Да-да, конечно, автоматически покивал отец, не поворачиваясь.
Зенон нырнул в осоку. Молниеносная реакция спасла от железного чуда-юда. И вновь черная его душа возликовала: колдовство этого мира не имело ничего общего с христианством.
Решив, что князь умер, а дети его отринули византийскую ересь, Зенон пересек дорогу.
Кустами продрался к деревне.
Дома отличались от тех, к которым он привык, но не так сильно, как он ожидал. Были здесь и заборы, и сараи, и загоны для скота.
У палисадника он встретил первого туземца: подросток рвал рябину, и Зенон зорко следил за ним из полутьмы желтыми зрачками. Желудок громко урчал, но он не отважился напасть на отрока. Вряд ли он справится с ним сейчас.
Зенон подумал о том, чтобы самому нарвать ягод, но организм запротестовал. Он жаждал иной пищи. Горячей. Предсмертно хрипящей. Он и раньше был склонен к особым яствам, а теперь подавно.
Сглотнув слюну, Зенон побежал вдоль канавы.
Из припаркованного у гаража автомобиля неслась музыка.
Чудо-юдо пело человеческим голосом:
«Владимирский централ ветер северный,
Этапом из Твери зла немерено,
Лежит на сердце тяжкий груз»
Про ветер и зло Зенону понравилось. Возможно, в песне перечислялись старые боги, о которых он не слышал. Скребущий по ушам ритм и тембр железной твари убедили его: околели князевы единобожники
Знакомый клекот привлек внимание. Зенон перепрыгнул ограду и очутился у входа в курятник.
Полчаса спустя, выковыривая перья из клыков, он вернулся к проселочной дорожке. Голод поутих, но не перестал нашептывать о сладости настоящего мяса. Было еще кое-что: вялая плоть на предплечьях затвердела, прозрачность сменилась молочной дымкой. Кривые ногти больше не сгибались в разные стороны, а упруго вонзались в землю. И кости окрепли он это чувствовал.
Девушка в розовом спортивном костюме просеменила мимо закутка, где он хоронился.
Сколько вкусного жира
Зенон облизался.
«Рано» одернул он себя.
На втором этаже симпатичного коттеджа отворились ставни, и мальчик лет десяти произнес имя
Зенон зашипел и прикрыл ладонями уши.
Он помнил это имя: одно из прозвищ еврейского бога.
Пять ночей подряд ему пересказывал истории лживой книги плененный грек. Братья Зенона разрубили грека на части чеканами и ели сырым, хохоча. Требуха ученого мужа была на вкус такой же, как и требуха росичей.
Ненависть вскипала в желтых глазах. Зенону хотелось отведать жаркое из бога, чье имя повторял мальчишка.
Живот урчал, будто не переваривались в нем пять куриц.
Съем тебя, змееныш! Съем!
Озираясь, Зенон перебрался через дорогу и юркнул между штакетинами.
В дверях дома была проделана дыра, чуть выше уровня пола. Он легко протиснулся в нее и оказался посреди темного коридора.
Слух улавливал голоса.
Компания «Microsoft» презентовала свой смартфон Китай проводит исследования для будущей марсианской программы
Зенон забился под антикварный стул, замер. Нужно подождать, пока мужчины уснут
Программисты разработали уникальную технологию 4D-печати Телепортация воплотится в реальность до конца этого века Мир на пороге десятилетия холодных зим
«Хорошо», подумал Зенон.
Голоса прервались резко, на полуслове. Задребезжала отвратительная трель, чей источник находился прямо над темечком Зенона.
Бегу. Молодая женщина подошла к антикварному стулу, заказанному на «Амазоне» по хорошей цене. Стул служил подставкой для телефона. Она сняла трубку.
Почему не на мобильный звонишь? Деньги закончились? Это расшифровывается как «пропил», дружочек мой. Я не повышаю тон. Занималась на беговой дорожке. Да, прекрасно. А у тебя? Впрочем, мне плевать. Я не намерена выслушивать твое нытье. Я нормально разговариваю. Илюша? Илюша в порядке. Нет, не скучает. Мужчина в доме? Ты, что ли?
Женщина наклонилась, чтобы оценить педикюр. В нос ударил запах болота и парного молока. Женщина поморщилась.
Ты мне мешаешь. Ага. Правильно говорить «позвонишь», милый мой. Аривидерчи.
Она повесила трубку, присела на корточки. Посмотрела под стул. Паркет был мокрым, словно на нем
«Извивались сплетенные хвостами черви», подумала женщина.
И удивилась. Мысль была для нее нетипичной, точно кто-то внушил ей гадкий образ. При чем тут черви?
«Это все от холестерина», вздохнула она. По потолку над ее головой пролезло влажное существо.
Мам, кто звонил?
Ошиблись номером.
Неправда!
Женщина скрестила на груди руки. Отчеканила:
Молодой человек! Вам давно пора спать! Марш в свою комнату! И никаких комиксов на ночь!
Зенон провожал женщину холодным взглядом.
«Спите, усмехнулся он, Спите все»
Мужчины покинули просторный зал, но в плоском камне безмолвно кривлялись призраки.
«Ведьма умеет приучать духов, догадался Зенон, лишать их голоса и держать прикованными к стене».
Хитрое колдовство его воодушевило. Если ворожеи, не таясь, живут в роскошных хоромах, значит, Византии больше нет.
Но на всякий случай он обогнул светлицу так, чтобы тень призрачного камня не поранила нежную плоть.
Ни икон в кутах, ни крестов
Зенон потер руки.
Он спрятался за полатями и просидел час, изнывая от растущего голода. В доме было тихо. Мертвенный огонь потух, и духи покинули черную плиту. Зенон на четвереньках пополз по лестнице. Когти стучали о паркет в такт бормочущему чреву.
Мягкий свет лился из неплотно прикрытых дверей. Детского запаха Зенон не учуял, но все равно заглянул в комнату. Обнаженная женщина стояла у зеркала, расчесывая длинные волосы. Настольная лампа озаряла ее упругие ягодицы и смуглые стройные ноги.
Совершенство женского тела поразило Зенона, а ведь он имел многих девиц. Разве что Марена, богиня мертвых, явившаяся к нему во сне после употребления специального снадобья, могла сравниться красотой с хозяйкой хором.
Зенон смял в пятерне вялый хвостик под своим животом. Когда он съест мальчика, окрепнут не только кости. Он вернется к ворожее, обязательно вернется.
Чем ближе подбирался Зенон к комнате в конце коридора, тем громче ныл его желудок. Аромат вкусного нежного мяса щекотал ноздри, и он позабыл про женщину. Голод затуманивал мозг.
Зенон толкнул дверь детской и вполз внутрь.
Мальчик бодрствовал. Укрывшись с головой одеялом, он читал комикс про человека-паука и подсвечивал себе фонариком. Услышав скрип, он отбросил одеяло. Успел заметить промелькнувшую фигуру, тощую паучью ногу, исчезающую в гардеробе.
Мамочка! заверещал мальчик.
Зенон едва сдерживал злобное шипение. Уткнувшись в сладко пахнущие одежки, он выжидал. Если женщина сунется к нему, он распорет ей глотку когтями, съест ребенка, а потом познает тело женщины, пока оно не остыло. В прошлом ему доставляло удовольствие возлежать с мертвыми селянками.
Что происходит? гневно поинтересовалась мама, вбегая в комнату.
Голлум! Голлум в шкафу!
Ах, Голлум!
Женщина швырнула комикс на пол, за ним фонарик.
Мама целый день горбатится на работе. Получает копейки. Не высыпается. А ты не даешь маме спокойно отдохнуть! Хотя бы час заняться собой! Нет, ты придумываешь голлумов, гремлинов, чертовых гномов, тебе плевать, что мама валится с ног!
Но он был здесь, ма! Гоблин был здесь!
Единственный гоблин твой отец, променявший нас на пойло и дружков. И вот как мы поступим. Я сейчас пойду к себе, заткну в уши наушники, включу музыку для релаксации и буду представлять, что в моей гребаной жизни все хо-ро-шо! И если ты, милый мой, пикнешь, я отправлю тебя к папаше вместе с твоей зверюгой!
Хлопнула дверь. Воцарилась гробовая тишина.
Голод поторапливал Зенона, но он совладал с собой. Страх сделает кровь пьянящей, как мед. Пусть раб боится дольше, пусть он вымокнет в страхе.
Ты здесь? робко спросил мальчик.
«О да, подумал Зенон, кутаясь в детские вещи, я здесь, сокровище».
Ты не причинишь мне вреда?
«Причиню, мысленно ответил Зенон, полосуя когтями футболку, причиню, золотко».
Мальчик заплакал, одинокий, беззащитный.
Зенон отодвинул створки шкафа и опустил ладони на пушистый коврик. Прогнул костистый хребет. Потянул воздух ноздрями: готов ужин, готов!
Медленно он вполз в прямоугольник лунного света и пригвоздил мальчика желтыми зрачками.
Жертва кричала. Жертва звала своего еврейского бога. Ненавистное имя било по ушам.
«Кричи! Зови! Никто не придет!»
Предвкушая пиршество, Зенон истекал слюной. Еще минута, и молитва запенится кровью на устах мальчишки Еще шаг
Дверь спальни распахнулась.
Голодные зрачки метнулись туда, откуда прозвучал глухой рык. Из коридорной темноты вылетел монстр, порождение ада. Одним прыжком это рычащее нечто пересекло комнату. Медвежий капкан челюстей сомкнулся на плече Зенона и оторвал его руку. Обезумевший от ужаса Зенон смотрел на обрубок. Рана сочилась прозрачной слизью.
Нет! Не так! Не для того он столько времени спал в бочке, на дне реки!
Монстр схватил Зенона, как тряпичную куклу и принялся терзать и проглатывать кисель его плоти. Ломать хрупкие кости.
Тщетно взывал Зенон к древним богам.
Последнее, что он увидел, была зловонная пасть чудовища. Хрустнул череп, погасли глаза. Монстр слизал остатки и повернул морду к дрожащему мальчику.
Следующий день был выходным, и женщина проснулась в превосходном настроении, что случалось с ней редко. Во сне она совершала покупки и всячески сорила деньгами. Отличный сон!
Женщина включила ноутбук, проверила электронную почту и сайт знакомств. Насвистывая мелодию из чикагского мюзикла, она вышла в коридор и едва не поскользнулась. Вымытый накануне паркет был заблеван. Лужицы мерзкой жижи вели прямиком к виновнику безобразия.
Молодой человек! завизжала женщина.
Мам? Лицо ее сына осунулось, веки опухли, но она не обратила на это никакого внимания. Тыча пальцем в лужу, она сказала:
Кажется, кто-то вчера переел! Кажется, кто-то решил, что у нас дома свинарник!
Огромный мохнатый сенбернар стыдливо потупился.
Мам, он вчера спас мне жизнь.
Избавь меня от этого бреда, дорогой мой. И впредь смотри, что ест твоя псина. Иначе он переедет к папаше. А сейчас тряпку в зубы и мыть полы. Пора тебе научится ответственности.
Мама крутнулась на пятках и пошла прочь.
Ты как себя чувствуешь? спросил мальчик.
Пес вильнул хвостом.
Надеюсь, что хорошо. Мальчик сбежал по лестнице, остановился внизу и позвал:
За мной, Саваоф!
Сенбернар охотно повиновался.
*
Наконец-то хэппи-энд, сказал Беляк.
Смотря для кого. Сенеб задумчиво поигрывал костяной трубкой. Беляк взглянул на часы. Пора. Бар вот-вот закроется, блондиночка пойдет по извилистым улочкам, в тумане Мало ли какая опасность поджидает ее за углом в этом небезопасном квартале? Маленькие люди столь уязвимы
Спасибо, сказал Беляк. Отличные байки.
Как? Уже уходите? Я полагал, как человек, интересующийся темой
Имею честь. Беляк повернулся к занавешенному дверному проему.
Но вы не слышали всего, искренне удивился Сенеб. Про голодного цверга, пикси, про Красного карлика Детройта про серийного убийцу, калечащего беззащитных маленьких женщин
Беляк замер. Пигмеи и цирковые артисты следили за ним со стен.
О, это славная история. В голосе Сенеба появились насмешливые воркующие нотки. Член маньяка был таким крошечным, что он стыдился женщин обычного роста. Он путешествовал по миру и искал особых жертв. Он забрал три жизни в трех разных странах, остановил три маленьких сердца, а полиция даже не связала убийства воедино. Однако кое-кто искал маньяка
Желудок Беляка буркнул. На лбу выступила испарина. Он медленно оглянулся. Сенеб продолжал как ни в чем не бывало:
Маленькие люди искали его. У маньяка была личина в виртуальном мире, он выдавал себя за карлика и втирался в доверие к другим карликам. На форумах, в закрытых сообществах. Но его вычислили, о да. Сенеб широко улыбнулся, обнажая крепкие зубы. Сладкоежку соблазнили кондитерской, которая оказалась ловушкой. Мы так долго ждали, господин Беляк.
Я не знаю, о чем ты, Гимли, но эта история мне не нравится. Беляк одарил карлика ледяной ухмылкой и сделал шаг вперед.
В ответ Сенеб поднес к губам трубку и дунул. Шип, пробив одежду, впился точно в левый сосок Беляка. Мужчина вскрикнул от боли. Вырвав острое жало, он кинулся к Сенебу, на ходу доставая бритву. Карлик увернулся, вмиг очутился в противоположной части музея. Духовое ружье плюнуло короткой стрелой. Беляк ойкнул, зашатался. Его повело в сторону, к египетской статуе. Бес нахохлился в позе бойца сумо. Он взирал на Беляка сверху, и Беляк казался себе таким маленьким, таким беспомощным
Это ошибка
Несомненно, сказал Сенеб.
Последнее, что увидел Беляк, косые глаза Беса, язык в каменной пасти.
*
Человека обнаружили портовые грузчики: он был втиснут между железными контейнерами. Поначалу грузчики приняли его за чучело или морского криптида, о котором им рассказывали старики. Опомнившись, они вызвали медиков и полицию.
Находка шокировала врачей. Человек был жив, но страшно изувечен. Плоть потемнела от гангрены, он пах как кусок сгнившего мяса; он и являлся куском. Ноги человека были ампутированы по колено, к заштопанным обрубкам пришили разлагающиеся ступни. У него не было рук, но из торса торчали, похожие на двух медуз, кисти. Садисты изъяли его язык и проделали дьявольский трюк с голосовыми связками: подвергнутый лоботомии, он не мог ничем помочь следствию и лишь непрестанно клекотал на манер испуганной птицы. Его раны по возможности залечили, удалили поврежденные ткани, человека отправили в пансионат, где он должен был закончить свои дни.
Так как у человека не было имени, его прозвали Обрубком.
Ночами Обрубку снился повторяющийся кошмар: он полз в жирной грязи, и размалеванные карлики преследовали его, улюлюкая. Он хотел проснуться, но не просыпался. Во сне он не понимал, за что его мучают, что он такого сделал.
Медсестры жалели Обрубка и кормили из ложечки. А молоденькая санитарка, в попытке пролить хоть какой-то свет на судьбу несчастного, придумала сказку, которая позже стала городской легендой.
Еще одной легендой о маленьком племени.
ПроняАвгуста Титова
Вера живет с мужем в глухой полузаброшенной деревне на Псковщине.
Приходит август. Радио еле слышно, голос чей-то глухой, как из задницы, и испуганный. Муж припал ухом к динамику, сдвинул брови и слушает, как рушится Союз. Его голова с бодуна трещит, помехи с болью врезаются в затуманенный разум и очень его злят. Говорить и греметь посудой нельзя. Вера дышит через раз и ходит босиком.
Дочка в соседней комнате начинает пищать. Муж вскакивает, сжав кулаки, табурет из-под него валится на пол. Вера берет ребенка и босиком поторапливается из дома, пока не попала под горячую руку, как накануне.
Сидит под яблоней. Никто их тут не увидит и не услышит до соседей далеко. Что налево в горку, что направо вниз по дороге, через огромную непросыхающую лужу, мимо сгоревшего змеиного дома и дома с соломенной крышей, брошенного гнить. У них дом деревянный, но крыша из шифера, и пол в прошлом году подновили.
Выходит муж. Просит:
Сделай котлет.
Из чего? спрашивает Вера левой половиной рта. Правая припухла. Мяса нет.
Он усмехается. Его рожу тоже перекосило, но Вера не знает, как давно старается лишний раз не поднимать на него глаза.
По сусекам поскреби.
В Невель бы говорит Вера.
Муж хватает ее за шею сзади, держит так долго, что холодеет затылок. Она смотрит на фиолетовые от люпинов холмы вдалеке. Дочка на руках сопит. Клен шумит, уже начал краснеть к осени. С глухим стуком падает за спиной белое наливное яблоко.
Вера идет в дом, укладывает дочку. Помнит, думала, из чего бы навертеть ему котлет. И что он стал гораздо злее в эту неделю, будто советская власть была последней сдерживающей силой. Помнит, потела сильно. Большую часть помнит. Как солнце садилось, как взяла топор. Вышла на задний двор, двумя руками сжала топорище, замахнулась со всей силы и опустила лезвие ему на спину. Муж выгнулся, стал поворачиваться, а она за ним, дергает топор и не может вытащить, хотя вошел неглубоко. Ногой мужу в задницу кое-как уперлась, толкнула вперед вытащила. Ударила снова, в основание шеи. Топор больше не застревал, входил и выходил замечательно. Входит и выходит.