Собаки-призраки - Ханну Райаниеми


Ханну Райаниеми«Собаки-призраки»Hannu Rajaniemi«Ghost Dogs» (2014)

Начинается со свиста. Он раздаётся прохладным летним вечером и замирает на высокой ноте. Руби тут же высовывает нос из ямы, которую мы с лабрадорами выкопали в маминой бывшей клумбе в поисках пиратских сокровищ, озирается и несётся к забору, быстро-быстро виляя толстым хвостом. Настораживается и Принцесса, бросает кость, зевает и с достоинством топает следом.

На секунду мне кажется, что вернулся папа, и сердце ёкает. Но нет, это долговязый мальчишка по кличке Собакин. Он сидит на корточках за забором, сгибаясь в три погибели и припав красным лицом к доскам. Я пялюсь на гостя, стоя коленями на земле и не выпуская из рук пиратский меч, но меня, похоже, не замечают.

А затем Собакин принимается лаять, очень звучно и утробно, будто гром гремит. Прижав уши, Руби с Принцессой слушают. Вот он умолк, и только пыхтят собаки. Он встаёт и широко распахнутыми белесыми глазами смотрит на меня.

 Привет, мелкий,  говорит Собакин.  Ты знаешь, что у вас дома завелись собаки-призраки?

Он распрямляется, скрещивает волосатые руки на груди, поверх спортивной куртки, и сверлит меня взглядом. Под его глазами страшные на вид тёмные круги. Он смотрит на меня внимательно, будто собака, которая чего-то хочет. В горле у меня пересохло, но Принцесса и Руби виляют хвостами, поэтому в дом я не убегаю. Я подхожу к забору.

 Собаки-призраки?

 Ну, бывшие собаки. Мёртвые.  Он чешет нос и скалится. От него пахнет несвежим потом и землёй, и я задерживаю дыхание.  Ты того, смотри. Они могут забраться в тебя, подбить на нехорошее.

Когда взрослые тебя подкалывают, это видно: они будто усмехаются внутренне. Но Собакин убийственно серьёзен, как мистер Ганн на уроке географии.

 Ладно.

Я отступаю на шаг и запускаю пальцы в Рубину шкуру. Собакин суёт меж досок волосатую руку, и Руби её обнюхивает, всё ещё легонько маша хвостом и улыбаясь по-собачьи.

 С собаками-призраками надо держать ухо востро,  говорит Собакин, не отрывая от меня глаз.

 Саймон!  вдруг слышу я маму.  Что ты делаешь?

Она стоит в дверях кухни, хмуро-испуганная. Собакин рычит напоследок Принцессе и Руби, тявкает и пятится.

 Кажись, ты влип,  говорит он.

 Опять ты!  кричит мама.  Ещё рази я звоню в полицию!

Собакин смотрит мимо неё, на что-то за дверью, и глухо взрыкивает. Затем разворачивается и припускает вдоль по улице низкими длинными прыжками, шлёпая грязными «найками» по асфальту.

 Саймон, иди домой,  говорит мама.  Холодает. Ты же знаешь, тебе нельзя говорить с этим мальчиком.

 Я хотел гулять. А он не со мной говорил, а с Руби. И с Принцессой.

 Пора в постель.  Мама берёт меня за плечо.  Папа вот-вот вернётся.

 А можно, Руби поспит у меня в комнате?

 Как хочешь.  Она устало вздыхает, крепко меня обнимает и отпускает. Она сменила духи, в третий раз за месяц, и пахнет странно, как загорелые дамы в «Дженнерс».  Только папе не говори, ладно?

 Ладно.

И я иду в дом, где тихо и спокойно.

* * *

Я долго лежу в своей комнате, не смыкая глаз. Руби, забывшись рядом собачьим сном, то и дело вздрагивает и встявкивает.

Всё сходится. Если псы не попадают в рай, они бродят где умерли, и их становится больше и больше. Их, должно быть, уймы. Повсюду.

Если все собаки, которых я когда-либо видел, станут призраками, то что им есть? Вроде и нечего, разве только друг друга. И некоторые будут здороветь, набираться сил, точно в «Горце».

Я холодею, как в тот раз, когда нашёл в саду мёртвую птицу, кишащую белыми червями.

Трубы в новом доме клокочут, и звук немного похож на собачье рычание. Мне вдруг нестерпимо хочется в туалет. Я задумываюсь, нет ли в комнате пса-призрака, который только и ждёт, когда я спущу ноги на пол. Но дыхание Руби, её запах меня успокаивают,  она бы почуяла,  и я осторожно встаю. Не разбудить бы, а то подумает, что настало утро и захочет на улицу, играть.

Чтобы не ходить мимо спальни родителей, я иду в туалет, который в подсобке. Тихонько спускаюсь по узкой лестнице. Половицы под толстым ковром скрипят, как резиновые игрушки Руби.

В подсобке душно, пахнет влажным бельём: мама вешает его на сушилке сверху. В углу ворчит водонагреватель. Мама не любит, когда ходим в туалет сюда,  мол, разносим повсюду микробы,  но с пустым мочевым пузырём собаки-призраки не так страшны.

Я открываю кран вымыть руки, и что-то смыкается у меня на запястье.

Будто собака схватила пастью: холодные зубы больно впиваются в кожу. Из раковины прёт густая вонь канализации. Я пробую отнять руку. Призрачные челюсти не пускают. Зубы царапают кость. Я кричу от боли.

Из зеркала на меня глядит мокрый чёрный пёс с ярко-зелёными глазами.

Вдалеке хлопает дверь. Потом загорается свет и появляется мама.

 Ты что, Саймон?  говорит она, щурясь.

В её волосах бигуди, отчего голова похожа на клумбу.

Боль в запястье перемещается в живот и выходит наружу слезами.

 Чего ты?  Мама берёт меня за руку, там, куда укусил пёс. Костяшки её худых пальцев белые под канарским загаром.  Прямо беда с тобой.

Я вижу в её глазах зелёный блеск и вдруг понимаю, куда делся пёс-призрак.

Она тащит меня в мою комнату и едва не швыряет на постель.

 Убери отсюда собаку. От неё грязь. Руби, вниз. Живо.

Руби вскакивает и встряхивается, хлопая ушами. Затем, поджав хвост, удирает вниз. Мама выходит и захлопывает дверь.

Я сворачиваюсь калачиком под одеялом. В запястье так и пульсирует боль. Я перелезаю на нагретое Руби место, но оно быстро остывает.

Трубы клокочут и взлаивают.

* * *

На другой день, в школе, я чувствую себя усталым. Мел мистера Ганна скрипит по доске, будто визжит белый пёсик.

После уроков, лишь бы убраться из дома, я вывожу Принцессу и Руби гулять. Они тащат меня за собойвернее, тащит Руби, Принцесса выступает вальяжно. Я бездумно шагаю, дышу и рассматриваю белые отметины на запястье. Они по-прежнему болят.

Куда именно собаки меня ведут, я вижу слишком поздно.

Втроём они сидят на скамье между китайской прачечной и кооперативом. Чуть поодаль Собакин подпирает собой фонарный столб и курит. Они смотрят на него с тихим благоговением.

Принцесса тоже теперь налегла: собакам не терпится обнюхать сидящих.

 Не туда,  говорю я, дёргая поводок, и глаза Руби лезут из орбит.

Но сил не хватает. Да и поздно уже.

Самый большой из троицы встаёт, бросает фантик от конфеты и вразвалку идёт ко мне. Его жирное белое тело едва помещается в спортивном костюме, а толстая шея делает его похожим на бульдога.

 Кто это тут у нас?

Он что-то жуёт, и его хомячьи щёки так и ходят.

На секунду у меня леденеет в груди.

 Я хочу поговорить с Собакиным.

 С Собакиным? Да ведь он только с собачками говорит. Ты собачка?  Он приседает на корточки, но даже на корточках выше меня. На его подбородкеготовый лопнуть прыщ, будто крохотное бельмо.  Ну-ка, гавкни?

Он расплывается в широкой шоколадной улыбке.

Меня вдруг зло берёт. Он не пёс-призрак, а всего лишь толстый мальчишка.

 Руби,  шепчу я,  голос.

Руби заливается оглушительным сердитым лаем. Вообще-то она не сердится, а просто рада погавкать, но мальчишке-бульдогу невдомёк, и он едва не плюхается на задницу. Принцесса коротко и женственно подтявкивает, будто кого-то отчитывая.

 Дурдом, бля!  кричит другой мальчишка, бездельничающий на скамье, козырёк кепки надвинут на глаза.  Брось ты их, Зуда.

Лицо мальчишки-бульдога багровеет. Он сжимает кулаки, но не смеет ни двинуться, ни отвести взгляда от собак.

 Хорош,  говорит Собакин и подходит.

Он чешет Руби промеж ушей. Та по-собачьи улыбается.

 Отлично погавкала. Молодчага.

От него несёт старыми окурками, но Руби всё равно.

Затем он поворачивается ко мне, и я вижу: его глаза, карие в золотистую крапинку,  глаза не собаки, но волка.

 Так всё хреново?  Он смотрит на моё запястье.

Я киваю.

 Всегда есть вожак. Главный среди них. Найди его и задай трёпку. Сыграй с ним в гляделки и перегляди. Докажи, что ты круче, тогда отвяжутся.

 Как вампиры?  спрашиваю я.

 Тип того.

 Но как мне его найти?

Принцесса виляет хвостом, и Собакин бросает на неё странный грустный взгляд.

 Они там, где вода. Как дикие звери.

Я не хочу опять идти в подсобку, и моё лицо, должно быть, это выдаёт.

 Я знаю, каково оно,  говорит Собакин.  Меня никто не учил, как с ними справиться, так что не ссы. Договорились?  Он легонько пожимает моё плечо. Пальцы его липкие от пота, но жест, несмотря на это, дружеский.  Молодец.

Затем его глаза вновь становятся волчьими. Он оборачивается и расправляет плечи.

 Ребзя!  орёт он, точно лает.  Не спать, бля!

Он поднимает обломок булыжника и запускает прямо в окно. Срабатывает сигнализация, и вся банда, как один, делает ноги, хохоча и улюлюкая.

* * *

Когда я прихожу домой, папа сидит на кушетке в гостиной, спортивная сумка стоит у его ног. Воротник тенниски расстёгнут, ладони на коленях.

 Здоров,  говорит он.

Я его обнимаю. Он неловко хлопает меня по спине.

Пахнет он гелем для душа, как всегда после спортзала, и за его ухом клок несмытой пены для бритья. Но есть и другой запах, сильнее, а лицо раскраснелось. Руби танцует вокруг папы, гоняясь за своим хвостом, а Принцесса кладёт голову ему на колени и предлагает кость. Он улыбается, но мельком, будто дверь хлопнула.

 Ты что, курил?  спрашивает он.

Я мотаю головой.

 А несёт, будто три пачки в день уговариваешь.

 Тебе стоило бы больше интересоваться сыном,  говорит мама.

Мама босиком, в пижамных штанах и футболке. Видно, что весь день сидела дома, у телека. Она бледна и глядит сердито.

Папа сглатывает, играет желваками. Тыльные стороны его кистей поросли чёрными волосами, и когда на него находит, он немного похож на Собакина. Или Волкина.

 А мои интересы вроде как всем по барабану,  тихо говорит он.

В его голосе прорезается что-то, от чего моё запястье опять начинает ныть.

 Да, вроде как,  говорит мама.  На кухне осталась пицца.

Избегая встречаться с ним взглядом, она идёт наверх.

Папа встаёт так резко, что и Руби, и Принцесса тотчас вскакивают, навострив уши.

 Что смотришь?  говорит он.  Уроки сделал?

Он отпинывает сумку с дороги и выходит.

В одиночестве я съедаю на кухне холодный кусок пиццы и думаю, что с собаками-призраками надо кончать.

* * *

Звуки труб обрели ритм, словно они меня ждут. В сон не клонит. Я лежу в постели, пока не решаю, что вот теперь-то мама с папой точно уснули.

И я иду вниз. После настольной лампы в глазах пляшут фиолетовые пятна. Принцесса и Руби цокают когтями следом.

Я крадусь мимо папы. Он опять спит на кушетке, под любимым клетчатым пледом, угол которого Руби жевала ещё щенком. Наверно, собаки-призраки так и делают: обгладывают людей с краю, пока те не истреплются и не затрещат по швам.

Папа хрипло вздыхает и ворочается. Руби вдруг решает, что пора на двор, и хочет папу растолкать, но я успеваю поймать её за ошейник.

 Ш-ш-ш,  шепчу я ей.

Она глядит на меня сконфуженно. Затем Принцесса протискивается мимо неё в сторону подсобки, и мы двигаем за ней.

В подсобке жарко и душно. Огонёк на стиральной машине мигает, и её стеклянная круглая дверца походит на великанский чёрный глаз.

Я закрываю за собой дверь. Темень почти кромешная, только в окошечке под потолком светится полоска ночного летнего неба.

Угодив босой ногой в холодную лужицу на полу, я тихо ойкаю. Глаза привыкают к темноте, и я вижу среди теней две зелёные искры. Пёс-призрак стоит передо мной.

Я представлял его прозрачным, как эффект в компьютерной графике, но нет. Он очень плотен, самый настоящий пёс, немецкая овчарка с чёрно-бурой косматой шерстью. Он весь мокрый. Лужа на полу натекла с него. С него продолжают течь тонкие ручейки. Руби с Принцессой повизгивают, как щенята, и прячутся за меня, прижав уши. В сердце заползает ужас, и я щёлкаю выключателем. Но лампочка гаснет, на мгновение вспыхнув тускло-оранжево. Отметины на запястье вдруг обжигают, и, чтобы не закричать, я прикусываю язык.

В темноте есть другие силуэты, другие собаки-призраки, они толкутся в стенах, как одеяло вздувается. Силуэты разных размеров: вот морда терьера, вот такса. Они повсюду, они смотрят. Но значим лишь чёрный пёс.

Сердце колотит в рёбра, точно кулак. В ноздри заползает вонь канализации, мокрой псины. Слабенький пёсик, говорит запах. Сдайся, говорят глаза. Я хватаю Руби за загривок, но она скулит и пятится, она рычит, как сердитый щенок. Глаза чёрного псафары мчащейся на меня машины. Меня будто кто заставляет глотнуть. Рот наполняет грязная вода, вроде из унитаза, а с нею в голову лезут злые мысли чёрного пса. Они обо мне совсем не думают больше меня не любят возьму на кухне спички и немного согре

Принцесса рычит и кидается на пса-призрака, целя в горло. Тут же летит в стену и, коротко взвыв от боли, смолкает. Позади меня тихо скулит Руби.

Грустить некогда. В голове проясняется, и я смотрю на пса, как тогда на мальчишку-бульдога. Пёс зло рокочет, подобно мотору, отчего дребезжат и стены, и пол. Но раздаётся ответный рык, и я не сразу понимаю, что вырвался он из моей груди.

Глаза вновь сверлят меня, но теперь я готов. На этот раз в чёрного пса проникаю я.

Холодно пить мокро прятаться хозяин без стаи жрать стая сильная сильная в темноте но холодно внутри тепло пусти внутрь

На секунду мне его жалко. Потом я вспоминаю папу, молчание на кухне и Принцессу, и гнев возвращается, добавляя сил.

Я подхожу к нему и хватаю за шкирку. Шкура мокрая и жирная, но я держу его, будто его мамаша, встряхиваю, заглядываю в глаза. Вот он прижал уши, поджал хвост.

Пёс опрокидывается на спину и подставляет горло. Собаки в стенах вокруг нас воют, влажно и горько.

Я издаю тихий свист, и они выходят из стен и окружают менямоя стая. Оставляя мокрые следы, мы идём по спящему дому. Принцессина кость под телевизором на полу, и я её подбираю.

Открыв дверь во двор, я бросаю кость что есть сил. Она взвивается в холодное утреннее небо, и за ней несётся лавина призрачных псов, в их бегедикая радость. Я закрываю за ними дверь, и мне грустно.

И тут я вспоминаю о Принцессе.

В подсобке больше нет ничего особенногопросто душная комната с висящим сверху бельём. Только Принцесса неподвижно лежит рядом с лужей, ещё тёплая, но бездыханная. Руби толкает её носом и скулит.

* * *

Тем же утром мы хороним её в клумбе.

 Принцессахорошая собака,  говорит отец, опираясь на лопату. Он трёт лицо грязной рукой и обнимает меня. От него пахнет солнцем и потом. Он смотрит мне в глаза.  Запомни её, Саймон. Тогда она не уйдёт.

В его глазах, старых и мудрых, вдруг проглядывает что-то от неё. И я понимаю, что Собакин был неправ насчёт собак-призраков.

Мама плачет, хотя и старается слёзы сдержать, а папа неловко гладит её по спине. Мама вздрагивает, но не отстраняется.

 Можно опять посадить там цветы, наверно,  говорит она.  Ну, что вы. Давайте выпьем чаю, что ли.

Вместе мы сидим за кухонным столом, песочное печенье высохло, и крошки разлетаются повсюду, но мне всё равно.

А Руби играет во дворе.

ПереводAlabarna