Парочка погрузилась в сани и помчалась на Петербургскую сторону, как пояснила Розочка. Рот ее был сомкнут и прикрыт меховым воротником, но из-под темной вуалетки поблескивали огромные глаза. Вынужденное молчание заставляло Самсона волноваться еще более.
Переехав через Неву, сани устремились в неизвестную местность. Пустыри, занесенные снегом, чередовались с громадами новых зданий. Кое-где, среди чахлых голых деревьев, мелькали мрачные хибарки мещанского вида, отделенные от дороги заборами и унылыми, ветхими сараюхами. Навстречу все чаще попадались груженные подводы, влекомые по разъезженной колее тяжеловесами-битюгами, с мохнатыми космами на ногах.
Затем сани свернули направо, и стажер разглядел ряд низкорослых зданий из красного кирпича.
Приехали, оповестил возница. Гагаринский буян. Ждать, что ли?
Подожди, братец, попросила Розочка, мы скоро.
Самсон помог спутнице спуститься на землю и послушно поплелся за нею к воротам. Возле них топтался человек в тулупе и треухе. За спиной у него висело ружье. Длинные пшеничные усы заиндевели.
Здравствуйте, сударь, ласково обратилась к сторожу Розочка. Здесь у вас в артельщиках служит мой брат Родион. Знаете, сильный такой, могучий.
Сторож перевел взгляд на Самсона, оглядел его пытливым взором.
Как не знать, барышня, знаем такого медведя.
Розочка засмеялась.
Боитесь его, вижу, но он не страшный, он добрый.
Как же, не страшный, возразил сторож, нам-то лучше знать. А вам чтобратца повидать невтерпеж?
Совершенно верно, Розочка достала из муфты монету. Срочно. Вон и возница ждет.
Сторож принял денежку и посторонился.
Как во двор войдете, так забирайте сразу налево. Там пакгауз будет. Родиона вашего там и отыщете. Только быстро, пока никто не заметил.
Самсон поспешил за своей новой знакомой. Если справа во дворе еще видны были какие-то работники, стояли сани и слышались голоса, то слева царил мрак. На стенах скучных построек с широченными дверями висели амбарные замки, слабо тлели тусклые лампочки, которые и освещали укатанную дорогу. Миновав три керосиновых фонаря, едва пропускавших свет через закопченные стекла, молодые люди остановились у полуоткрытых дверей, откуда-то из глубины помещения доносились мужские голоса.
В дверной щели появился артельщик с цыгаркой, зажатой в кулаке. Голову и плечи его покрывал рогожий куль.
Кто такие будете? он оглядел непрошеных гостей враждебным взором. От мужика пахло не только табаком, но и водкой.
Мы ищем Родиона, брата моего, сказала смело Розочка, делая, правда, шаг назад.
Мужик усмехнулся, за спиной его послышалось нестройное мужское пение:
Тетка, белы рукава,
Дай пощупать, какова!
Ох, дубинушка, ухнем!
Ох, зеленая, сама идет!
Идет!
Стукай, брякай, колоти
И на бок х вороти!
Ох, дубинушка, ухнем!
Ох, зеленая, сама идет!
Идет!
Молодые люди переглянулись.
Ждите, усмехнулся мужик с цыгаркой, пока поют, мешать нельзя, а то и прибьют ненароком.
Самсон придерживал под локоть свою спутницу и никак не мог решить, как действовать дальше. Если мужику дать деньги, может, и пустит. А что, если пьяные артельщики действительно набросятся с кулаками?
Пение прервалось так же неожиданно, как и началось.
Молодые люди вошли в помещение, освещенное тремя сальными свечами. Отсветы пламени выхватывали из полутьмы грубые лица и мускулистые руки с жестяными кружками. Посреди стола стояла бутыль с сивухой.
Родион, к тебе, выкрикнул сбоку от Самсона мужичок, уже выкуривший цыгарку.
Кто ишшо? раздался злобный бас. Кому я понадобился?
Сестрице твоей!
После краткой паузы раздался гомерический мужской хохот.
Сестричек я люблю, снова пробасил из темноты Родион. Веди ее сюда!
Внезапно перед Самсоном и Розочкой возник молодой парень в картузе, масляные его глаза скользнули по фигуре Розочки. Парень притопнул, хлопнул ладонями по подошвам сапог и заголосил козлиным голосом:
А сестренку обнимать
Я люблю, е м!
Вмиг портки свои скидаю
И сигаю с ней в кровать!
Даже сквозь пальто Самсон почувствовал, как дрожит от страха непроизвольно прижавшаяся к нему спутница.
Певец-самородок стоял и нагло пялился на красавицу, а за спиной его происходило какое-то движение. Через минуту Самсон понялэто из мрака на них надвигались темные мужские фигуры. А еще через миг из бесформенной массы выделился громила. Черная борода его раздвинулась и обнажила кривые зубы. Левый глаз, заросший бельмом, смотрел неподвижно и зловеще.
Ну, где здесь сестра Родиона? Геть ко мне, я твой брат!
За спиной мужика раздался пьяный хохот и улюлюканье.
Это не он! воскликнула в ужасе Розочка. Это не Родя!
Молодые люди попятились к полуоткрытым дверям.
Бегите, шепнул Самсон, я их остановлю.
Он силой вытолкнул Розочку из помещения и загородил собой путь напиравшим артельщикам.
Кто здесь сказал, что это не он? взъярился непризнанный брат. Это он!
Да, да, это он! рядом с громилой вынырнула хлипкая фигурка: рыжебородый, тщедушный человечек, закутанный в драный башлык. Держи его! завопил он пронзительно. Это шпик проклятый, душитель народного искусства! Бейте, бейте его!
Самсон чуть присел, приготовился защищаться. Однако через мгновение был сбит с ног и только успевал уворачиваться от сыпавшихся на него ударов. Несколько раз его поднимали за шкирку и ставили на ноги, но только для того, чтобы снова повалить на землю. Самсон чувствовал, что слабеет. А частушечник и рыжий мужичок все дубасили и дубасили поверженного стажера. От удара сапогом в живот Самсон согнулся и потерял сознание. Но, прежде чем рухнуть, с удивлением понял: рыжий буян, из-за которого и началось все это побоище, чем-то похож на музыкального обозревателя Лиркина!
Глава 14
А примерно в это же время фельетонист журнала «Флирт» Фалалей Черепанов подъезжал в санях к гимнастическому залу «Титан». На Фалалее была чужая шуба, чужие брюки, чужая рубашка, чужой пиджак, чужие ботинки, надетые на босу ногу. И дрожал он не только потому, что ступни его не были защищены от февральского мороза шерстяными носками, но еще и не веря, что ему удалось вырваться из рук маньяка. Да, теперь фельетонист был твердо убежден: на Николаевской железной дороге служит инженером самый настоящий маньяк по фамилии Матвеев!
У дверей гимнастического зала, рядом с дворником топтался дядя Пуд. Он бросился навстречу журналисту, сгорая от любопытства, заключил его в объятия и повел вглубь помещения. Черепанов в полной апатии озирал привычную картину зала, но ни лиц не различал, ни звуков не слышал. Он позволил вовлечь себя в каморку дяди Пуда, рядом с раздевалкой.
Садись, голубь, садись, рассказывай, торопил несчастного фельетониста антрепренер, я понимаю тебя и не осуждаю. Всякое в жизни случается. Но я должен обо всем знать: не мои ли недоброжелатели-конкуренты подстроили тебе ловушку? Признайся, посещал Колю Соколова?
Фалалей, опустившись на диван, порядком потертый, но уютный, попытался расслабиться и вслушаться в речи гостеприимного хозяина, ставшего спасителем.
Арсений, обернувшись к дверям, крикнул дядя Пуд, сделай нам чай, но сначала принеси из своего загашника коньяк. Что там у тебя? Еды бы какой Оголодал наш Фалалеюшка
Арсений, чья смышленая физиономия возникла в проеме дверей, закивал с сочувственным видом и скрылся.
Завтра решительное сражение, дядя Пуд попытался отвлечь фельетониста от тяжелых дум, придешь на ристалище? Должен придти! Увидишь мой триумф! И проклятому Коле Соколову нос утрем. Есть у меня козырь в рукаве, да я тебе говорил. Вообще-то он сейчас тренируется в зале, но смущать его не станем. Потом издали покажусерьезный парнишка. Моя надежда. Имя его объявлю прямо перед соревнованием. Скажу только, что это будет богатырь. Своей рукой впишу сей исторический момент в афишу!
Бледный Фалалей сидел с отсутствующим видом и никак не мог сосредоточиться на существе разговора.
Спасибо тебе, дядя Пуд, наконец произнес он проникновенно, век твоей доброты не забуду. Вечный твой должник.
Да ладно тебе, брат, махнул рукой довольный благодетель, сочтемся, еще и ты мне пригодишься, попомни мое слово. Все в этом мире связано. Правда, Арсений?
Вошедший Арсений метнул взгляд на журналиста, выпрастывающего руки из шубы и хмыкнул:
Ни одно доброе дело зря не пропадает. Впрочем, и злое тоже.
Вот балагур, рассмеялся дядя Пуд и вынул из коробки сигару. Иди уж, философ.
Арсений с усмешкой глянул на антрепренера и, завершив приготовления на столе, удалился. Походка его, настороженная, как у обитателя джунглей, как-то не вязалась с основательностью речи.
Когда дверь за спортивным мыслителем закрылась, хозяин налил в стаканы коньяк и присел на диван рядом с несчастным фельетонистом.
Ну, все, все, теперь все будет хорошо, он протянул стакан Фалалею, рассказывай по порядку. Где набедокурил? Кто тебя побил?
Журналист автоматически выпил коньяк, не чувствуя вкуса. Его все еще била мелкая дрожь.
Вообще-то мне в церковь надо, сказал он, немного погодя, сотню свечек поставить Господу.
Ну, это дело бесполезное, сам знаешь, антрепренер похлопал фельетониста по плечу. Тут не Бог выручает, а дядя Пуд грешный. Говори, браток, легче станет. Кто тебя раздел догола?
Инженер Матвеев, выдавил из себя ненавистное имя Фалалей.
Где ты с ним связался?
Да в манеже, у Коли Соколова.
Дядя Пуд, не справившись с мгновенной вспышкой ярости, вскочил и топнул ногой.
Так я и знал! Чуяло мое сердце! Его происки! Ему, вероятно, донесли, что мы с тобой беседовали в холле Благородного собрания. Может, кто и подслушал наш разговор. Заманили тебя, глупого, с целью выпытать мои секреты. Признавайся, пытали?
Я уже ничего не понимаю, коньяк оказывал благотворное действие, и язык Черепанова развязался, вообще-то Коля Соколов презрительно отзывался об этом инженере. А я подошел познакомиться, потому что решил, что его жена собирается участвовать в конкурсе красоты. Вот Матвеев и пригласил меня к себе домой.
Ну, и? Что было дальше? Он с тобой о спорте говорил?
Фалалей поник.
Собирался. На эту удочку я и попался. Но в прихожей своей квартиры наставил на меня пистолет, и дальше начался сплошной кошмар. Я даже помыслить не мог, что в самом центре российской империи могут существовать такие дикари в форме путейного инженера. Подлинный зверь.
Что же он сотворил с тобой?
Под дулом пистолета он загнал меня в гостиную. А там у стола сидела его жена, к стулу привязанная. Не скажу, чтобы красавица, но прехорошенькая. Правда, личико заплакано. Тут уж совершился форменный допрос с угрозами. Оказывается, инженерша Матвеева намеревалась участвовать в конкурсе красоты, а муж ничего не знал. А узнав, возмутился. И решил, что у нее есть любовник. Ну, понимаешь, альфонс, который и подбивает ее деньжата ему заработать и отвалить. Инженер уверовал, что любовник, потеряв возможность встречаться со своей пассией, сам напросится к ним в дом. Поэтому он и решил, что я и есть любовник госпожи Матвеевой.
Фу, дядя Пуд откинулся на спинку дивана, форменный сумасшедший дом. Я ничего не понял. А что говорила женщина?
Она все отрицала! Клялась всеми святыми! Призывала в свидетели Всевышнего!
Я не видел еще ни одной женщины, которая признавалась мужу, что у нее есть любовник, даже тогда, когда ее заставали с поличным в постели, сказал задумчиво дядя Пуд.
Но она отрицала не только это! воскликнул Фалалей. Она отрицала все! Даже то, что хотела участвовать в конкурсе красоты! Хотя мне из достоверных источников известно, что инженерша Матвеева в конкурсе участвует. Причем с шансами на успех. Кстати, который час?
Да уж шестой било. Продолжай!
Эх, встречу с Мими-то я пропустил, застонал Фалалей, а уж завтра среда, если я ничего не перепутал в этом аду.
Будь спокоен, сегодня вторник. Так что порядок дней недели пока еще не изменился. Говори дальше. Про пытки.
О! возвел очи горе Фалалей. Если б не твоя дружба, дядя Пуд, и на Страшном суде не признался, какого унижения я натерпелся. Дай еще коньяку.
Может, поесть хочешь? спросил гостеприимный хозяин, плеснув коньяку в стакан Фалалея, а заодно и себе.
Позже, организм еще парализован ужасом.
Ну ладно, терпи, коли можешь. Я уж совсем теряюсь в догадках.
Пересказать все в подробностях и ночи не хватит, продолжил фельетонист. Честно тебе скажу, под пистолетом в руках разъяренного рогоносца чувствовал я себя весьма неуютно. Был момент, когда я уж решил, все, пора прощаться с жизнью. Ну, думал, вместе с инженершей на тот свет отправлюсь. Но пронесло. Фалалей выдохнул, хлебнул еще коньяку. Злодей хотел взять нас измором, изводил гнусными вопросами. Но мы ни в чем не признавались. А уж как узнал, что я во «Флирте» служу, совсем рассудок потерял: втемяшил себе в башку, что я специально подбил его жену, мою любовницу, участвовать в конкурсе, чтобы и деньжата получить, и статейку о ней отгрохать. Стулом на меня замахнулся.
Пьяный был, наверное, изрек многозначительно дядя Пуд, а хмель, он сил прибавляет.
Возможно, согласился страдалец и повел носом в сторону куска ветчины, источающего призывный аромат. То ли от коньяка, то ли от тепла, то ли от воспоминаний о пережитом, но Фалалей взмок, круглое его лицо лоснилось, явственно проступил желтовато-зеленый след от старого синяка под глазом, коротко стриженные волосы потемнели. Воздав должное закуске, заботливо пододвигаемой ему хозяином, он продолжил свой рассказ:Затем этот негодяй заставил меня раздеться
Зачем?
Утверждал, что голым я не сбегу. Подштанники, правда, оставил, хотя и измывался над супругой, что ей не впервой было бы видеть все прелести любовника.
А почему ты не сопротивлялся? недоуменно спросил дядя Пуд.
Чувствовал, он выстрелить способен, серьезно ответил Фалалей, а любые надругательства над достоинством все-таки безопасней, чем выстрел.
Мудро, очень мудро, пыхнул сигарой дядя Пуд.
Но это еще не все! Затем он приставил пистолет к моей голой груди и сунул под нос флакон с эфиром. Разумеется, я грохнулся на пол. А очнулся уже в ванной, связанным по рукам и ногам. Да еще он прикрутил меня намертво ремнем к водопроводной трубе. Представляешь мое положение? Во мраке, в холоде, голый и беззащитный
Дядя Пуд расхохотался.
Тебе смешно, а мне было не до смеху, скривился рассказчик. Провел я, скажу тебе, бессонную ночь. А утром в ванной появился грозный инженер Матвеев Поскольку он, злодей, видите ли, спешил на службу, то заявил, что вернется и продолжит допрос, добьется от меня признания в тайных замыслах. Но ждать его возвращения я не стал. Мне удалось перекликнуться с госпожой Матвеевой: мерзавец снова привязал бедняжку к стулу. Она сказала, что мою одежду ее муженек сжег в печке перед тем, как отправиться ко сну. Потом я сумел разбить окошко и осколком стекла перепилил веревки на ногах и руках. Сложнее было с ремнем. Но тут уж, при свободных руках, я дотянулся до полочки, где лежала инженерова опасная бритва. Вот так я и освободился, не без гордости доложил фельетонист.
Да ты подлинный герой, дядя Пуд одобрительно кивнул. Может, тебе в акробаты податься?
Остальное все ты знаешь, Фалалей пропустил последнюю реплику антрепренера мимо ушей. Вышел я в гостиную почти как Адам. Извинился перед хозяйкой. Но развязывать ее не стал. Воспользовался телефоном: ближе всех к месту моей трагедии мог быть ты, дядя Пуд. И ты меня понял и спас. Остальноедействительно акробатический номер. Выполз я из разбитого окошка в ванной, спрыгнул в сугроб в исподнем.
Надо было тебе одежонку инженерскую прихватить в отместку, дал запоздалый совет дядя Пуд.
Была такая мысль, Фалалей вздохнул, да инженершу пожалел. Он бы точно ее убил. И так-то бедной достанется за мой побег. Короче, хоть и промерз до последней косточки, но тысячу раз благословил раннюю февральскую темноту, кое-как прокрался под арку, а там и твои молодцы с шубой поспели. Прости, дядя Пуд!
Многочасовое психологическое перенапряжение, видимо, отпустило модного фельетониста. Он всхлипнул и порывисто обнял своего спасителя.
Ну что ж, дядя Пуд встал и зашагал по кабинету. Думаю, это все проделки Коли Соколова. Сколько раз говорил тебе: не путайся с ним. Мошенник он. Но не все коту масленица. И на Колю управа найдется. Не быть его архаровцам на Олимпиаде!