Нужно работать,резко заметил очкарик.Мы убили целый день на болтовню, скоро вечер. Будем наверстывать упущенное?
Работа заждалась,согласился Павел.Это плохо.Он прищурил глаза и прожег меня голубым светом, достав до самого сердца.Остается перед уходом решить последний вопрос: что нам делать с дражайшей Лидией Сергеевной?
Наступила тишина. Все трое уставились на меня с интересом. Я открыла было рот, чтобы заявить: Лидия Сергеевнане последняя дура и будет молчать, как старая, замшелая могила... И проглядела, как Павел поднял руку. Он надавил на какие-то точки на моем горле. Словно вставил заслонку на пути протока воздуха в легкие. Я даже не успела подумать, а есть ли жизнь после смерти и где будет храниться моя душа, просто провалилась в какой-то молочный кисель, без прощания уйдя из мира ощущений в мир предсмертных видений, где и сложила лапки.
А из мира видений я возвращалась своим ходом. Всплывала в молочном киселе, раздвигая ладони. Лениво шевелила пятками. Переворачивалась, тонула. Снова шевелилась... Мне постоянно что-то мешало.
Что-то сползало с моих плеч и путалось в руках. Вероятно, это был особой важности предмет, потому что я не желала с ним расставаться. Я забрасывала его за спину и плыла дальше. Постепенно кисель расползался, становился прозрачнее, тоньше. Обозначились цвета. В разрывах зеленого проплывали островки голубого. Голубое чередовалось с серым, серое дырявилось желтым, лучистым... Я всплыла, перевернулась на спину и лежала, плавно покачиваясь, на поверхности молочного киселя, который вдруг стал холодным и колючим...
Я очнулась в глубине сосновой чащи на грубоватом ложе из сухой травы. Кто-то специально приготовил для меня эту постельсгреб траву и уложил в сырую промоину, отороченную губчатым лишайником. Мои руки лежали крестом, но не на груди, что было бы по-христиански, а на собственной сумочке из кожи годовалого ягненка. Очевидно, эта сумка и мешала мне всплыватьза нее я и цеплялась, даже в краю видений несогласная расставаться с собственностью...
Как ни странно, ничего не болело. Было трудно глотать, и в глазах витали остатки фиолетовой дымки. В остальном я казалась живой и здоровой. Скосила глазапо руке карабкался муравей. Машинально его стряхнула и села. Фиолетовая дымка замерла. Я подождала, пока она придет в движение, рассосется, после чего начала озираться.
Меня окружала дикая чаща. Из гущи темно-зеленого леса торчала острая, как парус, скала. Остальное пространство занимали деревьяхвойные, шершавые, но не такие, как в Сибири. На одних деревьях ветви торчали параллельно земле, усыпанные непричесанными шипами. Другие, казалось, только вышли из цирюльникрасовались густо-сочной зеленью, аккуратно сведенной в пышные чаши. Чаши устремлялись ввысь, а деревьявширь. Буйная трава закрывала землю. Кое-где виднелись цветы с серебристо-белыми листьями, заросшими частыми волосинками; низкостелющиеся кустики с игольчатой хвоей и раскидистыми стеблями. От скалы отпадали россыпи белесых камнейсловно мелкие кряжики от большой материнской горы...
Я поднялась на ноги... и сразу же присела. Где-то совсем не за горами проехала машина! Посидела, прислушавшись, опять поднялась. Наверное, не самые приятные создания в этом мирелюди. Но без них мне будет невыносимо одиноко. Люди везде. Да и вряд ли оставившие меня в лесу разбойники согласились бы тащить дамочку в самую чащу. У них времени не было заниматься глупостями.
Я забросила сумочку через плечо и побрела навстречу новым неприятностям, убежденная, что уже никогда из них не выпутаюсь.
Дорога в лесной чаще была вся в колдобинах и кочках. Определив по ряду признаков, где запад, где восток, я встала лицом туда, где восходит солнце, и принялась терпеливо ждать.
Часы показывали половину пятого (у меня приличные часы, по заверению продавца, они способны идти даже в горловине мартеновской печи). Когда проехал первый автомобильпятидверная «Нива», они уже показывали без четверти. Машина не остановиласьза рулем горбился дедок в соломенной шляпке, а рядомбабка из сказки про разбитое корыто. На золотую рыбку я сегодня не тянула, поэтому, наверное, они проигнорировали протянутую руку. Я отошла в сторонку, села на пенек, представила пирожок и тихо загрустила. Через семь минут вновь раздалось автомобильное рычание. На этот раз машина шла с запада, однако я на всякий случай подняла голову.
И не пожалела. Там было на что посмотреть. Серебристый Бронькин «кефир» тащился по колдобинам, как кораблик по бушующему штормовому морю.
Когда она съезжала с бугра, то царапала по земле передним бампером, когда выезжала из рытвины, то уродовала задний. Из закрытого салона доносилась крепкая моряцкая ругань, хотя с кем таким образом общалась моя подруга, непонятно: кроме нее, в салоне никого не было.
Не доехав до меня метров пять, «кефир» остановился и резко сдох. Распахнулась дверца, явив Броньку, презлющую, как доберманиха из зондеркоманды СС. Она сменила бесстрашный розовый прикид. Сегодня на ней была прозрачная черная косынка, черный пояс и узорчатая юбка цвета маренго.
Ну наконец-то,сказала я,сбылась мечта идиотки.
Это ты?на всякий случай уточнила Бронька, швыркая носом и вытирая испарину ладонью.
Это я,на всякий случай подтвердила я.
А ты должна здесь находиться?сдувая с глаз слезы, спросила Бронька.
Нет, не должна. А где я, кстати, нахожусь?
Там же, где и я.
А ты где находишься?
А хрен его знает. Лес тут какой-то, дорога... Задолбалась я по этой дороге, Лидок. Назад уже поздно, остается вперед, вот и еду, еду... Только не говори, что тебя в третий раз чуть не убили.
Хорошо, не буду,покладисто согласилась я.Меня просто похитили из кафе, вынесли головой вперед, привезли в деревянный домик, разговорили, а когда исчерпали все доступные темы, слегка придушили и выбросили за ненадобностью. Убивать не стали. А у тебя сегодня траур?
Господи ты мой!Бронька задрала голову в небо и на полном серьезе перекрестилась.Я дурею на глазах, Лидок... Да, у меня сегодня траур, я исполнена скорбных переживаний, но тебе не понять моих чувств, поэтому давай не будем развивать эту тему. Других плохих новостей нет?
Есть,вспомнила я.Враги украли твой мобильник, извини. Впрочем, нет, постой.Я открыла сумочку и поворошила внутри.Все в порядке, Бронька. Правда, толку от него... Можешь отдать Лешкиному киндеру, пусть орехи долбит.
Все, хватит с меня,озлилась Бронька.Садись в машину. Едем дальше.
Жемчужное за спиной,резонно заметила я.
Да что ты говоришь?взвизгнула подруга.А как я, по-твоему, развернусь? Подпрыгну?
Мы стремительно сходили с ума, одновременно и дружно. Еще немногои мы начнем таскать друг друга за волосы. Нужно было срочно спасать психику.
Стоп,сказала я,никто никуда не едет. Спешка неуместна. Сейчас мы стоим, мирно курим твои сигареты с ментолом и ведем содержательную беседу о твоем разрушенном счастье. Начинай...
О том, что счастье разрушено, Бронислава Хатынская догадалась поутру, не обнаружив в глазах любимого огня всепожирающей страсти. Его терзали более мирские проблемы, о которых он предпочел не распространяться. С трудом исполнив положенный «долг», он облегченно вздохнул и принялся выяснять у Броньки подноготную некой Косичкиной. При наличии обнаженной до зубов Хатынской, требующей продолжения, и немедленно, это выглядело по меньшей мере нелепо. Но ладно. Завершив душевную беседу, Павел куда-то смылся на «дефендере». Через час вернулся, разделся, осушил Бронькины слезы, но в роли, отведенной ему Хатынской, он сегодня явно не блистал. Кончилось тем, что Павел путано извинился, испросив у Броньки прощения за все (она аж похолодела), собрался и попросил, уходя, захлопнуть дверь. Доведенная до бешенства Бронька тут же хлопнула дверью снимаемой Павлом халупы в барачном доме на Рублева. Бросилась вон. За любимым. Она догнала его на своем «кефире», когда «лендровер» топтался на красном светофоре у пересечения Народной с Красноармейским тупиком. Далее Павел порулил на восточную окраину, к санаториям. Дважды сделал полукруг у моего бунгало и выехал на прибрежную дорогу. Далеко он, впрочем, по ней не проехал. То ли засек наблюдение, то ли по каким иным соображениям, но свернул на объездную через лес, потом вильнул на проселочную и растворился в зеленых просторах прибрежной полосы. От этой точки Бронька и колесит по заколдованному лесу, пытаясь отыскать след зеленого «дефендера».
Объясни, Лидок, какое отношение имеет Павел к твоему бунгало?разобиженно вопрошала Хатынская.И почему его так интересует твоя биография? Он бы еще книжки твои попросил почитать.
Да дерьмо твой Павел!взорвалась я.
Она застыла с перекошенным ртом, глаза ей залило бешенством, но она не успела его выплеснуть, как замузицировал мобильник у нее в сумочке. В глазах Броньки вспыхнул огонек надежды, она схватила трубку:
Алло...
По мере того как она слушала, надежда в глазах сменялась полнейшим безразличием.
Да тут она,буркнула Бронька и сунула мне трубку.
Вас слушают,удивленно произнесла я. Опять похищать будут?
Фу...облегченно произнес мужской голос.Слава богу. А мы уж не знаем, где вас искать, Лидия Сергеевна. Это Вадим Казарновский. Возможно, вы меня уже не помните...
Ну отчего же, помню,промямлила я.Веселая экскурсия по морю, пляж любви... Я должна вам десять гривен, Вадим Андреевич. Вы потому и звоните?
Бронька резко вскинула глазапопалась, голубушка.
Перестаньте!отрывисто бросил Казарновский.С вами все в порядке?
Да пока не преставилась. Хотя и моглаблагодаря вашему усердию...Я минутку подумала, что бы еще такого добавить, вредного, и добавила:Только вам, Вадим Андреевич, от моей персоны навара больше не будет. Я рассказала вашим оппонентам, кто я такая, и они охотно мне поверили, даже не тронули. Между прочим, очень милые люди...
Это неважно,нетерпеливо перебил чекист.Главноес вами все в порядке. Где вы находитесь?
Неплохой вопросец.
Где мы находимся?спросила я у Броньки. Подруга мрачно пожала плечами.
А это тест на сообразительность, Вадим Андреевич. Здесь разбитая дорога, лес, то ли буковый, то ли... грабовый; какие-то сосны... или ели. Перед нами пенек, на котором я недавно сидела. По этой дороге ходят машины, но как-то, знаете, не сплошным потоком...
Перестань мои баксы мотать,оборвала Бронька.А то по шее получишь. Ишь разговорилась.
Хорошо,принял мои условия Вадим.Находитесь на месте, никуда не уезжайте. Постараемся прибыть через двадцать минут.
Я отдала Броньке мобильник. Она убрала его в сумочку. Коротко спросила:
Ну?..
Тело движется к развязке,не очень уверенно сообщила я.Через двадцать минут мобильные группы украинских чекистов наводнят этот лес и выведут нас. Если сами не заблудятся.
Объясни, почему мой Павел дерьмо?Злопамятная Бронька неприязненно сжала губы.
Я объяснила. Не одной же мне, в конце концов, страдать на этом свете. И не надеждой единой жив человексуществуют иные стимулы к существованию. Например, суровая женская дружба, образец которой я смогла ей продемонстрировать.
Дерьмо,подтвердила Бронька, выслушав пронзительную правду. А я что говорила?
Но дальнейшей эскалации эпитетов, вопреки ожиданиям, не случилось. Бронька горестно замолчала, я тоже, и такое безмолвие, от которого хотелось кусать локти, мы сохраняли до прибытия «спасательной» группы.
Они опоздали всего на четыре минуты. Подкатил тертый «крузер», до отказа набитый сотрудниками службы безопасности. Вышел Казарновский, направился ко мне нетвердым шагом. Я думала, он улыбнется хоть разок, но этого не произошло. Подошел, начал мяться. Я перехватила завистливый Бронькин взгляд. «Не трясись, голубушка, влипла так влипла, будешь знать...»мстительно подумала я. Казарновский был побрит, волевой подбородок обрисовывался в полный фас, и смотрелся он очень привлекательно.
Судя по лицу,начала я,у вас две новости: плохая и хорошая. Начните с плохой.
Погиб майор Полипчук.
О господи...
Полтора часа назад... Заехал в гостиницу переодеться. Он снимал номер в «Приморской»должны же мы, командировочные, где-то жить...Он потерянно развел руками, словно извиняясь за такой недальновидный поступок.В номере его ожидали. Ударили ножом в горло. Майор скончался, не приходя в сознание. Смысл действия предельно ясенмы никого не боимся...
А хорошая?пробормотала я.Простите...
Мы начали распутывать клубок. Один из ваших вчерашних преследователей, Лидия Сергеевна, попал нам в руки. Раненные, они далеко не ушли. Их взяли в клещи, когда они пытались добраться до дороги. Молодой оказался вынослив, вырвал у нашего работника пистолет... Его пришлось ликвидировать. Второй дает показания. Уже выявлен ряд лиц, причастных к преступному сообществу. В частности, некий Павел Нестеров...Вадим покосился на Броньку, но из тактических соображений ушел от подробностей.Еще трое-четверо. Впрочем, это капля в море, работа продолжается. Ваши услуги, Лидия Сергеевна, руководству службы отныне не нужны. А вас,Вадим поворотился к Броньке и слегка покраснел,высылают с Украины. Примите сожаления. Это не мое решение, но я обязан его выполнить. Двое наших людей проводят вас до Перекопа. Не возражаете?
Что тут началось! Половецкая пляска! Бронька взвилась на дыбы и начала орать так, что все местные лешие попрятались в норы, а птицы разлетелись по соседним лесам. Она махала ручонками и топала ногами, заверяя, что не оставит это безнаказанным! Пусть только попробуют! Она будет жаловаться, и ее услышат! Она дойдет до министерства любых дел и президента чего угодно! Она уйдет в лесапартизанить! Еще товарищ Сталин нас учил, что сын за отца не ответчик, а уж любовница за любовникатем более!..
К сожалению, ее глас остался вопиющим в лесистой местности. Двое крепких ребят при помощи третьего загрузили Броньку в ее же «кефир» и увезли, вихляя по колдобинам. Я не вмешивалась. Это было больно, гадко, тоскливо, но для Броньки, как ни верти, лучший выход. Эти парниоперативники, не бюрократы, они прекрасно понимают, что Хатынская не в теме, отпускают ее с миром... Но ведь со временем в тему вцепятся бюрократы! И тогда потянут всех, имеющих даже косвенное касательство к делу. И Броньку в первую очередь. Я угрюмо наблюдала, как исчезает ее машина. Мне казалось, что Вадим покривил душой. Он принимал живейшее участие в решении Бронькиной судьбы, не такой он рядовой. Может быть, именно этим сомнительным ходом, за неимением других возможностей, он стремился выразить ко мне свое расположение? Неуклюже, некрасиво, но почему бы нет?
«Кефир» исчез из поля зрения. Я осталась одна в этом бредовом мире. Я растерянно обернулась. Вадим мялся на краю дороги. Ему самому требовались носилки. По крайней мере, анальгин. Но он сумел заглушить головную боль и приятно улыбнуться. Запавшие морщинки в районе губ показались мне в эту минуту самыми уставшими в мире.
Не волнуйтесь, Лидия Сергеевна, все уляжется. Вы тоже вернетесь домой и будете вспоминать это лето с улыбкой. Вы свободны, я не отказываюсь от своих слов, но не могли бы вы вкратце обрисовать, что с вами произошло. Наши люди потеряли вас у кафе «Душа караима». Вы просто растворились в воздухе.
Я поведала в двух словах. Он задумался.
И последняя просьба. Не могли бы мы с вами поискать этот дом?.. Ну тот самый, где с вами... беседовали. Это может быть важным.
У меня просто не хватило духу ему отказать.
Глава двенадцатая
Мы нашли этот дом «специального назначения»ради этого мне пришлось мобилизовать последние резервы головного мозга. Этот домик соседствовал с моремкуда проще обнаружить скалу с одиноким косоруким деревом, печаль которого я наблюдала из оконца. Потрясенный моими мыслительными способностями, Казарновский тут же вызвал катерок, замаскированный под рыбачий (очень убедительно замаскированный, вероятно, и был рыбачий).
Мы обнаружили эту скалу в трех милях к востоку от Тихой бухты. Она была одна такаянеприступная, хотя и значительно ниже скалы Обмана. Косорукое деревце на ее вершине со стороны моря смотрелось совсем безжизненным. С него давно опала хвоя, оно высохло, разделось, почернело, но продолжало стоять.
Оповещенная по рации группа в штатском немедленно взяла садик в кольцо. Ошибиться не моглидругого здания у скалы не было. Кинулись на штурм с трех сторон... и вбежали в пустой дом с помпезным камином. Оппоненты давно ушли, сохранив порядок в боевых рядах. Остались лишь отпечатки протекторов в саду да разлохмаченная пыль в мансарде. Опрос соседей ясности не привнес: дома разбросаны, укрыты садами. Поди пойми, что творится по соседству. Приезжали какие-то машины, доносились мужские голоса, но чем они там занималисьнеизвестно. Позже выяснят, что одна подозрительная фирма сдала домик под склад другой подозрительной фирме. Следов ни той, ни этой уже не сыскать, товар отсутствует, фигуранты смылись. Логично допустить, что дом использовался для конспиративных встреч работников искомой конторы.