-Сто человек это хорошо с оружием?
-Солдаты с ППШ, милиция с пистолетами.
-Багры нам тоже пригодится могут.
-Буры тоже предоставим, чтоб лед рубить. Главное переполошите весь этот район, но найдите его. Ладейников для чистой формальности приказал создать оперативный штаб при нашем УгРо, я уже вчера ночью бумагу о его создании подписал. Ну, туда вы, двое придурков, войдете, я, и капитан этот штабной. Я думаю, он мешать нам и вмешиваться не будет, так что все как всегда останется, только у вас людей будет больше. Разработка плана операции на тебе, Серег.
Летов одобрительно кивнул. Весь оставшийся вечер он сидел в кабинете Горенштейна, выписывая адреса убийств и названия всех улиц и переулков, которые нужно обойти, а также расчерчивал висящую на стене карту Первомайского района, на которой местами уже были пририсованы новые улицыкривость линий и знакомый почерк сразу говорили Летову, что это дело рук Горенштейна.
Сам же Горенштейн пораньше ушел с работыего заждалась Валентина, да и нужно было подлечитьсяноги у него были отморожены не хило, а кашель уже начинался. Все говорило о срочной необходимости сделать компрессор и отогреть ноги.
В семь утра, как и положено, совершенно неспавший ночью Горенштейн аккуратно встал с кровати, одел форму, перебинтовал пару пальцев на ноге и поплелся на работу. Валентина проснулась, сонным личиком прикоснулась к щетине Горенштейна и упала на кроватьей можно было еще поспать минут сорок до работы.
Не успел Горенштейн свернуть с улицы, как в коммуналку зашел Павлюшин: еще вечером он выследил кудрявого капитана, который хромым поплелся домой. Отсчитав нужную дверь, Павлюшин тихонько в нее постучался, сказал, что он из милиции и пришел «к товарищу капитану», а как только дверь отворилась, то тяжелый топор прорубил лоб бедной девушке. Дверь была сразу же закрыта, девушкадобита, а после этого начался сущий ад: Павлюшин бросился выбрасывать все из шкафов. В вещмешок он скинул новенькую одежду Горенштейна, в карманодно старое кольцо с пальца Валентины и ее маленькие сережки, из выдвижного ящика аккуратно выкинул сложенные вещи Валентины, нашел сложенные купюры и кинул еще и их себе в карман, сорвал со стен две фотографии Валентины и Вени, а со злости еще и рубанул шифоньер топором. Закончив свои дела, Павлюшин тихо вышел из комнаты и со спокойным видом выскочил на улицу, огибая соседей Валентины, уже не удивлявшихся приходящим к Горенштейну людям.
В кабинете же сидел Летов с Горенштейном. Летов был дико невыспавшимся и уставшим: глаза краснущие, раны и побои вчерашнего дня еще сильнее посинели, глаз изредка дергался, да и строчки в блокноте постоянно наползали друг на друга. Однако план операции был готов. Начинать ее нужно было завтра с раннего утра: к вечеру как раз должны были приехать последние люди из Бердского отделения. Двое следаков уже хотели нести план к Ошкину, как вдруг в кабинет вошел дежурный и сказал, что какой-то товарищ по телефону просит Горенштейна.
«Алло, с кем я разговариваю?» раздраженно начал разговор Горенштейн.
-Знаешь, что самое ужасное для кукушки? тихо спросил голос из трубки.
-С кем я разговариваю, алло?
-Для нее самое страшное, это когда ее гнездо разворошат, а детенышей съедят. Также и с людьми: они сильнее всего бояться за свои гнезда, а на гнезда других им плевать. А если даже и не плевать, то это все ложьникогда человек не думает о ком-то, кроме себя и своего гнезда.
Летов уже шепнул на ухо Горенштейну, что это голос того урода, с которым он вчера дрался: благо память Летову не отшибло.
«К чему ты это все?» спросил Горенштейн, которого прошибал холодный пот, а голос испуганно дрожжал.
-Проверь гнездо, вдруг от него остались лишь стены.
Трубка была брошена. Горенштейн секунд десять стоял остолбеневшимон пытался понять, что же говорил убийца, пока неожиданно не закричал словно не своим голосом, пытаясь подавить истерику: «Быстро, проверить откуда был сделан звонок и отправить туда наряд, дать двух человек мне, двух Летову!»
Вскоре «Победа» с Горенштейном и двумя помощниками рванула в дом Валентины, а «ХБВ» с двумя солдатами в дом Летова. Никогда еще Летов так не надеялся, чтобы что-то ужасное случилось с ним, с его жилищем, но не с той красивой женщиной, которую он видел в театре. Однако чувство желания зла себе, а не другим уже была неотъемлемой частью его жизнисколько раз он хотел, чтобы убитым был он, а не та австрийская семья, сколько раз он мечтал, что в Ростовской земле лежит он сам, а не семья Горенштейна и вот сейчас он опять хотел, чтобы убийца раскрошил череп ему, а не любимой женщине Горенштейна. Хотя глубоко в душе он уже понимал, что это лишь мечты
Когда «ХБВ» подъехал к дому, где жила Валентина, трое санитаров как раз тащили за руки и за ноги Горенштейна. Лицо его было разбито, сам он кричал «Пустите!» и дергался, постоянно пытаясь вырваться из рук санитаров, однако они были сильнее цепиуже скоро Горенштейна закрыли в машине и, видимо, пытались вколоть ему что-то успокаивающееиз-за стенок машины слышался его протяжный крик: «Убери это дерьмо, отпусти меня!».
Растолкав толпу возмущенных бабушек и баб, столпившихся около четвертой комнаты, Летов открыл дверь и увидел лежащую прям у порога, заваленную одеждой женщину. Валентина была в ночной рубашке, босая, ее милые стопы прямо прижимались к холодной двери комнаты. Из под разбросанных маек и кальсон проступала лужа крови, однако Летов сразу понял, что он ее не сильно уродовалжуткой красной жидкости было маловато для этого душегуба. Просторная комната с двумя большими окнами, зашторенными плотными, но расходящимися занавесками, стол, на котором аккуратно стояли книги (Ленин, Маркс, «В помощь ученикам политшкол» и новенький «Справочник бухгалтера»), рядом с нимипарочка тетрадей, в стакане аккуратно лежали карандашы. С одной стороны комнаты две сдвинутых вместе кроватиодна половина заправлена, другая нет; с другойдва шифоньера с выдвижными ящиками, содержимое которых безжалостно вывернуто наружу. Вся комната была усыпана кальсонами, нательными рубахами, брюками, юбками, сарафанами, галифе, пиджаком и платьем, на подоконнике даже виднелись две комбинации, около стола валялись старые сапоги Горенштейна и маленькие туфельки Валентины. Поверх кучи тряпья лежали две разбитых фотокарточки: одна, где Валя с коллегами по работе, а другая, где она с радостным и одетым по параду Горенштейном
«Труп женщины, на вид около 35-ти лет, лежит головой к окну, левая рука лежит вдоль туловища, правая согнута в локте и лежит на животе, ноги лежат ровно в сторону двери» монотонно диктовал Кирвес. Юлов фотографировал, освещая комнату взрывом магния. Вскоре кальсоны с лица Валентины аккуратно сняли, и проступило ее лицо: испуганное, застывшее словно она жива, просто заледенела от испуга.
Вдруг в комнату вошел Горенштейн. Шинель его была распахнута, некоторые пуговицы кителяоторваны, носпосинел от удара санитаров, а глаза были мокрыми от слез и дикими, дикими, и еще раз дикимиужас бил из них ключом, сжавшиеся зрачки таращились на труп, а ресницы слипались от слез. Бедный капитан милиции зажал рот, обошел труп и упал на стул, что стоял возле окна. Протяжный визг, который вырвался из груди Горенштейна, заполонил эту комнату. Кирвес отвернулся, Юлов молча смотрел на рыдающего Горенштейна, а Летов стоял ошеломленный, до сих пор до конца не осознав всего ужаса случившегося.
«За что!» прокричал Горенштейн, и упал на пол, раздирая руками вывернутое из шкафов тряпье.
Вскоре Летов с Кирвесом взяли за руки и за ноги обезумевшего от ужаса Горенштейна, и, переступая через вещдоки с лужами крови, вытащили его на улицу. Там уже толпились жители этой коммуналки и соседних бараков, однако их любопытство, как и обычно, сдерживали постовые. Рыданья Горенштейна теперь начали растворяться в воздухе, а жильцы прекратили кричать и галдеть: их внимание было приковано к несчастному менту, которого два его товарища несли на руках.
Горенштейна было решено отвезти в больницу. Но не тут то было: санитаров Горенштейн раскидал, Кирвеса аккуратно положил на землю, а Летов и вмешиваться не стал. Вскоре Горенштейн уже скрылся в переулках Первомайки, несмотря на изумленный взгляд зевак и ментов, который они посылали ему вслед.
Само собой, у единственной в районе телефонной будки, откуда и звонил Павлюшин, ничего найдено не было. Проведенный анализ найденного в подвале сарайчика автомата без магазина на отпечатки пальцев ничего не далЛетов сам прекрасно помнил, что убийца постоянно был в черных перчатках.
Глава 16.
«Я с головой в песчинках времени
Упал на дно и метроном считает в тишине».
--БИ-2
К утру вся Первомайка наполнилась солдатами в зеленых шинелях и милиционерами в синих. Двор райотдела заполонили грузовики и пикапы, среди которых выделялась черная «Эмка» на ней приехал командир этой ватаги поисковиков. Горенштейн вчера напился до беспамятства: к приходу Летова домой он уже успел выпить почти литр водки, литр пива, вероятно, сейчас он опять же продолжал свое разлагающее дело. Ошкин отнесся к этому спокойно: даже если бы Горенштейн не был пьян, то включится в дело поиска с головой он бы все равно не смог.
Знавал я одного нашего сотрудника, он, когда жену схоронил с месяц работать вообще не могмрачно сказал Летову Ошкин, туша папиросу. Поэтому Горенштейна заменишь ты, теперь ты, Серега, руководитель этого поискового отряда. Ну, в союзе с этим ГБшником из центра.
Летов лишь мрачно кивнул на этот то ли приказ, то ли просьбу, то ли просто информацию к размышлению.
Через пол часа приехал командир отрядастарший лейтенант Бросенко. На вид ему было лет тридцать, стрижка короткая, по последнему «писку моды», аккуратно сваленные валенки, чистенькая шапка, шинель, кобура с портупеей, и какое-то по-восточному сложенное лицо: узкие глаза, небольшой нос, покрасневший от жуткого холода за окном, маленькие ладошки и покатый лоб. Сам Летов отнесся к нему спокойно: «обычный штабист» промелькнула в голове бывалого следака мысль. Так что он понял, что этот Бросенко мешать не будет, поэтому работать можно спокойно.
Еще через пол часа в кабинете Ошкина собрались командиры всех взводов, каждому из которых было объяснено какой сектор района обыскивать. Приказывалось заходить в каждый дом и каждую комнату, всем предъявлять фотокарточку с фотороботом преступника, всю полученную информацию записывать и отчитываться по окончанию каждого обхода. Предполагалось обойти в этот день весь сектор, где мог проживать преступник, а именно район около паровозоремонтного завода, остальные обойти окончательно завтра и послезавтра. Параллельно с обходом квартир и комнат было приказано проверить все прилегающие к паровозоремонтному заводу и баракам ОРСа водоемыбагры и даже динамит для подрыва льда был заготовлен еще вчера вечером.
Получив приказы и фотокарточки на каждую двойку поисковиков, отряды двинулись на поиски. Каждый шел вместе с напарником, имел при себе оружие и портрет разыскиваемого убийцы, а командиры взводов имели при себе еще и фонариот «жучков» до огромных коробок мощных железнодорожных фонарей. Ошкин с Летовым понимали, что это последний шанс задержать преступника. Сама операция была очень масштабной: предполагалось обойти и опросить огромное количество людей в их единственный воскресный выходной.
Выйдя за забор отделения отряды пошли вглубь районов. Удивленным прохожим предъявляли фоторобот, у подозрительных проверяли документы. Даже бывалые воры поражались этой толпе солдат с автоматами на перевес, которые браво маршировали по рабочему району, «тормозя» всех в округе.
Павлюшину словно сама судьба помогала: он как раз вышел на улицу, дабы купить «добавку» все спиртное в доме кончилось еще позавчера, но постоянные приступы и галлюцинации не выпускали его из этой гнилой норы. Практически моментально он натолкнулся на постовых, но успел упасть в канаву, присыпав себя снегом. А потом услышал, что у проходящих мимо работяг военные спрашивали: «Вы этого человека знаете?».
Даже сквозь пелену сумасшествия Павлюшин понял, что ищут его и со всех ног рванул к своему бараку, ловко перепрыгивая через сугробы и перекатываясь через засыпанные снегом ямы.
В бараке он затолкал в вещмешок самое теплое шмутье, оставшееся оружие; в карман пальто спрятал топор с паспортом; в саквояж, непонятно откуда взявшийся в этой адской комнате, сгрузил содержимое шкафа, аккуратно составив баночки, дабы те не разбились; а затем вывалил из закромов шкафа старый сверток. В нем лежала небольшая стопка фотографий: с мамой в детстве, с женой, на работе, проще говоря, затуманенные обломки прежней жизни, оборвавшейся тем роковым осколком в 43-ем.
Вскоре они уже пылали на сыром полу, захватывая своим пламенем мозг несчастного убийцы. Закинув за плечи мешок он рванул в строну леса, стараясь не оставлять следов.
Поисковикам же помог дворник с завода, который признал в человеке своего бывшего коллегу Северьяна Павлюшина. Он же сказал примерное место, где он жил: «На краю поля ОРСа, который к леску прилегает, прям рядом с той дорогой, которая в сторону Бердска ведет».
Летов узнал про это через десять минут и вскоре туда уже рвануло человек десять военных во главе с ним. О, какое неимоверно прекрасное чувство близости победы и азарта испытывал в этот момент Летов, еще не зная, что вместо убийцы он найдет обычную кучку пепла.
Воздух режет своим ледяным холодом лицо, валенки скользят на придавленном снегу, ветер врывается в щели между полами пальто, разрезая свитер с рубахой, а руки сжимают запотевший пистолет. Вот и тот барак: стоит на отшибе на фоне белеющего поля. Некоторые окна разбиты, некоторые и вовсе отсутствуют, тоненькая дорожка ведет к старой двери.
Группа разделилась: пятеро должны были врываться с лицевой стороны, пятеро с задней. Согнувшись, они перемахнули через невысокое окно и очутились в абсолютно пустой и засыпанной снегом комнате. Потом вышли в коридор и, соединившись, пошли вперед, не опуская дул автоматов и пистолетов. Кто-то чувствовал страх, кто-то, как и Летов, был предельно сосредоточен. Очередные пустые комнаты, которые постоянно держит на прицеле целая куча ледяных стволов ППШ. И вот заветная комната с дверью, из под которой оттдавало теплом. От удара ноги она упала на пол, и вскоре тишину комнаты разорвали протяжные крики: «Лежать, милиция!».
Но там никого не было. Вонь, грязь, пыль, осколки бутылок, и куча пепла на полу. Печка продолжала топить, выбрасывая из-за дверцы небольшие искры от дров, пыль продолжала ложиться на пол, а карточки продолжали догорать.
«Ушел сравнительно недавно. Бумага еще не потухла, значит, максимум минут тридцать назад» мрачно сказал Летов, сдерживая себя чтоб не выматериться на всю округу.
Пока молодые секретари из отделения милиции поднимали всю информацию про жильца этого барака, поисковики вместе с Летовым топтали огромные сугробы в лесу. Следов в нем было не мало: некоторые работники с завода, дабы срезать путь, шли через лесхотя потом, уже провалившись в глубокий сугроб, жалели об этом. За четыре часа весь этот лесок был проверен, и опять же никаких следовубийца вновь испарился.
Когда мрак заполонил Первомайку, холод смешался с абсолютной теменью, а солнце умерло, Летов со своим отрядом уже качался в холодной «Полуторке». Ноги коченели от ледяной воды, образовавшейся от кучи снега, который постоянно заполонял валенки. Все тряслись от холода, мокрые от залетающего снега воротники резали шею своим холодом, и только Летов продолжал сидеть как камень.
«Останови» пробормотал он, постучав по крыше кабины и выпрыгнул из кузова.
«Т-т-т-товарищ Л-л-летов в-в-вы куд-да?» трясясь от холода спросил молодой милиционер.
-Пешком дойду. Езжайтесдавленным голосом ответил Летов.
Вскоре полуторка скрылась, а Летов упал в снег. Он понял, что вновь началось: вот мрак превратился в пылающее зарево, дома и голые деревья исчезли, а вместо этого перед глазами встало перевороченное снарядами поле. Небо было красным, пылающим, из воронок вылетали горящие и кричащие люди, которым отрывали головы летающие твари. Летов схватился за голову, вдавливая ее в снег, и начал выть, вырывая волосы, разрывая снег дергающимися ногами. Он оказался в своем адутом самом, который рисовал его воспаленный мозг, перегруженный ужасами дня.
«Какого черта, Серега?! Куда ты пропал?» практически с порога прокричал Ошкин, встречая заснеженного Летова.