Кейт делала тщательные заметки:
34 карата, конец XVI или начало XVII столетия?
Маленький размер кольца. Возможно, для ребенка или миниатюрной женщины. Выемчатая эмаль. Маньеристский стиль. Черные цветы на белом. Анютины глазки? Незабудки? Кольцо обручальное? Или талисман в стиле мементо мори?
Какие заверения были даны вместе с этим кольцом? Как оно оказалось в Лондонском музее?
Саанви, вы не знаете, откуда этот камень?
Ну, на этот вопрос я могу вам ответить, отозвалась хранитель, улыбаясь. Мы протестировали его с некоторыми другими и теперь точно знаем, что сырье было из Голконды. Так что это кольцо, она снова поднесла его под свет софита, и алмаз вспыхнул теплым огоньком ночной свечи, родилось в Индии.
Алмаз-сырец
Голконда, Индия, 1630 г.
Мальчик проснулся от криков брата. Это продолжалось с прошлой луны.
Сачин поднялся с соломенной циновки, которую он делил с отцом, подпоясался кожаным ремнем, завязав его узлом, и бесшумными шагами стал пробираться сквозь грязь на полу в дальний угол хижины, где лежал его брат Арджун, связанный по рукам и ногам веревкой.
Опустившись на колени, Сачин осторожно положил руку на бедро мальчика, чтобы успокоить его. Затем он ослабил веревки на лодыжках брата и обнял его голову. Поцеловав брата в макушку, Сачин прошептал молитву Махадеве.
Арджун отпихнул брата ударом двух кулаков, связанных вместе, но его взгляд был похож на взгляд перепуганного животного. Он всхлипнул и постарался как можно плотнее сжаться в клубок.
Сачин чувствовал, что от брата исходит запах высохшей мочи. Он встал, затем помог Арджуну подняться на ноги. Они пошли на берег реки, чтобы совершить омовение и прочитать молитву.
В это время в противоположном углу глинобитной хижины их мать и сестра возились возле очага. Сестра скатывала в ладонях шарики из пшеничного теста и черного сахара. Мать заправляла специями большой чайник, кипевший на углях, палочку драгоценной корицы, кусочек корня имбиря, горсть гвоздики и щепотку кардамона. Аромат распаренных специй смешивался с дымом и наполнял хижину. Гитастаршая сестрадолжна была сходить с крошечным кувшином за парным молоком, которое давала корова, принадлежавшая деревенской общине, и тогда они закончат приготовление утреннего чая.
Когда братья шли к реке, Арджун вертел головой в разные стороны, раздувая ноздри, как верблюд, принюхивающийся к ветру, и вскоре стало видно, что он успокаивается. Задрав голову к небу и разглядывая проплывающие облака, он словно пытался вдохнуть их. Рассмеявшись, он поднял вверх связанные руки в надежде ухватить белые клубки, как пролетающих бабочек.
У Сачина сжало грудь, когда он заметил кровоточащие рубцы на запястьях брата. Он подумал, что, возможно, мама даст ему немного куркумы и топленого масла, чтобы обработать раны.
Как же ему хотелось развязать Арджуну руки! Но после того, как брат ударил местного брахмана о каменную стену во время совершения молитвы, отец пообещал общине, что будет держать своего старшего сына на привязи, как зверя.
Брахман сказал, что у Арджуна дьявольская лихорадка, но он ошибался. Арджун не был одержим злом. Просто его напугала и сломила авария в шахте, которая произошла годом раньше. Это же чудо, что он выжил, думал Сачин. Арджуна завалило в забое, где он работал. Он был погребен под кучей грунта, обвалившегося со стен. С тех пор он уже не был самим собой. Никто не хотел встречаться с ними взглядами, когда они шли к реке мимо таких же глиняных хижин, как и у них.
Горный утес возвышался над холмистым подножием, заросшим джунглями. Воздух был густой и влажный. На лбу Сачина уже начали проступать капельки пота. Из глубин тропического леса доносился утренний птичий щебет и вопли диких обезьян. Уже не первый раз Сачин задумывался, а каково было бы углубиться в эти дебри и затеряться среди пышной листвы. Какие земли, что за королевства находятся за этими горными хребтами?
Мимо них шел караван из дюжины деревянных фургонов, запряженных волами, покрытыми дорожной пылью. Дорога, соединяющая шахты, крепость Голконды, Хайдарабад и порт Гоа, представляла собой непрерывный поток караванов. Одни были нагружены хлопком, шелком, рисом, кукурузой и солью. Другие везли заморские специи, сахар и мускатный орех. Большинство торговцев составляли кочевники и персы. Но последнее время здесь стали появляться разного сорта чужеземцы, обутые в изящные туфли, обливающиеся потом в своих длинных чулках, шерстяных панталонах и камзолах, с прилипшими ко лбу локонами напудренных париков.
Эти откормленные мужчины с мясистыми розовыми щеками бродили по деревне между глиняными хижинами с соломенными крышами, проклиная и распугивая коз и цыплят, попадавшихся на их пути. Они пытались с помощью подкупа пробраться к шахтам, располагавшимся между рекой и подножием хребта, но местные торговцы и охрана не шли на подкуп. Эти шахты принадлежали королю Голконды, и если чужеземцы хотели увидеть добытые алмазы, они должны были идти со всеми другими торговцами на местный базар.
Бык вяло помахивал хвостом, когда один из чужеземцев остановил фургон и приказал выгружать из него мешки с пшеном. Сачин слышал, что этот белый человек, с обгоревшим на солнце носом и щеками, выложил двадцать тысяч золотых пагод за один рубин и горсть алмаза-сырца. Он пытался представить себе вес этого золота и что можно было бы купить на него для родителей, братьев и сестер. Они могли бы полечить Арджуна у хорошего городского лекаря. Купить стадо коров для молока и приготовления мягкого сыра. Возможно, и поле, чтобы выращивать рис или пшено. Ведь его родители уже немолоды и сгорбились не по годам, а получали по три пагоды в год за тяжелый труд в шахтах.
Сачин не спеша шел вниз по склону, где с шумом несла свои воды по галечному дну река Кришна. Арджун семенил впереди, дергая за веревку, жаждущий побыстрее добраться до воды. Этот ежедневный совместный ритуал омовения в реке стал единственным радостным моментом для Сачина, перед тем как он прочтет молитву и отправится на работу в забой.
Искупавшись, Сачин встал на колени рядом с братом. Он слышал, как неподалеку женщины просеивали гальку в плетеных корзинах и раскладывали ее на берегу, чтобы она просохла. Затем их дети несколько раз переворошат эту гальку, чтобы она прожарилась на солнце со всех сторон, а женщины возьмут деревянные дубинки и примутся дробить ее. Когда это будет сделано, все снова соберут в корзины и опять начнут просеивать.
Под жуткий галечный скрежет, разносившийся в тяжелом влажном воздухе, Сачин трижды поклонился статуе богини Лакшми и начал молиться. После молитвы брахман смазал им брови оранжевой пастой, состоящей из топленого масла с шафраном, и приклеил семь рисовых зерен для обретения силы и благополучия.
Сачин потерял счет рисовым зернам, побывавшим у него на бровях. А все алмазное сырье, которое они извлекли из своих забоев, было темным и мутным и принесло им лишь новый тюрбан и несколько отрезков хлопка.
Сачин и вся его семья омыли руки и ноги в реке, и брахман раздал им дневную порцию пищигорстку риса на сплетенных листьях шореи. И еще сегодняшнее утро одарило их медной чашкой теплого топленого масла, смешанного с сахаром и корицей, чтобы сдобрить рис.
Сачин посмотрел в сторону растущего поблизости баньяна, в тени которого спал, свернувшись калачиком, Арджун. Веревка была привязана к стволу. Вот такова теперь была их жизнь: добывать алмазы в шахтах и таскать с собой на привязи сына, как какого-то дикого козла, и его брата.
Солнце поднималось все выше, и камни в забое нагревались все сильнее. Сачин должен был работать быстрее, чтобы не обжечь пальцы. У него пересохло в горле. С трудом сглотнув, он страстно захотел погрузиться в мелководье Кришны.
Арджун лежал и стонал, волосы облепили его вспотевшее лицо.
Сачин зачерпывал гравий полными пригоршнями и просеивал сквозь пальцы, высматривая искорки света. Он делал это снова и снова. Кожа на руках была вся содрана и раздражена. И вот наконец он зажал между пальцами алмаз-сырец. Сачин вытер камень о набедренную повязку и подставил к свету. Охранник заметил это и подошел ближе, чтобы Сачин не проглотил находку.
Сачин послушно кивнул, и сердце его учащенно забилось, когда старший охранник достал баньяновый лист и приложил к нему камень, чтобы проверить его чистоту. Парень потянулся посмотреть, но тут же получил оплеуху и был отправлен работать дальше. Охранник ухмыльнулся, и алмаз перекочевал в кожаный мешочек, висевший на его ремне.
Остальные охранники выстроились плотной стеной за спиной Сачина и зорко следили за работой в забое, а мальчик вновь взялся просеивать гравий, надеясь на новую удачу
Пот заливал его лицо. Если бы он только мог глотнуть воды. Или хотя бы напоить мать и сестру.
Под деревом зашевелился Арджун. Он встал и стал дергать за веревку, которой был привязан к стволу.
Охранники обернулись и принялись смеяться. Для них он был всего лишь забавой, как танцующая обезьяна на базаре. Сачин тяжело вздохнул и отвернулся, чтобы не видеть этой жестокой сцены, и вдруг заметил среди груды гравия характерный проблеск. Он отклонился в сторону, чтобы его тень скрыла алмаз.
В это время Арджун начал стонать и пинаться. Он рванулся изо всех сил, оборвал веревку и побежал прямо на охранников. Они оставили свои посты позади Сачина и кинулись навстречу Арджуну.
Шабдкош! Шабдкош!
Дьявол.
Один из охранников повалил Арджуна на землю, другой схватил его за ноги, а третий вытащил из-за ремня пистолет. Отец Сачина выскочил из забоя и бросился к охранникам. Подняв руки вверх, он встал между дулом пистолета и своим старшим сыном. Отец громко спорил с главным охранником, когда Арджуна снова привязывали к дереву.
Когда мать, оставив свою корзину, бросилась успокаивать сына, Сачин нагнулся, выковырял алмаз из гравия и ахнул. Камень был чист, как слеза, и сиял так, будто у него внутри поселилось пламя.
Как зачарованный, Сачин не мог оторвать взгляда. Никогда раньше не видел он такого сияния. А ведь камня еще не касались полировочные круги. И Сачин сразу понял, что у него в руках особенный алмаз. Впервые он поверил заверениям брахмана, что алмазы Голконды самые могущественные. Сжав камень в кулаке, Сачин призывал силу камня и силу своей коронной чакры защитить его брата.
Арджун стонал и бился, привязанный к дереву, а мать стояла рядом и взывала к Божественной матери.
Старший охранник заорал, требуя порядка. Отец обернулся к мечущемуся Арджуну и принялся умолять его успокоиться.
Сачин оттянул веко и вложил за него алмаз, затем тоже бросился к брату. Камень щекотал ему глазное яблоко, и слезы потекли ручьем, но Сачин смахивал их тыльной стороной ладони. Этот алмаз спасет их всех.
Арджун! взмолился Сачин, подбегая к брату.
Арджун стоял на коленях, связанный по рукам и ногам. Во рту у него пенилась слюна, и на шее вздувались вены, когда он бросался на охранников, которые били его ногами, обзывали и дразнили, будто они на петушиных боях.
Остановитесь! закричал Сачин, бросаясь между охранниками и преклоненным братом, как до этого поступил его отец.
Охранники перекинулись на него и сбили с ног.
Шабдкош! крикнул один из охранников, хохоча.
Арджун кинулся ему под ноги и вцепился зубами в лодыжку. Охранник запрокинул голову и взвыл, как волк.
Сачин почувствовал, как камень все глубже впивается в его глаз, когда он упал на Арджуна, чтобы прикрыть от новых побоев, и теперь их мокрые от пота тела переплелись в один катающийся по грязи клубок.
Последнее, что слышал Сачин, были пистолетные выстрелы.
Один, затем второй.
Глава 6Кейт
Лондон, наши дни
Добро пожаловать в компанию «Голдсмит», поприветствовал Кейт на входе лакей в костюме Елизаветинской эпохив штанах аппа-стокс поверх белого трико и красном джеркине.
Затем он проверил ее удостоверение личности и вручил элегантную бутоньерку из розмарина, лаванды, руты и белой розы, перевязанную темно-синей лентой затейливым бантом. Кейт надела бутоньерку на запястье и поднесла ее к носу. Вдыхая аромат трав, она пересекла мраморное фойе и поднялась по парадной лестнице в Ливрейную залу.
Кейт словно попала в гигантскую шкатулку для хранения драгоценностейпо периметру коринфские колонны из розового мрамора, в золотых аркахкрасные бархатные портьеры, а на высоком потолке лепнина с позолотой. Освещали залу четыре огромные хрустальные люстры.
Но старомодный официоз интерьера разрушался современным ритмом, которым прокачивал зал верзила-диджей, похожий на Ру Пола. Благодаря слайдам с изображениями антикварных украшений: колец, ожерелий и брошей, которые проецировались на стены под разными ракурсами, казалось, что помещение вращается.
На протяжении последнего десятилетия каждый июнь ювелирная компания «Смит, Шоу и сыновья» устраивала в здании «Голдсмит» самом престижном салоне в Лондоне, расположенном всего лишь в одном квартале от собора Святого Павлагала-выставку, которая являла собой кульминационный момент лондонского летнего сезона. Хозяйка компании и лучшая подруга КейтСофия Шоуменее чем за десять лет сумела превратить скромный семейный бизнес в крупнейший ювелирный дом в Лондоне, не имея при этом ни братьев, ни сыновей в качестве помощников.
Кейт лавировала в толпе ювелиров, аристократов и одетых с иголочки китайских миллиардеров, среди которых были и ее клиенты. Расположившись под зелеными сводами звездного жасмина и бугенвиллий, они потягивали шампанское «Крюг». Высмотрев свою подругу, Кейт заулыбалась как помешанная и помахала ей.
София Шоу щеголяла в ярко-розовом сари, новым бирюзовым каре, обрезанным по линии подбородка, в носукрохотный изумрудный пирсинг. Заметив сигналы Кейт, София помахала в ответ, скорчила рожицу и кивнула в сторону соседней комнаты, артикулируя одними губами: «Встретимся там», изобразив, как хватается за бокал с шампанским. Все как обычно.
Среди гостей прохаживались демонстраторыженщины в золотистых шелковых юбках и жакетах и мужчины в белоснежных гофрированных манжетах и воротниках, с поясов их свисали настоящие мечи-бастарды. Корсеты у женщин были настолько тугие и откровенные, что Кейт удивлялась, как грудь не выскакивает у них наружу при каждом движении. Эти костюмы Елизаветинской эпохи служили своего рода подиумами для демонстрации украшений из последней коллекции от Софии. Массивные изумрудные кольца сверкали между складок гофрированных воротников, чопорные золотые броши красовались на груди артистов, а с плеч до талии свисали золотые и жемчужные ожерелья. Это были современные изделия, но София решила показать, как их носили в семнадцатом столетии, когда корабли королевы Елизаветы господствовали на море. Мочки женских ушей сверкали разнообразными сережками из золота и драгоценных камней, и вся эта роскошь вызывала явное беспокойство у охранников, одетых во все черное.
Кейт! Еще раз здравствуй! Люсия Райт расцеловала ее в обе щеки. Ну разве София не прелесть?
Они обе смотрели на хозяйку выставки, которая в нескольких шагах от них танцевала в стиле робот, а вокруг нее собирались знаменитости музыкального шоу-бизнеса, смеясь и аплодируя.
Обожаю ее. Вот, взгляни, Люсия обернулась, осматривая зал. София попросила меня предоставить ей несколько слайдов из музеяона задумала показать своеобразную ретроспективу лондонских украшений на этом мероприятии. Вот, следи.
Не успела она закончить, как на противоположной стене возникло изображение бриллиантовых и жемчужных брошей из коллекции королевских драгоценностей.
А вот и тот, с кем бы я хотела тебя познакомить
К ним приближался невысокий, плотного телосложения мужчина с застенчивой улыбкой на лице.
Кейт, это Томас Грин, библиотекарь из «Голдсмит». Возможно, он сможет помочь тебе со статьей. Томас, это Кейт Кирби, в прошлом моя лучшая студентка. Она пишет статью для американского журнала о чипсайдских драгоценностях. Так что я вас оставляю.
Последние слова Люсии пришлось прокричать, перекрывая речитатив Эминема, затем она повернулась и пошла к группе броско разодетой молодежи.
Чем я могу помочь? доброжелательно спросил Томас, и Кейт сразу же прониклась к нему симпатией. Ей вообще нравились библиотекари.