Екатерина подняла голову:
Король вызвал меня в личные покои. Дело было неделю назад, девятого числа. И его слова поразили меня. Он прямо сказал, что Гардинер с приспешниками пытались заставить его поверить в гнусную ложь обо мне, но теперь он их раскусил. Генрих не знал, что все это мне известно. Или, возможно, знал, но предпочел это скрыть он умеет так делать. Екатерина замолчала и снова принялась теребить жемчужину, а потом продолжила странным, каким-то деревянным тоном: Он объявил, что его любовь ко мне не угасла, и попросил моей помощи, чтобы проучить Гардинера и Ризли. Сказал, что подпишет указ о моем аресте и велит Ризли взять меня под стражу. Но притворится, что копия указа случайно попала в мои руки. Все услышат, как я плачу в отчаянии, и он придет утешить меня.
Голос ее величества на секунду прервался, и она судорожно сглотнула, а мое сердце заколотилось от досады, что король обращается с нею таким образом.
Генрих разработал целый план. На следующий вечер меня вызовут в покои супруга, и я попрошу прощения перед его людьми, что зашла слишком далеко в обсуждении религии. Она закрыла глаза. Мне надлежало сказать, что я знаю, что долг женщины слушаться мужа, и что я только пыталась отвлечь его от боли в ногах. Я сделала, как велел король, сыграла свою роль в представлении. Я заметил в голосе Екатерины нотку горечи, которую она тут же подавила. А на следующий день мне надлежало отправиться на прогулку в сад с супругом и со своими фрейлинами. По договоренности с королем Ризли должен был прийти с полусотней стражников, чтобы арестовать меня. Этот мерзавец уже решил, что победил, но, когда он прибыл, король вырвал у него из рук ордер на арест, назвав его перед стражей и моими фрейлинами скотом и мошенником, и велел убираться. Екатерина грустно улыбнулась. С тех пор его величество очень нежен и внимателен ко мне. Дарит мне новые драгоценности: он знает, что я люблю яркие самоцветы. Мне всегда был присущ грех жадности, как и тщеславия. Она понурила голову.
Так, значит Стало быть, кризис миновал? заключил я. Это ужасное сожжение еретиков и новый, обновленный список запрещенных книг последний акт трагедии? Ризли и консерваторы оказались посрамлены?
Ах, если бы это был последний акт! воскликнула королева. Пропала одна книга, самая опасная из всех, и это произошло по моей вине!
Лорд Парр снова накрыл ладонью руку племянницы:
Успокойся, Кейт. Не волнуйся, ты все делаешь правильно.
Кранмер встал и подошел к окну, выходящему на сад и реку за ним, голубую в этот летний безоблачный день и покрытую пятнышками парусов над баржами и кораблями. Это был совершенно другой мир. Оттуда, где строились новые апартаменты для леди Марии, доносились отдаленные удары молота.
Архиепископ сказал:
Я упоминал о переговорах епископа Гардинера насчет нового договора со Священной Римской империей. А Пейджету удалось помириться с Францией. Однако лорд Лайл и граф Хартфорд тоже неплохо выполнили свою миссию. Оба сейчас за границей, но в следующем месяце вернутся с триумфом, и равновесие в Тайном совете сместится в сторону реформаторов. Это обстоятельство, вкупе с раздражением короля партией Гардинера, и поможет нам. Но зреет что-то еще, мастер Шардлейк. Кранмер обернулся, и я ощутил всю силу его пронзительного взгляда. Мы не знаем, в чем именно дело, но видим, как самые матерые консерваторы герцог Норфолк, Гардинер и прочие вроде Пейджета постоянно улыбаются и шепчутся по углам, хотя после своей неудачи должны были бы поджать хвосты, как побитые собаки. На следующий день после заседания Совета я слышал, как Пейджет потихоньку обсуждал с Норфолком какой-то визит из-за границы: оба разом замолкли, когда я приблизился. Ох, похоже, втайне зреет нечто ужасное. Они хотят разыграть новую карту.
А я сама дала им второй шанс, понуро проговорила королева. Поставила под угрозу себя и всех тех, кто находится под моей защитой.
На этот раз ни дядя, ни архиепископ даже не попытались ободрить ее. Екатерина улыбнулась, но не нежной веселой улыбкой, которая всегда была готова появиться на ее лице, а печально и безнадежно.
Вам пора узнать, Мэтью, что именно я натворила, сказала она.
Глава 6
Мы все посмотрели на ее величество, и она тихо проговорила:
Прошлой зимой мне казалось, что король склоняется в пользу реформ. Он провел через парламент билль, дающий ему власть над церковными пожертвованиями, пал еще один бастион традиционного папистского обряда. В то лето я опубликовала свои «Молитвы, или Размышления» и чувствовала, что могу без опасений написать еще одну книгу, исповедь миру о своих верованиях, как сделала Маргарита Наваррская. И написала небольшое сочинение. Я знала, что это может показаться спорным и потому тайно хранила рукопись у себя в спальне. Исповедь о своей жизни, о грехах, о спасении, о вере Екатерина внимательно посмотрела на меня, и теперь в ее глазах горел огонь убеждения. Я назвала книгу «Стенание грешницы». И рассказала в ней, как в молодости погрязла в предрассудках, полных суеты этого мира, и как Бог говорил со мной, но я отвергала Его голос, пока наконец не приняла Его спасительное милосердие. Ее тон стал страстным, и она посмотрела на лорда Парра и архиепископа, однако те потупились. А королева продолжала, уже спокойнее: Это Бог дал мне понять, что моим предназначением было стать женой короля. Екатерина опустила голову, и я задумался, уж не вспомнила ли она свою былую любовь к Томасу Сеймуру. В «Стенании грешницы» я говорила самыми простыми словами о моей вере, о том, что спасение приходит через веру и чтение Библии, а не через бесполезные обряды.
Я зажмурился. Мне было известно о подобного рода сочинениях, где радикальные протестанты исповедовались в своих грехах и рассуждали о спасении души. Кое-кого из авторов таких книг арестовали по приказу властей. Было чрезвычайно глупо со стороны королевы написать такую вещь, даже тайно, в эти времена раскола и террора. Разумеется, Екатерина должна была знать это, но, похоже, эмоции пересилили ее политическое здравомыслие. А надежда, что чаша весов склонилась в пользу реформ, снова оказалась катастрофической ошибкой.
Кто видел эту рукопись? тихо спросил я.
Только милорд архиепископ. Я закончила книгу в феврале, но потом, в марте, началась история с Гардинером. И поэтому я спрятала рукопись в свой личный сундук и никому о ней не говорила. Королева вздохнула и с горечью добавила: Видите, Мэтью, иногда я все же могу быть предусмотрительной.
Я видел, что ее разрывают противоречивые чувства: с одной стороны, желание распространить свои убеждения, а с другой страх, проистекавший из четкого понимания политических опасностей.
Книга оставалась запертой в моем сундуке вплоть до прошлого месяца, когда я решила спросить мнение архиепископа о ней. Он любезно пришел ко мне сюда и как-то вечером прочел рукопись в моем присутствии. Екатерина с задумчивой улыбкой взглянула на Кранмера. В последние три года мы постоянно говорили о вопросах веры. Мало кто знает, сколько всего мы с ним обсуждали.
Томас как будто испытал неловкость при этих словах, но быстро успокоился и невозмутимо проговорил:
Это было девятого июня. Чуть больше месяца назад. И я посоветовал ее величеству ни в коем случае никому не показывать эту книгу. Там ничего не говорилось о мессе, только осуждались тупые римские обряды и отстаивался взгляд, что молитва и Библия единственный путь к спасению, однако подобного рода заявления наши враги могут трактовать как лютеранские.
И где теперь эта рукопись? спросил я.
В этом-то все и дело, мрачным тоном проговорил лорд Парр. Ее украли.
Королева посмотрела мне в глаза:
И если она попадет в руки королю, это может меня погубить. И не только меня.
Но если вы не отрицали того, что святая месса
С точки зрения короля, она все равно слишком радикальна, возразила Екатерина. Ну а уж то, что я писала все тайно от супруга Ее голос сорвался.
Кранмер спокойно продолжил:
Да, его величество сочтет сие проявлением неверности. И это страшнее всего.
Вот именно, печально подтвердила королева. Генрих почувствует себя уязвленным.
У меня голова пошла кругом, и, чтобы сосредоточиться, я сцепил руки на животе, понимая, что все ждут моей реакции.
Сколько существует экземпляров этой книги?
Только один, написанный моей рукой, ответила ее величество. Я занималась сочинительством у себя в спальне, тайно, за запертой дверью, когда рядом никого не было.
Каков ее объем?
Пятьдесят страниц убористого почерка. Я запирала рукопись в крепкий сундук у себя в спальне. Ключ был только у меня, и я постоянно носила его на шее. Даже когда ложилась спать, не снимала.
Екатерина приложила руку к корсажу и вытащила маленький ключик. Как и жемчужина, он висел на тонкой цепочке.
Я советовал ее величеству уничтожить книгу, прямо сказал Кранмер. Само ее существование представляло угрозу.
Значит, дело было девятого июня? уточнил я.
Да, ответила королева. Я, конечно, не могла принимать архиепископа у себя в спальне, а потому вынесла рукопись в эту комнату. Это был единственный раз, когда она покинула мою спальню. Я попросила всех слуг и фрейлин выйти, чтобы наша беседа прошла с глазу на глаз.
А вы говорили кому-нибудь об этой встрече?
Нет, не говорила.
Все смотрели на меня. Раз уж я начал задавать вопросы, как дознаватель, то теперь уже деваться было некуда, следовало идти до конца. И я с ужасом подумал, что если вдруг что-то пойдет не так, то меня могут сжечь вместе со всеми этими людьми.
Милорд архиепископ посоветовал мне уничтожить книгу, продолжила королева. И все же Я надеялась и по-прежнему надеюсь, что такой труд, написанный королевой Англии, может обратить людей в истинную веру.
Она с мольбой взглянула на меня, словно говоря: видите, это моя душа, это истина, которую я познала, и вы должны выслушать ее. Я был тронут, но опустил глаза. Екатерина сцепила руки, а потом вновь посмотрела на нас троих, и ее голос приобрел мрачный оттенок.
Ладно. Я поняла, что была не права, проговорила она и устало добавила: Такая вера при моем положении тоже признак тщеславия.
И сразу же после встречи вы вернули рукопись на место, в сундук? спросил я.
Да. Почти каждый день потом я доставала ее. В течение месяца. Много раз мне хотелось позвать вас, дядя.
Эх, ну что бы тебе и впрямь со мной посоветоваться! с чувством воскликнул лорд Парр.
Если бы на дворе не стояло лето, если бы хотя бы раз или два затопили камин, я бы непременно сожгла ее. Но я колебалась, и дни растянулись в недели. А потом, десять дней назад, я открыла сундук и увидела, что книги нет. Она пропала.
Королева покачала головой, и я понял, какое потрясение она испытала.
Когда вы видели ее последний раз? осторожно спросил я.
В тот самый день. Днем я просматривала рукопись, размышляя, не внести ли какие-нибудь изменения, чтобы ее можно было опубликовать. А потом, к вечеру, король вызвал меня в свои личные покои, и мы разговаривали с ним и играли в карты почти до десяти. У Генриха болели ноги, и ему нужно было отвлечься. Позже, перед сном, я хотела достать ее, еще раз посмотреть, чтобы направить свои молитвы, но книги уже не было.
А вы обнаружили какие-нибудь признаки, что замок вскрывали?
Нет, ответила Екатерина. Никаких.
Что еще хранилось в сундуке, ваше величество?
Кое-какие драгоценности. Унаследованные от моего второго мужа и его дочери, дорогой Маргарет Невилл, которая умерла этой весной. Лицо королевы исказилось печалью.
Все эти драгоценности немало стоят, заметил лорд Уильям. Но не исчезло ничего, кроме рукописи.
Я задумался:
Сколько времени прошло после этого до мм инцидента между Ризли и королем?
Три дня. Королева горько усмехнулась. У меня есть причина хорошо помнить те события.
Племянница сразу же сообщила мне, сказал Парр. Узнав о существовании этой книги и о том, что рукопись похитили, я пришел в ужас.
Я понимающе взглянул на него:
Насколько я представляю, сама природа кражи сделала затруднительным проведение расследования во дворце.
Лорд Уильям покачал головой:
Мы не посмели никому сказать, что произошло. Но я узнал у стражи, кто в те часы входил в спальню королевы. Ничего необычного: пажи-уборщики, горничная, которая приготовила ей постель. Ну и еще дурочка Джейн заходила посмотреть, где королева. Дурочке Джейн, как придворной шутихе, разрешается бродить повсюду, раздраженно добавил лорд. Но у нее не хватит сообразительности, даже чтобы украсть яблоко.
Выяснить, кто имел доступ в спальню в течение определенного промежутка времени, очень важно, заметил я. Видимо, кто-то заблаговременно узнал о существовании книги и воспользовался отсутствием ее величества, чтобы совершить кражу.
Но каким образом кто-то смог заранее узнать об этом? спросила королева. Я держала все в тайне, никому ничего не говорила и запирала рукопись в сундук.
Лорд Парр согласно кивнул:
Мы не понимаем, как это было проделано, и не знаем, что предпринять: положение просто хуже некуда.
И как раз в это время я должна была разыграть страшную сцену с Ризли и королем, добавила королева. Зная, что рукопись моей книги пропала, и понимая, как это может разгневать короля, если ее опубликуют. Она закрыла глаза, сжав жемчужину у себя на шее. Мы все с тревогой наблюдали за Екатериной, и, увидев это, она разжала руку. Со мной все в порядке.
Ты уверена? спросил лорд Парр.
Да, да. Но продолжайте рассказ, дядя.
Лорд Уильям взглянул на меня:
А потом мы услышали об убийстве возле собора Святого Павла.
Об убийстве? живо переспросил я.
Да, похоже, оно имеет непосредственное отношение ко всей этой истории. Рукопись украли из сундука вечером девятого июля. А в прошлое воскресенье, одиннадцатого числа, когда стемнело, в своей небольшой мастерской на Бойер-роуд близ собора Святого Павла был убит печатник. Вы знаете, как в последние годы расплодились вокруг собора эти маленькие заведения, лавочки и мастерские. Кого там только нет: печатники, книготорговцы, иногда даже старьевщики
Да, милорд.
Я также знал, что многие печатники и книготорговцы были радикалами и что дома некоторых из них в последние месяцы подверглись налетам.
Этого человека звали Армистед Грининг. Его типография была просто маленьким сараем, где стоял только печатный станок. У Грининга были неприятности из-за печатания радикальной литературы, весной у него провели обыск, но ничего компрометирующего не нашли. В последнее время он переключился на школьные учебники. А прошлое воскресенье Грининг провел у себя в типографии. Несколько местных печатников тоже работали, они, как правило, трудятся до последнего луча солнца, чтобы станки не простаивали. У Грининга был подмастерье, который ушел в девять.
Откуда вам известны эти подробности?
От самого подмастерья и в основном от соседа, некоего Джеффри Оукдена, у которого печатная мастерская побольше, буквально в нескольких ярдах оттуда. Около девяти мастер Оукден закрывал свою типографию, когда услышал из сарая Грининга страшный шум, крики и призывы на помощь. Он был в хороших отношениях с Армистедом и пошел посмотреть, в чем дело. Дверь оказалась заперта, но она была непрочной: он налег плечом и сломал ее. И сквозь открытую дверь заметил двоих убегающих в другую дверь, боковую, в этих печатных мастерских очень жарко и вечно пахнет краской и прочими химическими составами, так что там обычно делают две двери, чтобы продувало. Но мастер Оукден не погнался за злоумышленниками, потому что они попытались поджечь мастерскую Грининга разбросали повсюду бумагу и подожгли ее. К счастью, Оукден сумел затоптать огонь страшно представить, что бы иначе произошло: ведь такой сарай мог вспыхнуть, как факел!
Да уж.
Я видел подобного рода деревянные пристройки, наспех возведенные у стен на свободных клочках земли вокруг собора.
Только погасив огонь, Оукден увидел несчастного соседа, лежавшего на земляном полу с пробитой головой. И в руке Грининг сжимал вот это. Лорд Парр полез в карман своего камзола и осторожно вынул клочок дорогой бумаги с бурыми пятнами высохшей крови, исписанный аккуратным почерком. Он протянул его мне, и я прочел: