Валерий Георгиевич ШараповТабор смерти
Глава 1
Вот гнилое это делолюдей мочить. Ну не пойму такого! возмущался долговязый худосочный Оглобля, сжимая обеими густо татуированными руками граненый стакан с мутной жидкостью.
А вороватьне гнилое? Дюпель, заезжий бродяга, приземистый, широкий в кости, с низким лбом и оловянными глазами, икнул и мутно посмотрел на собеседника.
За длинным столом, заставленным закусками и бутылями с самогоном, не на шутку разгорелся околонаучный диспут о том, какая воровская масть предпочтительнее. Постепенно спор перешел в русскую мятущуюся достоевщину о слезинке ребенка, о человеке или твари дрожащей и о невинной крови. В такт словам шуршала игла патефона, проигравшего уже пластинку, но продолжавшего вращать ее, пока завод пружины не иссякнет.
Ну, вороватьэто дело святое, с достоинством изрек Оглобля.
А разбой? Про разбой что скажешь? не отставал пытливый Дюпель.
Тоже дело хорошее. Но мокруха Тьфу. Оглобля вдумчиво посмотрел на стакан в своих руках и опрокинул остатки его содержимого себе в глотку, с удовольствием крякнув. Загреб ладонью из алюминиевой тарелки горсть ядреной квашеной капусты и сосредоточенно захрумкал, методично двигая челюстью.
Лица гостей, собравшихся в просторном помещении с низким потолком, не внушали даже намека на доверие. Они могли иллюстрировать собой теорию Дарвина. По ним видно было с неотвратимой наглядностью, что человек произошел от обезьяны, но некоторые так и не дошли до конечной цели. Какое-то переходное звенолбы низкие, лица иссеченные морщинами, во рту фиксы, телосложение, как правило, хлипкое или болезненно тучное. Хотя, может, и нечего на Дарвина пенять. Может, когда-то и были эти фигуры атлетичными, а лица приятными и светлыми. Но прошлась по ним тяжелым катком судьбинушка, кидая то в голодные и холодные колымские лагеря, то в туберкулезные бараки, награждая ударами прикладов от конвойных и выедая внутренности дешевым самогоном на таких вот встречах по интересам.
Да и само сборище мало походило на английский клуб. От высоких материй тут разве что была картинная галерея, да и та в виде обильных татуировок. Именовались эти посиделки в просторечии «ямой» или «воровской малиной» кому как нравится. И располагалась эта яма в Деляновке.
Деляновка, она же Деловая Слободка, исторически самый криминальный район на окраине Светогорска. Когда-то здесь было село, жители которого грабили купцов на большой дороге. Потом построили бараки для рабочих маслобойной фабрики. Теперь села нет, от него остались лишь развалины церкви. И фабрика сгинула. А беспокойные традиции романтиков с большой дороги и маргиналов остались.
Длинное кирпичное строение в самых дебрях Деляновки когда-то было рабочим бараком. Сегодня оно гордо именовалось общежитием завода «Знамя труда», на котором трудилось много бывших заключенных. Их и расселяли здесь. И к ним тянуло, как магнитом, жулье со всего города.
В Деляновке ворачто своего, что заезжеговсегда ждут. Помогут при необходимости деньгами, а то и приспособят к делу. Но если работаешь воровским трудом на территории, занеси копеечку ради уважения. Общакдело святое. Зону греть надо.
Сегодня народу в яме набилось шесть человек. Фармазон, удачливый мошенник и частый здесь гость, кого-то успешно развел и притащил долю в общак. Ну и проставился перед братвойсамогончик, жратва, все по высшему разряду. Ибо для чего воровать, если не гулять на ворованное? Ну, и картишкиони так и летали, загоняя кого-то в долги, а кого-то поднимая на крыльях удачи. Как же без картишек?
Залетного бродягу по кличке Дюпель в яму привел Оглобля. Они вместе чалились на одной зоне еще в 1950 году. А сегодня неожиданно столкнулись около центрального вокзала Светогорска. Пообнимались, поохали. И Оглобля задал ключевой вопрос:
Завязал?
От ответа зависело дальнейшее общение. Или Дюпель остался другом и братом, и потому ему нужно почтение, или стал обычным прохожим, с которым побалакали да разошлись.
Да куда там, отмахнулся Дюпель с досадой. Завяжешь тут.
К нам каким ветром? Дельце присматриваешь? хмыкнул Оглобля, зная, что Дюпельзнатный домушник и любые двери вскрывает влет.
Попутным ветром, неопределенно пожал плечами вор.
Ну, тогда давай со мной в яму. Поклонись обществу.
Вот так Дюпель оказался в притоне. И теперь вел со старым корешем философский разговор.
Так что кровушкуни-ни! крякнул Оглобля.
Дюпель махнул рукой:
Эх, жизнь тебя мало била.
А тебя много? насупился Оглобля.
Много, глаза Дюпеля стали злыми. Поверь, что кота жирного подрезать пером за цацки, что в хату залезтьвсе одно. Главноене попадаться.
Саша Циркач, невысокий, седой, мускулистый, выглядевший гораздо приличнее собутыльников и даже не слишком сильно татуированный мужчина в возрасте далеко за тридцать, слушал этот разговор, прикрыв глаза и привалившись к дощатой стене. Он упорно делал вид, что дошел до кондиции, ничего не слышит и ничего не понимает. Хотя было все с точностью до наоборот. Очень уж ему было интересно, куда этот разговор с заезжим уголовником заведет.
Особенность у Циркача была редкая и полезнаяпьянел он очень медленно и никогда не терял над собой контроля. Это обстоятельство не раз помогало ему, притом по-крупному. Вот как сейчас.
А вы не опасаетесь тут так шумно гулять? Дюпель обвел взглядом пьяное общество и заваленный яствами стол. Стремно же!
Не-а, важно протянул Оглобля. Мент сюда боится даже нос сунуть. Так мы себя на Деляновке поставили.
Уважаю! поцокал языком Дюпель.
Милиция и правда сюда не заглядывала, это было предметом особой гордости местных обитателеймол, блатота настолько сурова, что даже власти ее стороной обходят. На самом деле не трогали эту малину благодаря Саше Циркачу. Почемуэто тема отдельная.
Вообще, Саша Циркач был тут теперь за бугра. Дослужился после того, как вор в законе Куцый отправился к хозяину в солнечный Магадан.
Дюпель, как на духу скажи, ты работать сюда приехал как волк-одиночка? вдруг резко спросил Оглобля, прояснившимся и острым взглядом вперившись в собеседника. Замки ломать?
Да какое там, отмахнулся тот. На подхвате я. Взяли меня, как знатного шоферюгу.
Домушника шофером? посокрушался искренне Оглобля. Ох, времена пошли!
Так срослось по жизни.
И куда рулишь?
Да несколько адресочков по области надо навестить, поведал Дюпель. Потрясти толстых и богатых.
Кого трясти будете?
Осколки темного прошлого. Попов мы щиплем. Да так, что только перья летят, с гордостью доложил Дюпель.
Вот оно как. Ну что ж, дело хорошее.
Богоугодное, хмыкнул Дюпель, которого развозило все больше, и он уже не мог остановить поток слов. Кровососы они, попы эти. Вон, в Березах один такой пристроился. Как клоп насосался. Опиум для народа, едрить его в корень!
Все равно непорядок, веско объявил Оглобля. Общаку должны доложить, что работать в наших местах будете.
Так я винтик мелкий. А бугор у меня такой Ему этот общак до одного места. Ох и страшный, аспид. У меня от него колики в печени. Как зыркнет, Дюпель пьяно всхлипнул.
Кто ж это такой сурьезный? Я его знаю? заинтересовался Оглобля.
Копач погоняло. Случайно нас нелегкая свела. Ему шофер-механик нужен. А ты знаешь, я все могу. Но Сто раз раскаялся, что связался с душегубом.
Он по мокрухам, что ли?
Да ну, ты знаешь заюлил Дюпель.
Стоп! Я в душу не лезу. Дело твое. Но запомни, бродяга. Кражаэто да. А мокрухаподлое дело. За это и выпьем.
Звякнули стаканы. Старые кореша выпили и постепенно начали погружаться в пьяную дрему.
А у Саши Циркача нарисовалась проблема
Глава 2
Колдырь сейчас походил на великомученика со старинных картин маслом. Сгорбленный, исхудавший, испитый до посинения, несчастный, он с видимым физическим и душевным усилием скорбно толкал перед собой тачку, с верхом груженную всяким барахлом. За ним уныло плелся, поскрипывая сапогами, участковый Станислав Семенович Павлюченко, ритмично постукивавший ладонью по висевшей на боку потертой офицерской сумке. Завершал шествие молодой, долговязый и огненно-рыжий оперуполномоченный Заозерного РОВД лейтенант милиции Порфирий Васин.
Глядя на воришку, семенящего впереди с тачкой, лейтенант ощущал себя отягощенным возрастом мудрецом, познавшим жизнь. Это раньше он подпрыгивал бы от радости, поймав за руку злоумышленника, и трепетно мечтал бы о скупой похвале начальства. Сейчас он уже опытный усталый опер, как-никак целых двадцать шесть годков стукнуло, и четыре года стажа оперативной работы. Четыре годаэто для обычного человека немного. А для операкак на войнегод за три, не юридически, так психологически, это целая жизнь. Поэтому надо быть степенным
Но вот выглянуло из-за облаков майское солнышко, упало лучами на лицо. И стряхнуло с него всю степенность. И снова детская радостьа здорово он этого воришку взял. На раз вычислил Хотя и воришка-то мелкий, и вычислить егодело плевое. Но все же радостно.
Предшествовало этому скорбному шествию то, что Васин в то шебутное утро бегал как угорелый, проявляя, как пишут в приказах по отделу, настойчивость и оперативную смекалку. Очень уж ему хотелось раскрыть кражу и не марать ей отчетный период.
Ночью из частного домовладения на окраине поселка городского типа Заозерный, где проживала парочка пенсионеров, стащили кучу вещейинвентарь, лопаты, грабли, какие-то тазы. Не побрезговали даже сушившимся на веревках бельем. Вроде мелочовка, но объем получился приличный, и по кошельку старых людей это сильно ударило. Пенсионерка об этом долдонила настойчиво, картинно заламывала руки:
По миру пустили, ироды! А милиция куда смотрит?!
С участковым Васин наскоро оформил протокол осмотра, взял заявление. И встал вечный и сокровенный для опера вопроскто украл? Ну, тут версия однаместные алкаши. Им вечно на бутылку не хватает. Кажется, раскрыть такое делопроще простого. Пройтись по забулдыгам местнымкто с утра пьяный, тот и вор. Но вот только забулдыг этих в округекак собак нерезаных, в отличие, кстати, от свидетелей ночной кражи. И обходить их можно долго.
Но зачем обходить? Васин в школе учился отлично и хорошо помнил закон сохранения веществаесли что-то где-то убыло, то в другом месте столько же прибыло. Если что-то сперли, то где-то это будут продавать. И потому главная заповедь сыщикаищи сбыт. А сбыт у алкашей в округе одинколхозный рынок в Заозерном.
Сразу от потерпевших он вместе с участковым туда и отправился. Прошлись неторопливо по торговым рядам под дощатыми навесами, не сильно многолюдным в среду. Вслед им неслось: «купи яблочко», «попробуй капустки». Вот в выходные здесь не протолкнешься. А сейчас спад активности. Народу мало, а краденых вещей так и вообще нет.
Но Васин не унывал. Он попросил участкового походить-побродить кругами, а сам бодро направился в дощатую будку-сарай слева от входа на рынок, на котором сияла корявая вывеска «Изготовление ключей и починка всего». Под надписью еще более коряво был нарисован ключ.
Старый слесарь из башкир, который держал эту лавку, руки имел золотые и правда чинил все, что можно. А еще он был надежным и инициативным информатором: знал обо всем, что происходит на рынке.
Физкультпривет мелким буржуям! Васин поднял руки в спортивном приветствии на пороге хлипкого дощатого строения, заваленного металлическим хламом и инструментами, с крошечным окном.
О, начальство пожаловало, добродушно осклабился башкир. И опять без портфеля.
И без шляпы, заметь, добавил Васин, присаживаясь на табуретку перед стойкой.
Нет в тебе степенности, Порфирий! Тебе бы брюшко отрастить да брови густые. Тогда бы и выглядел как начальник. А сейчас вызываешь недоверие.
И волосы бы еще черные.
Не мешало бы.
Информатор всегда был рад языком зацепиться и болтать без умолку, хоть день напролет. Да и Васин был трепач знатный. Разговор для оперативникаэто как вода для рыбы. Опер в ней не только плывет, но и добывает корм, то есть оперативную информацию. Но сейчас время поджимало.
Ладно, довольно лясы точить, отмахнулся оперативник. Начальникилюди занятые. Лучше скажи, сегодня с утречка никто из пьянчуг ничего не приносил на сбыт?
Что именно? тут же подобрался башкир.
Рухлядь. Скребки, тазы, молотки.
Приходил один выпивоха. Тряссявидно, что трубы горят, как газовая скважина. Я не взял у него ничего. Мне зачем? Он татарам, наверное, сбыл на металлоприемке.
Металлоприемка была в квартале от рынка. Васин, найдя в торговых рядах участкового, направился с ним туда.
Там хозяин-татарин милицейским информатором не являлся и говорить ничего не желал. Правда, упирался недолгосекунд двадцать, пока Васин не гаркнул командным голосом, как учили, что-то типа «не потерплю» и не пообещал прикрыть богадельню. Тут и метнулся молоденький татарчонок, что на подхвате у старшего, в дебри металлоприемки. И вскоре на полу лежали тазы и прочий инвентарь.
Оно самое, удовлетворенно произнес оперативник. Кто сдал?
Пьяница принес, пояснил хмуро хозяин. Полчаса назад.
Приметы сдатчика он изложил максимально подробно, как портрет написал, только словом, а не кистью.
Колдырь, удовлетворенно кивнул участковый, узнавший по описаниям вора. С Поймы.
Чтобы не задерживаться и не таскать на своем горбу вещи, Васин их наскоро описал в протоколе и оставил татарину на ответственное хранение.
Колдыря долго искать не пришлось. Понятное дело, он толкался в рюмочной рядом с рынком.
Это был дощатый павильончик, около которого возвышались высокие столы без стульев. Такие питейные заведения именуют «шалманами». Точка пересечения всего опойного народца с района, место их общения и духовного падения. Там вечно то драка, а то и поножовщина.
Вон наш герой дня, кивнул Павлюченко на облаченного в телогрейку мужичка, с красными прожилками на испитой фиолетовой физиономии. Перед ним на столе стояли два опустевших стаканчика и лежала закусканеаппетитные рыбьи хвосты.
Увидев участкового, Колдырь зябко поежился.
Павлюченко не стал разводить политесов:
Привет, Колдырь. Ты татарам только часть барахла скинул. Остальное дома?
Ну да, шмыгнув носом, кивнул мигом протрезвевший Колдырь, обводя милиционеров обреченным взглядом идущей на забой коровы.
Ну так пошли, родной, похлопал его по плечу Васин. Ты свое потом допьешь. Как из тюрьмы освободишься.
И вот теперь грустный Колдырь толкал тачку с награбленным. У него дома оказались вещички и с других краж. Выяснилось, что с этой тачкой он воровал по ночам, и теперь это орудие преступления является вещдоком.
Вещи и самого задержанного разместили в просторном кабинете на втором этаже деревянного дома, который занимал РОВД. Весь угрозыск состоял из начальника и двух опер-уполномоченных и умещался в полном составе в этом просторном кабинете со столами, стульями, сейфами и портретом Н.С. Хрущева на стене.
С оформлением кражи Васин провозился добрую половину дня. Начальник райотдела Карагановподтянутый, атлетически сложенный, в безупречной форме, весь как с плаката, службист заглянул, благосклонно похвалил за оперативность:
Молодцы, орлы!
Сидевший в уголке на стуле Колдырь прошипел едва слышно:
Кому орлы, а кому и петухи.
Но, наткнувшись на внимательный и недобрый взгляд Васина, тут же прикусил язык, сдулся и вернулся к увлекательному занятиюнаписанию с массой грамматических ошибок явки с повинной уже по третьей краже.
На стоявшем в сторонке столе начальника уголовного розыска зазвонил телефонстарый, еще довоенный, с черной тяжелой эбонитовой трубкой, которой убить можно. Начальник розыска однажды этой трубкой в сердцах приложил серийного насильника. Подействовалопризнательные показания полились как из рога изобилия.
Начальник УР со вторника был в отпуске, так что отвечать на звонок пришлось Васину.
Уголовный розыск Заозерного РОВД, отчеканил он официальным тоном.
О, как строго. Здоров, молодой, послышался в трубке хорошо знакомый голос.
Здоровее видали, поморщился Васин.
Сперва его бесила эта панибратская манера общения и то, что собеседник его иначе как «молодой» и не называл. Егооперуполномоченного, офицера! Но потом смирился. Черт с ним. Главноепольза дела.
Старшой уехал, прозвучало в трубке. Так что тебе, молодой, мое почтение. Ну и информашка. А с тебя две копейки за телефон-автомат. Не то, что я обеднею с этих двух копеек. Но это дело принципа. Потому как я работаю на вас, а не вы на меня.