Вы сколько в Орде прожили? спросил я.
Чуть больше месяца. Юрий Данилович свадьбу отгулял, пайцзу на Великое княжение получил, да и все вместе стали домой собираться.
Как тебе Сарай показался?
Красивый город. Вольный такой, раскидистый, в центре всё больше дворцы стоят каменные, и дворец Великого хана там же, а на окраинах кибитки из кошмы. Народищу уйма, много приезжих: ясы, хинове, магометане, генуэзцы. Наших, православных, тоже немало кто поторговать приехал, кто давно уж там живёт, рукодельничает.
Княжну-то новую, Кончаку-Агафью, видел?
Почему не видел? Пару раз даже и поговорить пришлось
По-татарски разумеешь?
Да она по-нашему тараторила шуба заворачивается! Молоденькая, восемнадцати не исполнилось тогда ещё.
Красивая?
Это на чей погляд, у послушника запунцовели щёки и уши.
Значит, красивая Отче, а ты не знаешь, сколько лет князю Юрию?
Под сорок, отец Нифонт потянулся к рукописям на полочке. Могу и поточнее сказать, где-то у меня записана их родословная
Да ладно! остановил я его. Годом больше, годом меньше Что ж она за старика-то пошла?
Будут ее спрашивать! Сказал хан слово и пошла как миленькая, хмыкнул Елеферий. Малыш начинал нравиться мне всё больше. У хана Узбека свой расчет, надо полагать, был. Да и Великий князь наш парень не промах. Возьмется рассказывать про бои и походы ушей не хватит переслушать! А девкам много ли надо? Хотя про Кончаку такого сказать не могу, её этим вряд ли пронять было. А тут еще история с
Он замолчал, посмотрел мне прямо в глаза, как бы прикидывая какими размерами ограничить свою откровенность.
Ты Сашку не опасайся, заметив его колебания, сказал отче Нифонт. Он не растрезвонит.
Да я этого не боюсь, история известная смутился Елеферий. Просто не хочется сплетнями заниматься. В общем, Великий князь, после того как в первый раз овдовел, монахом не жил. И, говорят, Кончака уже после свадьбы застала его с какой-то давней зазнобой.
Ничего себе Как говорится, честный муж одну только жену обманывает. И кто ж была та счастливица?
Не знаю, шум за пределы ханского дворца не вышел. Однако в тот же день из Сарая умчался по срочному делу один из суздальских князей. Так торопился, что из всего добра, с которым в Орду приехал, обратно захватить успел только свою сестру. Слышал я потом стороной: у той суздальской княжны деревенька здесь неподалёку имеется, в московском уделе.
А Узбек что?
Ходили слухи, что жаловалась ему Кончака, но он предпочел замять всю историю.
Да и правильно, рассудительно молвил отец Нифонт. Что ему было обратно ярлык Великого князя у Юрия отбирать? За что? Какая выгода? По их магометовым законам вообще можно иметь несколько жен. Так что на женскую кончакову обиду ему плюнуть и растереть
А её смерть?
Это другое дело. Тут, думаю, головы еще полетят. Виновные ли, безвинные, но полетят.
Может она больная какая была?
Не-е, запротестовал Елеферий. Девка кровь с молоком.
Шепотки идут: отравили её в Твери. Кто бы мог?
Могли-то многие, да только смотреть надо кому это выгодно, отец Нифонт поднялся и, захрустев суставами, потянулся, выгнувшись в пояснице. Наломал я сегодня спину, побаливает Ну, ребятки, давайте спать. Покойной ночи, Елеферий, ступай. Ты, Сашок, завтра когда поедешь?
Чуть свет.
Ладно, ложись на полатях, утром разбужу.
Глава четвертаяИсподволь и сырые дрова загораются
В светлый будний день на дворе митрополичьих летних палат, что поставлены на Яузе-реке, разговаривали двое. В первом намётанный глаз мог легко узнать дружинника московского князя, второй по обличью труднее поддавался определению: волосатая грудь распирала чёрный грубохолстый армяк, перешитый из сильно укороченной монашеской рясы, длинные волосы были спрятаны под шапчонку-камилавку, а ноги обуты в обильно смазанные дегтем сапоги с завороченными книзу голенищами. К монашествующим второй, очевидно, не принадлежал: кожаный пояс его оттягивала елмань короткое широкое режущее оружие в грубых ножнах без оклада. В руке он держал каравай белого хлеба, от которого оба отламывали корочку и жевали.
Мужчины устроились под навесом, под которым кроме них нашли прибежище и корм десятка полтора лошадей, мирно теребивших сено из устроенных между столбами яслей. На этих конях тому часа три назад на двор к митрополиту всея Руси Петру прискакал московский князь с ближниками и охраной. И пока в высоких покоях шла тайная, с глазу на глаз, беседа между митрополитом и Иваном Даниловичем, а княжеские дружинники всей толпой отправились потчеваться на летней кухне, конюший митрополита развлекал разговорами оставшегося при лошадях дружинника. Рассказывал:
Да я и в Царьград с нашим митрополитом ездил, когда его патриарх сюда поставлял. Так вот уж сколь лет и служу. Мы оба с Волыни.
Это по говору заметно.
Тому делу уже лет четырнадцать. Ведь как получилось: померли тогда и галицкий митрополит и владимирский. Ну, патриарх и решил одного митрополита на Русь поставить. А Пётр к тому времени уже в силе благодатной был его ещё мальчонкой в иноки постригли, как зрелости достиг, стал игуменом в монастыре. Большой святости человек!
А, поговаривали, он места за деньги раздавал.
Брешут! Знаешь, как я у него очутился? В убийстве меня обвинили наши сельские. Да не кого-нибудь, а священника нашего. Вот и предстал я на духовный суд. Пётр и судил. Поглядел он мне в глаза: «Виновен?». Я как на духу: «Нет!». Поверил. А во мне всё перевернулось, я раньше, действительно, тихим нравом не отличался. По пьянке чего только не бывало
Не зря он поверил?
Вот те крест, ни при чём я был. Да и словили позже настоящего-то душегубца. Но я игумена умолил, чтоб он меня не прогонял от себя. И вот уж сколько годов вместе!
А как Пётр с князем нашим сдружился?
Великий князь Михаил хотел в митрополиты своего человека поставить, да не смог царьградского патриарха убедить. Ну, и, видно, осердчал. Он эту бузу против Петра и замутил. В десятом году даже собор созвали, чтоб Петра сана лишить. А от Москвы на собор приехал Иван Данилович со всем священством. Иван Данилович такую речь держал, что тверские зубами скрежетали. В общем, не провалили они митрополита. Но Пётр с тех пор, понятно, к Твери и бывшему Великому князю Михайле любовью не пылает. Да А вот в Москву мы из Владимира зачастили. Нравится преосвященному тут воздухом подышать.
В митрополичьих палатах безмятежностью меж тем не пахло. На лицах собеседников лежала печать государственных забот. Потный Иван Данилович пробежками перемещался от стены до стены горницы и слушал митрополита, сидевшего рядом с хорошо протопленной печью завернувшись в толстое лоскутное одеяло:
Хотел, сын мой, посоветоваться с тобой Брат твой, Великий князь Юрий, грамоту прислал. Кланяется. Пишет о делах новгородских. Михаила ругает. Но не сильно. Другая забота Великого князя гложет: спрашивает, разрешит ли церковь его новый брак?
Ну дает С Агафьей ещё ничего не решено, а он снова под венец торопится! Что же ты, преосвященный, ответить ему собираешься?
Для того тебя и позвал, вместе обсудить. Или ты в этом деле стороной ходишь? И будь добр, пожалей старика глаза устали, присядь, не егози.
Помолчали.
С одной стороны, осторожненько начал князь московский, брата мне жалко. Прям сострадаю я ему, сил нету. В тридцать лет он в первый раз овдовел. Сказать честно, недолюбливал я свою невестку, но всё одно, когда Бог её прибрал, брата жалко было. Нарожала ему девок и отбыла в небесные кущи.
Все под Богом ходим, митрополит осенил себя крестом. Его воля, его власть. Так что ж, разрешить Юрию третий раз венчание?
Конечно, надо бы разрешить С другой стороны опять же, канон не позволяет. Да и в народе как говорят: первая жена от Бога, вторая от людей, третья от чёрта.
Помилуй, Господи, снова перекрестился митрополит. Вот, и мне думается, третий раз нельзя
Ах, жалко брата! Иван Данилович пригорюнился, сидел, по-бабьи подперев щеку. Моя бы воля, всё б для него сделал, кровь-то родная. Да и Кончаку вроде б всерьёз можно не считать, басурманку. Другие короли я слышал, на сколько раз женятся, и всё им с рук сходит.
Те короли иноземные нам, православным, не указ.
Конечно, не указ, отче Но ведь и сам помысли: нет у Юрия наследников. Кому землю свою передаст? Кому стол завещает родительский московский? А так, глядишь, новая жена сыночка ему родит, племянничка мне любимого.
Да, хорошо бы было А без наследника придется Юрию на твоё имя завещание писать на московский удел. Так что я, пожалуй, посоветовавшись с епископами, разре
Вот с архипастырями сложности могут быть. Ну, сарайский Варсоний наш человек, ростовский Прохор тоже артачиться не будет, а что остальные скажут? Не посеять бы раскол и смуту
Смуту, это они могут, передернуло пастыря, он поежился и поплотнее укутался в одеяло. Похоже и выбирать нечего: нельзя Юрию в третий раз под венец!
Мудрость твоя, отче, тебе правильное решение подсказала. Кстати, сказать тебе хотел: я на Даниловскую обитель ныне серебра изрядную кучку пожертвовать собираюсь.
Это хорошо, сын мой. Вот бы подумать и о каменном храме в кремле московском. Не знаю, не ведаю, сколько отец небесный века отмерил, а упокоиться мне, грешному, хотелось бы на Москве. Глядишь, и следующие святители здесь престол архипастырский держать будут. Письмецо князю Юрию я завтра отпишу. У тебя оказии в Новгород не ожидается?
Прости, батюшка, ты уж со своими нарочными пошли грамотку. А я, поеду с твоего позволения, дел много.
Может, погодишь чуть, отобедаем?
Спаси тебя Бог, отче. Лучше ты ко мне подъезжай, как полегче себя почувствуешь.
Ну, ступай, сын мой. Помолюсь за тебя
Глава пятаяЕхала кума, да неведомо куда
На заезжем дворе у той последней заставы, где меня должен был ожидать обещанный князем Иваном спутник, кипела жизнь: там стояла густая толпа народа разного звания. Поселяне развлекались зрелищем, при одном взгляде на которое у меня не по-хорошему ёкнуло сердце. Высокое крыльцо обширной избы, в которой горница обыкновенно служит столовой для проезжих, а выше расположены жилые комнаты, было облеплено десятком стражников, чей боевой наряд странно не сочетался с неуверенностью в движениях и робостью во взорах. Смотрели они, вытянув шеи, в одно место в тёмный проём дверей гостевой избы, откуда доносились приглушенные крики, удары по мягкому, и откуда на моих глазах, направленные опытной рукой, один за другим вылетели два стражника, безоружные и простоволосые. Жертвы тёмной силы по пути задевали сорванную с верхней петли дверь, отчего та издавала железное бряцание, и обрушивались вниз по ступеням на руки боевых товарищей. Летунов уложили на вытоптанную траву подле крыльца и вновь, по команде молодцеватого десятника, державшегося несколько в стороне от линии вылета тел, трое воинов устремились в тесноту избы. Удары и жуткие крики там немедля возобновились.
Что деется, православные? спросил я, ни к кому особо не обращаясь.
Да бес его знает, буянит какой-тось приезжий, откликнулся молодой веснушчатый мужичок. У них драка с купчиной случилась, мужичок ткнул пальцем в угол двора. Там двое баб хлопотали над огромным толстяком с разбитым в кровь лицом. Бабы прыскали на верзилу водой и, причитая, утирали холстинками.
Ну, а друзья купчины стражу на подмогу позвали, мужичок отвлекся от повествования, восхищенным «ох, мать честная!» сопроводив очередного стражника камнем бухнувшегося с крыльца. И вот уж сколь времени так воюют!
Но история шла к развязке. Собравшееся с духом христово воинство пошло на решительный приступ, сопровождая натиск отборными ругательствами и отчаянным «а-а-а»!
Так он один, что ли, там бьется?
Один, один! восхищенно взвизгнул мужичок. Вон, вон, смотри, повязали, сердешного!
Багровые от натуги стражники наконец вытащили буяна на свет и вся оравушка, сопя носами и стуча высокими каблуками, скатилась на широкий двор. В ее серёдке, схваченный множеством рук и, видимо, вконец обессиленый, качался тот, кому было предназначено волей князя Ивана стать моим товарищем по предстоящему делу. Положение надо было спасать, и я двинулся вслед за стражниками с их драчливой добычей. Народишко постепенно начал рассеиваться. Стражники, перетащив арестанта через улицу, забросили его в сарай при караульном помещении. Всё успокоилось.
Через пару часов я, договорившись с хозяином постоялого двора и заплатив вперед за ночлег двух человек, подстерег на улице молодца-десятника. От удалого воина разило, как из бочки так нехитро он снимал напряжение боя.
Колечко за свободу этого урода? сразу въехал в моё предложение молодецкий десятник. И, не раздумывая, взял кольцо. Как смеркается приходи, забирай своего приятеля.
А ты откуда такой благодетель выискался? спросил узник, вновь очутившись на свободе, и, вдобавок, в том самом доме, над которым еще витал дух его утреннего геройства. Мы закусывали подгорелым пирогом с рыбой, а хозяин заведения, насупясь, кружил вокруг, томясь и не ожидая доброго от столь беспокойного постояльца.
А прямо из московской темницы, ответил я, там некоторые, на коленях стоючи, всякие занятные случаи из своей жизни свет-князю Ивану Даниловичу рассказывают.
Щас дам в рыло и пойду спать обратно к страже в кутузку, преспокойно заявил неблагодарный негодяй.
Это ты можешь, у меня внутри все кипело, ты бы ещё мозгами так работал, боярин, как руками! А за моё рыло тебе не перед этими беднягами-стражниками отвечать, а подымай выше.
А-а-а, так это тебя со мной в Тверь посылают?
Это не меня с тобой, это тебя со мной! взял я быка за рога. Мне же надо кого на посылках.
Я на посылках?!! возмущение вылетело из него вместе с крошками пирога. Да ты кто такой?!!
Вольный слуга князя Ивана. Звать Сашкой.
Из смердов что ли? заикание моего собеседника грозило перейти в постоянное. Да ты хоть знаешь, с кем говоришь?!! Хам, деревенщина! Да я Да мы князья Боровские Мой прадед, царство ему небесное, Мстислав Удалой, ваших низовских как зайцев гонял! А теперь мне, князю Корнею, какой-то
Избавь нас, Боже, от лыса, коса, рыжа и кривоноса! И высокородных подчиненных.
Верно баешь, князь, славный был у тебя предок, кто его на Руси не помнит! Да только ты не Мстислав, ты Корней. И от князя в тебе одна кровь голубая, пяток десятин землицы бурьянистой да вот эта спесь. Видали мы таких княжеских потомков: огарки делят, и то не без драки! Вас, рюриковичей, расплодилось больше чем мух на помойке Уже и всё родовое промотали, ни кола ни двора, один кафтан шёлковый, и тот от Великого князя пожалован! А, нет, ходите, носы задравши
Хотя всю родословную князя я излагал вполголоса, хозяин двора, что-то почуяв, насторожился и перестал перетирать посуду грязным полотенцем.
Хозяин, комната готова? я встал, прерывая приятный разговор.
Утром проснулся рано, на рассвете. Мой новый друг, нахохлившись, сидел у окна. Похоже, он так и не ложился. В руке он держал кружку, но был в такой задумчивости, что не замечал, как из накренённой чары содержимое наполовину перекапало на пол, образовав бурую, похожую на кровь, лужицу.
Ага, проснулся начальник! князь Корней криво усмехнулся и снова рассеянно посмотрел в окно. Пора ехать. Было у Мокея четыре лакея, а нынче Мокей сам лакей!
Да, пора. Только не ехать, а идти.
Как это идти?
Обыкновенно, ногами. На, переоденься.
Он принял от меня котомку и, вытряхнув, с удивлением воззрился на содержимое: лапти, армяк, порты.
Мы ограбили нищих и два года скрываемся в навозной куче?
Зачем так преувеличивать? Одёжка, конечно, ношеная, но чистая. В ней ты перестанешь походить на одичалого князя. Кто-то даже сможет принять тебя за приличного человека. За ремесленника, скажем, или золотаря.
Издеваешься?
А ты думал в своем шёлковом полукафтанье прямо в Тверь заявиться: «Ну-ка, рассказывайте, кто Кончаку угробил?»
Я был убедителен. Корней, чертыхаясь, взялся переодеваться.
Жеребчика мы оставили на попечение хозяина постоялого двора. Тот был несколько удивлен произошедшими в моем напарнике изменениями, но сделал вид, что его это не касается. А каурого обязался за довольно большие деньги, что получил от меня, кормить и холить в течение месяца. После чего, если я не вернусь, мог распоряжаться им самостоятельно. Не сомневаюсь, толстяк мысленно пожелал мне сложить голову уже сегодня к вечеру.