыка, ее сменил приятный голос, скорее шепот. Еле различимое на фоне тепла и уюта прикосновение. Легкий укол, растекающееся по венам блаженство. Еще мгновение и комнату наполнили чудесные звуки, голос, удивительно нежный, удивительно чистый. Песня. Вот только слов не разобрать, казалось, это и не слова вовсе, это лишь шелест осенних листьев в засыпающем парке.
Глава четвертая
Разведка: любопытство и парализующий страх
Тихий шепот и приятные прикосновения скоро забылись. Причиной тому стала музыка. Вернулась она, громкая, оглушающая, сводящая с ума. Первым делом сонное сознание запротестовало, требуя вернуть все как было. Уж оно-то точно зналошепот это реальность, а музыка к ней не имеет никакого отношения! Откуда ей взяться на краю земли, на затерянном берегу, в полуразрушенном военном городке? Да тут один единственный жителья, а мне чудом спасшемуся точно не до дискотек.
Недолгим был протест. Пришло понимание очевидного факта, понял я что музыкачасть сна. Сон это здоровье, это отдых, но не только, ведь через тонкую грань, отделяющую сновидение от реальности могут пробиться и воспоминания! Смирилось сознание, перестало сопротивляться оно, забилось в какой-то потаенный уголок черепной коробки, умолкло, перекладывая ответственность за происходящее на подсознание. Похоже, даже обиделось оно, если такое вообще возможно
Обращать внимание на демарши своего внутреннего «Я» хотелось меньше всего на свете. Лишнее это. К чему какие-то обиды, если есть сон, цветной, веселый, красочный. Музыка в нем звучит, яркие фонарики мигают, буйство красок вокруг, веселье. До чего же приятное все это после однотонного удручающе-мрачного пейзажа, изобилующего всеми оттенками серого цвета, разбавляемого лишь ядовито-оранжевым гидрокостюмом, да темно-зелеными стенами моего временного пристанища!
Стих грохот ударных инструментов. Померк свет в зале, да и сам зал растворился в абсолютной темноте. Мгновение и тьма отступила, из нее выплыл я, медленно бредущий по ночной улице. Ярко, ярче редких фонарей мощенный плиткой тротуар освещала вывеска. Одна. Я сразу понялэто ночной клуб. Его название, размытое, нечеткое, назойливо подмигивало, готовое собраться из обилия разрозненных букв. Они кружили в моем воображении, раскачивались, выстраивались в линию и тут-таки снова разбегались. Прочесть его не получалось, как и вспомнить, думаю, это все происки обиженного сознания!
Кажется, меня окликнули. Точно меня, ведь Витя это я, да кто же еще! Оглянулся. В десятке шагов виднелись люди, небольшая, но шумная компания. Четверо парней, с ними девушки. Я остановился, замер, размеренно покачиваясь, прищурился, пригляделся, улыбнулся. Я их знаю! Певица Таня и ее друзья. Она нас знакомила, когда-то, наверное, жаль, никого из них я не помню, во всяком случае, по имени
Один из парней, высокий широкоплечий со странной, будто нарисованной улыбкой на самодовольном лице подошел ко мне, протянул руку, схватил мою ладонь, крепко пожал. Похоже, этого ему показалось мало, он чуть отстранился, резко мотнул головой и вдруг обнял меня. Я растерялся от неожиданности. Как-то прижиматься к парням не в моих привычках. Страшно захотелось ударить его кулаком просто в улыбку
Он что-то сказал. Какой-то неправильный у меня сон, ничего кроме музыки не слышно, хотя нет, имя свое я ведь услышал или решил что услышал? Не знаю, да и ладно.
Парни расхохотались, девчонки захихикали. Тот, который обнимал меня, отошел на шаг, комично поклонился. Мне? Им? Не знаю. Далее он что-то спросил, на этот раз точно у меня, я что-то ответил. Осознаю, что ответил, вот только что и на какой вопрос, даже не представляю.
Изрядно поднадоевшая пантомима подошла к концу. Парень извлек из кармана рубашки визитку, передал мне. Я попытался прочесть, что на ней написано, но не смог, глаза упорно не хотели фокусироваться на нескольких коротеньких словах написанных витиеватым шрифтом. Собеседник мой снова поклонился, конечно, все также театрально. Произнес несколько слов, чем вызвал бурный смех своих спутников. Панибратски похлопал меня по плечу. Я помрачнел сильнее. Вот откуда столько фамильярности в его действиях и почему я терплю подобное к себе отношение?!
Похоже, они вспомнили, что куда-то спешат. Парни по очереди крепко сжали мою ладонь, девицы похихикали и помахали руками. Одна из них, самая фигуристая, подбежала ближе, прижалась ко мне всем телом, прошептала томным шепотом несколько слов просто в ухо, игриво прикусила мочку, отстранилась, лукаво подмигнула.
Видение ночной улицы снова сменилось интерьером ночного клуба. Понимая, что место музыканта на сцене, я попытался увидеть себя с гитарой, но все как-то не получалось. Вместо того чтобы заниматься делом мое отражение в ярком сне резво бегало по залу, смешно размахивало руками, выгибалось, подпрыгивало. Со стороны я выглядел отвратительно, а то и вовсе мерзко, благо, скоро все закончилось. Ко мне подошли двое, не говоря ни слова, взяли под руки и куда-то увели.
Дальше все более или менее логично. Обиделся. Я обиделся. Не скажу на что именно, или на кого конкретно, но точно обиделся. Противное чувство клокотало во мне, разрасталось, грозясь обернуться гневом и выплеснуться наружу. Искало оно повод, параллельно увлекая в самые мрачные закутки ночного города.
Темная улица. Изобилующий выбоинами асфальт. Неуверенный шаг. Заплетающиеся ноги. Голос. Мой, громкий, но неразборчивый. Да, теперь я себя услышал, но легче от этого не стало, все равно слов не разобрать. Можно предположить, что я с кем-то спорю, вот только нет никого поблизости. Сам с собой ругаюсь? Возможно, да и ладно.
Какой-то переулок. Ни огонька, ни отблеска. Я вздрогнул, будто очнулся, резко остановился. Обернулся. Черные тени. Трое. Нет, это не те, кого я знаю, даже не те, с кем хотел бы познакомиться.
В руке щелкнул, раскрываясь, нож. Я приготовился постоять за себя, но тут что-то тяжелое опустилось мне на голову. Моментально потемнело в глазах, зазвенело в ушах, тело пронзил мертвенный леденящий холод. Какая-то возня в темноте. «Вот же даже ботинки и те сняли! Теперь ходи пешком» обрывок мысли сформировался из пустоты, что планомерно заполняла черепную коробку, и затерялся в ней
Я проснулся от того, что замерз. Действительно замерз, ощущения такие будто холод из далеко не самого приятного сновидения просочился в реальность, заполнил комнату, прогоняя из нее домашнюю атмосферу тепла и уюта.
Первым открылся правый глаз, медленно мигнул, раз, другой. Его примеру последовал левый. Ничего нового они не увидели, ничего интересного не заметили. Я обреченно пожал плечами. Кое-как огляделся. Вокруг, сколько ни вглядывайся, сплошная полумгла, очень похожая на полумглу темного переулка. Практически ничего не видно, тем не менее, достаточно быстро удалось определить причину внезапного похолодания. Во всяком случае, удалось убедить себя в том, что я ее нашел. Да, все просто. Сон был далеко не самым приятнымя ворочался. Полосы ткани, использованные в качестве постельного белья, сползли вот и результат. Правда, прошлой ночью не было ни возможности, ни желания укрываться, и ничего, но это опять-таки ладно
Я снова завернулся в грубую ткань, закутался, изо всех сил стараясь убедить себя в том, что этого будет достаточно. Кажется, убедил. Стало гораздо лучше, во всяком случае, теплее. Нахлынуло спокойствие. Захотелось растянуться, устроиться как можно удобнее, забыть обо всем на свете, закрыть глаза и погрузиться в удивительный мир сновидений, цветных и ярких. Желательно чтоб не было в них личностей из темных переулков, но, увы, это не мне решать
Глаза неуверенно открылись, медленно мигнули. По сути, с момента последнего пробуждения ничего не изменилось. Все было по-прежнему. Разве что полутьму немного разбавляло слабое свечение, пробивающееся сквозь грязное стекло, что в маленьком окошке.