Она замолчала, глядя вперед. Он также хранил молчание, сконцентрировавшись на неровной дороге. Вскоре ритм движения заставил её закрыть глаза, но он чувствовал, что она не спит, а лишь погрузилась в нервное забытье, позволяющее ей легче преодолеть долгую дорогу. Открыла глаза лишь тогда, когда через несколько часов машина остановилась на обочине узкой дороги.
Она потянулась и с улыбкой произнесла:
Как жаль, что я заснула, мне так хотелось почувствовать вкус путешествия. Неизвестно, когда мне еще представится такая возможность.
Не переживай, улыбнулся он ей в ответ, нам еще ехать обратно.
Они вышли из машины и по узкой тропинке направились к краю обрыва. Справа от них, на небольшом расстоянии, возвышалась небольшая круглая башня, издалека похожая на ту, которую он видел в Сандикоуве.
Эта башня была возведена в прошлом веке, но я не знаю, открыта ли она сейчас. Если хочешь, мы можем после попробовать подняться на неё.
Я не думаю, что там мы сможем увидеть что-то большее, чем у обрыва. Пойдем к утесам.
На краю обрыва даже у него закружилась голова. Влажный весенний ветер пробирал насквозь, но не холодом, а теплом. Он осмотрел восхищенным взглядом скалы, выдвигающиеся в море ровными утесами, как строгие часовые.
Они остановились на самом краю. Она повернулась к нему, взяла его за руки, остро и пронзительно посмотрела ему в глаза. Неожиданно для себя он почувствовал легкий укол боли и, чтобы избавиться от него, отвел взгляд, повернул её в сторону моря и, встав, крепко обнял её сзади.
А затем разжал объятия.
Ему даже не пришлось подталкивать её, он просто развел руки в стороны. Потеряв равновесие, она соскользнула вниз по обрыву. К его удивлению, она не издала ни единого звука, а просто исчезла в небытие, как будто растворилась среди мрачного пейзажа.
Несколько минут он стоял на краю обрыва, вглядываясь в море и прислушиваясь к свистящему звуку ветра. Но не увидел и не услышал ничего, что бы нарушало безразличие этого сурового места.
Повернувшись, он медленно пошел назад к машине. Покопавшись в дорожной сумке, вытащил из неё связку ключей, которую положил в карман плаща. После этого взял в руки сумку и вернулся к обрыву. Размахнувшись, он с силой швырнул её вниз и снова вернулся к машине.
На этот раз он без колебаний сел в машину, завел двигатель и с просвистом колес выехал на дорогу, начиная свой долгий обратный путь к Дублину. Когда он заезжал на окраины города, уже смеркалось. Город медленно погружался в темноту ранней весны, не нарушаемую светом фонарей и окон домов. Хотя ближе к центру города, где располагалась её квартира, то тут, то там появлялись неяркие пятна света от пабов и магазинов.
Он остановил машину за несколько кварталов до её дома и прошел пешком. Легко выбрав правильные ключи из большой связки, он открыл сначала входную дверь, а затем, поднявшись на второй этаж, и дверь в квартиру. Плохо смазанные петли скрипнули знакомым ему звуком, от которого мелькнул укол воспоминаний. Но привычным усилием он подавил его и прошел в комнату.
Ему не нужен был свет, чтобы найти ту папку, в которой она хранила документы. Он знал расположение и комнат, и мебели. Знал, в каком ящике она прячет документы, и как они выглядят. Он сел за стол, достал папку и раскрыл её, развязав тесемки. Темнота в комнате не позволяла прочесть документы, но у него и не было цели подробно их изучить. Его задача заключалась в том, чтобы найти их и доставить профессору Адольфу Мару, который когда-то был её руководителем в дублинском Историческом музее, и которому она имела неосторожность похвастаться своими находками. Привыкшими к темноте глазами он различил старый манускрипт и несколько страниц с текстом и рисунками, нанесенными её рукой.
Он завязал папку, убрал её в заранее купленный неброский портфель, который хранился у неё в квартире, и поставил портфель на пол, рядом с собой. Он закрыл глаза и откинулся на стуле, пытаясь заглушить поднимающуюся тоску. Ему подумалось о том, насколько странным образом случайно принимаемые решения могут определять судьбы людей. На развилке событий она могла остаться в живых, он мог просто исчезнуть из её жизни. Ничто не мешало ему забрать документы и уехать несколько дней назад, до того, как её подруга узнала его и связала его со старыми фото, сделанными во время его встречи с Гюнтером при выполнении его предыдущего задания в Дублине. Видимо, опыт повстанческой борьбы оттачивает навыки и обостряет бдительность. В любом случае, эти навыки и бдительность бывшей революционерки вынудили его поставить печальную точку в этой истории и этом странном задании.
Он понимал, что делает все правильно, алгоритм действий ему подсказывали сформировавшиеся годами инстинкты. Но, странным образом, чем правильнее он поступал, тем больше горечь захлестывала его. Тряхнув головой, он сбросил с себя морок, резким движением встал из-за стола и вышел из квартиры, закрыв за собой дверь.
Превратив машину в высокий факел посреди пустыря на окраине города, он не торопясь пошел по темным улицам Дублина в сторону станции, заранее подобрав время, чтобы успеть на поезд в сторону Бри. Его не смущал тот факт, что Гюнтера тоже планировали отправлять из Бри, но он предпочел избежать ночлега в их квартире, а остановился в одном из действующих отелей, которых в Бри было великое множество, хотя большинство из них не работали.
Наутро в согласованное время он прибыл к причалу, где его ожидал вчерашний парень, встретивший его с довольной улыбкой, гордый успешно выполненным поручением.
Все готово, судно ждетповел он рукой в сторону небольшого рыбацкого баркаса, гудевшего заведенным двигателем. Он переминался с ноги на ногу, как будто хотел что-то спросить.
Что у тебя еще? резко бросил он парню, поскольку недосказанность всегда раздражала его.
У Вас такая машина! восхищенно произнес парень. Если она Вам не нужна, то для организации будет очень полезна.
Вопреки ожиданиям, такая непосредственность его не разозлила, а, наоборот, вызвала усмешку. Парень напомнил ему растение, которое пробивается сквозь камни. Простая и наивная сила жизни прорубала себе путь через все невзгоды войн и революций.
Забудь про машину, и про меня забудь , произнес он тихо, погасив усмешку, для тебя так будет лучше.
От его слов парень невольно отпрянул и не решился попрощаться.
Он также молча повернулся и пошел по причалу к судну.
Когда зеленые холмы Бри быстро растаяли в утреннем тумане, он постарался выбросить из памяти эту землю и странные чувства, которые она рождала. Впереди его ждал растерзанный войной континент. Впрочем, Португалия, куда он сейчас направлялся, тоже оказалась в стороне от главных сражений, поэтому его швейцарский паспорт и чековая книжка швейцарского же банка делали его пребывание там достаточно комфортным, хотя и недолгим.
А вот его дальнейшее движение существенно замедлилось. Чем ближе он продвигался к Германии, тем больше росло сопротивление, как будто сам воздух становился плотным и упругим и не хотел пускать его дальше. Он рассчитывал быть в Берлине к началу апреля, но движение становилось каким-то нереальным. Он приближался к линии фронта, но она, как горизонт, все время отдалялась. И поэтому он все время двигался по вспоротой сражениями земле. Усталой, настороженной, злой и опасной.
Он сумел настичь фронт лишь тогда, когда вступил в конце апреля на улицы Берлина. И странным образом, в самом пекле боя он почувствовал себя спокойнее и увереннее, чем за все предыдущие недели. Инстинкты обострились и сами подсказывали тактику выживания и продвижения к цели. В дыму взрывов и облаках пыли разрушенных берлинских зданий ему дышалось свободнее, чем посреди лугов Ирландии, горных склонов Пиренеев и заливных полей долины Луары.
Казалось, что в своей неброской рабочей куртке и очках-велосипедах он становится неприметным не только для войск каждой из сторон, но и для насыщающих воздух пуль и снарядов. Для постороннего взгляда он мог выглядеть как потерявшийся обыватель, который испуганного мечется посреди поля боя. На самом деле он медленно, но целенаправленно, метр за метром продвигался к центру города, к знакомому зданию рейхсканцелярии, которая не потеряла свою монументальность даже среди обломков сражающегося города.
Подойдя к рейхсканцелярии со стороны Вильгельмштрассе, он растворился среди руин старого здания канцелярии, миновав как ожесточенных солдат СС, вопреки всему защищавших полуразрушенные здания, так и азартных солдат противника, ощущавших на губах вкус скорой победы.
Как по волшебству появившись в саду, он увидел конус воздуховода, похожий на вкопанную в землю верхушку ратуши, а рядом с ним невзрачный прямоугольный бетонный вход в бункер. Слева, дальше в саду, поднимались клубы едкого дыма, вокруг которых суетились люди. Не обращая на них внимания, он прошел к бункеру, вход в который никто не охранял. Преодолев несколько пролетов бетонной лестницы, он спустился в центральную галерею. Когда он был здесь в предыдущий раз, она была наполнена нервной, но деловитой суетой. Сейчас же больше походила на оставленный жителями дом, готовый к сносу.
Без труда он нашел кабинет Вальтера Хевеля, консультанта того, к кому он стремился с докладом. Хевель был один из немногих, кто был в курсе его поручения. Со времени того совещания прошло всего несколько месяцев, хотя казалось, что пронеслись века.
В тот день он стоял посреди комнаты, по которой нервным шагом прохаживался профессор Адольф Мар, тоном университетского лектора повествующий о древней легенде, принесенной им из глубин исторических архивов Дублинского музея, в котором он в тридцатые годы был директором.
Но чем дальше продвигался рассказ, тем больше загорались глаза только у одного слушателя, хотя этот слушатель внимал ей уже не в первый раз. Остальные участники встречи всеми силами старались не выдать своего безразличия к происходящему. Отто Скорцени, откинувшись на стуле в расслабленной позе, которая подчеркивала его большой рост даже в сидячем положении, пристально смотрел на профессора. Хотя при внимательном взгляде было видно, что он смотрит скорее сквозь него. Вальтер Хевель, в своем дорогом костюме похожий на преуспевающего бизнесмена, старательно конспектировал повествование профессора в блокноте.
Когда рассказ профессора закончился, все замолчали, ожидая, что скажет тот самый заинтересованный слушатель. После долгой паузы, во время которой он прохаживался по ковру, комната наполнилась резкими звуками его речи, так знакомой всему миру. От этих звуков Скорцени вздрогнул, поскольку давно он не слышал в его речи такого огня.
«Вы слышали эту легенду? Через века такие же легенды будут рассказывать про нас. Даже боги могут потерпеть поражение в борьбе с простыми смертными. Но мы должны найти путь в тот мир, где живут боги. Там мы соберемся с силами и вернемся, чтобы победить. Мы должны, должны открыть ворота в него. Ученица профессора из Дублина нашла способ снять печать. Вы принесете мне документы, которые она хранит, и профессор откроет нам путь в вечность»
Скорцени бросил короткий взгляд на Хевеля, но тот не отрывал взгляд от блокнота, продолжая писать
Хевель, облаченный в безупречный костюм, резко контрастировавший с обстановкой всеобщего запустения, был погружен в свой блокнот и на этот раз. На звук шагов Хавель поднял взгляд и, чуть нервно кивнул жестом узнавания.
А, это Выустало протянул Хевель, хотите послушать, что происходит? Я зачитаю
Комната наполнилась странными незнакомыми словами.
Что это значит? не удержался он
Это мой дневник, ответил Хевель серьезным тоном, я пишу его на индонезийском языке.
Зачем?
Для маскировки, чтобы никто не смог его прочитать, произнес Хевель, убежденный в логике своих слов.
Для чего писать дневник, который никто не сможет прочитать? Впрочем, это Ваше дело. Я принес материалы, за которыми меня посылали, произнес он, доставая из-под куртки папку с документами.
Хевель коротко взглянул на папку, но не проявил к ней никакого интереса.
Вас проводит Отто Гюнше, адъютант, подождите его в галерее.
Выйдя в галерею, он действительно практически столкнулся лицом к лицу с Отто Гюнше, молодым красивым блондином, идеально подходившем на роль последнего адъютанта. К его удивлению, Гюнше тоже узнал его, но протянутую папку брать не стал, а задумчиво произнес:
Я Вас помню, вы приезжали вместе со СкорцениОн тоже прибыл?
Нет, я выполнял особое задание, и мне было поручено передать полученные документы лично в руки.
Лично в рукипроизнес Гюнше рассеянно, ну пойдемте
Вместе они поднялись наверх по бетонным ступеням. Когда они вышли наружу, Гюнше направился в сад, в сторону облаков дыма, жестом позвав его за собой. Подойдя ближе, он увидел, что едкий дым исходил от тусклого пламени, которым горели два распластанных на земле тела, обуглившиеся до полной неузнаваемости.
Можете передать лично в руки, резко произнес Гюнше, после чего по-военному повернулся на каблуках и направился в сторону бункера, оставив его наедине с мрачной картиной.
Несколько минут от молча смотрел на неяркие языки огня и медленно произнес:
Лично в руки
Он перевел взгляд на папку, которая оставалась у него в руках, и, усмехнувшись, бросил её в огонь. После чего повернулся и, не оборачиваясь, пошел в сторону руин старой канцелярии, из которых он ранее появился. На половине пути сознание пронзило чувство опасности. Многолетние инстинкты требовали, чтобы он обернулся, увидел опасность, ушел с линии огня. Но, справившись с ними, он медленно брел вперед. Все сознание заполнило воспоминание о её глубоком взгляде на краю обрыва, которым она звала его в тот мир, куда не входят по одному, и её слова: «нашими попутчиками должны быть те, кто любит нас». Мозг разрывался от осознания смертельной опасности, инстинкты сковывали мышцы, не давали ему двигаться вперед, тянули вниз, вбок, в укрытие. Но он заставил себя продолжить путь, ступая как будто в густой тине. Хлесткий звук выстрела прозвучал блекло в окружающей канонаде, но вслед за ним боль пронзила его тело, и он упал лицом вперед, уткнувшись в теплую весеннюю землю. Порыв ветра со стороны костра бросил ему в лицо запах горелого мяса «видимо так пахнет ад» подумал он, навсегда закрывая глаза.
Темная фигура вышла из тени входа в бункер. Одетый в элегантный черный костюм и шляпу, он как будто сошел с экрана гангстерских фильмов. Образ дополнялся пистолетом, который он держал в руке. Подойдя к лежащей на земле фигуре, он внимательно присмотрелся к ней. Убедившись, что человек не двигается, он бросил рядом с ним пистолет. Краем глаза он увидел появившегося в саду солдата с канистрой и жестом подозвал к себе. Солдат втянулся по стойке смирно, ощутив исходящее от этого штатского ощущение власти.
Куда ты несешь канистру?
Оберштумбаннфюрер Эрих Кемпка велен нам приготовить 200 литров бензина, но мы смогли собрать только 160. Остальной бензин мы сейчас собираем из подбитых машин, которые вокруг рейхсканцелярии, и приносим сюда.
Вылей бензин из канистры сюда и подожги, а затем продолжай выполнять задачу, приказал человек в костюме.
Когда взметнувшиеся языки пламени укутали мертвое тело, он повернулся, поправил шляпу и медленно пошел в бункер
Машина не торопясь двигалась по узкой лесной дороге. Посреди яркой зелени просыпающегося спокойного мира было трудно представить, что на расстоянии всего нескольких часов езды мир рассыпается в прах. Он усмехнулся такой аллегории и подумал, что прах вполне может служить хорошим удобрением, на котором вырастет новое величье Германии, избавившейся от исступления безумной толпы. Впрочем, дожидаться этого величья он не собирался, на ближайшее время у него были другие планы.
Вскоре дорога вывела его к уютному охотничьему хозяйству, центральное место в котором занимал большой деревянный дом, построенный не меньше ста лет назад. Было трудно представить, как такое место могло существовать среди сжигаемой войной страны, но факт оставался фактом: его как будто защищала невидимая ограда.
Остановив машину недалеко от парадного входа, он подошел к тяжелым дверям, которые открылись при его приближении. На пороге его встретил адъютант барона, который одновременно являлся и привратником ложи.