Сердце бешено стучало, отдавая в виски, половицы слабо поскрипывали под ногами, но взвинченному Опалину казалось, что они грохочут, как пушки. В коридоре и комнатах, через которые он шел, никого не было; в гостиной мирно постукивали маятником настенные часы. Они показывали 11.17. «Усов уже не успеет на последний трамвай», мелькнуло в голове у Опалина, и когда он прошел в следующую комнату, то убедился, что Усов, точно, никуда уже не успеет. Он сидел у стола с простреленной головой, крепыш Астахов полулежал в кресле, тоже мертвый, бородатый Рязанов скорчился на полу, светловолосый Шмидт лежал между столом и окном, и изо рта его текла кровь.
Сонька! бешено заорал Опалин, забыв об осторожности. Сонька!
Сонькой звали хозяйку дома, по документам Порфирьеву; точнее, по нынешним документам, потому что как ее звали на самом деле никто уже не знал и не помнил. Угрозыск долго пытался выйти на след Стрелка, наконец с большим трудом удалось выйти на Соньку, через которую рассчитывали добраться до знаменитого бандита и его товарищей, устроили засаду в ее доме и вот
Иван бросился искать сообщницу Стрелка, но вскоре убедился, что ее и след простыл. Спальня Соньки хранила следы лихорадочных сборов: ящики комода были вывернуты, шкатулка, в которой она хранила свои украшения и золотые царские рубли, исчезла. Леденея от ненависти, от сознания собственного бессилия, от ощущения головокружительного провала, Опалин вернулся в комнату, где лежали его убитые товарищи, и обомлел. Шмидт, приподняв голову с пола, из последних сил пытался что-то выговорить.
Генрих! Опалин бросился к нему, стал дергать скатерть со стола, чтобы соорудить повязку на раны. Генрих, это я, Ваня! Ты меня слышишь? Как они смогли к вам подобраться? Генрих! Скажи хоть что-нибудь!
Но Шмидт, глядя куда-то мимо Опалина, забормотал что-то на немецком, которого Иван не понимал.
Генрих! Опалин был готов завыть от отчаяния. Это Стрелок? Его люди? Скажи мне хоть что-то, чтобы я мог их поймать, только не на немецком! Генрих, умоляю тебя Говори по-русски! Пожалуйста! Как они это сделали?
Взгляд его товарища на мгновение задержался на искаженном лице Опалина, и у того мелькнула надежда, что Шмидт пытается сосредоточиться.
Арка, едва слышно выдохнул раненый, и голова его упала на пол. Взгляд застыл. Он был мертв.
Глава 3Подозрительное лицо
Утром 4 февраля помощник агента угрозыска Иван Опалин шаркающей походкой смертельно уставшего человека вошел в коммуналку, в которой жил. Соседка, попавшаяся ему в коридоре, со страхом поглядела на его разбитую губу и фингал под глазом, но от вопросов воздержалась, а Опалин прошел прямиком в ванную. Там он долго мыл лицо и руки, а когда посмотрел на себя в зеркало, оттуда поглядел кто-то незнакомый и недобрый, с напряженным взглядом исподлобья. И у Ивана возникло ощущение, словно он разом постарел на десяток лет.
Для его неполных двадцати это была нешуточная ноша. Еле волоча ноги, он прошел в свою комнату, избавился от верхней одежды и стал стаскивать сапоги. Они снимались с трудом, и у Опалина в какой-то момент сдали нервы. Ему неудержимо захотелось швырнуть сапоги в стену, вскочить с места, что-нибудь сокрушить. Удержало его только соображение, что комната была не вполне его Опалина пустил к себе жить коллега, с которым он крепко подружился на работе. Человек этот болел туберкулезом и находился сейчас в больнице, где вчера Иван его навещал. Из больницы он поехал в Одинокий переулок, а что произошло дальше, читателю уже известно.
Опалин лег, повернувшись лицом к стене. Он не спал всю ночь, но сейчас сон не шел к нему. Стоило ему закрыть глаза, и он снова видел туман, умирающего Шмидта, слышал скрежет трамвайных тормозов, отчаянный крик вагоновожатой и вслед за этим вспоминал, как выбежал вчера из домика в Одиноком переулке, чтобы найти телефон и вызвать муровцев. На шоссе Опалин с трудом остановил грузовик, размахивая своим удостоверением, и добился того, чтобы шофер довез его до 35-го отделения милиции. Оттуда Иван позвонил в Московский уголовный розыск, сокращенно МУР, и доложил о случившемся.
Первые агенты появились на месте уже после полуночи, затем машина угрозыска доставила экспертов, которых пришлось вытащить из постели. С ними приехал Келлер крупный белокурый немец с квадратным лицом, друживший со Шмидтом, а также Карп Логинов, которого обычно называли Петровичем, потому что свое имя он не любил. Последний стал задавать Опалину вопросы, и Иван объяснил, почему он опоздал сменить Усова. Петрович выслушал его, как казалось, без особого интереса, и стал допытываться, что именно Шмидт успел сказать ему перед смертью.
Он говорил что-то вроде: мути или муть, бормотал Опалин, хмуря лоб. Келлер, который блуждал поблизости, меряя гостиную гигантскими шагами и свирепо зажав во рту папиросу, круто повернулся к нему.
Муттер?
Да, кажется, так, подтвердил обрадованный Иван, а что это значит?
Мама, мрачно ответил гигант. Он маму звал. Что еще он говорил?
Опалин напряг память.
Шербет, кажется, сказал он неуверенно. Не совсем, но что-то похожее.
Их штербе? сверкнул на него глазами Келлер.
Вроде да, а это что значит?
«Я умираю», перевел Петрович, бросив на Келлера предостерегающий взгляд. Но Бруно Келлер не принадлежал к числу тех людей, на которых можно воздействовать таким образом. В прошлом он воевал, потом сражался с бандами на окраинах бывшей империи, имея в своем распоряжении только устаревшее оружие, в то время как у банд были пулеметы и сообщники в каждом селе. В лице Келлера московский угрозыск приобрел ценного и опытного сотрудника. Он считался хорошим товарищем и был уравновешенным, как истый немец, но если выходил из себя, коллеги предпочитали не показываться лишний раз ему на глаза.
Я никогда не слышал, чтобы он говорил по-немецки, пробормотал Иван. Он же всегда по-русски говорил, и вообще
Перед смертью человек часто возвращается к своему родному языку, сказал Петрович спокойно. Он еще что-нибудь сказал?
В гостиную, по привычке наклонив голову, хотя дверной проем позволял пройти свободно, вошел высокий и худой агент по фамилии Назаров. В пальцах он держал что-то вроде визитной карточки.
Лежала возле стола, пояснил он, передав карточку Петровичу. На ней кудрявым, вычурным почерком было написано:
«Работникам угрозыска
на память
от Лариона Стрелка».
«Это, значит, я скатерть дернул, чтобы Шмидта перевязать, и карточка упала на пол, мелькнуло в голове у Опалина. А я ее даже не заметил»
Келлер бросил взгляд на карточку, и его массивная нижняя челюсть дернулась. Он грязно выругался сначала по-русски, а потом по-немецки.
Ларион в своем репертуаре, вздохнул Петрович, возвращая карточку Назарову. Приобщи к уликам, Валя.
Агент удалился. Половицы под его сапогами пели на разные голоса.
Мне все-таки интересно, продолжал Логинов, поворачиваясь к Опалину, как они это провернули? Ты заметил, что ребята даже не успели оружие достать?
Иван кивнул.
Странно, очень странно, продолжал Петрович, потирая подбородок. Все-таки Рязанов настоящий профессионал был профессионалом, быстро поправился он, морщась. Шмидт тоже. Астахов ну, любил поспать человек, но сон у него был чуткий. Усов молодой парень, но тоже не в одной засаде сидел.
Да Сонька им помогла, конечно, вмешался Келлер нетерпеливо. Как-то их отвлекла и впустила бандитов с черного хода. Или передала Стрелку, что его здесь ждут. Или он дернул щекой, крутанул головой, словно отмахиваясь от какой-то неприятной мысли, и его светлые глаза стали злыми, стальными и острыми, как лезвия.
Шмидт перед смертью еще кое-что сказал, подал голос Опалин.
И что это было? повернулся к нему Петрович.
Арка.
Арка? повторил озадаченный Логинов.
Ну да.
И что это значит? спросил Келлер, нахмурившись.
Я думал, ты скажешь, пробормотал Опалин.
Не тыкай мне, щенок! неожиданно взвился немец. Ты пришел, а его убили! Их всех убили, пока ты где-то прохлаждался! Или ты знал? Знал, да? Какого черта?..
Иван понял не сразу, но когда сообразил, о чем идет речь, то побагровел так, что стало трудно дышать.
Ты что, меня обвиняешь, что ли?
А почему бы и нет? Удачно ты опоздал, ничего не скажешь! Пришел бы вовремя пристрелили бы тебя, как остальных
Бруно, не стоит, попытался вернуть на землю коллегу Логинов. Но разбушевавшегося немца было уже не остановить.
Что это за выдумки? Какая еще арка? напустился он на Ивана.
Я ничего не выдумывал!
Тебя не было, когда их всех убивали! Ты
Да пошел ты!
Келлер размахнулся, чтобы врезать Опалину, но тот увернулся и ударил первый. Завязалась драка нелепая, но оттого не менее ожесточенная. Впрочем, она получилась короткой, потому что шум немедленно привлек внимание тех, кто находился в доме. Распахнулась дверь, стукнувшись о стену, загрохотали сапоги по половицам. Вбежавшие в гостиную коллеги растащили Келлера и Опалина, но немца знали лучше и держали не так крепко, так что напоследок он успел пару раз угостить своего противника, который уже не мог ему ответить, так как его схватили крепко. И воспоминание об этом теперь жгло душу Ивана не меньше, чем подозрение, что он каким-то образом причастен к убийству своих товарищей.
Хватит! заорал Логинов, выйдя из себя. Все! Валя, уведи Бруно, велел он Назарову. Ты! Он повернулся к Опалину, буравя его взглядом, и тот неожиданно понял, что все это время Петрович тоже подозревал его, только виду не подавал. Останься. Есть разговор.
Бруно вывели в соседнюю комнату, товарищи вышли с ним вместе, и в гостиной остались только Логинов и Опалин. У Ивана была рассечена губа, он стал вытирать кровь, но только размазывал ее.
Платок с собой надо носить, сказал безжалостный Логинов. Сдавай оружие.
Почему?
Потому. Ты под подозрением.
Я же сказал: трамвай переехал женщину, и потому я задержался, мрачно сказал Опалин. Его душило ощущение абсолютной несправедливости всего происходящего, и еще не оставляло смутное чувство, что, оправдываясь, он только увязает в тине подозрений и делает себе хуже.
Нам придется все проверить, буркнул Логинов. Таков порядок. Сдай оружие.
Опалин мрачно засопел, расстегнул пальто и достал из-под него тяжелый, неудобный наган, который выдали ему при зачислении в угрозыск. Петрович взял оружие и, видимо сомневаясь, взвесил его на руке.
Второй тоже отдай, потребовал он.
Какой второй?
Браунинг. Который ты с собой таскаешь.
Не дам, огрызнулся Опалин и поглядел совершенно по-волчьи. Браунинг был его собственным оружием, к которому он привык. Да что там привык мыслил уже как часть себя, без которой и по улице не пройдешь.
Дурак, вздохнул Логинов. Дай его мне на минуту. Обещаю, я его верну.
Вернешь?
Верну.
А то мне нельзя без ничего ходить. Вдруг кто встретится старый знакомый какой-нибудь. У меня их много
Петрович кивнул, показывая, что он все понимает, спрятал наган и протянул руку. Сомневаясь, Опалин отдал ему браунинг. Логинов понюхал оружие, вытащил обойму, осмотрел ее, понюхал снова. Внимательно посмотрел на Опалина, вернул обойму на место и отдал пистолет собеседнику.
К Соньке при тебе кто-нибудь приходил?
Я ж докладывал. Не было никого.
А возле дома шлялся кто-нибудь?
Только соседи, которые к себе возвращались. Они тут не задерживались.
Красивая она?
Да, ничего.
А Усов говорил красивая баба, Логинов, ожидая ответа, почесал щеку. Глазки тебе строила.
Опалин насупился.
Ну, было дело.
И что ты?
Ничего. Кто меня учил не связывайся с грязью, пожалеешь?
Я тебя учил? искренне изумился Логинов.
Ну не меня, но говорил при мне кому-то. Я и запомнил.
Надо же, какой ты, Ваня, сказал Петрович после паузы. И запомнил, и как руководство к действию не договорив, он залез в карман и достал оттуда чистый новый платок. На, вытри кровь. Взамен купишь мне другой платок. Теперь вот что: поезжай домой. Здесь тебе больше делать нечего. Дома отдохни, отоспись Понадобишься я тебя вызову.
Опалин поглядел на часы на стене:
Третий час ночи. Трамваи не ходят.
Скажи Жукову, пусть он тебя отвезет, Жуков был их шофер.
Но Жуков согласился довезти Опалина только до Садового кольца. Туман уже начал редеть. Юноша завернул в ночной ресторанчик, где рассчитывал найти свою знакомую, но ему сказали, что она буквально несколько дней назад вышла замуж и уволилась. Впрочем, ему разрешили посидеть при кухне, и на первом трамвае он вернулся к себе.
Лежа на кровати, он заворочался, подтянул подушку, чтобы удобнее было лежать, и пару раз ткнул в нее кулаком, чтобы стала помягче. «Стрелок Скотина Еще и карточку свою глумливую оставил Убью. Найду и»
Опалин засыпал, но в голове его крутились все те же обрывки мыслей, неотвязные, мучительные, упорные.
«Где-то же он прячется Куда-то подастся после сегодняшнего Сонька с ним если он не решит от нее избавиться И бандиты его Человек оставляет следы. Несколько человек еще больше Как они ни осторожничают, всегда попадаются на одних и тех же ошибках Можно найти? Можно»
И он уснул.
Глава 4Подробности
Дом в Большом Гнездниковском переулке, занятый службами угрозыска, не засыпал никогда, и поздний вечер 4 февраля не стал исключением. В одном из кабинетов, где под потолком до сих пор сохранились лепные амуры, поселившиеся тут еще в ту счастливую пору, когда особняк принадлежал самой обыкновенной семье, сидели трое. Первым был Карп Петрович Логинов, вторым шкафоподобный Бруно Келлер, на скуле которого красовался переливающийся всеми оттенками счастья синяк, а третьим сосредоточенный немолодой гражданин, которого звали Терентием Ивановичем Филимоновым. До революции он работал в полиции, а после нее оказался в угрозыске, несмотря на то, что отношение к старым специалистам в это время было, мягко говоря, настороженное. Ходили, впрочем, слухи о том, что Филимонов не так прост, что где-то наверху у него есть не то друзья, не то покровители, не то он кому-то оказал серьезную услугу, не то Одним словом, сплетен было море, но толком никто ничего не знал, кроме того, что Терентий Иванович в высшей степени профессионален, вполне успешно борется с преступностью и не замечен ни в чем предосудительном. Именно его люди занимались поимкой банды Стрелка, и теперь, когда банда ускользнула, а четверо агентов погибли, по коридорам тесного старого особняка зазмеился новый виток слухов. Шептались, что у Филимонова серьезные враги, что его снимут, а то и хуже, что ему вот-вот припомнят службу при царском режиме, что Но по лицу старого сыщика, когда он сидел сейчас за своим массивным бюро красного дерева, потирая пальцем висок, невозможно было прочесть, что ему грозят какие-то неприятности, что он вообще о чем-то беспокоится или тревожится о своей судьбе. Форма сотрудника уголовного розыска сидела на нем, как генеральский мундир.
По поводу происшествия с трамваем, продолжал Петрович, мы проверили.
Бруно, слушая его, заерзал на месте.
Действительно, на Большой Дмитровке трамвай перерезал девушку, которая оказалась Евлаховой Галиной Аристарховной, 1910 года рождения. Помощник агента Опалин действительно ехал в вагоне, который ее сбил, и дал показания милиционеру Потемкину. Произошла остановка движения по всей линии, из-за чего Ваня опоздал на место. Таким образом, он сказал правду, рассказ его подтверждается фактами, и Логинов метнул взгляд на нахохлившегося Келлера и прочистил горло. Кхм! Предлагаю вернуть помощника агента Опалина на работу, бодро заключил он.
Бруно Карлович? подал голос Филимонов, поворачиваясь в сторону немца.
Тот нахмурился еще сильнее, хотя, казалось, это было решительно невозможно.
Не нравится мне все это, проговорил он упрямо. Вы говорите: факты. Я не спорю. Но ситуация странная! Их всех перестреляли, как зайцев! выпалил он с ожесточением, и по лицу его было видно, что эта мысль не дает ему покоя. А Опалин уцелел
Что сказали эксперты? спокойно спросил Терентий Иванович, повернувшись к Логинову.