Я вас отлично понимаю, товарищ капитан. Но этот агент, насколько я понял, может быть связан с тем, кого ищет моя группа.
Но вы понимаете, что о личной встрече речи быть не может. Даже я не могу вызвать этого агента в свой кабинет. Любая попытка внепланового контакта с ним может привести к провалу. А провалить его я не имею права.
Товарищ капитан государственной безопасности, я имею полномочия необходимые для того, чтобы вы оказали мне содействие. Комиссар государственной безопасности 2-го ранга может лично позвонить вам и отдать приказ. Но я хотел бы действовать, не привлекая начальство, учитывая наше с вами давнее знакомство.
Кравцов понял, что это угроза и решил сменить тактику. Так Нольмана не прижать.
Хорошо. Я постараюсь подобрать время и место для встречи с агентом. Но встречусь с ним лично я.
Пусть будет так. Я и не настаиваю на личном контакте
***
Гражданин Буров в прошлом арестованный в 1938 году в ходе Третьего Московского процесса по делу «Право-троцкистского блока», уже давно лежал бы в одной из братских могил, ибо все обвиняемые по делу получили расстрельные статьи. Но на его счастье судьба столкнула его со следователем Нольманом.
Тот перевел Бурова в разряд свидетелей по делу и сумел добиться его освобождения и отправки в город Харьков как нужного специалиста по электротехнике.
С тех пор Буров считал себя обязанным Нольману и уже не раз оказывал ему помощь. И сейчас они встретились, ибо Буров сам явился к следователю в гости.
Иван Артурович, здравствуйте!
Леонид? Вы?
А кто еще так настойчиво может добиваться встречи с вами, Иван Артурович.
Рад вас видеть, Леонид. Но дел выше крыши. Потому времени не нашел. Да и время сейчас какое.
Все понимаю, Иван Артурович. И я пришел вас не отрывать от дела, но предложить помощь.
Помощь? Вы разве не в списках эвакуируемых?
В списках, но в других, Иван Артурович.
Что это значит?
Я остаюсь в Харькове, Иван Артурович. Вы же знаете, что меня в партии так и не восстановили. Хоть и отпустили вашими стараниями в 38-ом, но партбилет не вернули. Сейчас это мне пригодится при немцах.
Вы остаетесь по заданию НКВД?
Вы правы, Иван Артурович. Как бы иначе я смог узнать, что товарищ Нольман в Харькове.
Вы правы, Леонид. Я здесь работаю. Но вы предложили помощь?
Если смогу хоть чем-то быть вам полезным. Я ведь понимаю секретность вашего задания, Иван Артурович.
Помощь мне действительно нужна, Леонид. Еще как нужна. С кем вы работаете в Харькове?
По линии НКВД и НКГБ. Под началом капитана госбезопасности Кравцова.
Вот как? Редкая удача. Мне даже не верится, что так бывает, Леонид!
Во мне вы можете не сомневаться, Иван Артурович. Чем могу? Я только сегодня видел Кравцова. Был в его ведомстве, но не в его кабинете. У капитана много работы. Ныне он занимался со своим помощником Лавровым.
Что?
Я про Кравцова говорю, Иван Артурович.
Вы сказали про Лаврова.
Лейтенант госбезопасности Лавров. Помощник Кравцова.
Я не о том, Леонид. Когда вы видели Лаврова?
Сегодня.
Сегодня? Не ошибаетесь?
Он выходил из кабинета Кравцова. А что?
Странно! Что же он делал у Кравцова?
На этот вопрос я ответить вам не могу. А что вас удивило? Они часто встречаются по работе.
Но сейчас Лавров работает под моим началом. Я дал ему поручение. И оно не касалось встречи с Кравцовым.
Ах, вот оно что! Тогда Лавров бегал на доклад к Кравцову. Должно быть капитан госбезопасности интересуется вашим делом, Иван Артурович.
Интересно. С чего бы это?
Здесь я не помогу, но проследить, если нужно за Лавровым можно.
Слежка не нужна. Сейчас Лаврова нервировать не стоит. В конце концов мы с капитаном госбезопасности Кравцовым одно дело делаем.
Так чем я могу быть вам полезен?
Мне нужно срочно собрать сведения по одной женщине. И собрать их так, чтобы про это никто не знал. Все агенты, что есть в моем распоряжении из местного управления НКГБ. И если знают они, то знает и Лавров. А вместе с ним и Кравцов, как оказалось.
Все понял. Сделаю так, что комар носа не подточит. Я же ныне свободен. Задание я получил и мне только ждать немцев. А пока в вашем полном распоряжении.
У вас есть связи на местном черном рынке?
Конечно, есть, Иван Артурович. Как без них. Это наш с вами старый знакомец Берман.
Берман? А он откуда здесь?
Вы же знаете Бермана. У него есть связи всюду, куда он не приедет. Вот и ныне всего два месяца как Берман в Харькове, а уже имеет выходы на черный рынок и может достать что угодно, даже пушку, если нужно.
Странно, что я не знаю о том, что Берман в Харькове. Вы просто находка Леонид. Не встретились бы, я бы не знал столько полезных мне вещей.
***
Неделей ранее
Харьков.
Осень, 1941 год.
Химико-технологический институт.
Штаб особой инженерной группы.
Старинов и Ястребов.
Полковник Илья Григорьевич Старинов, начальник инженерно-оперативной группы Юго-Западного фронта, прибыл в Харьков для координации действий. Он пригласил к себе в кабинет майора Ястребова.
Товарищ полковник, военный инженер второго ранга Ястребов прибыл по вашему приказу!
Здравствуй, майор.
Здравия желаю.
Садись, майор. Не стоит так официально. Мы знакомы не первый день. Ты задержался.
Объективные трудности, товарищ полковник. Я готов
Хорошо, Старинов оборвал его оправдания. Задачу перед нами ныне поставили слишком важную. Начну с главного. Государственный комитет обороны издал приказ 681 «Об эвакуации города Харькова и Харьковской области».
Ястребов ничего не сказал начальнику, но сам считал, что Ставка задержала этот приказ недели на две.
Старинов продолжил:
Эвакуация крупных стратегических предприятий уже начата. Это паровозостроительный, тракторный и авиационный заводы. Работы идут полным ходом и инженерный персонал, и квалифицированные рабочие получили эвакуационные листы. Перед нами поставлена особая задача. Как ты знаешь, майор, я 27 сентября был в Москве у начальника Инженерного управления РККА генерал-майора Котляра. Получил приказ создать Харьковский узел заграждений. ХУЗтак назвал его Котляр. В случае оставления города Харьков, мы должны врагу ничего не оставить!
Я понял вас, товарищ полковник.
Твоя инженерная группа и будет заниматься ХУЗом. Для наших работ штаб фронта выделил 120 тон взрывчатки, хотя я просил больше. Задачи перед нами слишком грандиозные. Также в нашем распоряжении больше 30 тысяч противотанковых и противопехотных мин. И с местного завода мы должны получить 2000 мин замедленного действия и 1000 мин-ловушек. Контролировать операцию будут с самого верха.
Кто?
Первый секретарь ЦК КП Украины Хрущёв. А ты командир спецминирования. Потому я сейчас и говорю с тобой, майор. Взрыватели получил?
Именно из-за них я и задержался, товарищ полковник. 30 взрывателей Ф-1 и питание к ним. Также я привез тысячу инерционных замыкателей и две тысячи электрохимических замыкателей.
По моему приказу мой первый заместитель полковник Кабанов уже провел рекогносцировку местности. Сейчас составляется план минирования. И ровно через три дня мне нужно этот план представить на рассмотрение начальника инженерных войск Юго-западного фронта генерал-майора Невского.
Объекты минирования автомобильные и железнодорожные пути как всегда. Аэродромы и виадуки.
Все верно. В самом городе первостепенная задача произвести минирование Холодногорского виадука, Усовского виадука, железнодорожного моста, здания штаба Харьковского военного округа, нефтебазы и для тебя лично дома номер 17 по улице Дзержинского.
Особняк?
Именно так. Лучший и самый комфортный дом в городе. Понимаешь о чем я?
Как не понять. Немцы устроят там штаб.
Или там поселится комендант Харькова с немецкой стороны со своим окружением. Начать минирование ты должен не позднее 15 октября.
Но план еще не утвержден!
Будет утвержден! За это не переживай. У тебя иная забота. Дом 17 по Дзержинского должен быть взорван в свой час. Ты это понимаешь, майор?
Как не понять. И я понимаю, как немцы после захвата города будут обыскивать этот дом на предмет взрывчатки и мин.
Их работа искать, а твоя прятать. И прятать нужно так, чтобы немцы взрывчатки не нашли. Нужно чтобы там поселились высшие германские чины. Взрыв только потом. И не дай бог немцы найдут радиомину, Ястребов. Мы оставляем её здесь не для того чтобы они завладели экземпляром, а для того чтобы она взорвалась.
Я все понимаю, товарищ полковник. Вы же меня не первый день знаете. Но радиомина, хоть и «адская машина» но имеет ряд недостатков. Демаскирующих признаков. Антенна в 30 метров которую нельзя зарыть глубже чем на 1 метр. И звуки работы часового механизма, которые можно слышать на расстоянии 6-8 метров от места закладки. Плюс к этому немцы наверняка осведомлены о наших радиоминах. Разведка у них работает.
Насчет разведки забота не наша, а людей из НКГБ. Наша задача поставить радиомины так, чтобы ни одна сволочь их не нашла. У тебя есть мысли?
Есть. Но сколько взрывчатки пойдет на дом 17 по Дзержинского?
300 кг.
Мне нужно еще 200 помимо 300 для радиомины.
Для дома 17 не стану жалеть ничего. Понятно, что взорвать все объекты нам не удастся. Немцы умеют работать. Но если взлетит на воздух высшее руководство, то за это дело мы получим не только благодарность ГКО, но и «индульгенции» на случай будущих неудач. Но если взрыва не будет, и не дай бог, немцы найдут мину и прибор Ф-1.
Я все понял, товарищ полковник.
Как думаешь маскировать работы в Харькове?
Я думаю, что их вовсе не нужно маскировать, товарищ полковник.
Это как же?
Маскировка сейчас ничего не даст. Тайно внести в подвал дома или иного объекта в городе 300 килограмм взрывчатки невозможно. Поэтому думаю делать это открыто днем и без всякой маскировки. Только стандартное наружное оцепление.
И в чем подвох? спросил полковник.
Дополнительная взрывчатка, ответил Ястребов.
Полковник Старинов понял майора. Умный парень этот Ястребов. Такому можно доверить самое сложное дело
Глава 5Тень «Вдовы».
Харьков.
Осень, сентябрь, 1941 год.
Никто и не думал, что всего за два месяца после начала, война докатится до Харькова. Но к концу августа 1941 года это случилось. В городе резко увеличилось количество беженцев. Поначалу их было не так много и большой тревоги в городе не было. Тон советских газет всегда уверенный, и пропаганда кричала, что немцев сюда никто не пустит. А переезд в Харьков из Киева Центрального комитета КП(б)Упервое тому доказательство!
Но всего за один месяц население города выросло с миллиона до полутора миллионов человек. Как следствие резкого наплыва людской массы начались перебои с хлебом. Руководство города использовало имеющиеся резервы и к выпечке хлеба привлекли все кондитерские предприятия Харькова. Открывались эвакопункты, где раздавали пайки, дабы не допустить паники в стратегическом центре.
Марта быстро разобралась в обстановке, что царила в прифронтовом Харькове. В город с одной стороны все прибывали и прибывали беженцы, а с другой полным ходом шла эвакуация. Многие граждане суетились и хотели достать специальный пропуск для выезда. Особенно это касалось тех, кто имел основания бояться немцев. Семьи партийных работников высшего эшелона и сотрудников НКГБ и НКВД вывозили в первую очередь.
Марта умела черпать необходимую информацию прямо на улицах и делала выводы. Она узнала, что на улице Карла Маркса в школе13 создали очередной эвакопункт. В сутки здесь раздавали тысячи пайков и обедов беженцам и откуда было совсем недалеко до Южного вокзала, куда прибывали поезда для отправки людей.
Граждане боялись авиналётов после того что произошло 31 августа, когда десяток тяжелых бомбардировщиков сбросил бомбы на город и появились многочисленные жертвы. Налеты авиации были и ранее, но теперь немцы стали бомбить не только заводы и стратегические объекты, но и прилегающие жилые районы. ПВО совершенно не справлялось с задачей полноценной обороны города с воздуха
***
Марта посетила собрание сотрудников местных представителей культуры и образования. Оно проходило как раз в школе 13. В эвакопункте собралось много людей, не знающих друг друга, и среди них легко было затеряться.
Граждане были встревожены слухами о падении Полтавы. Говорили, что теперь немцы идут прямо на Харьков. А после того как пал город Красноград Харьковской области слухов стало еще больше.
Заговорили о скорой эвакуации из города ЦК КП(б)У и правительства УССР, которые находились в Харькове с июля 1941 года.
Перед гражданами выступал облвоенком товарищ Маслов:
Мы заготовили на вас, товарищи, и на членов ваших семей эваколисты. Вы можете после собрания получить их вот у этого стола.
Кто-то спросил:
Но как покинуть город? На вокзалах билетов не достать и поезда вывозят только представителей стратегических предприятий.
После получения эваколиста у вас будет такая возможность, товарищ, заверил его чиновник.
Но у меня больная мать, жена и трое детей. Нам нельзя оставаться в городе, а фронт приближается. Что будет с моей семьей?
Штаб обороны города, товарищ, принимает добровольцев, Маслов указал на другой стол, где сидел военный, готовый записывать добровольцев. В Харькове, по распоряжению военного коменданта, создаются отряды ополчения, которые станут вместе с войсками защищать город.
Но я спросил о своей семье. Женщин и детей когда будут эвакуировать?
Все в порядке очереди, товарищи. Центральный комитет КП(б)У и Городской комитет КП(б)У думают обо всех гражданах города. Никто не будет забыт.
В последнее утверждение чиновника поверили не все. Город был забит беженцами и многие сомневались, что о людях станет кто-то заботиться.
Марта спросила соседку, женщину средних лет:
Вы не знаете, можно ли выбраться из города по обходной дороге? На вокзале всюду кордоны.
На обходных также, все перекрыто подразделениями НКВД, ответила женщина. Мой муж мастер на фабрике, но их никто пока не эвакуирует. Я работаю в школе, и нас только сейчас снабдят эваколистами. Но не думаю, что это нам поможет скоро выехать из города.
Но многих вывозят.
Только работников крупных заводов. И то далеко не всех. У мужа много знакомых на заводе Коминтерна. И мало кто может похвастать тем, что вывез семью. Говорят, в Киеве было также. Многие выехать не смогли.
Я тоже слышала.
А евреям совсем плохо, прошептала женщина, склонившись к самому уху Марты.
Их ведь должны вывозить.
Может и должны, но не станут. Не до того им теперь. Да и нам никуда не деться.
Как это? спросила Марта.
А вот так. Этот толстый дядя по фамилии Маслов красиво говорит. Но на деле все не так радужно, как он старается нас убедить. Он облвоенком. Его-то вывезут.
Затем Марта смогла поговорить ещё с тремя женщинами.
Одна сказала «по секрету»:
Город минируют.
Что? Как это? спросила Марта.
А так. У них приказ ничего немцам не отдавать целым. Вот так.
Но разве можно минировать город, в котором так много людей?
Я сама возле дома офицеров живу. Неподалеку. Так сама видела, как люди в форме таскали ящики в здание штаба Харьковского военного округа.
Ящики?
Из грузовика несколько десятков выгрузили и в подвал отнесли.
Мужчина по соседству сказал:
И у нефтебазы тоже самое.
Да что нефтебаза ваша, вмешала еще одна женщина. В доме по Дзержинского в центре также военные ящики в подвал таскали.
На Дзержинского? Но там только дома и нет военных объектов и заводов. Чего вы плетете, гражданка?
Люди говорят.
Какие люди? спросил мужчина. Провокаторы!
Я с моей знакомой говорила, и она это видела лично! Какой же она провокатор?
Да хватит вам! Вы лучше скажите, кого вывозят-то? До кого очередь дошла?
Сейчас все отдают заводу имени Коминтерна. Затем на очереди авиазавод и Комбинат НКВД. Потом очередь завода «Серп и молот».
А школы?
Какие школы. Им ныне не до школ!
Но нам что делать? спросила женщина средних лет.
Маслов продолжал громко вещать с трибуны:
Спокойствие, товарищи! Не слушайте провокаторов и шпионов врага! Они хотят посеять панику и обмануть вас! Государственный комитет обороны СССР и его председатель товарищ Сталин в постановлении за номером 685 «Об эвакуации женщин и детей из Харькова» все определили! Скоро всех вывезут в районы безопасные от войны. Все получат жилье и работу!