Здесь
встанут
стройки
стенами.
Гудками,
пар,
сипи.
Мы
в сотню солнц
мартенами
воспламеним
Сибирь.
Арсений чувствует подступающие слезы, закрывает книжку. Верно выразил поэт, не боялись они ни холода, ни голода. Были веселы, неутомимы, заражены энтузиазмом громадной стройки. Молодыми руками, поначалу без техники, на одних лошадках поднимали завод-гигант. И воспламенили Сибирь мартенами! Хоть и не все дожили до свершения мечты.
Пришлось уехать из Сталинска по состоянию здоровья, делал операцию в Ленинграде. Там познакомился с будущей женой. И это знакомство началось с давней шахтерской приметы: если по дороге в забой встретишь женщину в белом платье, спускаться под землю нельзя. Женщина в белом это смерть.
Но для него Ида стала жизнью, радостью и счастьем. Она шла с выпускного бала в институте, на ней было скромное платьице белого крепдешина, в руках букет ромашек. Вот так, по-своему, сбылась примета. Теперь спину в ванной ему намыливает жена. А то если сам моешь спину, будешь мучиться болями в пояснице. Тоже примета, которой Гаков верен с шахтерских лет.
Прежде с Идой он делился всеми мыслями и планами, но с началом работы на секретном предприятии привычку эту пришлось оставить. Что поделаешь, они отдалились в последнее время, каждый живет своей жизнью. Ида детьми, своей работой, Гаков своей. И чулки со стрелками привез он для другой женщины, прикипевшей к сердцу так, что не оторвать.
Не мог он рассказать жене, что в секретном городе, у которого нет даже имени и адреса на карте, только номер почтового ящика, где биографию каждого слесаря и каждой прачки хранят в отдельных сейфах на Лубянке, завелся предатель, шпион. Совсем недавно они с Идой обсуждали дело врачей-вредителей, и она шептала робко: «Как страшно, наверное, годами знать человека, работать рядом, а может, и спать в одной постели а он оказывается предателем, врагом». Вместе они радовались, что следственные органы не трогали местные медсанчасти. Это значило, что знакомые врачи в больницах и санаториях никак не связаны с преступлениями Когана, Этингера, Гринштейна.
И вот теперь эта радость отравлена подозрением. Плохо жить, когда не доверяешь никому вокруг.
Вот доктор Циммерман проницательный, умный. Повсюду открыт ему доступ, при желании любую информацию о Комбинате может получить. Что, если он и есть разведчик, еще перед войной заброшенный в СССР?
Будто сглазил Гакова Берия, везде он теперь ищет врагов. По возвращении из Москвы спит беспокойно, всё видит во сне порванную обувь тоже дурная примета, к беде. А когда беды ждешь, она непременно случится.
Воскресенье, первое марта, Гаков провел не дома. Всей семьей ездили на концерт в Таллин, выбирали сыну пальто шубейка, которую Максим донашивал за сестрой, совсем истерлась и разлезлась. Гуляли по красивому, ухоженному городу, ужинали в ресторане, домой вернулись затемно. Только тогда Гаков узнал о гибели Ищенко, шофера служебной развозки.
Начальник отделения милиции капитан Лозовой сообщил директору обстоятельства происшествия. Тело Ищенко найдено обходчиком в болоте, неподалеку от железнодорожной ветки на станцию Вайвара. На трупе следы насильственной смерти, жестокого убийства.
В комнате шофера был произведен обыск, за подкладкой чемодана обнаружили записи, листки с пометками и карты, начерченные от руки. Тут были чертежи заводских цехов, планы подкомандировок с указанием количества людей, занятых на строительных и погрузочно-разгрузочных работах, списки руководящих работников с указаниями специальностей и партийной принадлежности. Там же была найдена пачка новых сотенных купюр, завернутых в грязную тряпицу. Лозовой отправил купюры на экспертизу он предполагал, что эти деньги добыты при ограблении почты. Три дня назад в соседней волости бандиты убили женщину-экспедитора, похитили полмиллиона рублей.
Слух о чемодане Ищенко быстро распространился по этажам общежития. Шофера и раньше не любили, а после вскрывшейся правды поминали не иначе как с ненавистью. «Вражина, гниль! Кабы знать, сам бы гада урыл!» шумели рабочие, пересыпая неосуществимые уже угрозы крепкими выражениями.
Подозрение в убийстве падало на Игната Котёмкина, сержанта охранной роты, который выпивал с Ищенко в ночь с пятницы на субботу.
За полночь в отдел милиции поступила телефонограмма: из Ленинграда направлена особая следственная группа во главе с майором МГБ Юри Аусом, просьба оказать содействие в расследовании дела.
Домой Арсений возвращался около двух часов ночи. Машину вызывать не стал благо от милиции до дома минут пятнадцать пешим ходом.
Кружила метель, снег налипал на лицо, на одежду. Вот тебе и первый день весны!
В подъезде снова не горела лампочка. С пролета второго этажа ему навстречу бросилась закутанная фигура.
Сенечка, миленький!
Напугала! Зачем ты здесь?
Ждала тебя. Мои все спят. Люби меня, Сенечка, смотри, я вся твоя
Под шубкой полуголая, в одной скользкой сорочке.
Да что ты, сумасшедшая, нельзя, нельзя
Отрекаясь словами, на деле уже обнимал ее, чувствуя, как продавливается под пальцами мягкое, теплое тело. Расстегивал свое пальто, искал губами губы.
Люби меня, Сенечка, прямо здесь
Подхватил, усадил на подоконник.
Хлопнула дверь на третьем, по стене метнулся свет. Голос Иды окликнул:
Арсений, ты здесь?
После секундного молчания Гаков отозвался:
Иду!
Чертова девка замерла, расставив ноги, затаив дыхание. Когда он сделал движение оторваться, обеими руками обхватила его лицо и жадно поцеловала в губы жаркими и сладкими, как малина, губами.
В коридоре, снимая верхнюю одежду, Гаков прятал лицо, рукой вытирал пылающие губы. Ида куталась в шаль, поясняла виновато, словно оправдываясь:
Я ждала у окна. Видела, как ты в подъезд вошел
Гаков не стал ничего объяснять, ушел в ванную.
Ополаскивая лицо холодной водой, подумал, что жизнь его завернула в какой-то мучительный тупик и поделать с этим ничего нельзя.
Первое пророчество
В понедельник в шестом часу утра к Тасе в комнату постучали двое конвойных. Николка еще спал. Настёнка, совсем как взрослая, ни о чем не спрашивая, помогла матери собраться, сунула в карман кусок хлеба в тряпице, расческу.
Конвоиры с винтовками повели Таисию по коридору, громко топая сапогами. Соседи выглядывали из комнат и тут же прятались, захлопывали двери.
Во дворе ждал «козлик». Привезли в город, в новое отделение милиции на улице Маяковского.
Тася не знала за собой никакой вины, но, ступая по скрипучим деревянным полам, еще блестящим и, кажется, немного липким от свежей краски, чувствовала, как сводит челюсти, словно от озноба. Над ней нависала та беспощадная сила, которой она не знала названия, но действие которой на других людей видела ежедневно.
Задержанную Таисию заперли в крошечной пустой комнате с решеткой на высоком окне. Она причесалась, заново подколола волосы шпильками. Съела хлеб. Прилегла на голую деревянную лавку.
В начале девятого за ней пришли, отвели в кабинет для допроса.
Молодой лейтенант МГБ, дебелый, развращенный физической властью над людьми это чувствовалось во всей его позе, в наглом обшаривающем взгляде сидел за столом, вытянув к печке ноги в хороших сапогах. На кармашке его гимнастерки Тася заметила значок «Ворошиловский всадник» такой же был у Игната. Офицер лениво кивнул конвою, отпуская из комнаты, и продолжал ощупывать глазами фигуру женщины. Тася чувствовала себя голой под этим взглядом. Она не решалась сесть.
Котёмкина Таисия Николаевна, двадцать девятого года рождения? удостоверился офицер, покосившись в свои бумаги. Ну, садись, поговорим.
И ошарашил Тасю первым же вопросом:
Когда твой муж Игнат Котёмкин был завербован шпионской ячейкой врачей-вредителей?
Тася, как и большинство советских граждан, о вредителях знала из газет. Месяца полтора назад все центральные издания поместили сообщение ТАСС о раскрытии террористической группы медицинских работников, которые путем неправильного лечения сокращали жизнь активным деятелям Советского Союза. Арестованные признались, что умертвили товарища Жданова, а также старались подорвать здоровье руководящих военных кадров, чтобы ослабить оборону страны.
В списке врачей, завербованных иностранными разведками, числились в основном еврейские фамилии. Как в эту банду мог затесаться крестьянский сын Котёмкин, украинец по матери и русский по отцу? Тасе вспомнилось меткое определение, услышанное от бабы Зины: «Порожняк толкает». Через силу заставила себя усмехнуться.
Да кто ж его будет вербовать? Котёмкин человек пьющий. Все тайны разболтает!
Следователь поднялся из-за стола. Зашел за спину Таси, положил руки на плечи, наклонился к самой шее.
А ты сама? Не разболтаешь?
Из нутра мужчины дохнуло недавним сытным завтраком яичница на шкварках, кофе с молоком. Краем глаза Таисия видела, как тонкий ремень портупеи врезается в плоть, обросшую сытым жиром.
Да какие мои тайны? прошелестела, опуская глаза.
А вот к примеру Убийство по предварительному сговору.
Тася отпрянула.
Да кто же убит?
Офицер выпрямился, одергивая черную гимнастерку. Сел за стол, придвинул к себе расчерченный листок бумаги. Обмакнул перо в жестяную чернильницу. Заговорил сухо, деловито:
Котёмкина, вы подтверждаете, что двадцать седьмого февраля шофер Ищенко и ваш бывший муж Игнат Котёмкин совместно распивали спиртные напитки в вашей комнате, в общежитии рабочего поселка 15 при Хуторе-7 по адресу улица Первой Пятилетки, дом один?
Подтверждаю, шевельнула губами Тася.
После чего шофер комбината Ищенко был найден убитым.
Таисия ахнула:
Не может этого быть!
Рассказывай, как все было, приказал следователь.
Тася влажной рукой отерла лоб. Стала сбивчиво припоминать события пятничного вечера. Болезнь Воронцова, появление Игната со щенками. Рассказала, что Ищенко собирался увольняться с комбината и уезжать к своей матери в Ярославль.
Лейтенант записывал за ней быстрым мелким почерком, аккуратно обмакивая перо.
Уточнил, не говорил ли с шофером Игнат о производстве, о сотрудниках, о делах Комбината. Не интересовался ли этими вопросами кто-нибудь другой в последнее время? Между делом закинул фразочку, будто блёсенку в реку на глупого окуня:
Так на какой почве произошел конфликт между Ищенко и Котёмкиным?
Не было ничего такого, отвечала Тася. Ни конфликта, ни спора. Игнат сел на коня и поехал в комендатуру, чтобы позвонить доктору. А Ищенко ушел.
Куда?
Этого я не знаю.
А когда явился Циммерман?
Да, может, часа через два. Доктор приехал на санитарной машине. Они забрали инженера Воронцова в госпиталь. Воспаление легких у него.
Следователь помолчал, выстукивая пальцами по столу какой-то бодрый марш. Тася заметила, что руки у него холеные, белые, с полированными ногтями.
А как Ищенко нашли, товарищ следователь? решилась спросить Таисия.
Тело было найдено в болоте, неподалеку от железной дороги.
Потонул?
Нет. Оглушили камнем, приволокли в болото, а там отрезали гениталии и воткнули в живот деревянный кол.
Тася потянулась было перекреститься, но поймала правую руку другой рукой.
Это же зверь какой-то сотворил Игнат, он такого не сделает! Да и когда ему по болотам шастать? Вы проверьте, он же в комендатуре отмечает каждую отлучку.
А что можешь сообщить про доктора Циммермана? офицер снова перешел на доверительный тон. Ты же работала у него в больничке санитаркой.
Дружба с бабой Зиной даром не прошла Тася давно смекнула, что главная цель тут вовсе не Игнат.
Нет, гражданин начальник, подвести убийство Ищенко под дело врачей у вас не получится. По крайней мере, Таисия вам не помощница.
Про доктора могу сказать только хорошее. При нем смертность в лагере упала на сорок процентов.
Про Этингера с Коганом тоже говорили хорошее, с недоброй усмешкой пробормотал следователь. А теперь они арестованы за подрывную работу, которую проводили против Советского государства.
Лейтенант дописал несколько слов в протокол, откинулся на стуле, глядя на Таисию. Серые с желтизной зрачки были цветом будто толокняный кисель.
Комсомолка?
Да.
Кажется, дети у тебя?
Двое. Тася отчего-то покраснела.
Мальчики, девочки?
Мальчик и девочка.
Хочешь своим детишкам счастья?
Тася молчала.
Следователь поднялся с места, подошел. И вдруг сгреб кофту на ее груди, зашипел, тараща глаза:
Смотри на меня, сука! Шпионка! Кому посылала донесения? Кто твой связной? Предлагаю добровольно рассказать о вашей антисоветской шпионской деятельности под руководством Циммермана!
И снова помогли наставления бабы Зины: «Чуешь неладное крысой обернись, прыгай в лицо, кусай. Решат: скаженная баба, что с нее возьмешь. А покажешь страх да ум разорвут».
Что ж вы такое делаете, товарищ следователь?! заголосила Тася что есть мочи. Я советская женщина, трудовая косточка! Премию получаю со всем комбинатом за перевыполнение! Шпионов я отродясь не видала! А как увидала бы, так сразу бы к вам привела!
И словно в доказательство звонко, шибко затянула Таисия песню с заезженной пластинки, которую пускали по репродуктору над лагерем раза по четыре на дню.
Льется песня над полями
Про тебя, отец родной!
Это слава Сталину звенит над всей страной,
Над Балтийским морем и Амур-рекой.
Это слава Сталину звенит над всей страной.
Ты живи и здравствуй, наш отец родной!
Дверь открылась, за ней появился мужчина лет сорока в порыжелом пиджаке, в поношенных ботинках. Неприметный, седоватый такого увидишь и не вспомнишь. Следователь успел отскочить от Таси, вытянулся перед вошедшим, подбирая живот.
Здравия желаю, товарищ майор!
Да вроде уже здоровались, Савельев. Что у вас тут происходит?
Допрос свидетельницы, доложил лейтенант. Это жена Котёмкина.
Неприметный глянул на Тасю прищуренным глазом, перевел взгляд на протокол допроса.
Можно ознакомиться? неудобно потянулся к столу правой рукой. На левой была надета черная перчатка.
За его невзрачной внешностью ощущалась какая-то теплая мужская сила. Пока майор пробегал глазами протокол, Таисия быстрым движением поправила волосы, одернула кофту.
Значит, вы полагаете, ваш муж не убивал шофера Ищенко?
Не мог он, товарищ начальник. Когда б во хмелю, под горячую, я бы поверила. А так вот, кол в живот У него же пистолет имеется.
Пистолет Да, пистолет нужно проверить. А самого Ищенко вы с какой стороны можете характеризовать?
О мертвых плохо не говорят, отвела глаза Таисия. Но если по правде, трухлявый был человек. Вроде как партизан, а с войны вспоминал одни глупости. Про женщин, про выпивку.
Неприметный усмехнулся, оглядывая Тасю. Не лапал глазами, а будто хотел подбодрить, успокоить.
Оказывал вам знаки внимания?
Ничего не оказывал. Руки распускал, это было, залилась краской Таисия. Один раз я его тряпкой угостила. Только несерьезно всё это. За такое убивать не будут.
Седоватый задал еще несколько вопросов, лейтенант записывал. Приободрившись, Тася спросила, где сейчас Игнат. Оказалось, что со вчерашнего дня арестован и помещен на гауптвахту. Свидания не разрешались до выяснения всех обстоятельств.
Если что-то вспомните или узнаете относящееся к делу, сообщите нам. Договорились? словно об одолжении попросил майор. Приходите прямо сюда, в отделение, спросите Юрия Раймондовича Ауса. Это я.
«Видать, эстонец, а так и не поймешь. По-русски говорит как на родном», подумала Тася и еще почему-то решила, что майор, наверное, холостой. Глаза у него были светло-серые, усталые, добрые и несчастливые, совсем как у Воронцова. Когда он повернулся к лейтенанту, Таисия поняла, откуда это чувство неловкости его движений. Чуть согнутая в локте левая рука в черной перчатке стукнулась о край стола с деревянным звуком.
А голос у вас хороший, напоследок добавил майор Аус, и лицо его от улыбки внезапно расправилось и помолодело.
Подписав протокол допроса, Тася вышла из кабинета.
На душе было смутно. Что-то ждет Игната? И кто так жестоко расправился с шофером Ищенко? Вдруг убийца ходит рядом, рыщет новую жертву? Волновало ее и будущее госпиталя, в котором она служила больше двух лет.