Теща была права. Это была мерзость. Желание обзавестись потомством ослепило нас. И превратило в детоубийц. Врач был только исполнителем. Заказчиками были мы сами. Клиника репродукции и развития одновременно являлась комбинатом смерти. На одного рожденного ребенка приходились десятки нерожденных. Выброшенных. Слитых в раковину равнодушной рукой санитарки эмбрионов. Так что болезнь Сережи вполне можно рассматривать как возмездие. А «кладбище надежд» как напоминание о совершенном преступлении. Послание от призраков, утопленных в раковине детей, которое они передают нам через своего уцелевшего брата».
15
Всю неделю лил дождь. Воздух остыл и повлажнел. Деревья сбросили последнюю листву и погрузились в сон. В понедельник по пути в магазин Игорь заметил, что на улицах стало тише. Машины из-за огромных луж сбавили ход. Редкие пешеходы шли молча, кутались в куртки, втягивали головы в мокрые капюшоны и торопились побыстрее оказаться в тепле. Люди не смотрели вперед и друг на друга. Только под ноги. Как будто кроме грязи их ничего больше не интересовало.
Грязь и холод. Снаружи и в голове. Навязчивые воспоминания о далеком прошлом продолжали лезть наружу. Днем они мешали сосредоточиться, а ночью заснуть. Игорь начал принимать успокоительное и теплые ванны с пропитанной хвойным экстрактом морской солью. Благо этим добром была заставлена вся верхняя полка ванной комнаты.
В доме похолодало, и Игорь включил отопление. В подвале затарахтел циркуляционный насос, как будто сам дом замерз и застучал зубами. Ротор подклинивало еще с весны, и его давно следовало заменить.
На работе отделение заполонили жертвы осеннего обострения. В ординаторской говорили о надвигающейся эпидемии гриппа (до Москвы уже докатилось, скоро будет и у нас), об увеличении пенсионного возраста, росте заболеваемости онкологией. Синоптики обещали потепление, но обещания не помогали.
Для Марины первые три рабочих дня недели уместились в один. В понедельник она подготовила исковое заявление к поставщику инертных материалов, отправила жалобу на проверяющих в Комитет по природным ресурсам и до четверга занималась исключительно домашними делами. В перерывах между приготовлением пищи и глажкой она много разговаривала (или, точнее, пыталась разговаривать) с Сережей. Искала положительные сдвиги в реабилитации сына и не находила их. Больше года они топтались на месте.
«Бог не случайно сделал людей разными», повторяла Вера Васильевна, когда речь заходила о внуке. Время от времени Марине удавалось находить утешение в этих словах. Но порой она выходила из себя. Тогда, схватив сына за плечи, Марина трясла его и кричала: «Проснись! Услышь меня! Ты не можешь быть таким идиотом!» Потом, взяв себя в руки, она садилась на диван и усаживала рядом с собой Сережу. Обнимала его. Поворачивалась к нему лицом и подолгу смотрела в его тусклые, немного косящие глаза, на скошенный подбородок и приоткрытый рот.
Для Лизы выходные прошли в ожидании. Она заглядывала в телефон по сто раз на день и спала, не выпуская его из рук. Катя не позвонила. В понедельник по пути в школу Лиза решила, что сама подойдет к Кате и они помирятся. Но судьба подбросила ей очередную подлянку. На ее место, пустовавшее со дня ссоры, села Света Павлушкина.
У Сережи появился новый секрет. Он был спрятан в шкафу в картонной коробочке из-под кубиков. Да-да, у недоразвитого мальчика тоже могут быть свои секреты. Их может быть даже больше, чем у обыкновенных детей. Как правило, Сережины секреты были очень надежны. Он забывал о них раньше, чем кто-то успевал их раскрыть. Но этот, последний, мог стать исключением. Секрет напоминал о себе тонким тошнотворным запахом. Сереже пришлось дважды открывать коробку и брызгать внутрь папиным одеколоном. Этот секрет должен был стать сюрпризом для учительницы, и мальчик сильно переживал, что мама найдет коробку раньше, чем придет Екатерина Олеговна.
16
На стоянке у «Красной площади» было не протолкнуться. Игорь, двигаясь со скоростью черепахи, внимательно смотрел по сторонам и все равно едва не зацепил белый «Вольво».
Пап, а кого ты больше любишьменя или Сережку? спросила Лиза, перегнувшись через подлокотник.
Вопрос продолжал разгоревшуюся в отделе детской обуви дискуссию по поводу цвета ботинок. Игорь принял сторону жены: не потому, что грязно-болотный цвет ему нравился больше оранжевого, а потому, что ему надоела толстая продавщица, сверлившая Сережу взглядом. Теперь Лиза на свой лад корила его за предательство.
Больше всех я люблю маму, попытался вывернуться Игорь.
Ладно. Тогда скажи, кого ты ждал сильнее, когда мама носила нас в животике?
Дочь, не задавай глупых вопросов, сказала Марина.
Ну скажи, пап.
Игорь не собирался предаваться воспоминаниям. Это произошло само собой.
Он вдруг вспомнил, как пятнадцать лет назад сидел на диване и смотрел новости, когда Марина выскочила из туалета в одних трусах. В одной руке у нее был зажат телефон, а в другой, как свечу в церкви, она держала белый предмет размером с карандаш. Кончик предмета мелко дрожал.
Две полоски, Игорь. Слышишь? Их две, шептала она. На ее лице сияла улыбка, а в глазах стояли слезы. Голос совсем сел. И невозможно было понятьсмеется она или плачет, пока Игорь не разглядел предмет в ее руках. Это оказалась палочка «Эвитеста».
А из динамика телефона кричала Наташа, срываясь на рыдания: «Поздравляю тебя, подруга! Я так за тебя рада!»
Вспыхнувший впереди красный сигнал светофора вернул его к действительности. Игорь притормозил и посмотрел в зеркало. Лиза уже набрала воздуха в легкие, чтобы повторить вопрос.
Я ждал вас обоих, но по-разному, упредил ее Игорь. Тебя с радостью и волнением. Сережус радостью и страхом. Вообще-то ваше появлениедве большие тайны. Когда-нибудь, когда ты подрастешь, я обязательно поделюсь с тобой по крайней мере одной из них. Но не сейчас.
Он посмотрел на сына. Тот перелистывал страницы только что купленной тетради и медленно водил пальцем по пружинке переплета. Сережина тайна была больше.
Что-то ты чересчур разговорился. Марина произнесла это тем самым тоном, которым неделю назад Вера Васильевна клеймила сотовый телефон.
Я сказал что-то лишнее?
Игорь, она еще совсем маленькая девочка. И ей не нужны твои откровения.
Игорь дернул плечами. Загорелся зеленый. Марина сказала что-то еще, но Игорь ее уже не слушал. Тело управляло машиной, а сознание снова провалилось в прошлое.
«Мы сорвали джекпот, на следующий день сказала Марине Ольга Владимировна, врач-репродуктолог, которая провела все четыре протокола. Мы ухватились за микроскопическую возможность и победили. Ближайшие девять месяцев вы должны быть осторожны как никогда. Вероятность повторной беременностипрактически нулевая. Вы должны во что бы то ни стало выносить этого ребенка».
17
«Запись 5 от 30.09.2017 г.
Кажется, последние несколько дней я чувствую себя лучше. Навязчивые состояния случались, но не такие глубокие, как, скажем, неделю назад. Хотя даэто кое-что мне напоминает. Студенческие пьянки. Стоишь в туалете у зеркала и пытаешься критически оценить себя. И чем ты пьянее, тем кажешься себе нормальнее. Но это так, лирическое отступление. Ближе к делу.
Из кабинета гинеколога мы вышли втроем. Я, Марина и наш еще не рожденный ребенок. Я чувствовал его присутствие, хотя он и был размером меньше спичечной головки. Я обнял жену в коридоре и чуть не расплакался. Это было действительно чудо. Тем же вечером я собрал ребят: Никиту, Мишку и Андрея. Накрыл стол в кафе. Не сказал, по какому поводу, но, думаю, друзья меня поняли.
Долгожданная беременность наполнила нашу жизнь радостью и смыслом, как бы банально это ни звучало. Марина ожила и похорошела, как будто вышла вместе с травой и деревьями из зимней спячки.
Расцвела, сказала как-то мама. Значит, будет мальчик. От девочек дурнеют.
Палочку «Эвитеста» с двумя красными полосками Марина заламинировала и носила в сумочке как талисман, приносящий удачу.
В «Психологии» за две тысячи восьмой год есть статья, автор которой на полном серьезе утверждает, что беременность всегда порождает ревность мужа к еще не рожденному ребенку. Я смеялся в голос, когда читал этот опус. Беременность сблизила нас с такой силой, что казалось, будто в кровь нам подсыпали магнитного порошка. Маринины набухшие груди с потемневшими влажными сосками подолгу не давали мне заснуть, и совет гинеколога свести половые отношения к минимуму звучал проклятием. Но главное, что замаячивший на горизонте ребенок связал нас духовно. Я все время думал о Марине. Звонил ей каждый час. Старался пораньше вернуться с работы и не отпускал ее далеко от себя. Вечерами, поужинав, мы забирались на диван и, обнявшись, подолгу сидели вместе. Марина тогда работала в юридическом отделе кондитерской фабрики и приносила с работы крекеры. У нее появился аккуратный круглый животик. Мы жевали печенье, запивали чаем и болтали до поздней ночи. Я часто гладил ее по животу. К тому моменту Шматченко уже почти год был моим пациентом.
Это очень редкий случай гебефренической шизофрении, сказал как-то Борис Алексеевич. Невероятно поздний дебют, атипичное течение, двухуровневый бредкак раз для вас, молодой человек. Вы получите уникальный опыт.
В части опыта он не ошибся.
Памятуя о том, что лечениеэто совместная работа врача и пациента, я старательно выстраивал отношения с Шматченко. Я перевел его в другую палату после того, как он пожаловался на буйных соседей, которые не давали ему спать по ночам. Я поговорил с поварами, чтобы они разрешали ему после ужина брать с собой из столовой щепотку соли. Присутствие соли в кармане успокаивало его. На доброе отношение пациент ответил зеркально и превратился из злобной мумии в чудаковатого деда. Да, иногда приступы агрессии все же случались, но он научился сдерживать себя, и смирительную рубашку на него больше не надевали.
Шматченко много и охотно рассказывал о своей бывшей работе в качестве хозяина зоомагазина. За ширмой историй про кроликов и морских свинок я видел ранимого несчастного человека. Мне было немного стыдно за собственную реакцию на его приступ при первом знакомстве в шестом кабинете, но по обоюдному молчаливому согласию мы никогда с ним не обсуждали тот случай.
Насколько я понял, народным целителем он стал сразу после того, как вынужден был закрыть магазин. Вряд ли это была попытка одурачить людей, скорее первое проявление болезни. Именно в тот период сумасшествие расцвело в нем пышным цветом. Весьма вероятно, что именно банкротство магазина, который он создал и в котором проработал много лет, стало причиной болезни.
Шматченко неплохо разбирался в травах, знал наизусть крупные фрагменты из Библии (случись ему встретиться с тещей, уверен, они нашли бы о чем поговорить) и не любил говорить о том, как переквалифицировался из бизнесмена-натуралиста в знахаря, хотя именно этот период представлял для меня наибольший интерес. Но я не настаивал. По совету заведующего отделением неприятные разговоры я дозировал так же тщательно, как провизор подбирает дозу змеиного яда.
Как-то осенью я случайно обнаружил в бумагах Шматченко два старых медицинских заключения. Согласно первому у него был запущенный диабет второго типа. Согласно второмурак двенадцатиперстной кишки четвертой стадии. В последней строчке документа было написано: «Симптоматическое лечение по месту жительства», что означало отказ хирурга оперировать. По сути, эта бумага восьмилетней давности была посмертным эпикризом человека, который сейчас оказался моим пациентом. Весьма вероятно, что диагноз был поставлен ошибочно. И все же такая находка существенно изменила мои взгляды и на сумасшедшего целителя, и на народную медицину. Иронии и скепсиса поубавилось.
Шматченко был единственным из моих пациентов, к кому не приходил никто из родных. Это обстоятельство здорово осложняло лечение. То ли их вообще не было, то ли они от него отвернулись (возможно, предварительно отправив на принудительное лечение). В карточке, в графе «Основания для госпитализации» были указаны номер решения суда и дата его вынесения. Мне неизвестны были причины и обстоятельства, при которых Шматченко попал в больницу. Но то, что лечение было принудительным, я знал.
Иногда в ходе наших встреч вопросы задавал Шматченко. Ничего особенного. Общие вопросы о работе и о семье. Я не пресекал его любопытства: его интересы были важным индикатором психического здоровья. Отвечал я особенно не задумываясь, но всегда честно. Мне и в голову не могло прийти, что, пока я изучал его, он изучал меня».
18
В воскресенье утром на остановке в ста метрах от дома Прохоровых появилась старуха. На вид ей было далеко за семьдесят. Сухая, но вполне крепкая, в поношенном пальто и с теплым платком на голове. Еще один платок, но не шерстяной, а легкий и в прошлом цветастый, прикрывал шею. Правой рукой она держалась за край лавки, словно боялась свалиться с нее. Левой сжимала ручки хозяйственной сумки, стоявшей рядом.
Старуха большую часть времени смотрела себе под ноги на заплеванный семечками пятак земли, будто о чем-то глубоко задумавшись, и поднимала голову только на шипение раздвигавшихся дверей. Но автобусы любых номеров ее не интересовали. Она украдкой, пряча взгляд, смотрела на противоположную сторону улицы. На коричневые ворота с адресной табличкой «Фрунзе 15». Сквозь голые ветви ореха, растущего у забора, она видела окно кухни, зарешеченное окно мансарды и коричневую крышу из металлочерепицы. Небольшой дом был сложен из итальянского кирпича и окружен кирпичным забором с двумя проемами, загражденными стальными пиками. Дом был не новыйсейчас строят по-другому, но ухоженный и аккуратный.
Автобусы останавливались редко. Через эту остановку проходило всего два маршрута:17-й с конечной в дачном кооперативе и 32-й, который шел до пригородного поселка Вольное. Ожидавших автобуса в среднем получалось около десяткаодни уезжали, подходили другие. Преобладали толстухи за пятьдесят, дачницы и местные сельские тетки. Они разбивались по группам в два-три человека и обсуждали расписание автобусов и погоду, но никто ни разу не попытался заговорить со старухой. Что-то отталкивающее было в этой угрюмой замкнутой женщине.
Рано утром, еще до рассвета, она вышла из дешевой гостиницы на другом конце города. Немного постояла на порожках, подняв лицо к небу, как будто принюхиваясь, и медленно двинулась вдоль квартала. Ее путь напоминал маршрут почтальона, которому нужно обойти несколько улиц. Иногда она делала крюк, иногда возвращалась обратно, но в целом сохраняла направление, двигаясь на юго-восток. Конечной точкой была эта самая остановка.
Столь же странным, как и маршрут, было содержимое ее сумки. Помимо двух застиранных носовых платков, кошелька, кнопочного телефона, смятых билетов и паспорта с иногородней пропиской там лежали сцепленные между собой три собачьих ошейника и три кодовых велосипедных замка.
Старуха провела на лавке два с половиной часа, прежде чем калитка дома, на который она тайком поглядывала, открылась. Из нее вышел средних лет мужчина в спортивном костюме. Не отводя глаз от человека, старуха отвернулась в пол-оборота и прикрыла рукой нижнюю часть лица. От тошнотворного запаха, который привел ее сюда, за сотни километров от дома, ее едва не вывернуло наизнанку.
19
Игорь мог бы еще поспать, но вышел из дома без четверти восемь. Свежее мясо быстро разбирали, особенно в теплое сентябрьское воскресенье после затяжных холодных дождей.
Обе витрины небольшого магазинчика были практически пусты, если не считать горку синих куриных потрохов, но судя по чавкающим звукам топора, летящим из подсобки, Игорь появился вовремя.
Хозяин! позвал Игорь.
На пороге появился Алик, высокий лысый черкес в заляпанном кровью грубом мешковатом фартуке.
Привет, дорогой. Сколько лет, сколько зим.
Игорь покупал здесь мясо на протяжении пяти лет. Последний разс неделю назад. Если он заходил в магазин после работы в джинсах и рубашке, хозяин обращался на «вы». Если, как сейчас, в спортивном костюме, Алик говорил «ты» и позволял себе некоторые отступления от служебного протокола.
Почему бледный такой? Заболел? спросил мясник.
Нет. Это я, как зайчик, к зиме готовлюсь.
Зайчик?
Да, зайчик, ответил Игорь, глядя в серьезные глаза Алика. Есть что-нибудь на шашлык?
Есть, конечно. Свинина есть. Баранина есть. Говядина тоже есть. Шея, корейка, мякоть. Все есть.
Алик тщательно вытер окровавленные пальцы о фартук, как будто через минуту они не будут снова в крови.
Крокодил есть?
Крокодил? Нет. Крокодил нету. Шутишь, наверное? Халяль есть. Готовый шашлык есть.
Что за халяль?
Просто халяль. Сейчас все берут.
Это что-то вроде кошерного мяса?
Да, похож. В Бога веришь?
По Богу у нас теща специалист.
Понятно. Тогда халяль тебе не надо. Возьми свинины. Очень хороший мясо.
На обратном пути Игорь прикидывал, как будет мариновать. Уксус или минералка? Но в любом случаепобольше лука и перец только горошком. В зависимости от размеров кусков он возьмет с собой шампуры или сетку для барбекю. Мысли пробуждали аппетит.