Но, как бывало уже не раз, её веселье вдруг резко прекратилось, сменившись размышляющим и хмурым выражением. Лиза приставила кончик ножа, смоченный Денисовыми слезами, к своему внезапно насупившемуся лбу и раздумчиво произнесла:
Блин, но если я выколю тебе твой паршивый глаз, то ты одним оставшимся плохо будешь видеть то, что мы станем делать с тобой дальше. А ты обязательно, непременно должен увидеть это! Причём очень чётко, во всех подробностях. Подобное зрелище нельзя пропустить. Где ты ещё такое увидишь? Только здесь, в этом замечательном сарае, где побывало до тебя ровно одиннадцать таких же ушлёпков, как ты. И все они увидели тако-ое!.. не досказав, она прикрыла себе рот ладошкой, точно боясь проговориться раньше времени, и восхищённо округлила глаза. Ну, впрочем, ладно, не будем забегать вперёд. Всё по порядку.
Она окинула Дениса зорким, ощупывающим взглядом и, немного помедлив, проговорила:
Ладно, с глазом погодим пока, для пользы дела Но отрезать у тебя хоть что-нибудь я всё равно должна. Я уже настроилась. Я хочу крови! Вот только что?.. А-а, кажется, придумала
И она, широко улыбнувшись и азартно сверкнув глазами, взмахнула ножом перед самым носом у Дениса и, схватив его левой рукой за ухо, молниеносным движением отхватила ему мочку.
Вопреки её ожиданиям, он не закричал. Лишь непроизвольно, судорожно дёрнулся. Из груди у него, сквозь крепко стиснутые зубы, вырвался сдавленный стон, а взор вновь помутился от острой, режущей боли. По шее побежала быстрая багровая струйка, которая, достигнув прикрытого футболкой плеча, стала растекаться по нему размытым, постепенно увеличивавшимся пятном.
Лиза отступила на шаг и пристально, жадными, пылающими глазами воззрилась на него, точно любуясь делом своих рук и получая удовольствие от зрелища струящейся крови и корчащегося в муках тела.
Ну вот, так уже лучше. Намного лучше. Просто блеск! Ты даже не представляешь, какой ты красавчик. Жаль, что твоя девушка не видит тебя сейчас. Уверена, она полюбила бы тебя ещё больше Однако, обмолвилась Лиза со вздохом притворного сожаления, она, увы, никогда больше не увидит тебя. Как и ты её. Не судьба вам, видно, быть вместе. У вашей лавстори не будет хеппи-энда. Ты расстроен этим, признайся?
Ответа она не услышала. Денис менее всего настроен был в эту минуту признаваться в чём-либо. К нестихавшей боли в челюсти прибавилась новая, не менее пронзительная и невыносимая. Его выдержки едва хватало на то, что терпеть эту двойную муку, явно превышавшую его и без того скудныеи продолжавшие стремительно иссякатьфизические и душевные силы.
Лиза недовольно поморщилась.
Опять ты немого из себя корчишь. Это, наконец, просто невежливо. Я же девушка, в конце концов. Ты у меня в гостях ну, пусть и не совсем по своей воле. Но сути это не меняет. Мог бы быть немного общительнее. Не убыло б тебя, если б ты выдавил из себя пару-тройку слов. Неужели тебе самому неинтересно поделиться своими ощущениями? Ведь, уверена, таких у тебя ещё никогда не было Да и не будет, прибавила она, сумрачно ухмыльнувшись и потрогав пальцем кончик ножа. Уж об этом-то я позабочусь. Из этого сарая не вышел ещё никто. Отсюдатолько ногами вперёд!
И, убедительным тоном сделав это заявление, в правдивости которого у Дениса не было ни малейших оснований сомневаться, она вновь, чуть склонив голову, устремила на него пытливый, оценивающий взгляд и, выразительно шевельнув бровью, отметила:
Нет, чего-то всё-таки не хватает для полноты картины. И крови, что ни говори, маловато. Надо добавить. И немедля!
И, опять подступив к нему, она таким же стремительным, неуловимым для глаз движением, каким отрезала ему пол уха, полоснула его по лбу, прочертив на нём тонкую, чуть изгибающуюся полосу.
Денис вновь машинально подался назад и глухо застонал. Струйка крови потекла по переносице, скользнула по узенькой бороздке между носом и левой щекой, залила губы и подбородок.
Шикарно! в восторге воскликнула Лиза и от полноты чувств отбросила нож и, совсем как маленькая девочка, захлопала в ладоши, как если бы перед ней был не полузамученный, залитый кровью человек, а миленький пушистый котёнок, к которому сама собой тянется рука, чтобы погладить его. Вот теперь просто идеально! Именно так, как я люблю Я ведь, можно сказать, художник в своём роде. Только мой холстчеловеческая плоть, а кистьхорошо отточенный нож, которым я малюю такие картины, что куда там всяким Пикассо и Дали. Они жалкие мазилы рядом со мной. Не каждый ведь, далеко не каждый сможет писать по живому, трепещущему от дикой боли телу, выслушивая одновременно стоны, крики, мольбы о пощаде Нет, не каждый. Потому что хлипкие вы все, кишка у вас тонка. А у меня нет. Я могу. Я сильная! На всё способна как мой отецбормотала она точно не в себе, расширив глаза и вздрагивая от внезапно накатившего на неё нервного возбуждения. Вот это настоящее, истинное художество! Искусство высшего порядка. Искусство будущего! Прекрасное и свободное. Неистовый, неукротимый творческий полёт Да-а, я уверена, так будут писать когда-нибудь, через много-много лет когда уже не будет на этом свете нас всех И даже память о нас сгинет без следа будто и не было нас никогда
Её всё более слабевшая и глохнувшая речь стихла окончательно, а вместе с нею схлынул и ненадолго овладевший Лизой энтузиазм. Блеск в её глазах поугас, зрачки сузились, лоб прорезала хмурая морщинка. Потом на её губах зазмеилась тонкая кривоватая улыбка, и она, разведя руками, с оттенком сожаления произнесла:
Но, увы, моих художеств никто никогда не увидит. Мой редкостный, уникальный талант не оценят. Мне суждена участь непризнанного гения Но оно и понятно, её голос окреп, а улыбка сделалась ярче и увереннее, моё искусство тайное, покрытое мраком, немного психоделическое. Оно не предназначено для всеобщего обозрения, для толпы. И мои, так сказать, картины хранятся в потайном месте. Совсем недалеко отсюда И ты будешь там лежать, чувачок, пообещала она Денису, игриво мигнув ему. Вместе с остальными. Отличная у вас там компашка подобралась. Молодых, красивых и мёртвых! насмешливо-загробным голосом закончила она, потешно закатив глаза и скрестив руки на груди.
И тут же, не выдержав, разразилась таким безудержным, заразительным смехом, что даже бесстрастный, угрюмый Толян, глядя на неё, невольно чуть скривил своё застылое, каменное лицо, что, по-видимому, должно было означать улыбку. Валера же, не привыкший сдерживать себя и выражавший свои несложные чувства открыто и непосредственно, захохотал так громко и раскатисто, что от этих громоподобных звуков, казалось, вздрогнули ветхие стены старого сарая.
Ещё смеясь, Лиза значительно взглянула на Толяна и кивнула ему.
Ну что, братан, я своё дело сделала. Душеньку свою маленько потешила. Теперь твой черёд. А то ты, гляжу, заждался уже.
Толян, видимо и впрямь заждавшийся и заскучавший от вынужденного безделья, немедленно тронулся с места, на котором он, точно монумент, неподвижно стоял всё время, пока его сестра разглагольствовала и измывалась над пленником, и двинулся к последнему, медленно доставая из-за пазухи нож. Лиза, не способная помолчать даже короткое время, оживлённо комментировала его действия:
Ты не беспокойся, чувачок, тебе будет не очень больно. Возможно, ты даже почти ничего не почувствуешь Ну, сначала, по крайней мере. Потом, конечно, не обещаю, оговорилась она, хищно осклабившись. И тут же затараторила дальше: Сейчас брательник сделает тебе на брюхе небольшой надрез. Маленькую такую, почти неприметную дырочку. В неё разве что мышка сможет юркнуть А, ну так да, прервала она себя и широко улыбнулась, мы ж эту дырусю для мышки и будем делать. Для милого серенького мышонка!
При этих словах в руках у неё вдруг откуда ни возьмись появилась литровая банка, на дне которой копошился крошечный серый комочек, находившийся в непрестанном беспорядочном движении, беспрерывно тыкавшийся заострённой мордочкой в окружавшие его прозрачные стеклянные стены, встававший на задние лапки и тянувшийся вверх в тщетном стремлении выбраться из своего тесного узилища. Но, судя по Лизиным словам, вскоре у него должна была появиться такая возможность.
Девушка между тем, давясь от смеха и прилагая огромные усилия, чтобы говорить более-менее связно, продолжала, тряся головой и тыкая пальцем в банку:
О-о, видишь, какой маленький, какой трогательный, нежный! И такой одинокий Знаешь, мне его жалко. У него ведь, наверно, тоже есть мама. Мама-мышь Ой, нет, не могу! вскрикнула она, не сдержавшись и дав волю распиравшему её немного неестественному хохоту.
Толян тем временем, не обращая внимания на покатывавшуюся рядом, схватившуюся за бока сестру, к которой по привычке присоединился безбашенный Валера, с деловым, хмурым видом, как если бы ему предстояла важная, ответственная миссия, приблизился к Денису, разрезал сверху донизу его грязную окровавленную футболку и уставился на обнажившийся плоский, подтянутый живот, на котором угадывались кубики мышц. Толян с задумчивым, сосредоточенным выражением осмотрел его, затем потрогал его своим толстым коротким, будто обрубленным, пальцем и сдержанно-удовлетворённо кивнул. А затем, будто примериваясь, приставил остриё ножа чуть пониже пупа.
Денис ощутил это холодное прикосновение. Но остался безучастен. Он уже с трудом воспринимал происходившее с ним и вокруг него. Разрывавшая его боль была так сильна и неодолима, став уже как бы частью его существа, непременным и неотъемлемым его атрибутом, что он постепенно тупел от неё, разум его мало-помалу отключался и окутывался всё более густевшей мутной дымкой, в которой он уже скорее угадывал, чем видел, находившихся рядом с ним людей. Голоса которых он также слышал лишь как долетавшие откуда-то издалека отзвуки, не улавливая смысла того, что они говорили. И, пожалуй, так было лучше для него, потому что если бы он в точности представлял то, что готовили ему его мучители, то, что предстояло ему пережить в ближайшие минуты, одна мысль об этом лишила бы его остатков разума.
Лиза, кое-как отсмеявшись и немного успокоившись, принялась торопить брата, замершего в какой-то момент словно в нерешимости.
Давай, давай, братуша, резче, подначивала она его, не сводя горевшего кровожадным огнём взгляда с лезвия, впившегося в плоть идля чего достаточно было лишь лёгкого нажатияготового рассечь её и войти внутрь в любое мгновение. Я и так, как обычно, увлеклась, и мы угробили дофига времени на болтологию. Поздно уже. День был тяжёлый, хлопотный. Я устала. Пора спаточки. Так что надо кончать!
Да, я тоже спать хочу, поддакнул Валера, раскрыв свою пасть в широком звучном зёве и ворочая покрасневшими глазами. И жрать. Кончай этого хлюпика и пошли перекусим. И на боковую.
Толян, сохраняя на лице строгое, невозмутимое выражение, сдержанно кивнул и, ещё раз внимательно, изучающе, как полководец на карту театра военных действий, всмотревшись в живот Дениса, сделал на нём небольшой надрез.
Глаза Лизы, устремлённые туда же, при виде закапавшей из-под ножа густой пунцовой крови вспыхнули ещё ярче и плотояднее.
Ну вот, начинается самое интересное! Самый что ни на есть экшн! проговорила она, дрожа от охватившего её при этом лёгкого возбуждения и вскидывая глаза на вялого, обмякшего, бледного, как мертвец, Дениса, казалось, уже почти не чувствовавшего, как его режут по живому, и лишь слегка кривившегося и тихо стонавшего. Но Лизу это, по-видимому, не смущало, и она с увлечением, с жаром говорила, обращаясь к нему, как будто он слышал и понимал её: Всё, что было до этого, это так, пустяки, разминка. Если ты думал, что это была настоящая боль, то ты сильно заблуждался. И сейчас это заблуждение будет рассеяно. Потому что только теперь начнётся настоящая, чистая, беспредельная и безбрежная боль, какая может быть, наверно, лишь в аду. В самом пекле! И, прежде чем сдохнуть, ты, как я уже обещала тебе, переживёшь свой ад. Здесь, на земле А сделает это кто бы ты думал? Вот этот очаровательный серенький мышонок! она подняла и чуть встряхнула банку, в которой был заключён грызун, по-прежнему безуспешно пытавшийся выкарабкаться из своей прозрачной темницы. Вот эта милая крошка. Которая заберётся в твои кишки и начнёт грызть их своими маленькими острыми зубками. И вот тогда ты действительно невзвидешь света и станешь, визжа и захлёбываясь, умолять о смерти, как о величайшей милости. И только в моей власти будет решить, даровать ли тебе эту милость или заставить в корчах издыхать тут полночи
Всё более горячая, эмоциональная речь понемногу распалявшейсяи от собственных слов, и в предвкушении того, что должно было произойти, девицы была прервана автомобильным сигналом, донёсшимся извне.
Трубный глас, раздавшийся с неба, не смог бы, наверное, произвести на присутствующих более потрясающего впечатления, чем этот негромкий, короткий сигнал. Только Денис остался, как и прежде, безразличен и безгласен; он, похоже, не уловил долетевшего снаружи звука. Лиза же и её подельники замерли, будто поражённые громом, и на несколько секунд застыли, точно окаменев. Лишь немного спустя Лиза, опомнившаяся первой, выговорила дрожащим, запинающимся голосом:
Эт-то ещё что?
Ей никто не ответил. Братья пребывали в не меньшем недоумении, чем она. Особенно ошеломлён и растерян был Валера, всем своим видомлицо его вытянулось, глаза были выпучены, а рот чуть приоткрытвыказывавший крайнее изумление и оторопь. Толян, как обычно, сохранял внешнее спокойствие, однако и его маленькие невыразительные глазки, почти всегда прищуренные и будто сонные, беспокойно бегали и угрюмо посверкивали, а желваки на квадратных челюстях ходили ходуном под тёмной, словно дублёной, кожей.
Никто не двигался с места и не произносил ни слова. Все трое как будто надеялись, что им послышалось, что никакого сигнала на самом деле не было и через минуту-другую, окончательно удостоверившись в этом, они вздохнут с облегчением, посмеются своему беспричинному испугу и продолжат заниматься своим увлекательным делом, от которого так неожиданно были отвлечены.
Но сигнал повторился. Более протяжный и настойчивый. И теперь уж в его реальности трудно было сомневаться. Тем более что на этот раз сразу вслед за ним раздался злобный хриплый лай пса, очевидно разбуженного в своей будке нежданными ночными гостями.
Лиза сделала резкое нервное движение, обменялась с Толяном многозначительным тревожным взглядом и отрывисто велела Валере:
Иди погляди, кто там.
Тот молча кивнул и, по-прежнему неся на лице удивлённо-оторопелое выражение, двинулся к выходу.
Смотри, поосторожнее там, бросила ему вслед сестра.
Валера опять безмолвно качнул головой и исчез за дверью.
В сарае после его ухода воцарилась напряжённая тишина, нарушавшаяся лишь беспрерывным захлёбывающимся лаем собаки и чуть слышными стонами полубесчувственного Дениса. Но Лиза и Толян не обращали на него никакого внимания, точно забыли о нём. Нежданная, негаданная забота, как снег на голову, обрушилась на них, грозя превратиться в серьёзную проблему, а возможно, в самую настоящую беду. Именно так воспринимала случившееся Лиза, не скрывавшая овладевшего ею беспокойства, бледневшая всё больше и не сводившая блестящих встревоженных глаз с брата, как и прежде, пытавшегося казаться уравновешенным и хладнокровным, но против воли чувствовавшего, как и в его твёрдое, бестрепетное, мало чего на свете боявшееся сердце ядовитой змеёй вползает страх.
Кто же это может быть? вопрошала Лиза и напарника, и саму себя, морща лоб и хмуря брови. Кто?.. К нам же так давно никто не ходит и не ездит. Уже много лет Все, кажется, уже забыли о нас. И знать не знают, что мы живём здесь
Толян молчал. Набычившись, плотно сцепив зубы, не шевелясь. Будто погрузившись в глубокую задумчивость.
Я знала я чуяла это, упавшим, по-прежнему подрагивавшим голосом прошептала девушка мгновение погодя, горестно покачивая головой и заламывая руки. Мои сны никогда не обманывают меня Я ждала беды. Вот она и пришла Что же делать, братан? Что делать?..
Братан, очевидно, не знал, что делать. Он лишь чуть пожимал плечами и переминался с ноги на ногу.
А может, всё ещё обойдётся, а? с внезапным приливом надежды в голосе и во взоре спрашивала Лиза ещё через секунду. Может, это случайность? Ошибся кто-то, заехал не туда. Всякое ж бывает Бывает же, братуша, а?
Толян не отвечал ей. Продолжая стискивать зубы, вращая глазами и сжимая громадные кулаки, словно рассчитывал только на них, на свою неодолимую звериную силу и бешеную ярость в возможной схватке не на жизнь, а на смерть.