Бабка продолжала смотреть на него с недоумением, потом степенно ответила.
Дорогое? А кому платить-то?
Слегка развернулась и повела рукой в сторону:
Тут лесов-то много руби хоть что.
Помолчала и добавила, вроде как поясняя:
Нашему-то дому уж больше века. Его еще семья прадеда ставила, когда он на прабабке женился, а она уже дедом моим беременна была. Так что на том месте, откуда все это взяли, уже давным-давно новые деревья выросли.
Воронову показалось, что она даже усмехнулась.
О чем ругаемся? сладко потягиваясь, к ним шла Ирма.
Да мы не ругаемся, успокоил ее Воронов.
Чего мне с ним ругаться-то? обозначила свое отношение бабка. Ты бы до магазина сходила, Ирка.
До магазина? оглядела себя Ирма. Ничего, не сойдут тут с ума от такого вида?
Весь ее наряд шортики и маечку можно было бы назвать «мне скрывать нечего».
Бабка, однако, только фыркнула:
Кому ты тут нужна со своим хахалем! Иди давай!
Едва выйдя со двора, Воронов спросил:
А в магазине-то что ей купить?
Ирма рассмеялась:
Да ничего ей не надо! Она теперь год будет всем рты затыкать рассказом о том, какая у нее внучка красавица, и хахаль у внучки богатый и молодой!
И красивый! добавил Воронов, но Ирма хохотнула.
Им твоя красота фиолетово. Главное, что молодой и богатый!
Молодой? все еще пытался кокетничать Воронов.
Да у них и в пятьдесят мужик еще молодым считается, уколола Ирма.
Они шли по пустынной улице, состоящей точно из таких же заборов из толстых бревен, как у бабки, и пыль сразу оседала на ногах. Воронов недовольно поморщился, а Ирма скинула босоножки и пошла босиком.
Она сразу стала на полголовы ниже, но Воронова удивляло другое: лицо ее посвежело и покрылось румянцем.
Да ты на глазах преображаешься, сделал комплимент Воронов, и Ирма, довольно улыбнувшись, кивнула головой.
Иногда я думаю, на кой же черт я живу в этом бедламе по имени Москва, когда есть такое чудо! А потом снова все начинается, и я не представляю себе жизнь без этих столичных бегов и скачек, негромко сказала она и продолжила неожиданно. Давай, я тебе покажу село, а, Воронов? Я ведь тут долго жила.
Рассказчицей она оказалась хорошей, чему и сама не сразу поверила, время от времени удивляясь тому, как много она помнит, но вскоре совершенно успокоилась и, проходя мимо каждого двора, подробно перечисляла тех, кто жил в этом доме во времена ее детства и юности, порой припоминала что-то интересное об этих семьях. В завершение прогулки, когда уже шли к «родовому гнезду», рассказала и легенду о возникновении села.
Выходило, если верить ее рассказу а почему бы ему и не верить? что давным-давно появился здесь славный казак Балясный, пришедший со товарищи сразу вслед за Ермаком.
Ермак, нанятый, как известно, купцами Строгановыми, двинулся через Каменный пояс Уральских гор покорять Сибирь, и было это во времена Ивана Васильевича Грозного.
А уж других никто и не нанимал, другие сами двинули в Сибирь. Кто славу искал, кто какое-никакое богатство, а кто просто кусок земли, где можно и дом поставить, и жену привести, и детишек множить!
В бою с лихими людьми, которые проживали в этих местах уже давно и уступать земли не хотели, ранен был казак Балясный. Когда его соратники отдохнули после боя несколько дней и собрались идти дальше, он попрощался с ними и остался на опушке леса, потому что идти дальше никак не мог, а быть обузой не хотел.
Товарищи его, оставившие ему провизии на несколько дней, были уверены, что жить Балясному оставалось совсем чуть-чуть, и были несказанно удивлены, когда через несколько лет, вновь оказавшись в этих краях, увидели Балясного, но уже не на опушке лежал он, а хозяйничал в селении, которое тут сам и основал.
Обзавелся за эти годы Балясный женой то ли турчанкой, то ли армянкой, а, может, и цыганкой и детьми. И установил тут порядки строгие, но простые и понятные, которым все подчинялись. Почти добровольно подчинялись, а если нет появлялся Балясный, который, как гласила легенда, до восьмидесяти лет не болел, за молодухами ухлестывал и кулаком мог быка свалить. И все, что возникло возле него, так понравилось утомленным жизнью казакам, что решили они тут же осесть, благо после этого им бояться было некого. Теперь пусть их боятся!
Так и стала расти деревня, потому что все хотели жить в таком месте, которое не только любят, но и защищают всем миром. И еще одно с самого начала решили: не было в Балясной так стали называть деревню церкви. Решили, что коли уж тут живут и православные, и магометане, и местные из язычников, да и иные могут прибиться, то лучше бога не гневить и молиться каждому у себя дома.
Ирма, увлеченная и возбужденная своей новой ролью, продолжала разговор и за столом, куда бабка усадила их, едва вернулись, да еще и ворчала, мол, мотались, как абрашина корова, а люди языком за вами трепали, но видно было, что ей было приятно. Ведь «трепать языком» соседи прибегали сразу же, едва замечали парочку, и такая скорость считалась тут признаком серьезного интереса и высокого признания.
Такие вот в Балясной нравы
Воронов только сейчас глянул на часы, удивился, что за прогулкой и разговором время незаметно подошло к обеду, и сразу засосало где-то под ложечкой, захотелось есть.
Когда бабка, не знавшая ничего о семинарах по оптимальной организации дня и управлении временем, совершенно ненаучно стала накрывать на стол, отправив обоих мыть руки, в ворота постучали.
Бабка не обратила на это никакого внимания, и стук продолжился. Ирма несколько раз порывалась открыть ворота, но натыкалась взглядом на запрет бабки, продолжавшей молча, но зримо негодовать до тех пор, пока не раздался громкий голос:
Ирма, я ведь знаю, что ты меня слышишь.
Воронов удивился, увидев, как обрадовалась Ирма, бросившаяся к воротам, но еще больше его удивило мгновенное превращение лица бабки, ставшего вдруг совсем домашним и мирным.
Герасимыч приперся, проворчала она, пряча улыбку. Как-то ведь прознал хрыч старый!
«Хрыч старый» впечатления старости не производил. Напротив, казалось, что мужчина лет шестидесяти, не более, специально подседил волосы и разбросал по лицу морщины. Так просто, для солидности. И голос у него был надтреснутый, немолодой. Но походка легкая и рукопожатие твердое.
Иван Герасимович, а это Леша, представила Ирма Воронова гостю.
Я вот Ирме рассказываю, что издалека вас увидел, да не сразу ее узнал! широко и радостно улыбался нежданный гость и добавил, Очень приятно. Овсянников.
Потом повернулся к Ирме и сделал полшага назад:
Ну, ты совсем не изменилась, Ирма, только повзрослела, стала настоящей красавицей и женщиной. Она ведь здесь в школу ходила несколько лет. Ты ведь и заканчивала тут? обратился он к Ирме.
Училась, училась, кивнула она, не переставая радостно улыбаться. И одноклассников помню.
Да-да, кивнул Овсянников, Лену Гуцул, например.
Он хитро взглянул на Ирму, и вдруг оба расхохотались.
Хохотали долго и, глянув друг на друга, снова хохотали, стоило на мгновение смеху утихнуть.
Ни Воронову, ни тем более бабке ничего не казалось смешным, но Воронов все-таки вежливо улыбнулся, а старуха бесцеремонно вмешалась:
Обедать собираемся! Будешь с нами?
Овсянников на грубость никак не отреагировал. Ответил так же приветливо:
Вы уж меня извините, что не ко времени
И, прерывая попытку Ирмы протестовать, повторил:
Не ко времени, не ко времени. Да к тому же меня и дома на обед ждут. Жена уже все приготовила, так что неудобно.
Он протянул руку Воронову:
Приятно было познакомиться! Вам как кавалеру делаю предложение: завтра в этот же час приходите к нам. На обед, да и поговорить будет интересно. Мы в столицах редко бываем, а вы в наших краях, должно быть, еще реже.
У ворот повернулся и повторил:
Приходите! Будем рады видеть!
Глава 3
В доме Овсянникова их ждали.
Кухня, отделенная от входа в дом только большой русской печью, одновременно была и столовой, но это воистину была «столовая»!
На широком столе, расположенном посреди помещения, красовалась супница, источавшая ароматы! Тут же стояли миски с соленьями, грибами и большое блюдо, заваленное зеленью, вероятно, только что собранной с грядки, и видно было, что это не «показательное выступление» для гостей, а обычный повседневный обед, привычная, отработанная годами процедура, доставляющая удовольствие не только своей церемонностью, неспешностью, но и тем, что хозяева таким образом демонстрировали наличие в доме своего особого порядка.
Овсянников, подойдя к столу последним, дождался, когда все взгляды сойдутся на нем, посмотрел на жену, потом на Воронова, но обратился будто бы к ней:
А что, хозяйка, не смочить ли нам горло перед обедом, а?
Отвергать инициативу хозяина Воронову показалось неприличным, и он кивнул.
Обедали неспешно.
Жена Овсянникова спросила как будто по привычке, чего интересного нашли, и учитель сразу же перевел разговор на Воронова и Ирму:
А вот, дорогая, нашел я новых помощников, людей увлеченных, людей из столицы, между прочим! Может, и помогут там какие-никакие следы отыскать. Мне-то в тамошние библиотеки да архивы не собраться никак
Жена перебила его, всплеснув руками:
Из Москвы? Прямо из Москвы? Ой, как хоть вы там?
И, не ожидая ответа, она стала знакомить их со своими взглядами на положение дел в Москве, России и мире в целом, пересказывая телевизионные выпуски новостей и аналитические программы, которыми так богато современное российское телевидение.
Ирма время от времени пыталась отвечать на риторические вопросы хозяйки, а Воронов с хозяином дома сидели молча и сосредоточенно закусывали, понимая, что в данный момент их мнение тут никому не интересно.
Только после обеда, когда они шли следом за Овсянниковым в его «келью восковую», он сказал:
Ей, конечно, трудно: целыми днями дома, поговорить не с кем. Так что вас ей не столько я привел, сколько провидение послало.
«Келья восковая» оказалась сколоченным из толстых досок домиком, хранящим прохладу даже в такой жаркий день.
У меня от жары, знаете ли, мозги слипаются, с усмешкой признался Овсянников.
Встав посреди домика, повел руками по сторонам:
Рассаживайтесь, кому как удобно, будем знакомиться, гости дорогие.
И, садясь в деревянное кресло у стола, предложил:
Я, пожалуй, по нескромности с себя начну. Чтобы вас не сковывать. Ирма хоть и училась у меня, а только в качестве учителя и знает. А в последние годы тут такие дела интересные, что рассказывать о них надо с самого начала. Приехал я сюда в 1987-м году из Города с дипломом тамошнего университета. Приехал уже в июле, хотя в направлении срок был указан в середине августа, потому что очень уж хотелось встать на ноги. До этого-то времени я все дома жил, с родителями. И представлялся я сам себе этаким, знаете ли, героем Тургенева или Чернышевского, которому пришла пора служить народу, а не на шее родителей сидеть. Да и время-то, если помните, к этому подвигало! Горбачев, перестройка, новое мышление! Не знаю, как вы, а я верил во все это.
Овсянников замолчал, и видно было, что Михаил Сергеевич со своими новациями до сих пор сидит у него в печенках.
По диплому я историк, преподаватель истории и обществоведения, и когда приехал, директор от радости аж засветился, честное слово, улыбнулся Овсянников. Дело в том, что решено было тогда строить тут мост. Река наша иной раз так весной разливается, что на ту сторону перебраться невозможно. Раньше-то было сложно, а сейчас вовсе жизнь замирает. Ну, да не о том речь. Решено, значит, было ставить тут мост. А был в те времена закон, что все работы, связанные с использованием земель не сельхоз, а просто земли надо было обследовать на предмет археологической значимости. Проще говоря: есть тут археологические памятники или нет. И организации, которые такие работы планировали, должны были оплачивать эти археологические исследования.
Овсяников посмотрел на слушателей:
Не очень я вас заговорил?
Ирма махнула рукой:
Ну что вы! Вы не извиняйтесь! Вот вы свой рассказ закончите, так я вас вопросами замучаю в ответ.
Учитель, кивнув, продолжил:
В общем, именно в тот самый год и получено было такое решение насчет моста. Местная власть спешила выполнить указание «сверху», да и вообще, мост был нужен, а строителям тоже не хотелось время терять. И закавыка была вот в чем: шла, оказывается, грызня между археологами за такие «обследования». Это ведь они сами определяли объемы. А что такое «объемы»? Это, просто говоря, деньги! А на деньгах, как известно, не написано, куда и как их тратить. Можно ведь написать «разработка концепции» да несколько человек по этой статье отправить, например, на консультации в Херсонесский музей-заповедник где-нибудь в августе. А Херсонес-то это Севастополь, а Севастополь-то это Крым! И какой ученый откажется поехать на подобные консультации в Крым в августе на пару недель на морском бережку? хитро усмехнулся Овсянников.
И что, ездили? не удержалась Ирма.
Овсянников поскреб подбородок, и чувствовалось, что сарказм в нем бурлит.
В этом-то все и дело, что не получилось. И не получилось именно из-за вашего покорного слуги, который, впрочем, в тот момент ничегошеньки не понимал. Во-первых, почему наш директор так обрадовался? Дело в том, что такие заключения, как я уже сказал, кормили не одного человека, и получить такой заказ хотели все. Ну а если хочешь что-то получить, то будь любезен держать руку на пульсе. В ту пору ведущим по археологии в нашем регионе считался Свердловск, который ныне Екатеринбург. И тамошние ловкачи, узнав о том, что будет строиться мост, приехали прямо к нашему районному начальству. И не просто приехали, а «по рекомендации». На нашем севере-то таких «исследований» море разливанное, дело отработанное. Можно ведь, например, дочку или сына начальника принять в вуз или его жену на время проведения работ в этом месте назначить каким-нибудь лаборантом и платить хорошие деньги за ничегонеделание, верно? Много возможностей, сами понимаете. Ну в общем, приехали, стали предлагать условия, а здешние возьми да и откажись: мы, дескать, в университет Города обратимся. Приехавшие долго спорить не стали, портфели в руки и к дверям. А на прощание сказали: в Городе археологов нет, а к нам вы еще на брюхе приползете!
Овсянников усмехнулся:
Вот и не знали наши местные власти, что им делать, головы ломают, с чего начать, а тут я! Собственной персоной, да еще и из того самого университета! Мне, между прочим, первым делом предложили решить жилищный вопрос. Еще до разговоров об археологии и университете. Предлагали полдома в райцентре, который на той стороне, и предложили этот вот дом! Ну, сами видите, выбрал я дом и ни разу не пожалел о том.
И Овсянников с улыбкой обвел взглядом дом и двор.
Ну вот, продолжил он. Поехал я в свой родной Город, в свою альма-матер, свой университет! Пришел на факультет, меня все узнают, здороваются, интересуются моими успехами. Секретарша деканата обрадовалась, доложила, вхожу в кабинет, а меня как ушатом холодной воды: садись, Ваня. Я-то уже всюду «Иван Герасимович» и человек важный, а тут Ну ладно, сел, думаю, сейчас я его обрадую и реванш возьму, а мне второй ушат: ничего не получится, время ушло, все студенты уже разъехались, только через год. Я, дурачок наивный, ему карты выкладываю, мол, через год свердловчане все загребут, а он мне так назидательно: рано интриговать начинаете, юноша, легковаты вы для этого, вас еще никто знать не знает! Вы сперва вес наберите, а потом уж начинайте свои игры. В общем, будьте здоровы!
Овсянников даже сейчас, спустя много лет, как-то неловко развел руками: дескать, как же так
Иду по коридорам, представляю, как посмотрю в глаза тем, кто меня сюда отправлял, кто на меня такие надежды возлагал, чувствую, как пот по спине струится, и краска лицо заливает. Иду, ничего и никого не вижу и буквально врезаюсь в кого-то! Поднимаю глаза Валера! Работает у наших археологов. Шебутной такой парень, но хороший, знающий, веселый. Рассказал я ему о своей беде, он спрашивает: ты надолго приехал? Да и не знаю, говорю, наверное, обратно поеду. А ты, говорит, не спеши. Подходи сюда через три часа, автобус будет. Какой, спрашиваю, автобус? А на раскопки поедем, объясняет. И поехали, и рассказал я все преподавателю, который ими руководил, тоже археологу. Тот-то за идею сразу ухватился, расспросил меня, говорит: ложись спать, завтра поговорим. Назавтра садимся в машину к Валере и мчим в наш райцентр. Я такого и не ожидал, но мужики эти Валера и преподаватель будто только тем и занимались, что такие заключения делали для строителей.
Честно скажу: все, что относилось к строительству, меня мало интересовало. Для меня гораздо важнее было другое: не прошло и недели, как началась эта самая археологическая разведка. Детали вам ни к чему, а общее знать надо, чтобы рассказ понимать. Идет эта самая разведка и обозревает окрестности. Может, в других местах это как-то иначе делают, а у нас именно так. Идет она, значит, обозревает, и если видит большую поляну в тайге или несколько полян средних размеров, рядом расположенных, то глядят внимательно, высматривают на земле выпуклые окружности диаметром метров семь-восемь в среднем.