Частный детектив in spe договорился по телефону о визите и появился там в первое воскресенье мая, ровно в десять утра.
Инженер Байдик провел последние пятнадцать лет на месторождениях нефти в Техасе, и в течение этого времени ему пришлось иметь дела с разными причудливыми людьми: искателями сокровищ и золота, наемными убийцами, индейскими вождями и неграми, которые играли на различных музыкальных инструментах, поэтому лицо Попельского со сломанным носом, покрытое желтоватыми и темными синяками, затененное полями большой шляпы и украшенное черными очками, не произвело на него никакого впечатления. Инженер, который много времени проработал на строительстве нефтепроводов, одевался небрежно, и понятие элегантности явно было ему чуждо, поэтому он даже не заметил, что костюм его гостя выглядит, словно тот только что вышел от портного.
Сидя у него в кабинете, Попельский вспоминал информацию из медицинского рапорта о вскрытии тела Любы Байдиковой и пришел к выводу, что небрежная одежда и заброшенный дом, по-видимому, являются характерной родовой чертой, несмотря на то что мать и сына разделяла финансовая пропасть. Новенький «Ситроен», стоявший возле дома, покрывал птичий помет. Вилла, живописно расположенная между старыми деревьями и цветущими кустами, внутри была душной и грязной. Здесь явно не было прислуги, потому что везде высились груды старой обуви, одежды и посуды. Попельский справедливо предположил, что этот дом, где в одиночестве жил вдовец, оживает лишь ночью, когда слышен писк крыс, а вместо ковров полы выстилают стаи тараканов. На пане был запятнанный халат, брюки с потрепанными штанинами, откуда торчали нитки, и ботинки, которые давно отчаянно требовали гуталина. На письменном столе громоздились чертежи и математические вычисления.
Из-за перелома носа Попельскому приходилось дышать ртом, и это показалось ему не самым худшим выходом, потому что таким образом он не чувствовал вони давно непроветриваемого помещения. Он как раз закончил рекламировать собственную, только что зарегистрированную детективную канцелярию, уверяя Байдика, что у него остались друзья в полиции, которые могут помочь в получении различной информации, а потом положил перед хозяином свежеотпечатанную визитку с надписью «Э. Попельский, частные расследования». Инженер задумчиво перебирал в пальцах толстую веревку, которая лежала на краю стола. Молча смотрел на своего посетителя, продолжая завязывать сложные морские узлы.
Итак, вы ознакомились с рапортами и хорошо ориентируетесь в деле Буду с вами откровенным, пан Попельский, буркнул наконец инженер, и его собеседник невольно отпрянул, потому что указательный палец Байдика оказался у заросшей волосами ноздри. Вы не вызываете доверия своим видом. Досталось недавно по башке, эге ж?
Такое в моей работе иногда случается, сказал новоиспеченный детектив, не моргнув глазом. Вам интересно, как выглядят башки моих нападающих?
Я вас найму, едва улыбнулся Байдик. А знаете, почему? Вовсе не потому, что верю, будто вы способны нокаутировать, как настоящий боксер.
Что же, я охотно узнаю, Попельский заметил, как инженер одной ногой стаскивает ботинок с другой, а потом шевелит большим пальцем, что выглядывает сквозь дырку в носке.
Потому что в Америке я кое-чему научился Тот, кто работает самостоятельно, может быть в сто раз лучше, чем фирма, где он до сих пор работал, потому что его задачасоздать конкуренцию То есть вы как частный детектив можете быть лучше, чем полиция, Байдик подвинул по столешнице пять банкнот по сто злотых, а потом постучал по ним пальцем.
Да, Попельский брезгливо спрятал сверток в карман, вспомнив, где только что был этот палец, но сперва мне нужно кое-что узнать. Должен вас расспросить о личных делах. Потому что все это может быть важным для следствия.
Это я хотел вам кое-что рассказать, Байдик закурил сигару. Но не спешите Сначала спрашивайте! Но только о том, чего вы не узнали из материалов дела, потому что у меня нет времени. Сейчас по радио будет концерт на заказ, а я люблю хорошие песни
Как часто вы виделись с матерью?
Четыре раза в год. Каждые три месяца я платил ей тысячу злотых, чтобы ей не приходилось заниматься этой своей хиромантией, но она все равно продолжала это делать.
Она приходила к вам за деньгами?
Боже упаси, еще не хватало, чтобы она мне дом завоняла! Я сам ездил к ней на Церковную и лично вручал ей деньги. Кроме того, она почти не выходила из дома. Потому что была слишком толстая и больная.
Попельский оглядывался по кабинету и еле удержался, чтобы не прокомментировать слова о грязь матери. Инженер Байдик, казалось, потерял терпение, потому снял под столом второй ботинок и начал нервно топать ногами по полу, поднимая легкие облачка пыли.
Пан, задиристо отозвался он, я еще пожалею, что вас нанял. Вы спрашиваете то же самое, что и фараоны. Может, поинтересуетесь, где она прятала деньги и были ли у нее враги! Слушайте, об этом уже спрашивали, а у меня нет времени на такие разговоры! Не заставляйте меня пожалеть о потраченных деньгах, пан!
Это уже было слишком. Попельский поднялся, оперся кулаками на стол и взглянул Байдику прямо в глаза. Увидел налитые кровью белки, плохо выбритые щеки и пучки седых волос, торчащие из ушных раковин. Это было поистине неслыханное нахальство.
Ты, толстяк, надень туфли, прошипел он, потому что твои ноги воняют! Ну что, оригинально? Другие полицейские тоже такое говорили?
Вытащил деньги и бросил их на стол. Потом отвернулся и пошел к выходу. Нажал на защелку.
Мои ноги могут вонять, услышал он и отдернул руку от липкой защелки. Зато деньги не воняют. Хочешь заработать больше? Тогда послушай, что я не рассказал полиции! Нет? Убирайся прочь!
Детектив мысленно увидел улыбающееся лицо Леокадии, которой он вручает букет роз и деньги на уплату долгов и на прожитье. Представил Риту, которая с аппетитом уплетает марципаны у Залевского, а потом Вильгельма Зарембу, что удивленно принимает от него свою ссуду, сто злотых, которые он, Попельский, потратил на новую одежду. Потом для разнообразия представил, как он в очередной раз пересчитывает мелочь в кафе, прежде чем заказать чай, смиренно извиняется перед учениками за временный перерыв в занятиях и продолжает вдалбливать в их тупые головы математику и латынь.
Карты здесь раздаю я, Байдик оперся локтями на письменный стол, а его тяжелый взгляд уперся в лицо Попельского невыносимым бременем. Я вас нанял, я здесь шеф, я руковожу всем этим делом. Я начальник частного следственного отдела. Вы делаете все, что я вам прикажу, потом выбрасываете это из своей башки, а деньги, которые вы презираете, возвращаются к вам в десятикратном размере. Пять тысяч, Попельский! Столько, сколько стоит новенький «Ситроен», столько, сколько получает в месяц генерал Рыдз-Смиглий. Хочешь стать хоть на месяц генералом, Попельский?
У нас с ним похожие прически и одинаковые имена, ответил детектив, не сдвинувшись с места.
Моя мать согласилась бы вскарабкаться на это чертов чердак ради одного-единственного человека, Байдик тщательно потушил сигару в пепельнице, высыпая на стол несколько окурков и кучку пепла. Ради него старуха залезла бы под землю и переплыла реку Полтву. Это какой-то убогий математик. Она говорила про него «мой бедолага». Когда-то моя мать пришла к нему, чтобы заказать ему формулу, которая бы облегчила ей поиски параметров для гороскопа, а он вместо вознаграждения вытаскивал у нее информацию про ее клиентов. Мать рассказывала ему о них абсолютно все. На основании гороскопов, которые она ему поставляла, этот мужчина математически описывал их жизнь. Мне о нем известно лишь то, что живет он на Задвужанской.
Попельский оцепенел, а потом дрожащими руками закурил сигарету. Задвужанская. Улица преступлений, улица измены. Улица убитой рыжеволосой и улица вероломной Ренаты. Улица любовника, что любит таких чудовищ, как Люба Байдикова. Эдвард машинально выдохнул дым сквозь ноздри сломанного носа и тихо ахнул от боли.
Почему ваша мать ради него была готова на все? спросил детектив.
Почему Потому что он был ее дупцинґером, понятно?
Кем? Попельский не верил собственным ушам.
Любасом, засопел Байдик. Тем, кто регулярно скользил по ее говнам. Мне это известно не от нее, а от ее соседей. Старуха мне бы точно этого не сказала или что-то бы придумала. Врала, как по нотам
И поэтому вы не рассказали об этом полиции? Попельский вздрогнул, услышав эти ужасные слова. Потому что вам стыдно? И из-за этого вы наняли частного детектива, чье молчание можно купить? Я правильно вас понял?
Нет, Байдик встал из-за стола. Не поэтому. Полиция пошла бы по моим указаниям, схватила этого мужчину и посадила его в «Бригидки». Вот что было бы. А ты приведешь его мне. Темной ночью привезешь в мой сад. Я с ним поговорю, а потом отдам его тебе. Живого, но немного измученного. Не бойся, я его не убью. Просто поговорю. Спрошу, что такого плохого сделала ему моя старуха, что он ее укокошил. Вот почему я ничего не рассказал полиции. Что ты на это скажешь?
Попельский подошел к столу. Среди листов, исписанных математическими расчетами, лежали пятьсот злотых. Детектив протянул к ним руку.
С каких это пор, пан инженер, обращаются на «ты» к генералу войска Польского?
III
Попельский вышел из виллы Байдика и какое-то мгновение оглядывался по улице. Он давно не бывал в этих окрестностях, и прошло немного времени, прежде чем Эдвард вспомнил о существовании прохода между заборами усадеб. Несколько минут он быстро шел напрямик, а потом добрался до женской школы на углу Яблоновских и Валашской, откуда до трамвайной остановки было два шага. Сразу углядел трамвай номер 11, который отъезжал от Стрыйского парка и, опрометчиво забыв про болезненный нос, наддал ходу. Вскочил в вагон, тяжело отдуваясь.
Но он не проникался ни носом, ни тем, что пот прилепил его повязку к спине. Не обращал внимания на выкрики детей в форме ближайшего воспитательного заведения, которые заполнили вагон, ибо в сопровождении двух учителей ехали, видимо, на вокзал, а оттуда на воскресную маевку. Попельский думал только о математике, который жил на Задвужанской. Эта улица была одной из самых длинных в городе и насчитывала примерно по сто номеров с каждой стороны. Предположение, что он живет неподалеку от места, где нашли тело рыжеволосой, было мало вероятным, поскольку убийца продемонстрировал незаурядную смекалку, сопровождая свой поступок еврейской надписью. Кроме того, возникали и другие препятствия. Человек, которого искалеченная называла «бедолагой», мог быть чьим-то жильцом, а тот, кто сдавал ему квартиру, не зарегистрировал его, чтобы не платить налога. К тому же, в регистрационных книгах указывают исполняемую профессию, а не образование, а любовник Любы Байдиковой отнюдь не должен был работать математиком. Он мог быть коммивояжером, который ради развлечения время от времени освежает в памяти тригонометрические уравнения. В конце концов, его можно было бы разыскать с помощью ищеек Зарембы, но тогда пришлось бы рассказать другу про новый след в деле. А этого Попельский хотел избежать, поскольку распространение полученной информации означало, что полиция перехватит расследование, а Эдвард сам лишит себя «генеральского» вознаграждения. А просить Зарембу никому об этом не рассказывать было опасно для самого Вильгельма и могло означать конец его полицейской карьеры в случае, если бы кто-то из информаторов оказался непорядочным и донес Коцовскому. Кроме этого, Попельский чувствовал, что, платя огромную сумму за розыск материного любовника, Байдик имеет относительно того какие-то подлые намерения, возможно, он захочет отомстить математику, убить и закопать в саду? Тогда задание Попельского стало бы опасным для него самого, ибо означало бы соучастие в убийстве. Все это выглядело плохо. Ему позарез нужен был помощник!
Он тяжело вздохнул и решил обдумать патовую ситуацию завтра. А сейчас хотелось насладиться хорошим заработком.
Попельский вышел возле электростанции и направился домой. По дороге с ностальгией взглянул на окна своего бывшего кабинета в доме Воеводской комендатуры на углу Леона Сапеги, а потом быстро сбежал вдоль парка, окружавшего цитадель, в сторону почты. В цветочном магазине «Флора» купил букет красных роз для Леокадии, в кондитерской на Сикстускойшоколад с орехами для Риты и леденцы для служанки Ганны.
Через пять минут он уже одаривал своих дам. Сдержанная Леокадия приняла цветы и конверт с деньгами с ласковой улыбкой и олимпийским спокойствием, зато Рита, увидев шоколад, подпрыгивала и орала, как маленькая дикарка. Попельский сменил пиджак на домашнюю вишневую куртку, удобно уселся в затемненной гостиной возле больших часов, закурил сигарету и смотрел, как кузина ставит цветы в хрустальную вазу, которую еще несколько минут назад собиралась отнести в ломбард. Подбежала дочь и подставила вымазанные шоколадом губки. «Suum cuique, подумал он, каждому даю свое, то, что ему действительно принадлежит: Леокадииуважение и привязанность, Ритеотцовскую любовь».
Он был уставший, сонный и удовлетворенный. Закрыл глаза. С балкона, из-за плотной портьеры, долетало легкое дуновение. Слышалось шуршание картэто Леокадия раскладывала пасьянс, шуршание карандаша на листе бристоляэто Рита рисовала дома, дворцы, горы и реки. Все сидели в одной комнате. Всем было хорошо. Все получили то, чего желали.
Из состояния полудремы его вырвал телефонный звонок. Попельский вопросительно взглянул на служанку Ганну, которая стояла в дверях гостиной с трубкой в руке.
Так я пойду до Гершоса за телятиной на шницели, отозвалась Ганна, положила трубку на столик и вышла из квартиры.
Попельский подбежал к телефону, чуть раздраженный на служанку, которая не сказала ему, кто звонит, а ко всему еще и подвергает его насмешке, рассказывая при посторонних про домашние дела.
Ага, вот ты где, Эдзё, послышался веселый голос Зарембы. Разве же хорошо в воскресенье ходить к жидовскому потрошителю? Разве не знаешь прибаутки «свой к своему»?
Дай покой, Вилек, Попельский усмехнулся. «Свой к своему» будет сегодня вечером. Я хочу вернуть тебе одолженную сотню. Может, сегодня в «Лувре»? Я давно там не был.
А-а-а, видишь, голос Зарембы поважнел. Я именно об этом деле То есть не из-за сотни, а насчет встречи. Потому что я звоню по поручению Коцовского. Получили перевод новой еврейской надписи. Она какая-то странная, и там прямо говорится об убийстве
В девять в «Лувре»?
Конечно!
Попельский вернулся в комнату и снова сел в кресло. И вдруг почувствовал, что за время его отсутствия настроение в гостиной изменился. Правда, Леокадия продолжала раскладывать пасьянс, но делала это как-то демонстративно, а Рита отчаянно раскрашивала бумагу. «Неужели поссорились?»подумал он немного раздраженно.
И как же ты помчался к телефону! отозвалась по-немецки Леокадия. Тут разочарование, горькое разочарование, не так ли, Эдвард?
Не понимаю, о чем ты.
Ну ведь это же была не она, кузина даже не взглянула на него. Это пан Заремба, а не твоя сладкая жидовочка
Рита когда-то уже слышала из тетиных уст это немецкое слово, поэтому знала, о ком идет речь. Сжала губки и пристально взглянула на отца. Обе женщины его жизни ненавидели ту, которая даже не успела в ней появиться. Возможно, она и хотела присмотреться к ней, как знать, или не искала там места для себя! А он набросился на нее, как на дешевую шлёндру! Нагло засовывал лапы под ее платье! Коснувшись голого тела над чулком, дрожал, распаленный желанием! Стремился отплатить ей за то, что видела его унижение Бекерским! Овладеть ею силой, изнасиловать, выдирать волосы, когда она будет стоять на коленях перед ним! Вот о чем он мечтал. А взаменжгучая пощечина и жгучий стыд. Получил, что ему принадлежало, справедливый урок пренебрежения, но она не дождалась никаких извинений, ни словца. «Suum cuique», думал старый, побитый сатир.
Не продолжая дискуссии с Леокадией, Попельский раздавил окурок и вышел в прихожую. Старательно закрыл дверь в гостиную и сел у аппарата. Взял телефонный справочник, отыскал в нем то, что было нужно, и набрал номер. Был напряженный, хотя знал, что все равно не услышит в трубке Ренатиного голоса.
Стратин, имение графа Юзефа Бекерского, раздалось оттуда.