Надо найти козу! сиплым голосом произнесла девушка. Изображение козы. Там, где мозаика.
Коза? Что за
Скорее!
Серп снова сделал оборот, снизился еще немного и пошел чуть быстрее. Доктор, ругаясь и не соображая, зачем он это делает, бросился к мозаике, упал на колени в мягкий ковер пыли и быстро начал снятым галстуком протирать рисунок. Просто никаких других идей ему сейчас в голову не приходило.
Черт! крикнул Галер. Нет козы! Какая-то богиня.
Девушка быстро, сильно согнувшись, подлетела к нему.
На полу в овальном орнаменте действительно была изображена богиня с копьем и в древнегреческом шлеме. Через плечо у нее была перекинута кудрявая шкура с прикрепленной у груди головой горгоны Медузы.
Волосы на голове доктора взметнулиськаменный серп с глухим рокотом пронесся совсем близко от темени. Галер попытался силой нагнуть голову девушки, но та отбила его руку и ладонью нажала прямо на изображение головы горгоны. Раздался скрежет. Федор Никитич осторожно поднял лицосерп медленно останавливался. С его краев сыпалась каменная крошка. Потом он замер.
Господи помилуй, прошептал Федор Никитич. Но тут снова раздался рокотоднако на сей раз угроза действительно миновала, гигантский каменный серп начал втягиваться обратно в потолок. Но механизм, поднимавший серп, не перестал работать. Как только каменное оружие встало на место, послышался скрежет со стороны фигуры старика. Барельеф сдвинулся, а на стене, которую он закрывал, Галер и Луиза увидели узкий проход. Не сказав друг другу ни слова, они подхватили сумку и мешок и тяжело бросились к нему. У самого порога Луиза остановилась.
Галер заглянул внутрь и увидел небольшой коридор, за которым открывался второй зал Обители.
Войдем сюда, но дальшени шага, предложил он. Может, там новая ловушка.
Как только они попали в проход, барельеф, изображавший старика, начал возвращаться на свое место, отрезая их от первого зала со страшным каменным серпом. Девушка рухнула на пол. Галер сел рядом.
Вы больны, сказал он.
Нет, не больна.
Не упрямьтесь. Яврач. Я знаю эти симптомы.
Луиза повернула к нему измученное лицо.
Чем же?
Классическая женская истерия, сухо объяснил Галер.
Луиза коротко хохотнула.
Вы как бабка, сказала она. Со мной все в порядке!
Нет.
Да! И хватит об этом!
Доктор пожал плечами. Спорить не имело смысла. По опыту Галер знал, что страдающие подобным недугом женщины ни за что не сознаются в своей болезни. Поэтому медицина предписывала врачу вести себя с ними спокойно. Надо было отвлечь девушку, переменить ход ее мыслей.
Интересно, сколько здесь комнат? произнес он.
Что там, в следующем зале? спросила Луиза.
Галер встал, подошел к открывшемуся проходу и вгляделся в полутьму. Напряжение и злость, которых он так боялся, медленно проходили. Он снова превращался в немногословного сухого совершенно обычного человека. Которым на самом деле никогда не был. Но тщательно скрывал это.
Похоже, статуя всадника у противоположной стены.
Всадника?
Нет это кентавр, поправился Федор Никитич.
Двенадцать, сказала девушка.
Галер оглянулся на нее.
Почему?
А почему вы убили бабку?
Я не убивал ее, устало ответил доктор.
Кроме вас никто не мог.
Разве? А почему не вы, Луиза? Вы ведь не любили ее. Думаете, я не заметил?
Какое вам дело? сердито ответила Луиза.
Вам не жаль ее!
Луиза промолчала. Тогда Галер спросил ее тихо, глядя прямо в глаза:
Или вы знаете, кто ее убил, но скрываете?
Девушка отвела взгляд.
Считаете, это я? спросила она. А я считаю, что вы.
Нет, не я. Может, горничная?
Глупость! Уж я-то знаю ее с детства.
Однако, кроме нее и нас, в доме никого не было, сказал Галер. Или был кто-то еще?
Нет! крикнула Луиза.
Потом девушка молча сидела, глядя прямо в стенку прохода. Ее большие, немного навыкате глаза не моргали, а тонкие губы были сурово поджаты. Пожалуй, действительноникакого сходства с бабкой. Бабка была воплощением давно минувшего векаувядшая роза екатерининских времен. Луиза вела себя и одевалась проще, но не казалась простушкой по сравнению с бабкой. Ее темно-синее платье с большим отложным воротником из белого полотна сейчас было вымазано пылью, но держалась девушка так, будто на ней не было ни соринки. А баронесса была дряхлой одноглазой старухойсовсем непохожей на ту соблазнительную кокотку, как ее описывал в своих предсмертных воспоминаниях Иван Андреевич Крылов. Доктор вспомнил старый дом в Лефортово, куда баронесса привезла его из Петербурга. И ту последнюю ночь, когда она начала свой рассказ, совершенно переиначив все, что рассказывал Крылов. За окнами кабинета было темно, дождь стучал в стекла, а в камине ярко и бездымно горели березовые поленья
Лефортово
Агата Карловна сидела в кресле с высокой спинкой, положив рукопись себе на колени, а сверхускрюченные подагрические руки.
Та-а-ак произнесла она, глядя в сторону, на огонь в камине. Как я и говорила, Иван Андреевичловкач! Написано увлекательно, умно. Но тут, она ткнула пальцем в листы на своих коленях, тут почти всевранье.
Федор Никитич пожал плечами. Очень хотелось спать. Дорога совершенно вымотала его, пожалуй сильнее, чем эту старую каргу. В дороге она читала рукопись без комментариев, прерываясь только на почтовых станцияхна еду и постель. Иногда подолгу задумывалась, шевеля иссохшими губами, будто что-то подсчитывала. А Галер не пытался заговорить с ней по дороге в Москву. Он остро чувствовал перемену в жизниособенно его волновала невозможность увидеть сестру. Хотя Агата Карловна и обещала, что за ней будут ухаживать, но
Прежде чем взяться за дело, вы должны узнать правду, решительно сказала старуха, взяла со столика колокольчик и позвонила. Ну где же эта девка?
Издалека послышались шаги, дверь отворилась, и в комнату заглянула прислужница.
Чего вам? спросила она.
Чаю из синей банки! Да погорячее! На две персоны.
Галеру не хотелось чая. Он бы лучше лег спать, но, согласившись на предложение баронессы, сделанное неделю назад в Петербурге, возле библиотеки, где еще остывало тучное тело баснописца Ивана Андреевича Крылова, теперь не смел перечить. Служанка ушла. Баронесса помолчала, снова пожевала морщинистыми губами, а потом начала:
Сначала я должна рассказать немного о себе. О том, как стала шпионкой Матушки императрицы. Да! Шпионствозанятие неблагородное, впрочем, выбирать мне не приходилось. Мой отец, Карл Штютте, прибыл в Петербург по приказу княгини Цербстской Иоганны Елизаветы.
Кто это? спросил Галер.
Не перебивайте! Это была мать будущей императрицы Екатерины Алексеевны. Они вместе приехали в Петербург. Но потом Елизавета Петровна стала удалять княгиню Цербстскую от дочери. Ей якобы сообщили, что Цербстская спуталась с Иваном Бецким, внебрачным сыном генерал-фельдмаршала Трубецкого. На самом же деле княгиня Цербстская, пользуясь своим положением будущей тещи, просто шпионила при русском дворе. Писала из Петербурга донесения Фридриху Прусскому, с которым Россия тогда воевала.
А говорят, что шпионствозанятие неблагородное, заметил доктор.
Ну, сама-то она считала, что не шпионит, а интригует! Но канцлер Бестужев как-то перехватил отчеты княгини и поднес императрице Елизавете. Та была в бешенстве! Казнить княгиню Цербстскую, свою будущую родственницу, как вы понимаете, она не могла. Изгнатьза милую душу! Предчувствуя скорую разлуку с дочерью, княгиня Цербстская и выписала моего отца в Петербургбатюшка был хороший куафюр и быстро стал любезен ее дочери Екатерине. Этого Иоганна Цербстская и добиваласьчтобы мой отец стал ее шпионом при дочери. Она через него собиралась влиять на Екатерину в случае своей высылки из России. Батюшка взялся за дело не столько от бедности, сколько из желания основать свое дело в великолепной русской столице и получить клиентуру, которой в Штеттине у него никогда бы не завелось. А потом случилось то, что и должно было случиться, он прижился сначала в Ораниенбауме, где жили Петр и Екатерина, потом вместе с молодыми супругами переехал в Петербург. Впрочем, функции шпиона он все же выполнялтолько не для матери, а для дочери. Носил записки от Екатерины к английскому послу Уильямсу, а от того доставлял мешочки с золотом для подкупа Разумовского и его гвардейцев с целью сместить императрицу Елизавету и посадить на трон Петра Федоровича. Когда же перемена свершилась сама по себе, в результате смерти Елизаветы, батюшка стал частым гостем у братьев Орловых, пока те не устроили уже настоящий гвардейский переворот, в результате которого уже сама Екатерина взошла на престол, а муж ее Петр Третий умер от острой геморроидальной колики в Ропше. Как тогда всем рассказали, конечно Молодая императрица не забыла усердия отца и продолжила поручать ему всякие щепетильные дела, далеко от себя не отпуская.
Дверь кабинета снова открылась. Дородная баба-служанка внесла огромный поднос с чайником и чайной парой. Пока она ставила их на столик, Агата Карловна молчала. Молчал и Галер, глядя в темное окно, по которому стучал холодный московский дождь. Наконец служанка ушла, и баронесса продолжила, будто и не останавливалась. Казалось, она еще в дороге, надолго уходя в себя, соображала, что и как говоритьсвою повесть старуха вела без запинок. Доктор подумалмного ли в ее словах правды? Или она, как и Крылов, потчует хорошо состряпанной историей? Ему ужасно не нравилась эта зыбкая болотная почва, по которой приходилось идти неизвестно куда.
Каким образом я появилась на свет? спросила сама у себя старуха. Это тайна даже для меня. Отец никогда не женился. Матери у меня не былотолько кормилица. Но так или иначе я оказалась на этом свете, прямехонько во дворце. Дальше вам должно быть неинтересно, скажу только, что отец меня очень любил. И императрица благоволила мне как родной.
Она сняла листы рукописи с колен, свернула их трубкой и положила сбоку на кресло. Очень медленно, с трудом взялась за чайник и подняла его, чтобы разлить чай по чашкам. Галер не стал ей предлагать помощьэто в договор не входило. Баронесса отпила из своей чашки и продолжила:
Я, конечно, часто воображала, что являюсь внебрачной дочерью императрицы Екатерины. Ведь был же Бобринский ее сыном. Я даже спрашивала об этом отца, который однажды, когда мне было уже двенадцать, очень твердо заявилэто не так. И запретил мне фантазировать, чтобы не огорчиться, узнав правду. Вероятно, матерью моей была кто-то из служанок, а может, даже из младших фрейлин Он так и не открыл тайну моего рождениячерез год, когда мне исполнилось тринадцать, его нашли задушенным в подвале.
Вот как?
Да. Матушка императрица приказала провести тщательнейший розыск, но убийцу не нашли. А может, нашли, но мне ничего не сказали, щадя мою молодость. Екатерина взяла меня к себе и даже некоторое время занималась воспитанием. Впрочем, ей быстро наскучило это занятие, и Матушка передала меня на руки старухе-фрейлине Канюковой, ведавшей при дворе всей женской прислугой. Время от времени царица призывала меня к себе и спрашивала, о чем говорят подопечные Канюковой и остальные придворные. Так постепенно я унаследовала занятие батюшкистала шпионить во дворце, выполнять поручения, носить записки и да, случилось и это. И еще раз. И еще Постельлучший способ узнать мысли мужчины, мой дорогой! Я была юна, очень привлекательна, а надзор старухи ограничивался тем, что она давала мне постель и много свободного времени. Которое я сначала уделяла книгам из дворцовой библиотеки, а потомкавалерам.
Доктор Галер сухо кашлянул. В устах старухи эти слова звучали неприятно.
В рукописи, которую вам продиктовал Крылов, все начинается с его визита к императрице, сказала Агата Карловна, усмехнувшись. Матушка приказывает ему проследить, куда девается золото, которое согласно секретному указу самого Петра Алексеевича ежегодно закладывали в отверстие Фехтовального зала Сухаревой башни. Крылов пишет об этом визите как о чем-то неожиданном. Представляет себя комичным потеющим человеком, ни сном ни духом не ведающим Я же расскажу о том, что было чуть раньше того визита.
Меня вызвали в спальню императрицы ближе к вечеру. В последние годы Матушка сильно утомлялась и ложилась рано. Случалось, ее мучила бессонница. Тогда звали «Чернявого», Платона Зубова, последнего фаворита царицы. Не верьте досужим болтунам, императрица вовсе не предавалась с ним плотским утехамей было почти шестьдесят, чувства давно угасли, но привычка к молодым блестящим мужчинам, которых можно держать подле себя, осталась. Они стоили Матушке много дороже болонок и левреток, но роль их была похожа. Разве только болонки не умели играть в «фараон» и сплетничать про придворных, а Зубов вполне на это годился. К тому же Матушка обожала, когда о ней судачили. Это льстило старушке. Хотя Агата Карловна поставила чашку. Я сейчас, должно быть, уже старше, чем она в те годы.
Галер посмотрел на Агату Карловну и попытался представить ее молодой. Но не смог.
Сначала Матушка болтала о какой-то ерунде, потом отослала фрейлин и велела мне сесть к ней на кровать.
Агаша, сказала она тихо. Только ради светлой памяти твоего отца, Карла Петровича, я не гоню тебя со двора за все непотребство, которое ты тут устраиваешь.
Но, Матушка! невинно хлопая глазками, воскликнула я. Ведь это все ради тебя!
Замолчи! приказала Екатерина Алексеевна и поправила белый чепец, давивший широкими атласными завязками ее дряблый подбородок. Твои шашни с братцем моего «Чернявого», Валерианом Это уж слишком!
О, Матушка, ответила я скромно. Разве это шашни? Скромный поцелуй в саду Как я могу устоять против обаяния такого мужчины? Конечно, он совсем не ровня своему брату, Платону Александровичу, но все же фамильное сходство
Вот дура, разозлилась Матушка, которая, как я знала, в то время раздумывала, не сменить ли Платона на Валериана. Уж прекрати стрекотать и разыгрывать из себя сельскую пастушку!
Впрочем, эта рокировка братьев императрице не удаласьв конце того же года красавчику-генералу Валериану при переправе через Западный Буг ядром оторвало ногу. Он получил от Матушки орден Андрея Первозванного, Святого Георгия, десять тысяч червонцев на уплату всех долгов, дом Бирона на Миллионной, двадцать тысяч золотом, пенсию в тринадцать тысяч серебром, звание генерал-аншефа и назначение завоевывать Тибет. Тибет! Матушке прекрасно удавались и великая щедрость, и великая насмешка.
Повинуясь императрице, я замолчала. Молчала и Матушка. Она откинулась на подушки и смотрела в потолок. Потом нащупала мою руку.
Агаша! торжественно сказала она. Я скоро умру.
Скосила глаза в мою сторону.
Так! сердито продолжила Екатерина. Гляжу, тебе все равно!
Мне не все равно, ваше императорское величество, ответила я со вздохом. Просто вы говорите мне про свою скорую кончину уже в четвертый раз.
Ну и что? воскликнула она. Говорить можно сколько угодно! Смертьэто серьезно! О ней надо говорить! В моих годахтак просто обязательно!
Это слишком печальные разговоры, покачала я головой.
Неважно! Теперь слушай внимательно. Мой великий дед Хотя никакой он мне не дед, но это дела не отменяет великий император Петр Алексеевич еще в самом начале века основал «Нептуново общество». Полагаю, ты о нем не слыхала?
Нет.
Конечно! Так и должно быть. Это вроде масонской ложи, куда входили все главные сподвижники царя. Собирались члены «Нептунова общества» в Сухаревой башне в Москве. Возможно, позднее они покинули башню и перебрались в специально построенный дом. Сведения о нем есть в архиве. Хотя место, где он был возведен, не указано. И чертежей не сохранилось. Что странно Но еще более странносогласно указу Петра ежегодно на нужды «Нептунова общества» выделяется двести золотых червонцев, которые отвозят из Петербурга в Москву и кладут в тайник, устроенный в стене Фехтовального зала башни. Причем деньги тут же исчезают! В прошлом году я специально посылала своего кучера Афанасия вместе с особым чиновникомпроверить, куда деваются деньги, кто их забирает
И что? спросила я заинтересованно.
Они всю ночь просидели в засаде в башне. Но никто за деньгами не пришел. А мешок с червонцами из тайника исчез!
Останкино
Жандармский офицер, еще не закончив орать на оторопевшего ротмистра Голикова, остановился и прислушался. Голиков воспользовался паузой, чтобы оправдаться:
А что я мог сделать? У них было письмо.
Молчать! рявкнул жандарм. Слушай!
В этот момент под землей что-то глухо загудело.
Что это? испуганно спросил ротмистр.
Жандарм поднял на него глаза. Только тут Голиков заметил, какой грязной была шинель этого человека, каким усталым его лицо. И какими мокрыми бока лошадивероятно, всадник мчал со всей возможной скоростью, чтобы перехватить ту странную пару. «Это каторга мне», с тоской подумал ротмистр.
Жандарм скривился и быстро вытащил из-за пазухи конверт. Сломав печать, он вынул бумагу и пробежал ее глазами. Потом хмыкнул: