На вершинах знания - Гейман Василий Васильевич

ВегаНА ВЕРШИНАХ ЗНАНИЯ(Оккультный роман)Русский оккультный романт. X

I

Съезд у Репиных нынче начался довольно поздно: несмотря на первый час ночи, к особняку на Морской без конца подъезжали кареты, одиночки, моторы и санки. Скрипели полозья, визжали по мерзлому снегу колеса, поминутно хлопали каретные дверцы. Длинный ряд экипажей вытянулся около обеих панелей. В морозном воздухе стоял смешанный гул окриков, топота конских копыт, гудков автомобилей и особенный шорох, всегда сопутствующий крепкому морозу. А два больших костра, зажженных на улице для озябших кучеров, злились и шипели, и застилали едким дымом своим улицу, сообщая картине своеобразный и фантастический вид.

Старая Репина давала бал по случаю совершеннолетия своей внучки, единственного отпрыска угасавшего рода. Зато этот рано осиротевший отпрыск был в своем роде совершенством. Юная внучка обладала редким изяществом, милой грацией и женственностью и вдобавок была единственной наследницей миллионного состояния бабушки.

Бал был, конечно, блестящ, а радушие и гостеприимство хозяйки давно известно. Поэтому сегодня у нее собрался весь Петербург. А так как Репина слыла женщиной не совсем обыкновенной и чуждой предрассудков,  в ее палатах встретились самые разнообразные элементы.

Здесь были представители всевозможных профессий: ученые, адвокаты, доктора, военные, банкиры, артисты, писатели, одним словом, все так или иначе выдающиеся из общего уровня люди. Серьезный разговор мешался с легкой болтовней, политические темы переплетались с ядовитой критикой новейшего литературного произведения. Увлекательный вальс Падуриано, доносившийся из бальной залы, робко примешивал свою певучую волну к аккордам романса, исполняемого автором в отдаленном салоне. Взрыв хохота прерывал размеренные стихи модного поэта. Обворожительные туалеты дам, сладкий запах духов, блестящие мундиры, черные фраки, остроумная болтовня, дразнящая атмосфера флирта, все это давало настроение. Бал нужно было считать вполне удавшимся.

Настоящее и непринужденное оживление, редкий гость нынешних вечеров, царствовало в нарядном белом зале. Как-то особенно хорошо плясалось под оригинальную музыку румын, бывших нынче в большой моде. Опытный дирижер сплетал и расплетал пеструю гирлянду танцующих, искусной рукой запутывая в замысловатые фигуры живой клубок. Молодежь хохотала и веселилась до упаду, как никогда.

Но больше всех веселилась Тата. Разрумяненная и радостная, всяоживление и порыв, она была живым олицетворением цветущей молодости. Счастливый смех дрожал на пальетках ее платья, искрился в лучистых глазах, таился в пышной прическе, невидимкой летал с надушенного веера. Сколько верст сделали сегодня ее изящные ножки, не справляясь об усталости своей госпожи? Но Тата переходила с рук на руки и без усталости делала бесконечные туры по залу: она была царицей бала по праву своей молодости и красоты.

Старая хозяйка сидела в желтой гостиной, окруженная группой гостей, и разговаривала со своей старинной пансионской подругой Фанни Эргельской, про которую говорили, что она всегда всех и все знает.

 Какой прекрасный съезд сегодня,  сказала Эргельская.  Множество народа, и очень интересного. Твою внучку можно поздравить, ma chérie! Ведь это все для нее. Я сейчас была в пале: Тата порхает и кружит головы. Немножко рано А впрочем, оно, пожалуй, хорошо: раньше перебесится.

 Я еще ожидаю кое-кого. Держу пари, что ты сейчас изумишься доктора Ибн Фадлана. Восточный мудрец, философ и целитель, как говорят очень многие.

 Ибн Фадлан? Это еще что такое? Я про такого не слыхала.

 Я говорила, что ты будешь удивлена. Сегодня он у меня в первый раз. Мы на днях познакомились у Ивановых. Очень интересный мужчина и притом выдающийся ученый, несмотря на свою молодость. Он приехал несколько дней тому назад. Ивановы, оказывается, знали его еще на Востоке. Я тебя удивлю больше: я ожидаю, кроме Фадлана, княгиню Джординеско, тоже очень интересную валашку Ну должна тебе сказать, что я лично совершенно ее не знаю!

Эргельская удивленно передернула плечами.

 Как так? Каким образом попала к тебе на бал незнакомая особа? Модное течение? По теперешним временам княжеский титул не совсем достаточная гарантия Et bien, немножко социализма?

Графиня улыбнулась.

 Неделю тому назад я получила письмо от моей племянницы Адды Непатенской

 Ее муж при посольстве в Бухаресте?

 Именно. Племянница просила принять участие в княгине Джординеско, ее большой подруге. Молодая женщина, оказывается, приехала в Петербург, никого не знает и, разумеется, скучает; вдова, молода, красива, одинока, богата, чего еще? Путешествует, чтобы рассеяться и забыть мужа, умершего два года тому назад. Подруга Адды, ты понимаешь? Письмо Адды такое сердечное и теплое Я послала ей приглашение, не ожидая визита: иногда можно пренебречь официальностями.

 Может быть, еще кто-нибудь из новых? Моя слава живого справочника, кажется, начинает колебаться.

 Можешь успокоиться: кроме экзотического доктора и Джординеско незнакомых. А знакомые не все в сборе: я не вижу здесь Хелмицких. Признаться, меня это нисколько не удивляет: они совсем одичали. Молодая Хелмицкая, то есть не Хелмицкая, а Варенгаузен, все еще без ума от своего мужа; впрочем, это у них взаимно Влюблены друг в друга, как индюки,  образцовое супружество!

 Какая скука!.. Кажется, ты их сосватала?

 Да, я горжусь этим. У меня счастливая рука: их медовый месяц продолжается вот уже второй год.

 Немного долго, nest ce pas?

 Ах, друг мой, для любви нет времени. Они совсем меня забыли, старуху, да и вообще нигде не показываются, настолько заняты друг другом. Но Хелмицкая обещалась все-таки притащить их сегодня ко мне, чему я ни на минуточку не поверила.

 Не пройти ли нам в зал посмотреть, как бесится молодежь?

 Пойдемте, это заражает и молодит.

Репина поднялась с кушетки и, окруженная собеседницами, вышла из салона.

В зале царило полное оживление, уже начинался бесконечный котильон. Посреди сверкающего круга молодых оживленных лиц, обнаженных плеч, легкого газа, кружев и лент, в тучах конфетти и серпантина стояла золоченая колесница с цветами. Оттуда сыпались на танцующих лилии, розы, ландыши и фиалки: бабушка не пожалела своих оранжерей для любимой внучки. Маленькие ножки легко и грациозно скользили по паркету зала, отражавшему в себе тысячи огней. И сами стены старинного дома, казалось, принимали участие в общем веселье.

В одном из углов, около большого зеркала, велась не совсем обычная беседа, нисколько не гармонировавшая с общей обстановкой. Здесь, облокотясь на стул, стоял пожилой человек со строгим и умным лицом, окаймленным длинной седой бородой. С первого взгляда в нем можно было узнать ученого; впечатление дополнялось целой копной седых волос, нависшей над высоким лбом. Это был известный психиатр и ученый, профессор Моравский. Вокруг него образовался довольно большой кружок, исключительно мужской, со вниманием слушавший его слова. Профессор только что кончил блестящее заключение на тему об оккультизме, и молчание длилось уже несколько минут.

 А магия, профессор?  возобновил беседу один из слушателей, сравнительно молодой человек в черепаховом pince-nez и с английским пробором на затылке.

 Это вас смущает,  пожал плечами профессор.  Это и меня смущает. Это ниспровергает все, что знает наша официальная наука. Но по-моему, магияне мечта и не фантазия расстроенного мозга. Магия существует. Умейте только отрешиться на минуту от положений, усвоенных наукой нашего момента существования. Мы исходим опытным путем из окружающего и переносим добытые таким путем знания в себя самих. Но люди прошлых времен,  вы понимаете, о чем я говорю?  люди прежних времен исходили из иных положений, черпая их в себе самих. Не мир влиял на них, а они влияли на мир, по крайней мере, они так думали и так верили. А между тем, и теперь существуют факты, перед которыми положительно становишься в тупик. Они объясняли подобные факты очень хорошо Одним словом, я утверждаю, что магия существует.

 Научно говоря?

 Да, с точки зрения чистой науки.

 Ну, знаете, профессор при всем моем уважении к вам, я не могу согласиться с вами. Откровенно сказать, мы все так привыкли считать оккультные знания шарлатанством! Вы говоритефакты. Имеете ли вы, профессор, знаете ли вы какие-нибудь факты?

 Факты? Наука всегда имела и теперь имеет факты, подтверждающие мое мнение, но только официальные ученые не хотят их видеть. Боже мой! Не так давно мы отвергали животный магнетизм. Шарлатанство, да? А теперь? Ну вот, этот магнетизм не что иное, в сущности, как одна из ветвей старой магии египетских и индийских святилищ, с той только разницей, что официальная наука наклеила ей ярлык гипнотизма. А внушение? А более чем странные феномены спиритизма, которые можно толковать и так, и этак, но которые нельзя отрицать?.. Это не магия? А психометрия?.. А телепатия? Вы требуете фактов, но ведь факты вам бросаются в глаза, они повсюду, и только слепые их не видят.

 Вы ниспровергаете науку!

 Нет, не науку, а то, что носит горделивое название нынешней науки. Осмеливаетесь ли вы утверждать, что знаете все чудеса природы, все силы вселенной? Нет? Тогда в чем же дело? Я помню, когда я читал лекции в академии, в числе моих слушателей был один арабский юноша, изучавший под моим руководством медицину. Не умею вам сказать, как он попал в Петербург, но он был одним из любимых моих учеников. Теперь он, наверное, где-нибудь в Индии. Он мне рассказывал такие странные вещи про своих суффи, факиров, ассасунов, что я много раз сомневался в его правдивости и удивлялся богатству восточного воображения. Но на все мои возражения он отвечал весьма резонно приблизительно так. Ваши знания, говорил он, пошли очень далеко, но только теоретически, так сказатьлабораторно, потому что у вас были средства, которых нам недоставало. Но зато мы, на Востоке, прямые наследники старинных знаний науки Индии и Египта, того, что вы называете знаниями оккультными, потому что они от вас были всегда скрыты. Мы изучаем науку обладания силами, о существовании которых вы не подозреваете. И действительно, я много раз присутствовал у него на таких опытах, пред которыми становилась в тупик вся моя ученость; это были какие-то психические и физические феномены. Этот человек изучал нашу западную науку только для того, чтобы подготовиться к чему-то вроде высшего посвящения, о котором он говорил нехотя и туманно и которое, по его словам, должно было открыть ему таинственное знание, сберегаемое где-то в глубинах Индии.

 Где же он теперь?

 Я совершенно потерял его из виду. Он кончил курс и уехал. Его имя Такое странное имя Да, вот, вспомнил: Ибн Ибн Фадлан.

Кружок слушателей расступился: к профессору приближалась Репина со свитой своих собеседниц по салону. Рядом с ней шел человек высокого роста, очень элегантный, еще не старый и, во всяком случае, очень хорошо сохранившийся. Темный цвет лица и черные глаза с металлическим блеском выдавали его восточное происхождение. Длинная борода, подстриженная по-ассирийски, придавала ему вид какой-то мистичности и делала еще более необычным его оригинальное лицо. Ему могло быть от тридцати до сорока лет. Впечатление он производил скорее симпатичное; его взгляд как бы притягивал, но принуждал сейчас же опускать глаза. В нем чувствовалась громадная сила, сдерживаемая безграничной добротой.

 Профессор,  сказала Репина,  вы и здесь собрали аудиторию! Вот вам еще один ученый, который не будет лишним среди ваших слушателей. Профессор Моравский, известнейший наш психиатр доктор Ибн Фадлан

 Вы?.. Здесь?  изумился профессор.  Я знаю Мы знакомы.

Фадлан ничем не выразил своего удивления, только слегка поднял брови и взгляд его блеснул сквозь полуопущенные веки.

 Дорогой учитель,  сказал он,  я никак не ожидал, что буду иметь честь встретиться с вами до моего визита к вам.

 Так вы друг друга знаете?  изумилась Репина в свою очередь.  Вот уж воистину, гора с горой не сталкивается.

 Но человек с человеком сходится,  докончил Моравский.  И тем страннее эта встреча, что как раз мы сейчас говорили о моем давно покинувшем меня ученике и друге.

Хозяйка отправилась дальше, присоединив к своему кружку большинство слушателей профессора. Моравский воспользовался этим, чтобы, взяв Фадлана под руку, увести его в один из салонов. Это был интимный уголок, весь потонувший в пальмах и цветах. Голубой свет маленького цветного фонарика, увитого плющом и орхидеями, погружал всю комнату в какое-то туманное облачко, скрадывавшее очертания предметов. Здесь никого не было и потому представлялась полная возможность поговорить, что называется, по душе.

Профессор опустился на мягкую козетку, усадив Фадлана рядом с собой.

 Как же это так случилось, дорогой коллега, что вы здесь, в Петербурге? Мне помнится, вы уехали в Индию

Фадлан не без грусти покачал головой.

 Десять лет непрестанного труда,  сказал он.  Меня обожгло солнце Индии Кое-какие причины заставили меня вернуться сюда.

Профессор расхохотался.

 Просто-напросто вам надоела ваша Индия, хотя и полная всевозможными чудесами, а?

 Нет, совсем не то,  прервал с усилием Фадлан.

Наступило молчание. Фадлан поник головой и нахмурился. Но профессор смотрел на него с такой любовью и таким участием, что душа доктора размягчилась и он прибавил, как бы говоря сам с собою:

 Я никому не говорил, что жизнь моя разбита. Но вы, дорогой учитель я не хочу скрывать от вас что-либо. Несколько лет тому назад я был далеко на Востоке. Я имел несчастье полюбить ребенка. Высокое положение семьи, дикие понятия о неравенстве положений Ну, меня оттолкнули. Тогда я уехал, был в Индии и со смертью в душе изучал любимую свою науку, стараясь забыться. Мои изыскания привели меня теперь сюда

Он остановился, не желая продолжать дальше. Профессор понял, что тяжелая тайна душит Фадлана. Он положил ему руку на плечо и сказал задушевным тоном:

 Простите меня: я не знал, что неосторожно разбудил ваши тяжелые воспоминания.

Фадлан схватил руку Моравского и, крепко пожав ее, проговорил дрожащим голосом:

 Вам, дорогой учитель, вам, моему другу, я могу сказать многое, что не могу сказать другим!

Воцарилось молчание; Моравский первым прервал его, желая дать другое направление разговору:

 Вы думаете здесь заняться практикой?

 Как вам сказать? Не рассчитываю. Я достаточно богат, чтобы не думать о доходах. Я буду изучать дальше. И потом изучение даст мне забвение.

Моравский задумался. Затем вдруг неожиданно и резко спросил:

 Вы все еще продолжаете работать в прежнем направлении?

Фадлан пристально посмотрел на профессора и спросил в свою очередь:

 В каком?

 Вы прекрасно знаете Я говорю о том времени, когда был свидетелем некоторых ваших опытов в сфере, как вы говорили, потусторонней науки.

 Нужно все изучать

 И что же? Вы добились результата?

 Да я почти восстановил забытое.

Любопытство Моравского было тягостным для Фадлана и вынудило его снова переменить тему разговора.

 Как случилось, дорогой профессор,  сказал он,  что вы как раз говорили обо мне, когда мы с милой хозяйкой подошли к вашему кружку? Разве кто-нибудь меня тут знает?