«Где ж тут опознать. Тут всех и не разыщешь враз. Зря вы, барышня, это затеяли», и всё это Фёдор умудрился сказать двумя словами:
Эх, барышня!
Пока Фёдор расшвыривал солому, Софья придерживала лошадей и смотрела во все глаза. Лицо мертвеца оказалось обглоданным, щеки и губ не осталось, только зубы поблескивали в чёрно-багровых дёснах.
Не он. Едем.
И до самого вечера, на всём пути до Шевардина раз за разом, подходя к изувеченным, вздутым останкам, говорила: «Не он. Едем».
Зинча, задыхаясь, вывалилась из сна. «Господи, это не на самом деле». Ночная рубашка промокла от пота. Зина зажгла ночник, включила чайник и долго согревалась, прежде чем попробовать уснуть снова.
Ночной кошмар оказался пугающе ярким. Она словно была другим человекомэтой барышней, Софьей. Там, во сне, Зинча даже знала фамилию: Алединская. Софья Андреевна Алединская. Красивая фамилия, и девушка была красавицей. Чернобровая, тонкокостная. В кошмаре Зинча видела себя-Софью одновременно со стороны, словно бы сверху, и изнутри. Даже запахи и звуки приснились так явственно, и в горле было больно, словно она хотела рыдать и не могла.
День второй
Утро оказалось солнечным, бодрящим, пахнущим яблоками и свежестью. Зинча достала из летней кухни ящики и ворох газет, проверила остроту лезвий на приспособлении, которое папа называл «сачок для ловли яблок», и отправилась в сад.
Кошмар отодвинулся и почти забылся, как это и должно быть с кошмарами, и даже вчерашние блуждания больше не пугали. Эк её впечатлило: разряженные в гусаров реконструкторы, услышанная легенда, темнота и в довершение полоумная старуха! Вот воображение и расходилось, ничего удивительного.
За сеткой-рабицей, отделявшей её шестисоточные владения от тёти-Галиных, виднелся внушительный, обтянутый спортивными штанами базис: соседка сажала тюльпаны.
Зина собрала и сложила отдельно падалицу, а затем снимала отборные, прозрачно розовеющие яблоки с папиной любимицы неизвестного сорта, пока от размахивания тяжёлым сачком не заболели плечи. Отнеся к дому последнюю корзину, она сменила садовые резиновые шлёпанцы на короткие сапожки. Хотелось понять, куда её вчера вынесло. К тому же жаль было городских туфель.
Она прошла по знакомой тропинке, внимательно вглядываясь, и вдруг остановилась. Полускрытая раскидистым орешником кованая решётка, точнееодна её секция, вросла в землю в незапамятные времена. Она не примыкала ни к одному из участков, и, возможно, поэтому её никто не удосужился убрать.
На другой стороне дороги в штакетник оказалась встроена ажурная калитка. Зина проходила мимо сто раз, калитка была настолько привычной, что девушка давно её не замечала. Дорожка вела к обычному старому дому с верандой и белыми столбиками крыльца. Правее, у самого штакетника, стоял хозблок. Краска на дощатых стенах облупилась и свисала клочьями. Участок казался нежилым. Так вот где Зина блуждала вчера! Темнота, непривычный ракурс и разгулявшееся воображение превратили всё это в дом с мезонином и флигелем.
Порыскав в кустах, Зина нашла коричневую туфлю. Её пара обнаружилась неподалёку. Значит, всё и впрямь было именно здесь.
Окончательно успокоенная, Зина вернулась к себе. Туфли она вымыла ледяной водой из-под крана и поставила сушиться. Надо же, как всё просто разрешилось! Нельзя быть такой впечатлительной.
Бурати-ино, отда-ай клю-учик! развеселившись, провыла девушка. И вспомнила: детское сокровище, Золотой ключик. Надо же, какое совпадение, ей как раз приснилось по дороге сюда что-то такое из детства.
Посмеиваясь, Зинча порылась в ящике древнего комода и отыскала жестянку из-под зубного порошка. В ней когда-то хранились самые важные Зинчины ценности.
Малиновая стекляшка, чешская переливающаяся бусина, оловянная фигурка пуделя, пятнадцатикопеечная монета с надписью «РСФСР» и цифрами «1922». И ключиккрохотный, золотистый, поблёскивающий точно так, как двадцать лет назад.
Скоро тридцатник, а столько удовольствияразглядывать всю эту ерунду. С каждым предметом была связана история. Даже не история, нет, какое-то дорогое ощущение, настроение. И всё же ключиксейчас, как и тогдавыглядел особенным. Настоящим. Словно им и правда что-то открывали!
Кто-то постучал в стеклорезко, требовательно. Зинча вздрогнула и обернулась. На яблоневой ветке сидела сойка. Увидев, что Зинча её заметила, птица выбила по стеклу новую барабанную дробь и замерла, наклонив голову.
Кыш! Зина вскочила. Пугаться ещё и птицыэто уж слишком. Задёрнув штору, она сгребла «драгоценности» в жестянку и спрятала на место. Теперь поужинать, а перед сномспокойно почитать. А впереди ещё завтрашний день.
Софья стояла на краю поля. Запах разложения перебивался другимедким, тяжёлым запахом горелой плоти. Сырой ветер трепал полотнище палатки походной церкви. Чёрный дым, тонкой струйкой поднимавшийся над обширной ямой, относило в сторону реденького, ещё не зазеленевшего леса.
С духами скончавшихся праведников упокой, Спаситель, душу рабов Твоих, сохраняя их в Твоей блаженной жизни, Человеколюбец.
Священник обходил яму, взмахивая кадилом. Софья подошла ближе и остановилась.
Сверху лежало крупное тело в синих лохмотьях, и Софья покачала головой:
Не он.
То, что было рядом, опознать не удалось бы никому: нога в побуревшей лосине, часть торса и ещё куски тел, из-под которых высовывалось обугленное копыто.
Он отпевает лошадь?
Софья не хотела, чтобы её слова прозвучали громко, но священник отвлёкся на мигвзглянул коротко и вновь сосредоточился на каноне.
Эх, барышня!
Софья не ждала продолжения, но Фёдор, помолчав, добавил:
А иных и вовсе без отпевания зарыли.
Снова этот кошмар! Да что же это?
Зинча просыпалась, пила воду, засыпала. И проваливалась обратно.
Плотный брезент палатки не отгораживал от тяжёлого вездесущего запаха. Софья сидела на складной койке. Сейчас, когда её никто не видел, она не держала спину прямо: обессиленно сгорбившись, уткнулась в ладони, словно из позвоночника вынули стержень.
У входа покашляли.
Барышня, тут до вас посетитель. Господин Заецкий. Прикажете принять?
«Что за Заецкий?» И всё же: вдруг он что-то знает? Весь лагерь был в курсе, что Софья Алединская ищет жениха, поручика Елагина.
Проси.
Снова выпрямиться. Беглым взглядом отыскала зеркало: что бы ни случилось, волосы должны быть в порядке.
Господин Заецкий был настолько невзрачным, что Софья не запомнила бы его, даже если бы постаралась. Тонкие губы, простоватый нос, светлые глазато ли серые, то ли болотные, черты лицасловно смазанные. Одет был посетитель на редкость неуместно: светский фрак, короткие панталоны и чулки, словно не было вокруг грязного снега и вытаивающих из-под него останков. Подчиняясь приглашению, господин Заецкий опустился на походный стул.
Софья Андреевна, позвольте мне быть откровенным. Я не знаю, жив ли поручик Елагин, но владею неким способом, который позволит достоверно узнать это.
«Владею неким способом»
Неужели этот человекобычный мошенник? Софья ощутила гадливость. И всё же А если нет? Как проверить?
Софья подумала и спросила прямо:
Вы шарлатан?
Нет, господин Заецкий приподнял бровь, словно забавляясь высказанным предположением. Впрочем, плату за свою услугу я возьму лишь в том случае, если старания мои увенчаются успехом.
Надо было спросить, что за плата, но Софья произнесла другое:
Что за способ?
Позвольте не беспокоить вас деталями. Для вас всё просто. Что вы готовы отдать за знание?
Всё.
И, сорвавшись, закричала:
Всё, слышите? Всё! Всё!
Успокойтесь. Софья Андреевна. Подумайте. Если вы узнаете в результате, что жених ваш мёртвчто вы обретёте в обмен на это ваше «всё»?
Мне всё равно. Поймите! Он может быть жив. Он мог потерять память, он может быть болен. Даже когда все будут похоронены и отпеты, я не смогу остановиться. А если он живлучше узнать это скорее. Бог вас накажет, если вы обманете.
Вероятнее всего, вашего жениха нет в живых.
Вы отговариваете меня?
Я лишь хочу быть уверен, что ни при каком исходе цена не покажется вам чрезмерной.
Господин Заецкий говорил что-то ещё, затем перед Софьей оказался лист бумаги. Строчки расплывались, но Софья делала вид, что читает.
Когда господин Заецкий вышел, Софья смотрела ему вслед и думала, что это лицо она не забудет.
Эх, барышня
День третий
Сливы осыпались, но их можно было собрать. Размышляя, что из них сделать, варенье или наливку, Зина ввинтилась в смородиновые заросли, чтобы дотянуться до особо богатой россыпи. Мелкие ветви норовили попасть в глаза, цеплялись за волосы.
От неудобной позы заболели плечи, но Зина не отвлекалась: лучше уж покончить с делом за один присест.
Вот тут как раз двадцать лет назад она делала «секретики». Смородиновый куст посадили позже.
Кусты протестующе зашелестели, не желая выпускать. Зина выпрямилась, прошла к крыльцу и села. Миску, полную слив, она поставила рядом.
Череда совпадений по-прежнему не давала покоя. Хватит уже притворяться, что всё в порядке! Старуха с ключом, детский «секретик», странные кошмарылибо всё это плод расходившегося воображения, либо
Кстати, ключик. Это ведь точно не латунь, теперь Зина была в этом уверена. Металл не потускнел спустя столько лет.
Ну, есть по крайней мере одна вещь, которую легко проверить.
Зина достала телефон. Звонить лучше не мамета так и не освоилась с интернетом. Кому-то из подруг, причём таких, кто в выходной наверняка в городе.
Свет, привет! Слушай, неожиданный вопрос. Можешь узнать, что означает маркировка «56»? На металле, да. Ага, спасибо, жду!
Звонок раздался спустя несколько минут.
Это проба золота по золотниковой системе. Маркировка «56» означает, что в одном фунте сплавапятьдесят шесть золотников золота, то есть, по-современному, пятьсот восемьдесят третья проба.
То есть, русская система? Старая? А когда её ввели?
Родители решили, что ключдетская безделушка. Тогда выпускали похожие, не из золота, конечно. Книжку про Буратино знали все.
Тут написано, что она действовала в России с тысяча семьсот девяносто восьмого до тысяча девятьсот двадцать седьмого года, Света помолчала и озадаченно добавила: Ты что там, клад под кустом нашла?
Почти. ЕщёЗинча не знала, как сформулировать. Как хоронили павших в Бородинском сражении? Сразу? Были ну какие-то бригады для похорон?
Ведь так это должно быть, да? Армии выделяют похоронные команды, действует перемирие или что там ещё. Но Зина помнила лишь, что русская армия отступила, и французы вошли в Москву.
Ну, мать, ты даёшь. Про такое могу и не найти. Ладно, гляну.
На этот раз подруге и впрямь понадобилось время. Зинча успела собрать ещё миску сливы, прежде чем получила ответ.
Всё верно. И одновременно немыслимо. непредставимо.
Наполеон распорядился выделить похоронные команды, но павших было слишком много. Десятки тысяч. Часть захоронили местные крестьянедо ноября, до промерзания земли. Заполняли овинные ямы, чтобы ускорить работу. И всё равно многих пришлось хоронить лишь весной, торопясь успеть до пахоты и стараясь располагать могилы у опушек, чтобы не терять поля.
Но ведь она этого не знала! А приснилосьименно так. Совпало даже то, что могила была на опушке.
Зинча сидела на крыльце, не замечая, что поставила миску мимо ступеньки, не видя раскатившихся слив.
«Но почему мне никогда не снилось этого раньше? Тогда же, когда я нашла ключ? Если ключи в самом деле тот, из легенды»
Но Зинча тут же нашла ответ.
«Я же раньше не попадала на дачу в годовщину сражения. Может, правда в эти дни что-то происходит?»
Вечная Вдова. Старуха. Ключ.
Софья Алединская. Дачный посёлок. Старая усадьба.
«Если бы я читала обо всём этом в книгедавно бы уже решила, что героиня идиотка и не понимает очевидного, подумала Зинча. Но ведь в жизни так не бывает».
Конечно, не бывает! Вот оно! А она-то чуть не поверила. Что за ерунда.
Зинаида облегчённо вздохнула и начала собирать рассыпанные сливы, но замерла.
Две уверенности словно разрывали на части.
«Да ведь можно проверить! Допустим, та старухане Софья, а мой ключикне ключ из легенды. Если так, я просто буду выглядеть глупо. А кто сказал, что выглядеть глупоплохо?»
Она вскочила. Засуетилась, доставая ключик, и чуть не рассыпала всю коробку. Выскочила и вернуласьзабыла переобуться. Сдержалась, заставляя себя идти медленнее. Она просто гуляет.
Зинча шла, стискивая в пальцах золотой ключик, и старалась ни о чём не думать.
У ажурной калитки она остановилась. Участок по-прежнему казался нежилым.
«Вот оно. Сейчас».
Зина набрала в грудь воздуха, поколебаласьи всё-таки крикнула:
Софья Андреевна! Софья Андреевна!
Хозяйка вышла из-за дома. Она была в синем, как ночью: сатиновый рабочий халат и растянутые на коленях, застиранные до блёклости треники.
Лязгнула калитка. Софья Андреевна Алединская, прямая, как стек для верховой езды, молча смотрела на Зинчу чёрными запавшими глазами.
Несомненно, это была она. Девушка из сна. Постаревшая, ссохшаяся, узнаваемая.
Зинча выпрямилась.
Я принесла ключ.
Золотая вещица перешла из одной руки в другуюстарческую, с длинными худыми пальцами. Софья Андреевна только на миг поднесла её к глазам и сжала в кулакекрепко, до белизны в костяшках. Молчание затягивалось. Наконец древняя дама величественно наклонила голову:
Проходите, дорогая. Мне кажется, вам надо выпить чаю.
Зинча прошла за старухой в дом и села в продавленное пыльное кресло. Пахло корвалолом и свечами. Комната оказалась тесной, и ещё большую тесноту придавали ей фотографии и рисунки в рамках. Некоторые оказались совсем старыми, бледными.
Пушка на высоких колёсах на фоне берёз. Рядом с мужчинами в устаревшей формедве женщины, одетые одинаково, в серые платья и белые фартуки, с волосами, наглухо закрытыми белыми платами. Помещение с железными койками, и снова женщины в белых платках. Снова военный снимок, но форма иная: женщина средних лет в гимнастёрке и пилотке, с брезентовой сумкой через плечо.
Софья Андреевна поставила перед Зинчей чашку и налила чай. В левой руке она по-прежнему сжимала ключ, и от этого её движения были неловкими. Старуха села и свободной рукой придвинула к себе вторую чашку.
Софья Андреевна, простите за любопытство, и, дождавшись кивка, Зинча выпалила: Что было в ларце?
Счастье, слово прозвучало обыденно. Счастье нельзя купить или продать, и я отдала его на время. На сто шестьдесят девять лет. Тринадцать чёртовых дюжин.
Но ему-то какая выгода? Ну, тому? И вообще, кто это был?
Софья Андреевна покачала головой и хрипло рассмеялась.
Он продавал счастье крохами, крупицами. Покупатели находились.
Но вы же сказали
Что счастье нельзя купить, да. Люди покупали нечтовременный успех, за которым следовала расплата. Не денежная, другая. Но они не связывали это с актом купли-продажи: им казалось, что надо купить ещё, и ещё. А моя жизнь была длинной, и всё то счастье, которое в ней могло бы быть, уходило туда, в ларец.
Значит, срок истёкЗинча сосчитала в уме, тридцать лет назад?
Весной восемьдесят второго. Только ключа у меня уже не было. Глупо, но его унесла сорока.
Сорока! А я-то нашла его, когда мне было семь! Двадцать лет назад. И он пролежал где-то столько лет, спрятанный сорокой?
Я думала, в гнезде. Сколько я искала! Пыталась выследить птицу, но даже не уверена, что это была одна и та же.
Зинча отхлебнула чай: тот оказался терпким и ароматным, с примесью апельсиновых корочек.
В открытое окно влетела сойка. Софья Андреевна не удивилась, погладила птицу по рыжеватой спинке.
Это Саша за мной присматривает.
И кивнула на акварель с изображением сероглазого мужчины в красном ментике. Художнику особенно удались выражение лица и взгляд: словно молодой человек с трудом сохранял приличествующую серьёзность.
Вот, прислал компаньонку, чтоб не скучала.
Старуха разжала пальцы и показала птице ключ на открытой ладони. Сойка наклонила голову, посматривая блестящим умным глазом.